Предпосылки учения Конфуция. Его учение о ритуале и государстве

КОНФУЦИАНСТВО

Конфуцианство — это этико-философское учение, разработанное его основателем Конфуцием (551—479 до н.э.), развитое его последо­вателями и вошедшее в религиозный комплекс Китая, Кореи, Японии и некоторых других стран. Конфуций жил в эпоху крупных социальных и политических потрясений.

Это время смены чжоуской династии, разрушения патриархаль­но-родовых норм, разрушения самого института государственности. Выступив против царившего хаоса, философ выдвинул идею социаль­ной гармонии, ссылаясь на авторитет мудрецов и правителей глубокой древности, уважение к которым было постоянно действующим факто­ром духовной и общественной жизни Китая.

В истории цивилизации Конфуций стоит в одном ряду с такими основателями религий, как Заратуштра, Иисус Христос, Будда и Му­хаммед; он оказал исключительно большое влияние на образ жизни и сознание китайского этноса, на формирование стереотипов поведения китайцев и их способа мышления. Его творчество, по его собственному признанию, состояло в том, чтобы передавать людям на доступном им языке, весть, воплощавшую волю Неба, которую умели постигать древ­ние мудрецы.

Масштаб личности Конфуция рельефно вырисовывается на фоне деятельности образованной элиты «знатоков» (ши) ученых (цзяо) на ру­беже VI—V вв. до н. э., из чьих рядов он вышел. Эти ученые, жившие в царстве Лу, родине Конфуция (пр. Шаньдун) — потомки правящей эли­ты государства Шан-Инь, покоренного в XII—XI вв. до н. э. менее раз­витым племенным союзом Чжоу. Основываясь на мудрости носителей традиции, хранимой знатоками письменных памятников, Конфуций дал свой ответ на вызов резко трансформировавшегося и деградирующего

чжоуского общества. В сознании человека той эпохи, не мыслящего себя вне семьи и патронимии, происходят грандиозные потрясения, ру­шатся привычные связи, что было следствием формирования частной собственности на землю, развитием частных ремесел, торговли, ростом городов. В условиях моральной деградации общества возникает носталь­гия по золотому веку прошлого, окрашивающая и все учение Конфу­ция. В ответ на эту психологическую и социальную ломку Конфуций, опираясь на чжоуско-лускую модель культурных ценностей и приори­тет этической нормы, в поисках путей к стабильности, упорядоченно­сти и гармонии, разработал основы дальнейшей перспективы успешной эволюции общества. Главным принципом он считал постоянное совер­шенствование человека, общества и государства. Величие и значимость духовного подвига Конфуция состояло в том, что, поставив в центр своего учения человека, он исходил из идеи о высоком назначении че­ловека как неотъемлемой части природы — Неба. На основе наследия своих предшественников основатель конфуцианства разработал концеп­цию о Небе как о единой первосущности. Конфуций заимствовал пер­вобытные верования: культ умерших предков, культ Земли и почитание древними китайцами своего верховного божества и легендарного пер-вопредка — Шан-ди. В учении Конфуция он стал ассоциироваться с Небом как высшей божественной силой, определяющей судьбу всего живого на Земле. Генетическая связь с этим источником мудрости и силы была закодирована и в самом названии страны — «Поднебес­ная», и в титуле ее правителя — «сын Неба».

Рассматривая воззрения Конфуция, целесообразно обратиться к не­скольким источникам разных периодов, так или иначе выражающих взгляды основателя учения. Это прежде всего «Лунь юй» (Беседы и по­учения)— записанные учениками Конфуция. Понять сложный афори­стичный, порою скрытый смысл этого памятника затруднительно без учета контекста того знания, которое черпал Конфуций из древних ка­нонов, восходящих к концу II — первой половины I тысячелетия до н. э. (прежде всего Шу цзина), редактирование которых традиция при­писывает Конфуцию. Известно, что учитель был тонким знатоком клас­сических книг древности и раскрывал для своих современников их глу­бокий смысл. Третий источник, содержащий подобные «Лунь юю» мно­гие суждения учителя — «Ли цзи» («Записки о ритуале») (IV—V вв. до н. э.), а также «Да сюэ» («Великое учение») (V—III вв. до н. э.), перво­начально являющееся одной из глав «Лицзи».

