Межличностные отношения: от общения к взаимодействию

G1

И секс

Прикосновения, аффекты, любовь

К. Копак

Врезка

Сравнивая США и Бразилию, а в принципе и любую другую латиноамериканскую страну, мы обнаруживаем разительные культурные контра­сты в области физических контактов и проявле­ния чувств.

«Не дотрагивайтесь до меня!», «Уберите свои руки!» — таковы естественные проявления стан­дартов американской культуры, но не бразильс­кой. Американцы не любят, чтобы их касались. Культуры во всем мире сильно различаются в вопросе о границах персонального простран­ства. Когда американцы гуляют, разговаривают или танцуют, они сохраняют определенную дис­танцию между собой. Это и есть их персональ­ное пространство.

Бразильцы, соблюдающие меньшую дистанцию, интерпретировали бы обычаи американцев как проявление холодности. Когда бразильцы вступа­ют в беседу, они делают шаг вперед, а американ­цы, наоборот, отступают. Подобные телодвиже-

ния вовсе не выдают у бразильцев или американ­цев сознательное намерение установить более дружественные или менее дружественные отно­шения с собеседником. Каждый выполняет пред­писанную ему собственной культурой программу поведения.

Наиболее разительные культурные различия между двумя народами обнаруживаются в обла­сти прикосновений, поцелуев и объятий. Представители среднего класса в Бразилии при­учают своих детей, будь то мальчик или девоч­ка, целоваться со всеми родственниками. По­скольку в этой стране распространены большие семьи, то целоваться приходится с сотнями лю­дей. Женщины целуются всю жизнь. Они целу­ют родственников, мужчин и женщин, друзей, родственников друзей, а если сочтут нужным, то и других людей. Кроме того, мужчины привет­ствуют друг друга крепким рукопожатием и сни­манием головного убора. Чем ближе отношения между людьми, тем горячее приветствия. Проведя долгое время в Бразилии и вернувшись в США, я нашел приветствия американцев хо-

арабов. Арабы, когда разговаривают, принюхиваются, находя для себя при­ятным и желательным переживание запаха тела другого человека. Следова­тельно, они ведут беседу на более коротком расстоянии, чем американцы. В то же время немцы испытывают острую потребность в частном простран­стве, огораживая его стенами и дверями. В терминах территории и собствен­ного пространства у арабов нет понятия границ. В США «собственность» на какую-то общественную территорию (место на публике, например) опре­делятся отчасти тем, кто первым его займет.

Для арабов собственность на пространство определяется тем, кто первым начал двигаться по направлению к незанятому месту независимо от того, кто первым достиг его. Для араба не существует такой вещи, как вторжение в общественное место без приглашения. Общественное означает обществен­ное. Например, если А стоит на углу улицы, а В претендует на его место, то В ничуть не нарушит общепринятые нормы, если создаст такие неудобства для А, которые вынудят его покинуть свое место.

Известно, что в Германии двери в учреждениях всегда плотно закрыты, чтобы разъединить людей и создать ощущение приватного пространства. Немцы полагают, что, отгородившись от посторонних шумов, хождений и разговоров, персонал лучше трудится. Напротив, в США двери кабинетов обычно открыты. Американцы, которые работали в Германии, часто жало­вались, что закрытые двери вызывают у них чувство отчуждения, заставля­ют думать о том, что окружающие более неприветливы, чем они есть на самом деле. Очевидно, что один и тот же факт — закрытая дверь — имеет в разных культурах разный смысл, и потому он должен оцениваться исходя из данного культурного контекста

Наше личное пространство расширяется и сокращается в зависимости от ситуации. Часто мы рассматриваем близость стоящих рядом людей как по-

лодными и безличными. Многие бразильцы раз­деляют мое мнение. Также думают и американ­цы итальянского происхождения. Многие амери­канцы боятся физических контактов, стесняют­ся проявлять чувство любви или сексуальные устремления. Согласно авторитетному мнению клинического психолога Дэвида Климека, напи-

савшего книгу об интимных и брачных отноше­ниях американцев, «в американском обществе, если мы выйдем за рамки простых физических телодвижений, сексуальное поведение людей не очень-то изощренное». У американцев эмо-

ции и любовь замкнуты семейной сферой, кото­рая выступает и сферой сексуальных отноше­ний. Когда жена просит мужа «быть поласко­вее», она думает или муж думает, что его жена так думает, «быть посексуальнее». Если послу­шать общественные дискуссии и посмотреть то, что пишут газеты, то окажется, что в американ­ской культуре любовь и секс означают одно и то же.

