Филосторгий 4 страница

11. Император римлян Адриан, именуемый также Элием, дал городу Иерусалиму название Элии¹⁴, чтобы тем самым удалить и отторгнуть от него народ иудейский, чтобы даже имя не позволяло иудеям почитать сей город своим отечеством.

Адриан страшился, как бы они не стеклись в сей город под предлогом богослужения, ибо тогда их горячность и безрассудная отвага стали бы угрозой для римлян.

После перенесения мощей мученика Вавилы языческие оракулы вслед за тем, что находился в Дафне, принялись вещать и пророчествовать, и Промысел Божий попускал им суесловить, но само доверие и уважение к ним почитателей обернулось для них же великим бесчестьем. Чем усерднее вопрошали демонов язычники, чтобы с еще большим основанием воздать им божественные почести, тем явственнее всю их тщету и бессилие обнаруживал перед вопрошавшими Божественный Промысел. Ибо изрекаемые ими оракулы оказывались лживыми и недостоверными. Так, например, все они до единого предвещали, что дядя императора Юлиан, сраженный в то время недугом, не умрет, однако в тот самый момент, когда зачитывали оракул, он в муках испустил дух.

Рассказывает он также о неком Героне родом из египетских Фив, который, будучи облечен саном епископа, впоследствии впал в язычество и внезапно сражен был гнилою болезнью, изъевшей все его тело, так что всем он стал омерзителен. И вот, дойдя до крайней степени нищеты, он без приюта лежал под открытым небом и ни в ком не пробудил милосердия; ибо души христиан совершенно от него отвратились, а язычники знали, кем был он, пока не присоединился к сонму заблудших. Таковы были обстоятельства жестокой и горестной кончины Герона. Подобным образом и у некоего перешедшего в язычество Теотекна (Θεότεκνο?) неожиданно по всему телу распространилось гниение, и стал он добычей червей, которые выели у него даже глаза. Незадолго до смерти впал он в безумие так, что изжевал и съел собственный язык, а прежние его и без того ужасные мучения

сделались совершенно непереносимы. И много подобных чудес сотворил тогда Господь, по заслугам карая бесстыдно отпавших от благочестия.

14. Говорит Филосторгий, что Юлиан, повелев возобновить строительство в городе Иерусалиме, задумал уличить во лжи пророчества о нем Господа нашего, но добился совершенно противоположного своему замыслу. Ибо многие другие ниспосланные Небом знамения заставили прекратить работы; так, например, когда закладывали фундамент, один из камней, положенных в самое основание, сдвинувшись, открыл вход в некую пещеру, выбитую в скале. И так как была она глубока и различить, что скрыто внутри ее, было трудно, начальник работ, горя желанием выяснить это, обвязал длинной веревкой одного из работников и спустил в отверстие. Спустившийся в пещеру обнаружил там воду, доходящую ему до середины голеней, и когда он обошел все тамошнее пространство, держась стен, то узнал, что пещера квадратная.

Затем, возвращаясь обратно и дойдя до середины, он наткнулся на некую колонну, слегка возвышавшуюся над поверхностью воды. Положив на нее руку, он обнаружил лежавшую сверху книгу, завернутую в тончайший и чистейший плат, и тогда, взяв находку, подал знак, чтобы его вытаскивали. Книга, предъявленная возвратившимся, повергла всех в изумление прежде всего тем, что производила впечатление новой и доныне никем не тронутой, а также тем, что была найдена в подобном месте. Книга сия, что привело в еще большее изумление язычников и иудеев, тотчас развернутая, явила им в самом начале написанные большими буквами такие слова: «Вначале было Слово, и Слово было к Богу, и Бог был Слово»¹⁵. Вообще же эта книга заключала в себе полностью Евангелие, благовествованное по Слову Божию устами ученика и Девы. Вот так дивная книга сия, наряду с другими чудесами, ниспосланными в то время с неба, явственно свидетельствовала, что пророчество Господа о грядущем навечном запустении храма не упразднится, ибо она именована предсказавшего сие Богом и Творцом всего сущего. И поскольку пророчество было непреложно, тщетно трудились они над строительством храма, когда неизменное Слово Божие возвещало неизбежное его разрушение. Что же до самого Иерусалима, то ранее он назывался Иевусом и населяли его потомки колена Вениаминова, пока царь Давид не овладел им руками Иоава, коего обещал за то

поставить военачальником и исполнил обещанное. А сам на том месте возвел город и сделал его столицей всего еврейского народа¹⁶.