Создавая свое учение, Конфуций исходил из основополагающего те­зиса китайской культуры о том, что импульс в развитие общества вно­сит мудрец, подключая социум к космической эволюции. Совершенст­вуя себя, он тем самым оказывает благое воздействие на мир в целом.

Конфуций разделял положение древних о том, что человек — это высшее существо среди всех в проявленном мире, рожденное для слу­жения природе и достижения ее цели — продолжения сотворения жиз­ни. Космическое предназначение человека, по китайским представлени­ям, в идеальном варианте — вселенской личности — кроется в его по­тенциальном даре взаимодействовать с Небом и Землей (природой), яв­ляя вместе с ними три мировых начала. Как «средоточие Земли и Неба», идеальная личность органично вписывается в живой космоор-ганизм, а мудрец выступал как ведущее звено этого мироустройства. Вторить природным закономерностям, хранить все сущее, любить жи­вое были сверхзадачей китайской культуры.

Осознавая себя неотъемлемой частицей животворного и животворя­щего вселенского бытия, мудрецы, повинуясь вечным законам космоса, творили жизнь, вторя мировому континууму. Тезис «начало жизни по­ложено Небом, а поддерживает ее человек» был ориентирован и на об­щество. Великая миссия сына Неба,— «поддерживать то, что породило Небо и не причинять ему зла», т. е. действовать природосообразно. Мудрец обладал даром предвидения, позволяющим ему не нарушать меру, переводить состояния срединности и постоянства в гармонию: «Непроявленность веселия и гнева, печали и радости называется сре-динностью,— читаем в «Ли цзи»,— когда они проявляются в надлежа­щей степени, это называется гармонией».

Назначение мудреца сводилось к совершению девяти подвигов «взращивания жизни». Первые шесть распространялись на все сущее, воплощенное в пяти, понимаемых как живые, первоэлементах: воде, почве, металле, огне, дереве. Условием этого гармоничного взаимодей­ствия с природой выступали другие три подвига, или служения: приве­дение в норму, выявление космической благодати в самой личности мудреца, оказание помощи высветления благодати у других и поддер­жание жизни людей.

В этой взаимосвязи подвигов зримо выявлена «оперативная» функ­ция идеального человека по поддержанию жизни как его вклад в про­цесс устроения и гармоничного развития макрокосма-природы, неотъ­емлемой частью которого он является. Мудрец как высший предел че­ловека выступает макрокосмическим ткачом. Его внутренний мир и внешний мир-природа — для него суть только две стороны одной и той же энергетической ткани. А в ней нити всех явлений, событий, всех форм сознания, в том числе и его собственного, вплетены в еди­ную сеть бесконечных взаимообусловленностей.

Символом этих древних представлений о всекосмической связи все­го сущего выступает «основа и уток» — пятиместный крест — пересе-

чение вертикали и горизонтали, символ переплетения всех вещей и дей­ствий, взаимодействие причины и следствия. Так прокладывается еди­ная путеводная нить через ткань природы, истории и индивидуальных жизней. По «И цзину» именно благородный муж дарует «основу и уток» в качестве устоев Поднебесной, вечно разматывая и наматывая великий клубок бытия также свободно как кокон шелкопряда. Эта «опе­рация» с энергетической нитью космоса образно выявляла устремлен­ность мудреца к равновесию, гармонии посредством ритма природосо-образных действий во времени и пространстве.

Вторить прекрасному порядку Вселенной можно лишь встав на путь самосовершенствования по программе, заложенной в «Шу цзине». Суть ее — развитие способности взаимодействовать с высшими уров­нями (в идеале с Небом), служить природе, то есть совершенствовать пять аспектов своей личности: облик, речь, зрение, слух, мышление ради достижения гармонии с природой и межличностного согласия.