Тем не менее в удачном браке секс и любовь раз­водятся. Это демонстрируют бразильцы. Они по­стоянно целуются, обнимаются и прикасаются друг к другу. Однако проявления чувств и прояв­ление сексуальных наклонностей в бразильской культуре означают не одно и то же. Физическая демонстрация теплых чувств укрепляет род­ственные связи и не подразумевает сексуальных наклонностей.

Kottak Conrad Philip. Anthropology: The Exploration of Human Diversity. N.Y: McGraw-Hill, Inc. 1994. P. 40-41.

казатель степени доверительности их отношений. Деловая беседа происх дит на одном расстоянии, дружеская беседа — на другом, разговор любящи" друг друга людей — на третьем. Мы приходим к выводу о статусе люде¹-* анализируя сохраняемую дистанцию. Кто-то считает дистанцию, котопу ' преподаватель выдерживает по отношению к студентам, подтверждение¹⁰ статуса и властной дистанции. Учитель отгораживается от студентов доской помещенной на возвышенность. Тем не менее сегодня мы замечаем чт традиционно четкое статусное пространство между учителем и учеником сокращается.

У каждого народа есть некоторое установленное традициями растояние для общения

Временные конвенции. Существование конвенций или правил, регулиру­ющих временной аспект поведения людей, мы легко обнаруживаем, когда пытаемся пожать руку другого человека не через 5, как это принято, а, ска­жем, через 50 секунд. Мы сразу почувствуем неловкость и нарушение при­вычных культурных норм.

Временные конвенции широко ранжируются. К примеру, студенты, вхо­дящие в учреждение, начинают обычно с фразы: «Я знаю, вы очень заняты, но...» Очевидно, что секунды, минуты и часы — не просто количественные меры времени, имеющие постоянное значение, но подразумевающие раз­личные символические ценности в различных контекстах, разных обстоя­тельствах и перед лицом различных аудиторий.

Барри Шварц (1975) проанализировал сущность, значение и использо­вание времени. Все мы оказывались в ситуации, когда приходилось ожидать в приемной чиновника. Для него мы не имеем ценности. Но благодаря сво­ему служебному положению чиновник контролирует доступ к ресурсам, которые ценны для нас. Например, нам нужны водительские права, кото­рые выдает нам низший чин в иерархии.

Другие заставляют нас ожидать потому, что высоко ценят те услуги или знания, которые собираются нам предложить. Так, доктор вынуждает ждать очереди своих пациентов. В целом чем больше власти и важности у челове­ка, тем с большей силой он регулирует доступ к себе.

Мы составляем план распределения своего времени. Пунктуальность — взаимные ожидания во многих социальных кругах, предполагающие, что

гости не должны опаздывать и при­быть от 8.30 до 9.00 на вечеринку. В не­которых странах пунктуальность це­нится не очень высоко. В Латинской Америке люди могут опаздывать на встречу на час, даже не давая объясне­ний. Без общения с себе подобными невозможны ни общество, ни культура. Информационная изоляция от культуры наносит непоправимый ущерб человеческому существу, особенно на ранней стадии социализации.

Взаимодействие вырастает из общения и предполагает два процесса об­мена:

• информацией;

• действиями.

Беседу двух человек в каком-то смысле можно считать взаимодействи­ем. На самом деле это всего лишь коммуникативный процесс — обмен мне­ниями. Но вот они что-то не поделили и сцепились. Наступила вторая фаза — обмен действиями. Он может носить мирный и немирный характер. Ведь оба спорящих могли не драться, а пойти в пивбар. В первом случае вза­имодействие называется конфликтом, а во втором — сотрудничеством.

Всякий раз, когда речь заходит о группе людей, подразумевают, что взаимодействие в ней принимает характер совместных действий, заранее спланированных и организованных ради достижения общей цели.