15. Отступник, поверив языческим оракулам, повсеместно возвещавшим, будто бы дана ему непобедимая сила, предпринял поход против персов¹⁷. И некий старик, заранее посланный персами, хитростью и коварством вошел в доверие к Отступнику, в то время как тот вел войну в Персии. И он завел римлян в непроходимую пустыню, где они терпели великие лишения и большая часть войска погибла, и предал врагов в руки своих соплеменников, словно охотничью добычу. И тогда персы, поддерживаемые конницей своих союзников сарацин, вооруженных копьями, устремились на римлян, и один из последних, направив копье на Юлиана, насквозь пронзил его выше бедра¹⁸. Острие тотчас извлекли вместе с кровью и нечистотами. А один из императорских телохранителей ринулся на нанесшего удар сарацина и отрубил тому голову. Смертельно раненого Юлиана римляне тотчас возложили на щит и унесли в шатер. Многие полагали, что случившееся — дело рук кого-то из приближенных к императору, так как рана была нанесена стремительно и внезапно и не успели даже заметить, откуда последовал удар. А несчастный Юлиан, черпая руками кровь из раны и подбрасывая ее к солнцу, громко восклицал: «Насыться!» Призывал он и других, злых и гибельных богов¹⁹. В его свите находился превосходнейший врач Орибасий родом из лидийских Сард, но перед такого рода раной бессильно было любое врачебное искусство, и по прошествии трех дней Юлиан ушел из жизни. Саном цезаря был он облечен в течение пяти лет, и, удостоившись диадемы после смерти Констанция, носил ее два с половиной года²⁰. И хотя Филосторгий пишет здесь, что Юлиан бросал кровь из раны к солнцу и поносил своих богов, прочие историки сообщают, что и то и другое, совершаемое Юлианом, направлено было против Господа нашего и истинного Бога Иисуса Христа.

ИЗ ВОСЬМОЙ КНИГИ

1. После гибели Юлиана, на другой день, войско провозгласило императором Иовиана¹. И он (ибо не существовало иного пути к спасению, так как от прежнего войска осталась лишь десятая часть) заключил с Персией тридцатилетний мир, отдав ей даже Низибу и все крепости, возведенные

римлянами для защиты границы от персов и расположенные на всем ее протяжении вплоть до Армении². Тело Юлиана Меробавд и его спутники доставили в Киликию и не сговариваясь, но как-то случайно погребли напротив того места, где покоились кости Максимина, и только дорога отделяла друг от друга их гробницы.

2. Филосторгий говорит, что Евзой и бывшие с ним епископы написали книгу в защиту Аэция и его учения, но не потрудились довести свой труд до конца. Посему Аэций и Евномий, обосновавшись в Константинополе, по собственному усмотрению устраивали дела свои. И когда, руководствуясь собственными суждениями, они обустроили все, как им казалось, наилучшим образом, приступили к рукоположению епископов: из их числа Кандид и Арриан поставлены были в церкви Лидии и Ионии, Феодул был переведен из Керетонской епархии и сделался епископом Палестинским, в Константинополе же (где многие, покинув Евдоксия и другие секты, присоединились к партии Аэция и Евномия) они поставили первого епископа своей церкви, Пимения. Сие обстоятельство превратило Евдоксия, до тех пор не оставлявшего надежды объединиться с ними, в решительного их противника. Вскоре после этого Пимений умер, и на его место был рукоположен Флоренции. Далее, в Лесбос, по смерти тамошнего епископа, определили Фалла, возглавлять церковь припонтийской Галатии и Каппадокии назначили Евфрония, а Киликию вверили Юлиану. В Антиохию же, что в Келесирии, немного спустя, по собственному почину отправился Феофил Индиец: главной его целью было добиться от Евзоя, чтобы тот исполнил постановленное относительно Аэция, а в противном случае самому возглавить паству, состоящую из сторонников их учения. Обе же Ливии и все последователи их вероисповедания в Египте были вверены попечению Серры, Стефана и Илиодора. Всех вышеупомянутых Филосторгий неустанно восхваляет, до небес превознося силу их красноречия и святость их жизни.