Мудрец являл обществу достойный облик, покоряющую (убедитель­ную) речь, острое зрение, тонкий слух, проницательное мышление и тем самым задавал нормы нравственности. Совершенствование лич­ности выявляло в ней благодать Неба, что на языке китайской мудро­сти сводилось к пяти аспектам, к пяти нормам нравственности: гуман­ности, долгу-справедливости, ритуалу, доверию, знанию-разумности и соответственно корреспондировалось с пятью первоэлементами.

В «Шу цзине» четко соотнесены пять аспектов служения с пятью элементами как часть и целое, гармонично взаимодействующие друг с другом. Совершенствование пяти качеств — этой «основы Поднебес­ной» применительно к личности мудреца-правителя в итоге заверша­лось совершенствованием «десяти тысяч вещей», то есть мира. Посвя­щенный в тайну общения природы и человека мудрец мог читать «по­веления Неба», и это накладывало на него ответственность за преодоле­ние хаоса в обществе.

Совершенствование человека выступало как космический, природ­ный императив. Пятиместная схема «основы-утка» была как бы моде­лью идеальной личности, чье физическое (внешнее) и духовное (внут­реннее) гармонично слиты в одно. В этой схеме видна соотнесенность ритуала с его источником и носителем одновременно — мудрецом, хра­нителем живого знания древних.

Применительно к личности ритуал обретает два аспекта. Внутрен­ний — это «принцип», закон жизни и саморазвития, а также внеш­ний, где ритуал — средство совершенствования социума. В этом кон­тексте ритуал выступает в образе-понятии «устоя в отношениях верха и низа, основы и утка между Небом и Землей», а человек и социум це-

лостно и органично вписываются в этот живой, вечно меняющийся ор­ганизм космоса. При этом человек-мудрец сам как «основа-уток» внут­ри природы, как неотъемлемое звено мироустройства обращался к ри­туалу — внешнему средству-орудию теперь уже ради гармонизации со­циума.

Залогом свершения земных и космических (надземных) подвигов была особая приобщенность к мудрости, дарованной природой. В силу предельно выраженной космичности вселенская личность «зрит путь» древних. В этом образе заложена идея распознавания человека по прин­ципу светотени: благородный вершит подвиги, связывая мир зримый и незримый, чтобы озарить светом сознание темных, невежественных людей.

Идеальная личность благородна, то есть удостоена небесного дара по рождению. Ее совершенство обусловлено ее органической привер­женностью к «золотой середине» — этому «наивысшему принципу» древних, уже давно утраченному. В деяниях совершенномудрого по «взращиванию жизни» ритуал выявляется как «внутренний принцип», обеспечивающий гармоничность идеальной личности и приобщающий ее к тайнам жизни, к постижению того, что гармония — способ сохра­нить изначальную природу человека целостной.

Совершенномудрому ведом закон «взращивания жизни» — закон общения внутри природы: во взаимодействии с миром человек воспри­нимает все сущее органами чувств. Согласно традиционным представ­лениям два мировых начала — женское и мужское (инь-ян) порождают пять элементов и «семь видов жизненного эфира», вызывающие жела­ния человека. Жизненный эфир проникает в рот человека как пять вку­сов, видится глазом как пять цветов, в виде упорядоченных частей про­никает в уши как пять звуков. Тем самым человек удовлетворяет свои желания. Но важно, подчеркивает Конфуций, чтобы желания-страсти не доминировали над личностью. Космический закон «взращивания чело­века» состоит в том, чтобы его взаимодействие с жизненным эфиром было постоянным и не превышало меру. Иначе неизбежны болезнь-ха­ос, духовный и физический кризис.

Обладая чувством меры — этим законом жизни, совершенномудрый живет с миром в гармонии и устраняет все вредное для природы чело­века. Совершенная личность живет в ладу с небесным принципом: со­блюдение меры, как добровольное самоограничение естественно для мудреца, не насилует его природу. В этом смысле ритуал для идеальной личности — «космический принцип, которому он не изменяет».