В коммуникативном процессе партнеров называют коммуникатором (дру­гое наименование — адресант) и реципиентом (адресат). В интерактивном процессе (именно так называют ученые взаимодействие) партнеры называ­ются акторами. Они обмениваются действиями, каждому предписана строго определенная роль, например, работодателя и работника, продавца и поку­пателя. Их усилия направлены на достижение понятных целей, внутренним источником их деятельности выступают некие мотивы и потребности, при­чем у работодателя и работника, продавца и покупателя — разные. Процесс взаимодействия подчинен определенной логике, например, логике трудо­вого процесса, в котором вначале берется необработанная болванка, затем она штампуется до нужной формы, а в конце подвергается обточке и шли­фовке. В основе последовательности таких операций лежит тщательно об­думанная научная технология, которую никому не позволено нарушать. Технология трудового процесса подкрепляется множеством инструкций,

разрешающих одни действия и запрещающих другие. Под каждую инструк­цию полагаются санкции и ответственность, которые предупреждают на­рушение технологии. За соблюдением последней следит специальный ма­стер, который определяет качество работы и назначает вознаграждение (оп­лата труда).

Если группа работников (производственная бригада) долго трудится в одном месте и в одном составе, люди не просто привыкают друг к другу. Они что называется, сдруживаются. У них возникают общие взгляды и общие интересы, они подчиняются одним и тем же негласным нормам поведения, скажем, не выдавать товарища, испортившего нужную деталь, если тот сде­лал это впервые (такое с каждым может случиться). Они дружат семьями, одалживают друг другу деньги, вместе отдыхают, вместе защищают свои интересы от третьих лиц, например от начальства. В результате трудовое взаимодействие перерастает в более комплексное и сложное явление, ко­торое мы вправе назвать социальным взаимодействием. Понятно, что об­щение членов бригады между собой — только одна сторона явления. Впро­чем, и обмен действиями — тоже лишь одна сторона. Помимо них есть не­что третье, что не сводится ни к первому, ни ко второму: у них формируются крепкие межличностные отношения

Межличностными отношениями можно назвать совокупность отношений между хорошо знакомыми людьми, которые они проявляют в непосред­ственном — лицом к лицу — контакте. Такие отношения возможны только на основе личных симпатий или антипатий, обмена действиями или инфор­мацией в небольшом коллективе.

Когда сравнивают социальные и межличностные отношения, то говорят, дабы их различить, что в первом случае люди играют социальные роли, а во втором они от них свободны и проявляют себя как личности. Продавец Иванов взаимодействует с покупателем Сидоровым как носитель субъекта одной роли с субъектом другой, т.е. как представители двух больших соци­альных групп — покупателей и продавцов. Но вот оба оказались соседями, и Иванов отоварил Сидорова без очереди. Что он сделал? Проявил личное отношение. Они хорошо знают друг друга, часто выручают один другого, а потому отодвигают в сторону формальные отношения и прибегают к лич­ным доверительным.

По содержанию межличностные отношения сложнее и вариативнее. Социальные отношения расписаны формальными требованиями и норма­ми, заданными обществом. Если это повседневные отношения, то за нару­шением норм особенно никто и не следит. Что сделает водителю, нагрубив­шему пассажиру, последний? Да ничего, посетует, выпьет валокордин, вы­ругается. Жаловаться бесполезно — все равно никто и глазом не моргнет. Но попробуйте нагрубить жене или соседу, если, конечно, они многое значат для вас.

«Значимые другие» — вот ключ, которым открывается тайна межличнос­тных отношений. Они напоминают рисковое предприятие, проход по мин­ному полю. Один раз ошибся — и потерял кредит доверия весомых для тебя людей. «Значимые другие» — это те знакомые или незнакомые люди, с мне­нием которых человек больше всего считается, перед кем он стремится пре­красно выглядеть, от кого он, возможно, зависит.

Когда «значимые другие» — родственники, друзья или соседи, — здесь все понятно. Но часто «значимыми другими» оказываются совершенно не­знакомые люди. Вот вы пришли в театр, но не плюете на пол и не сморкае­тесь. Вы думаете о том, что подумают о вас окружающие. Вы не хотите упасть в их мнении. Почему? Потому что это ваш круг общения, ваша социальная среда. А после революции 1917 г. рабочие и крестьяне демонстративно пле­вали и гадили в дворцах и апартаментах буржуазии, выказывая свое небре­жение. Это не их круг общения. Больше того — это классовый враг.

