Жизнь как театр

В повседневной жизни мы то и дело совершаем множество элементар­ных актов социального взаимодействия, даже не подозревая о том. Встре­чаясь, мы здороваемся за руку и говорим приветствие, входя в автобус, про­пускаем вперед женщин, детей и пожилых людей, и т.п. Все это — акты со­циального взаимодействия.

Однако далеко не все, что мы делаем во взаимосвязи с другими людьми, относится к социальному взаимодействию. Если автомобиль сбил прохоже­го, то это обычное дорожно-транспортное происшествие. Но оно становится социальным взаимодействием, когда водитель и пешеход, разбирая проис­шедшее, отстаивают каждый свои интересы как представители двух боль­ших социальных групп.

Водитель настаивает на том, что дороги построены для автомобилей и пешеход не имеет права переходить, где заблагорассудится. Пешеход, на­против, убежден в том, что главное лицо в городе — он, а не водитель, и го­рода созданы для людей, но не машин.

В данном случае водитель и пешеход обозначают социальные статусы. У каждого из них свой круг прав и обязанностей. Выполняя роль водителя и пешехода, двое выясняют не личные отношения, основанные на симпатии

же представление о «другом»; у Л представление о 6-6" и у 6 представление об А-А". Взаимодей­ствие в коммуникативном процессе осуществля­ется так: А говорит в качестве А', обращаясь к Б". Б реагирует в качестве 6' на А". Насколько все это оказывается близко к реальным А и Б, надо еще исследовать, ибо ни А, ни 6 не знают, что имеются несовпадающие с объективной реаль­ностью А', Б', А" и Б", при этом между А и А", а также между Б и Б" нет каналов коммуникации. Ясно, что успех общения будет максимальным при минимальном разрыве в линиях А-А'-А" и Б-б'-Б".

Значение этого совпадения легко показать на примере взаимодействия оратора с аудиторией. Если оратор {А) имеет неверное представление о себе (А'), о слушателях (Б") и, главное, о том, как его воспринимают слушатели (А"), то его взаимопонимание с аудиторией будет исключе­но и, следовательно, взаимодействие тоже. Всякое восприятие в то же время есть и опреде­ленное взаимодействие двух участников: оцени-

вание друг друга и изменение каких-то характе­ристик друг друга благодаря самому факту сво­его присутствия. В первом случае взаимодей­ствие можно констатировать по тому, что каждый из участников, оценивая другого, стремится по­строить определенную систему интерпретации его поведения, в частности причин его. Интер­претация поведения другого человека может основываться на знании причин этого поведения, и тогда это задача научной психологии. Но в обы­денной жизни люди сплошь и рядом не знают действительных причин поведения другого чело­века. Тогда они начинают приписывать друг дру­гу как причины поведения, так и образцы пове­дения. Приписывание осуществляется либо на основе сходства поведения воспринимаемого лица с каким-то другим образцом, имевшимся в прошлом опыте, либо на основе анализа соб­ственных мотивов в аналогичной ситуации.

Андреева Г.М. Социальная психология. М., 1994. С. 106-107.

или антипатии, а вступают в социальные отношения, ведут себя как облад_а тели социальных статусов, которые определены обществом.

Общаясь между собой, они рассказывают не о семейных делах, погоде ил видах на урожай. Содержанием их беседы выступают социальные символы значения: предназначение такого территориального поселения, как город" нормах перехода проезжей части, приоритетах человека и автомобиля и щ Выделенные курсивом понятия составляют атрибуты социального взаимодей ствия. Оно, как и социальное действие, встречается повсюду. Но это не зна чит, что оно подменяет собой все другие виды взаимодействия людей.

Итак, социальное взаимодействие складывается из отдельных актов, на­зываемых социальными действиями, и включает статусы (круг прав и обя­занностей), роли, социальные отношения, символы и значения.

Вступая в социальное взаимодействие, мы делаем это с определенным намерением, например, обмануть, отделаться, привести в замешательство ввести в заблуждение, вызвать вражду, нанести оскорбление. Наше намере­ние как бы задает интенциональность будущего акта общения, т.е. направ­ленность, генеральную стратегию и тон. Мы выстраиваем общение или дей­ствие с другим человеком — любовником, соперником, соседом, начальни­ком — в зависимости от этого намерения. Это тот замысел, та общая идея, которая определяет детали и последовательность сцен в сценарии происхо­дящего взаимодействия.