Но иначе, считал Конфуций, обстоит дело с обычными людьми, чье сознание не постигает гармонии природы. Их приобщить к «середине» и гармонии можно лишь зримо, внешним образом, посредством ритуа-

ла. В этом смысле для совершенной личности ритуал — средство по­мочь другим встать на путь древних.

Находясь на страже двух миров, непроявленного и очевидного, со-вершенномудрый приобщает других к знанию меры, ладу с космосом и способу удовлетворения желаний. Мудрец ощущает внутренним слу­хом, зрением вибрации космоса в звуке, цвете, когда они еще не мате­риализовались и не доступны для восприятия обыденному сознанию.

Благородный муж у Конфуция — источник знания принципа жиз­ни — простым фактом своего бытия являет окружению гармоническое единство внутренней «работы сердца» и ее внешнего проявления. При осознании единства жизни космоса-природы и человека качества муд­реца оказываются зримыми для других.

Человек как микрокосм подвержен тем же закономерностям, что и макрокосм-природа. И ритуал в руках мудреца, выполняя функцию меридиана между Небом и Землей, способствует ритмическому проник­новению живого эфира в человека, и он, живя в этом ритме космоса, упорядочивает свое поведение. Причастность совершенной личности к сердцу — этому магниту Вселенной выражает «срединность» ее поло­жения. Органически ей присущая, она проявлена в схеме «осно­вы-утка», где хорошо различаются два аспекта ритуала, его причаст­ность к различным этическим качествам. Так, по Ли Гоу (1009—1059), гуманность, долг-справедливость, знание-разумность, доверие есть «че­тыре названия ритуала», или «способы его проявления». «Когда гуман­ность, долг-справедливость, знание-разумность, доверие проявляются, то ритуал — пустое наименование». Отсюда размытость граней ритуала и других качеств: ритуал выступает то самостоятельно, то обнимает и замещает другие. В этой гармоничной слитности ритуал — внутрен­ний принцип: без него нет других четырех аспектов благодати. Данное положение является общим для китайской культуры. Ключ к познанию этого дает «Дао дэ цзин», где четко выражена функциональная пустота ритуала: «Тридцать спиц соединяются в одной ступице, образуя колесо, но употребление колеса зависит от пустоты между спицами. Из глины делают сосуды, но употребление сосудов зависит от пустоты в них. Проламывают двери и окна, чтобы сделать дом, но пользование домом зависит от пустоты в нем. Вот почему полезность чего-либо зависит от пустот».

Отсюда очевидность неразрывности каждого аспекта благодати с ритуалом, его вторичности в отношении к последнему. Суть различе­ния двух аспектов ритуала применительно к личности дополнил Ван Янмин (1472—1520): «Слово ритуал тождественно слову принцип. До­ступные наблюдению проявления принципа и есть культура, недоступ­ное наблюдению сокровенное в культуре называется принципом, но то-

лько все это единая вещь». Лишь реализованный в поведении благород­ного мужа принцип-ритуал как закон жизни очевиден для обыденного сознания.

Культурность, этот своеобразный ритуал-одежда совершенной лич­ности, являет гармонию с его внутренним принципом. «Срединность» мудреца, природосообразность его действий — это прежде всего его знание, приобщенность к чувству меры, одно из конкретных и зримых проявлений ритуала.

Мудрец, осознавший космический ритм как всеобщий закон Все­ленной, познает саму жизнь, бесконечную и прекрасную. Его знание, живое по структуре, органически заключает в себе и саму программу сотворения жизни. Главная цель познания для мудреца — гармонизация социума и всего живого. Эту гармонию мудрец черпает в мыслеобразах Природы-Космоса.