Со «значимыми другими» мы держимся подчеркнуто неформально. Не просто приветствуем кивком головы, но останавливаемся, расспрашиваем, стараемся понравиться или как минимум не испортить отношения. Мы знаем: с ними нам еще не раз придется взаимодействовать и в случае чего даже прибегнуть к их помощи. Они нам нужны, а не только приятны.

У каждого человека, как правило, есть приятель, знакомый или совсем незнакомый человек,

с мнением которого он считается

Кстати сказать, межличностные отношения далеко не всегда строятся на эмоциях — нравится или не нравится. В жизни все сложнее. Человек нам неприятен, но выгоден. И вот мы расплываемся в улыбке, старясь поддер­жать дружественную атмосферу. Улыбкой и добрыми словами мы нейтра­лизуем возможный вред, который это влиятельное лицо может нам нанес­ти, если сочтет нас своим личным врагом.

Между социальными акторами и межличностными существует та боль­шая разница, что первые чаще создают нам проблемы, а вторые — их реша­ют. Нам надо устроить сына в вуз, но там приемная комиссия, требующая не только многочисленные справки, но еще и знания от абитуриента. Она препятствует поступлению всех желающих, а конкретно перед нами созда-

ет проблему. Тогда мы ищем знакомых — обычно из числа сотрудников дан­ного вуза (и званием повыше), которые помогут преодолеть формальные препоны и сдать «по знакомству» трудные экзамены.

Знакомые — это «значимые другие». Вы их могли и не знать раньше, но расспросили, к кому следует подойти, представились, завязали разговор — желательно по душам, т.е. неформально. Намекнули на то, что «не остане­тесь в долгу». И вот постепенно общение переросло во взаимодействие. Обмен информацией перерос в обмен действиями: он вашего сына устроил в вуз, а вы ему дали нужную сумму денег. По существу каждый удовлетво­рил самую острую свою потребность. В таком взаимодействии есть все эле­менты: два актора, цели, мотивы, потребности, обмен информацией и об­мен действиями, свободный выбор средств достижения цели.

Межличностные отношения многомернее, сложнее, глубже социальных. Многого ли требует взаимодействие покупателя с продавцом? Отыграли свои роли и разошлись. А вот в межличностные отношения мы вовлекаем нравственные нормы. Мы дружим с теми, кто честен, правдив и никогда не предаст. Мы требует от «значимых других» высоких моральных норм, ина­че никакой дружбы. Но от продавца никто этого не требует. Он честен только в тех рамках, которые описаны служебной инструкцией. А там сказано — не обвешивай покупателя. Нравственность здесь вообще ни при чем. Дру­гое дело, если бы он нашел оброненный кошелек и вернул хозяину вместо того, чтобы присвоить себе. В этом случае он совершил бы нравственный поступок, но к служебным обязанностям продавца он не имеет никакого от­ношения. Он характеризует человека как личность, а не как исполните­ля социальной роли.

Поэтому мы можем заключить, что межличностные отношения проры­ваются сквозь маску социальных отношений, идут сверх них, прорастают сквозь все поры этих отношений.

Социальные отношения однорепертуарны — у них очень узкий набор ролей, моделей поведения, норм, мотиваций и потребностей. К ним легко перейти с любого этапа межличностных отношений. Допустим, вам разо­нравился какой-то человек, хотя минуту назад вы искали с ним дружбы. Вы моментально становитесь подчеркнуто формальными, давая понять, что между вами — только служебные отношения. Но от социальных отношений перейти к личным не так-то просто. Говорят, чтобы узнать человека, надо с ним пуд соли съесть. За подобной метафорой скрываются две простые веши: для установления межличностных отношений необходимы долгое время и регулярное взаимодействие, в котором другой раскрывается со всех сторон.

Вот эта особенность — раскрыться со всех сторон — и представляет еще одну важнейшую особенность. Межличностные отношения — это всесто­ронние отношения в отличие от социальных как односторонних. Если про­вести статистическое обследование нынешних «новых русских», то окажет­ся, что на 80—90% они начинали свой бизнес не с чужими людьми, а с чле­нами семьи, родственниками или друзьями. Деньги и капиталы, махинации, обман и нарушения, секреты фирмы и технологию успешного бизнеса чу­жим людям не доверяют. А вот когда дело пошло в гору и маленькая фирма стала экономическим монстром, родственная верхушка нанимает штат слу­жащих. Все они — сплошь посторонние люди. Стало быть, на уровне меж­личностных отношений вполне можно решать и социальные, и личные

проблемы, хотя на уровне формальных далеко не всегда удается решить не­формальные дела.