Человек не пишет заранее сценарий каждого конкретного акта взаимо­действия. Это невозможно и не нужно. Их чрезвычайно много, и подгото­виться к каждому практически нельзя. Заранее мы готовим скорее подмос­тки будущего представления, т.е. создаем такие объективные условия, ко­торые позволили бы ходу пьесы протекать в максимально выгодном для нас направлении.

В таком случае вся жизнь превращается в сценические подмостки и по­стоянные репетиции. Мы продвигаемся по службе и повышаем свой ста­тус для того, чтобы любой акт соци­ального взаимодействия вести с более благоприятной для себя диспозиции. Всеми силами мы стремимся произ­вести на окружающих благоприятное впечатление, нередко выдумывая то, чего в действительности нет. Девуш­ки рассказывают знакомым о бесчисленных толпах ухажеров, офицеры — о страшных битвах, в которых им довелось участвовать, чиновники — о влиятельных покровителях, с которыми они якобы дружат. Подобная пре­амбула перед общением или взаимодействием с другим человеком ставит вас на ступенечку выше, дает определенные преимущества в разговоре. Он подает себя таким образом, чтобы окружающие, составив о нем выгодное для него мнение, добровольно начали действовать в соответствии с его пла­нами.

Различные социологические направления по-своему пытались объяс­нить природу и механизм социального взаимодействия. Особенно упорные попытки предприняла понимающая социология. И неудивительно, по­скольку «социология близкодействия» — это как раз то, на чем она специ­ализируется.

Эрвин Гоффман, представитель социальной драматургии, изобразил реальное поведение людей так, будто оно происходит на театральных под­мостках. Несмотря на проблематиченость подобной параллели, ему удалось многое выяснить в его механизме.

Гоффман сравнивает человека с актером, исполняющим в каждой конк­ретной ситуации предназначенную ему режиссерским замыслом роль: «Мир — словно театральные подмостки, где на всем протяжении отпущен­ного нам времени мы движемся в плену наших чувств и мыслей, перетирая каждый наш час»².

Коммуникация — это не только взаимодействие лицом к лицу, не толь­ко форма межличностного общения, но также способ познания социальной реальности, благодаря которому человек открывает себя и других для самого себя. Общение представляет собой не только перцептивное поле, на кото­ром мы присматриваемся, принюхиваемся, вживаемся, вслушиваемся в партнера, но и театральную сцену, к выходу на которую мы внутренне при­хорашиваемся, подтягиваемся, приготавливая все самое лучшее в себе, по­вторяя не раз проговоренные реплики, жесты, мимику. Действительно, сколько раз каждый из нас ловил себя на этом в повседневной жизни? Опаз­дывая с вечеринки домой и готовясь встретить недоброжелательный взгляд матери, жены или тещи, мы проговариваем про себя заготовленный текст, репетируем жесты и мимику, проверяем прочность аргументации и убеди­тельность доводов.

Подобно тому как в театральной пьесе приготовлены реплики в сторо­ну — фразы, которые произносятся только для зрителей и которые по за­мыслу не должен слышать главный герой пьесы, — в жизни мы часть тек­ста «закрываем» от посторонних, маскируя его особыми кодами и символа­ми. Дамы обсуждают поведение кавалеров, но при их появлении они либо замолкают, либо заводят разговор о чем-то другом. Иносказания родителей в присутствии детей, разговор на французском в присутствии слуг, даже ми­мическое общение влюбленных на понятном только им языке — все это на­поминает нам огромный театр, но тем не менее составляет неотъемлемую часть повседневного взаимодействия людей.

Но кое-чем театр жизни отличается от литературного театра. В жизни взаимодействие не разыгрывается по сценарию. Оно происходит всерьез. И первым правилом реального интерактивного акта становится уважение к себе и другим. Взаимодействуя с другими, конфликтуя, беседуя, покупая или продавая, останавливая такси, провожая девушку, помогая старушке, от­вечая на экзамене, человек не только защищает предлагаемый публике об­раз самого себя, но стремится поддержать высокую репутацию партнеров. Малейшее покушение на нее оборачивается немедленным конфликтом или дискомфортом. Оказывается, человек очень чувствителен к тому идеально­му образу себя, который ему удалось создать у окружающих. Благородный дворянин готов отдать свою жизнь за незначительное оскорбление чести или даже попытку сделать подобное.