Уподобление Небу-Природе дарует мудрецу единство природного и человеческого бытия. Природа для вселенской личности также источ­ник сакрального знания, неразрывного с гармоничным действием. Она являет единство внутреннего и внешнего, открывает для посвященного гармонию миров скрытого и явленного. Рассмотрение проблем ритуала, знания и нравственности под углом внутреннего и внешнего позволяет заключить: человеческое знание по структуре глубоко личностно, то есть идентично структуре самой личности. По своей наполненности мудрость благородного мужа равна его нравственности и его первоздан­ной природе, дарованной Небом. Мудрец как носитель чувства ритма способен встроить себя как личность, а затем и весь социум в гармо­нию мира природы.

Многомерность традиционного мышления, сводимого к тезису «одно во всем» и «все в одном», обусловливает необходимость едине­ния, ведь все «десять тысяч вещей», включая человека, обмениваются жизненной энергией. В китайской мудрости решающее значение при­обретает качественный аспект: важно не столько расширить знание, сколько уметь гармонизировать общение сторон. Таков характер знания, неотделимого от восприятия ритуала как «основы и утка» в руках муд­реца, действующего природосообразно в ритме чередования двух кос­мических начал инь-ян.

Одно из фундаментальных понятий китайской культуры, разделяе­мое Конфуцием,— понятие иерархии совершенства. Следование ему обеспечивает эволюцию социума по законам космоса, наглядно выявляя роль ритуала как средства сохранения и продления жизни. Различение высокого и низкого по степени совершенства (т. е. степени энергетиче­ского потенциала) — это знак иерархии, вписанности личности и соци­ума в бесконечный космический ряд «верха» — «низа». Иерархичность

обеспечивала ритмичную циркуляцию жизненного эфира во всем кос-моорганизме, неся ему здоровье и постоянное обновление.

Человек в этой вертикали своего рода «основа и уток», «средоточие духа и души», был концентрацией совершенного эфира пяти сти­хий-первоэлементов. Он по своему сознанию был отличен от всего остального резонирующего мира. Мудрость благородного мужа (как одна из граней ритуала) давала ему осознание необходимости следовать иерархии как закону космоса.

Входя в ритм беспредельности, мудрец устанавливал связь со всем сущим, выполняя свое уникальное назначение: в то время как «Небо охватывает все вещи, совершенная личность рассматривает их по ро­дам». В бесконечную иерархию, «лестницу существ», вписывались и души умерших предков, уходивших высоко в Небо.

Эта иерархия жила единым законом целесообразности, эволюции жизни и продлевала ее в грядущих поколениях. С рассмотрением вещей по родам связана и так называемая классификация, или «выверение ве­щей». Согласно «Дасюэ», с этого акта личность начинала путь восхож­дения всего живого к совершенству: «В древности, желая выявить сия­тельную благодать в Поднебесной, предварительно благоустраивали свое государство; желавшие благоустроить свое государство предвари­тельно благоустраивали свою семью; желавшие благоустроить свою се­мью предварительно усовершенствовали себя; желавшие усовершенст­вовать себя предварительно исправляли свое сердце; желавшие испра­вить свое сердце предварительно делали искренними свои помыслы; желавшие сделать искренними свои помыслы предварительно доводили свое знание до конца. Доведение знания до конца состоит в выверении вещей». В данном фрагменте отражены фундаментальные представле­ния о процессе сотворения жизни, где ритуал выступает как средство. Ритуал «должен исходить от Неба, но в проявлениях своих следовать земле, распространяясь повсюду».

В пространственном аспекте четко обозначена иерархическая струк­тура мира, творимого мудрецом, где в беспредельности между Небом и Землей сознание вселенской личности находит каждой «вещи» ее не­повторимую «клетку» на плоскости двухмерного пространства, как бы взаимопересеченного перпендикулярами, или отметку на шкале пересе­чения «основы и утка». Эти представления идут от «Шу цзина»: в этом мыслеобразе клетки, отметки, делений на вертикали «верх-низ» выра­жено взаимодействие на ментальном уровне.