Важнейшим компонентом взаимодействия — и социального, и межлич­ностного — выступает взаимопонимание между участниками.

Взаимопонимание подразумевает понимание целей, мотивов, установок партнера. Понимание как правильное истолкование целей, мотивов, ролей партнера включает еще один аспект: принятие их как значимых, уважитель­ное к ним отношение, согласие действовать в соответствии с ними, стрем­ление разделить общие цели.

А этому предшествует восприятие человека человеком. Ученые называют его «социальной перцепцией». Они говорят о нескольких видах восприятия:

один индивид может воспринимать другого индивида, принадлежащего к «своей» группе (1); другого индивида, принадлежащего к «чужой» группе (2); свою собственную группу (3); «чу­жую» группу (4). К этому списку до­ бавляются восприятие группой свое­го собственного члена (5); восприятие группой представителя другой группы (6); восприятие группой самой себя (7), наконец, восприятие группой в целом другой группы (8).

Часто «восприятие другого человека» превращается в «познание друго­го человека». В процессе взаимодействия мы как бы «читаем» другого че­ловека, расшифровываем значение его слов, намерений, замыслов, поступ­ков. А расшифровывая их, мы заглядываем «по ту сторону экрана», иными словами, стремимся узнать скрытый смысл слов и поступков. Для комму­никации как технического процесса такое совершенно не свойственно. Оно присуще только общению между людьми. Вглядываясь в скрытый смысл, мы по ходу дела додумываем то, что не видно и не слышно. Додумывание требует творческого акта. В результате у высказанной партнером мысли вроде бы уже не один, а два автора, точнее сказать, один автор, а другой — соавтор.

В конце XIX в. Дж. Холмс, описывая ситуацию общения неких Джона и Генри, утверждал, что в действительности в этой ситуации даны как мини­мум шесть человек. Т. Ньюком и Ч. Кули усложнили ситуацию до восьми персон:

Джон, каков он есть на самом деле 1енри, каков он есть на самом деле

Джон, каким он сам видит себя Генри, каким он сам видит себя

Джон, каким его видит Генри [енри, каким его видит Джон

Джон, каким ему представляется (енри, каким ему представляется его

его образ в сознании Генри образ в сознании Джона

Каждый из участников общения, оценивая другого, стремится интерпре­тировать его поведение, установить причины происходящего. В обыденной жизни люди часто недостаточно хорошо представляют себе действительные причины поведения того или иного человека. И тогда в условиях дефицита информации они начинают приписывать друг другу как причины поведе­ния, так и иные характеристики. Анализ этих процессов осуществляется в рамках исследования каузальной атрибуции. Согласно Ф. Хайдеру, людям

свойственно рассуждать таким образом: «плохой человек обладает плохи­ми чертами», «хороший человек обладает хорошими чертами» и т.д. Идея контрастных представлений заключается в том, что когда «плохому» чело­веку приписываются отрицательные черты, сам воспринимающий человек по контрасту оценивает себя как носителя положительных черт.

Операциональный уровень этой идеи (Г. Келли)¹ отражен на рис. 59.

Чего мы только не примешиваем к чужим словам? Собственные страхи и подозрения, злой умысел и неоправданные ожидания. Слушая другого человека, мы часто слышим вовсе не то, что он прямо говорит, а то, что в этот момент пробегает в нашем сознании. Получается, что мы слушаем сразу двоих — своего партнера и самих себя. И неизвестно, кого более вниматель­но. Мы пропускаем мимо ушей одно и запоминаем другое, придаем боль­ше значения не смыслу, а тону, не словам, а намекам, не смыслу, а подтек­сту, не губам, а выражению глаз и т.п.