Кравченко Е.И. Творя и познавая себя... (Социальная драматургия Эрвина Гоффмана) // Социс. 1993. № 11. С. 58—66; Goffman E. Frame Analysis: An Essay on the Organization of Experience. N.Y., 1974. P. 1.

Когда в интерактивном акте участвуют несколько человек, а достоин­ство одного из них было оскорблено, то, во-первых, все другие начинают чувствовать себя неловко, так, будто оскорбили их самих или они участво­вали в оскорблении, во-вторых, большинство стремятся как-то сгладить ситуацию, поддержать обиженного, осудить обидчика, предпринять ины_е меры, предписанные правилами этикета. Ощущение общего дискомфоп. та в подобной ситуации называется замешательством, чувством неловко­сти. В экстремальной ситуации оно может сопровождаться известной пси­хофизиологической реакцией — покраснением. Чувство стыда и присущее ему покраснение — чисто человеческая реакция на неловкость, несвой­ственная другим животным. Человек краснеет от стыда, а обезьяна — от возбуждения.

Экстремальные ситуации, подобные только что описанной, играют в социальном взаимодействии роль творческого катализатора. По мнению Э. Гоффмана, в ситуациях замешательства, конфликта, недоразумения, спо­ра, негодования и т.п., когда нарушается привычная логика поведения и у человека исчерпывается запас готовых решений, перед ним открывается

Взаимодейятвие людей — очень тонкая сфера. Каждый может обидеть «маленького человека»

творческий горизонт проявить свою неординарность. Он вынужден искать новые решения, его поведение становится эластичным, нерутинным. Вы­ход из ситуации превращается в научную лабораторию, в которой развора­чивается поиск новых форм и способов поведения, где активизируются дремлющие в человеке творческие силы.

Экстремальные ситуации, обнажающие инновационные способности человека, обычно перетекают в пограничные ситуации, описанные еще экзистенциализмом. В них шансы выжить и умереть делятся поровну. От­сюда их острота, вызывающая у участников таких событий холодок по спи­не. В пограничных ситуациях все слишком всерьез, речь идет о выживании

или о прекращении существования. Именно на таких изломах обнажается подлинная сущность человека, все, на что он способен. Проверяются даже не его физические, а его духовные качества: способен ли он бросить мать, жену или детей ради карьеры, любовных утех, денег; способен ли он пре­дать друга или не оказать помощь, когда его об этом просят.

Социальное взаимодействие такого рода в обыденной жизни встречает­ся крайне редко. Наше существование наполнено рутинными взаимодей­ствиями, которые выполняются по заведенному социальному ритуалу: надо утром вставать, чистить зубы, завтракать, собираться на работу, провожать ребенка в школу, здороваться с соседями и т.п.

Уставшему от однообразной рутины повседневных взаимодействий че­ловеку в глубине души всегда хочется необычных приключений и роман­тики. Однако наша урбанизированная действительность предоставить их не может. И тогда на свет является «замещающая активность» — сопережива­ние зрителя с героями ковбойского фильма, детективного романа, «круто­го» боевика. Будучи зрителем, индивид компенсирует то, чего недостает ему в реальности. Мнимое участие в спортивном зрелище или захватывающем поединке также повышает давление и увеличивает количество адреналина в крови, как и реальное действие. Увлекшись детективным сюжетом кино­фильма, человек испытывает эмоции, близкие тем, которые переживает участник настоящего приключения.

Современная индустрия развлечений выпускает миллиардами копий телевизионные сериалы, триллеры, боевики, «ужастики» и прочие произ­ведения, которые создают новую реальность человеческого взаимодействия. Погружение в искусственный мир позволяет человеку без особого напря­жения, проявления силы воли и накала страстей почувствовать себя супер­меном, защитником слабых и обездоленных, возлюбленным королевы и т.д. Человек проживает воображаемую жизнь, и вместо реального жизненного опыта у него формируется «замещающий опыт». Но в замещающей актив­ности снимается проблема выбора в пограничной ситуации. Здесь нет борь­бы на жизнь или на смерть, здесь нет реального риска, а значит, нет насто­ящей мобилизации инновационного потенциала личности. Наш кругозор, быть может, и расширяется, но наш духовный опыт вряд ли обогащается. И когда перед индивидом возникают реальные трудности, когда он в самом деле попадает в экстремальные ситуации, как знать, не захочет ли он уйти от них в вымышленный мир, будет ли он к ним готов?

Дата добавления: 2015-06-04