Процесс гармонизации функционально соотносится с образом рас­путывания шелковой пряжи: ее надо упорядочить, привести к равнове­сию. Весь мир для древних китайцев — психобиологическая структура,

и мудрец посредством ритуала «выясняет» иерархию «вещей» (включая и другие личности), творит реальность субъективного уровня. «Разли­чение вещей» есть выявление их энергетического потенциала ради взаимодействия с ними в ритме космоса. Мудрец, владея «небесным принципом», задавал им меру и тем самым «исправлял вещи».

Каждая из них обретала единственную присущую ей неповторимую нишу и по законам гармонии вписывалась в целостный мир природы. Это различение «вещей» не есть закрепление навеки каждого субъекта в позиции, из которой нет исхода. Это — ситуационное разделение сей­час и здесь для выявления иерархии вещей, потенциала их энергетики. Мудрец, следуя своему назначению, дарует окружению состояние «сре-динности», связывая нитью сознания «десять тысяч вещей» в единое органическое целое.

Ритуал как выражение космического пульса обеспечивал не только жизненную силу индивиду в его общении с природой, космосом, регу­лируя поток жизненной энергии в среде обитания (через еду, воду, воз­дух, мысли, чувства, настроение, ритм труда), но и гармонию межлич­ностного общения. От творческих усилий мудреца зависела мощь пото­ка жизненной энергии мира в целом.

Общение микрокосмов на эмоциональном уровне выступает как ча­стный случай экообщения человека и природы. Ритуал скрепляет иерар­хию в семье, обществе, государстве, в социуме, вписывает их в живую систему космического сообщества. Адаптация социума к космосу-при­роде гармонизирует общение людей.

«Выверяя вещи», мудрец помогает каждому в его совершенствова­нии. Экологичность ритуала проявлена в его трактовке в «Ли цзи» как орудия благородного мужа на пашне чувств человеческих с целью их «успокоения». «Пустое» (т. е. открытое миру) сердце в состоянии вто­рить ритму Вселенной и усвоить «пять постоянств». Профилактическая функция ритуала также выражена в уподоблении его плотине, способ­ной уберечь от разбушевавшейся стихии и пресечь надвигающийся кри­зис. Мудрец, воздействуя на окружающих, утверждает норму поведения зримо и доступно посредством внешних обрядов и церемоний. Так, каждая личность, вписанная в свою экологическую нишу, оказывается в гармоничных отношениях с природой и социальной средой. «Упорядо­ченные сердца», не входящие в противоречия с косморитмом, выступа­ют средством осуществления связи в иерархии, устремленной в беско­нечность. Ритмический лад сердца — сосредоточение всего живо­го — есть улавливание ритма самой жизни.

Осознание необходимости подключения социума к гармонии природ ды обусловливает последовательность операций для благородного мужа на ментальном уровне. За «различением вещей» следует установление

и выяснение порядка взаимодействия вещей по принципу «высоко­го-низкого». Мудрец строил мир из первоначального хаоса и инстру­ментом этого созидания было его искреннее сердце, знак слитности его внутренней сущности и внешнего облика.

В «Лунь юе» читаем: «Если направить народ на путь с помощью благодати, устанавливать порядок посредством ритуала, то народ будет знать стыд и будет упорядочен», то есть нравственно преображен и вписан в космическую иерархию.

Каждая личность — самоценная в космической эволюции, неповто­римо обитала в природном пространстве и времени. Глубинные отли­чия людей имели в основе природные критерии: родственные, половые, возрастные и были связаны с ячейкой общества — семьей. Необходи­мость различения родни по восходящей линии есть органическая впи­санность семейного коллектива в беспредельную иерархию, где «Небо высоко, а земля низка». Субъектами этого общения выступают отец, мать, старший и младший брат, дети.