Слушая другого человека или наблюдая за его поступками, мы раскры­ваем его с новой, иногда неожиданной стороны. И все время ждем. Чего? Ждем, пока не накопится достаточно информации, чтобы составить о нем всестороннее мнение. А оно нужно нам для того, чтобы не ошибиться в человеке. Получается как у предпринимателя: ему и окунуться в рисковое мероприятие хочется, и от чрезмерного риска застраховаться необходимо. Он рискует и одновременно жутко боится неожиданностей. Может быть, в общении с другими мы все предприниматели? Поэтому тянемся к прове­ренным и надежным людям, т.е. к знакомым, а потому предсказуемым в своих действиях партнерам.

Рис. 59. Схема приписывания причин

Общаясь с партнером, мы внимательно следим не только за его словами и действиями, но и за тем, как он реагирует и оценивает нас самих. Мы смотримся в другого как в зеркало, чтобы получше разглядеть себя. Отсюда возникла известная теория «зеркального Я» американского социолога Ч. Ку-

¹ Молл Е.Г. Менеджмент: организационное поведение: Учеб. пособие. М.: Финансы и статистика, 1998. С. 24-25.

ли. Часто мы ищем компании лишь для того, чтобы показать себя, прове­рить правильность своих мыслей, своих оценок. Мы слушаем других толь­ко для того, чтобы услышать, что они думают о нас. Сам по себе другой че­ловек и его слова могут нас вовсе не интересовать. Пусть говорит, главное, как он ко мне относится, что думает обо мне, а стало быть, как поведет себя со мной в будущем и на что мне стоит рассчитывать.

Если партнер относится к числу «значимых других», то нам не безразлич­но, какого он мнения о нас. Узнав его оценку, мы стремимся откорректиро­вать ее: плохое мнение о себе исправить на хорошее, плохой поступок заг­ладить хорошим. Познавая другого, мы познаем себя. И не просто позна­ем, но исправляем, перестраиваем поведение.

Межличностное общение и взаимодействие заходят еще дальше. Слушая другого, мы стараемся не пропустить смысл сказанного, одновременно ра­зузнать его мнение о себе, тут же откорректировать его в лучшую сторону. При этом мы мысленно ставим себя на его место и смотрим на себя его гла­зами. Мы воображаем, а каким он дол­жен увидеть меня, будь я на его месте. Мы можем поставить и его на свое место, вообразив то, каким я должен ему показаться, произнося эти слова и совершая эти поступки. Кроме того, мы стараемся вжиться в его ситуацию, его «болячки» и заботы, сочувствуя ему, проявляя жалость, прощая его же­сткость или холодность и одновременно ловим себя на том, какой я хоро­ший, что простил его и понял его проблемы.

Театр в нашей душе американские ученые (Дж. Холмс, Т. Ньюком и Ч. Ку­ли) выразили так. Представим, что беседуют двое, Джон и Генри. Посколь­ку они все время думают о том, что и как другой думает о нем самом, то по­лучается не два, а сразу восемь человек.

В этом театре трудно уследить за каждым актором. Еще труднее напи­сать для них сценарий. Но никто из нас его и не пишет. Все происходит стихийно.

Сценарий пытаются разгадать ученые, раскладывая, анализируя, изучая все нюансы нашего поведения. Посочувствуем ученым. Как трудно дога­даться о переплетениях внутреннего мира, улавливая его микроскопичес­кие осколки, прорвавшиеся из глубин «Я». Это как в театре теней — о глав­ном приходится только догадываться.

И все-таки многое ученым удалось сделать. Иначе у нас не было бы на­уки. Они доказали, что даже правильно восприняв и затем поняв другого, мы все равно не сможем точно спрогнозировать совместные действия, по­скольку не знаем стратегии каждого партнера.

Итак, наше общение и взаимодействие представляют сложнейшую дра­му, сценарий которой мы постоянно пишем и переписываем по ходу дела — корректируя, торопясь, ошибаясь. Самое парадоксальное состоит в том, что мы норовим написать его не только для себя, но и для партнера. Мы при­писываем ему мысли, дела и мотивы, которых он на самом деле мог и не иметь, но которые он, по нашему разумению, в действительности имеет. И как бы нас ни переубеждали, мы твердо стоим на своем. Часто вопреки фактам. Разумеется, такая модель поведения далека от научной, где пред­положения постоянно проверяются фактами и отбрасываются в случае

Дата добавления: 2015-06-04