В этом образе предельно закодирована естественность ритуала, вно­сящего в социальную жизнь и государственную структуру природную упорядоченность. Схема образно являет не только идеального носителя ритуала в его внутреннем и внешнем проявлении, но и дает наивыс­шую «срединную» точку отсчета каждой грани ритуала как аспекта благодати и служения высшему. Сама структура схемы — «основа и уток» — образ космической иерархии — беспредельной вертикали, взаимодействующей с горизонтальным рядом. Ритуал, скрепляя иерар­хию в обществе, регулирует меру проявления чувств. «Различая близ­ких и далеких» по этим двум направлениям, он исходит из уникально­сти каждой личности.

Грани ритуала распространяются на все категории лиц, но их интен­сивность различна. Так, гуманность — это радостная любовь ко всему живому (включая человека) изначально не рассчитана на вознагражде­ние. Жертвенная по сути, она исключает благодарность. Но выражение гуманности зависит от ситуации и всегда отличает «близких и далеких» своей мерой любви и сострадания. Постоянно находясь в ритме, поня­тие «гуманность» всегда адекватно субъекту общения. Важный срез гу­манности — сыновья-почтительность и любовь-почтительность к стар­шему брату — всего лишь частный случай гуманности применительно к молодым. «Краски», «узор» гуманности всегда зависят от статуса ее носителя и способы ее выражения безграничны, как сама жизнь. Исполь­зование гуманности и ее синонимов ситуационно и связано с уровнем иерархичного положения субъектов общения. Например, к родственни­кам надо относиться посредством гуманности, а к массе людей с при­язнью. Различная интенсивность гуманности выявляется и в «Ли цзи»:

«Гуманность — это человеческое в человеке. Высшим его проявлением выступают чувства к родственникам. Тем более пределом гуманности выступают родительское милосердие к сыну и сыновья почтительность к отцу».

«Ритмическое» одаривание гуманностью касалось «близких и даль­них» не только по принципу родства: отправляясь к «варва­рам»,— утверждал Конфуций — следовало также отмеривать свою долю почтительности и верности.

Ритуал как способ общения с расчетом на взаимность выступал у Конфуция средством профилактики разного рода коллизий и осложне­ний в обществе. Самоотречение от старшинства, предусмотрительность и уступчивость предполагали полное доверие к нравственным качест­вам партнера и тем самым заранее снимали напряженность. Взаим­ность в отношениях правителя и чиновника, основанная на долге-спра­ведливости, предусматривала верность чиновника лишь в ответ на гу­манность и милость правителя, его снисходительную и добрую волю к нижестоящим (по аналогии с отеческой любовью к детям). Положе­ние нижестоящего никогда не воспринималось как унизительное: своей «нормативностью» он рассчитывал на взаимность.

Каждая грань ритуала была его неотъемлемой частью, переходя друг в друга по принципу «одно во всем и все в одном». Приобщаясь к мудрости «пяти постоянств» и неукоснительно претворяя их в жизнь, мудрецы выстраивали иерархию ради жизнеспособности общества. Природный ритм задавал тон ритму социальному по вертикали и гори­зонтали.

Конфуций как политик хорошо осознавал возможности ритуала в деле упорядочении общества и государства. Ценности гармоничного общения на доступном уровне доводились до любого сознания. В цере­мониях, обрядах и принятых в обществе правилах приличия — в этих земных и материализованных проекциях высокого духа мудреца — шло обучение, приобщение к чувству меры в большом и малом.

Экологическая функция ритуала была средством адаптации к «внешней среде» на личностном и социальном уровне. Как институт жизнеобеспечения, он, создавая комфортные отношения в обществе, га­рантировал единение внутренней сути личности с окружающим миром. Предоставляя каждому экологическую нишу, ритуал предполагал сохра­нение разнообразия социума по аналогии с природой, открывал перс­пективу совершенствования: реализовав свое «постоянство», человек мог стать на путь космической эволюции. Тем самым ритуал был насто­ящим средством жизнеустройства. С помощью ритуала предупреждав лось назревание коллизий. По «Ли цзи», ритм ритуала срабатывал в об­рядах бракосочетания, направленных на гармоничное супружество, в

церемонии винопития, проводимых в деревнях ради обучения общению между старшими и младшими, в обряде похорон и жертвоприношений, побуждающих вершить благие дела, в аудиенциях правителей, приоб­щающих подданных к нравственному поведению.

Сознательная регламентация всех сфер деятельности, согласная ладу природы, обеспечивала эволюцию социума, индивида, наконец, продолжение самой жизни. Так нить ритуала связывала в единый поток времени прошлое, настоящее и будущее, когда все вершилось ради сча­стья грядущих поколений.

Обращение к ритуалу помогало обществу выжить в любых экстре­мальных условиях, сгармонизировать потребности населения, в том числе при ограниченных материальных и природных ресурсах. Идея, выраженная в «Шу цзине»,— «чтобы достичь равенства, нужно нера­венство» — стала центральной в китайской культуре.

Ритуал безусловно содействовал воспитанию культуры чувств, при­общению к умеренности, сохранению моральных ценностей, сдержи­вая, в частности, развитие потребительства в ущерб духовности. Устой­чивость китайского общества и государства, питавшаяся жизнеспособ­ностью экологичной китайской культуры, во многом была обязана риту­алу.

Эту функцию единения-уподобления «одного со всем» в китайской мудрости выполнял образ «основы-утка», или «космического ткача», творящего бесконечную нить космочеловеческой гармонии. На земле этому «космо-ткачу» сответствовали немногие. Среди них особо чтился в Китае Конфуций.

Наряду с ритуалом одним из ведущих понятий в учении Конфуция становится понятие государства. Сам институт государства, наряду с другими культурными достижениями, согласно традиционным пред­ставлениям, был подарен людям совершенномудрыми, культурными ге­роями древности, а это предполагало, что данное средство должно на­ходиться в гармоничном взаимодействии с благими целями. Понимание важности института усиливалось уверенностью, что это необходимое и целесообразное средство налаживания согласия в социуме обеспечи­вало гармонию и на космическом уровне.

Знаменательна мотивация появления государства, запечатленная в трактате «Ли цзи»: этот институт оказался востребованным лишь на определенном историческом этапе, когда закончился «золотой век» и катастрофически возросла численность населения. Возникли прежде неизвестные конфликты между сильным и слабым, здоровым и увеч­ным, зажиточным и бедным. Те, кто имели защиту в лице своей семьи, стали обижать одиноких. Тогда-то преодолеть хаос и защитить каждого человека стало возможным посредством нового института — государст-

ва. С его помощью гармония нисходила на каждого жителя Поднебес­ной, чьи интересы органично взаимодействовали с интересами государ­ства, отвечавшего за саму жизнь подданных и созданного по замыслу на благо человека. В таком обществе-государстве легче гасились всяко­го рода конфликты и не имела места зависть. В его «прозрачной» струк­туре, сознательно сотворенной по подобию природы, органично взра­щивалось разнообразие занятий его членов в рамках единого жизнеспо­собного организма.

Объединение массы людей в структуре государства способствовало гармонизации усилий входивших в него членов. Государство строилось по принципу иерархии совершенства и воплощало собой живой орга­низм, нацеленный на взаимовыгодный обмен энергией между всеми членами общества. В идеале каждый подданный должен был обрести свою, только ему присущую экологическую нишу с тем, чтобы наилуч­шим образом раскрыть свои способности на благо общества. При этом не только общество нуждалось в использовании способностей каждого человека, но и сами подданные нуждались в «исчерпании», в самореа­лизации для поддержания макро- и микрокосмической гармонии.

Конфуций, разделявший этот взгляд древних на государство, тщетно пытался привлечь внимание правителей разных государств (на которые был разделен Китай периода «Сражающихся царств») с целью вопло­щения на практике его государственных планов. С горечью, считая себя нереализованным на самом престижном поприще, он называл себя «не-съеденной тыквой». Однако время все поставило на свои места, и та­лант Конфуция воплотился много позже его земной жизни, когда авто­ритет Конфуция стал непререкаемым, а его учение — официальной доктриной.

Дата добавления: 2015-06-04