3. Филосторгий упоминает о некоем епископе Феодосии, рьянейшем стороннике евномианской ереси, который, однако, запятнал себя постыдным распутством с женщинами и прежнее учение дополнил новыми богохульными суждениями, а именно, что Христос по природе своей изменяем и до неизменяемости он возвысился только исключительным усердием в добродетели; и что Бог не говорит и не слышит,

в противном случае следует приписать ему руки и уши. По словам Филосторгия, высказывал он и иные подобного рода нечестивые мысли.

Что же до Аэция, то он направился в Лидию, чтобы поставить Кандида и Арриана во главе церквей этой провинции. А вышеупомянутый Феофил, страшась, что жизнь этих мужей будет ему укором, затаил вражду к Аэцию, хотя прежде отказался подписать против него соборное определение. Поэтому он объединился с Фивом (Φόβω,), также не принимавшем участия в вынесении приговора Аэцию (Феодосии сделался его другом как по старой привычке, так и в силу присущего им обоим предосудительного образа жизни): и вот эти двое, привлекши на свою сторону Авксидиана, бывшего, как и они, епископом, принялись строить козни против Аэция и Кандида. Призвав шесть других епископов, составили они собор, и приняв совместное решение, отправили послание Евдоксию и Марию. В этом послании они осудили рукоположение Аэция как незаконное, в особенности потому, что лишенный диакон и не восстановленный в этой степени теми, кто низложили его, он тем не менее принял на себя еще более высокое звание. Осудили они и рукоположение Кандида, так как решение о нем было принято без общего на то согласия, и прочие, свершенные Аэцием рукоположения. Получив сие послание, Евдоксий весьма возрадовался, даже и не вспомнив ни о клятвах, коими связал себя перед Евномием, ни о письмах, кои писал Евзою, ни о многочисленных и разнообразных обязательствах, кои торжественно обещал он исполнить. Отвечая Феодосию и его сообщникам, он только побуждал их действовать решительнее и советовал, чтобы ополчались они более на рукополагателей, чем принявших рукоположение.

Император Иовиан восстановил прежний порядок в церквях, избавив их от всех притеснений, кои терпели они при Юлиане. Также возвратил он всех, кого Отступник отправил в изгнание за то, что отказались отринуть благочестие: в их числе был и Валентиниан, прибывший из египетских Фив³.

Говорит также, что Кандид и Арриан, будучи в родстве с императором Иовианом, явились к нему во время пребывания его в Эдессе с тем, чтобы воспрепятствовать Афанасию, стремящемуся завоевать расположение императора.

Но тот, выслушав сказанное с обеих сторон, вынес это на общее обсуждение, до поры явно не обнаружив, на чью сторону склоняется⁴.

Евдоксий отправил Евзою враждебное Кандиду и Арриану послание, но раздраженный Евзой, привлекши Элпидия, в ответе своем отчасти осуждал намерения Евдоксия, отчасти убеждал, что лучше ему по собственной воле отказаться от такого рода суждений; там же он мягко упрекал Евдоксия в длительном промедлении с исполнением уже давно обещанного Аэцию.

Император Иовиан, направляясь в Константинополь, по прибытии в Анкиру одного из своих сыновей, еще отрока, нарек Знаменитейшим, что на языке римлян звучит как Nobilissimus. Оттуда во время жестокой зимы он двинулся дальше и в пути потерял многих. С оставшимися император прибыл в Дадастаны. Расположившись на месте и поев, он лег спать в недавно выбеленной комнате. Между тем развели огонь, чтобы прогреть ее, и тогда из недавно выбеленных стен стала выделяться влага. Незаметно проникая через ноздри, заполняя и преграждая дыхательные пути, она убила императора, правившего по восшествии на престол десять месяцев⁵. Тело его привезено было в Константинополь. Войско же пришло в Никею и по прошествии 12 дней провозгласило императором Валентиниана. Поступило оно так по совету патриция Дациана, поданному в письме из Галатии, где тот остался отчасти потому, что был в преклонных летах, отчасти из-за жестокой зимы. К делу сему были также причастны префект претория Секунд (πράξει те του έπαρχου), военачальник Аринфей и начальник слуг (των δομεστίκων ουτο? ήγειτο) Глайф. Когда же войско, сразу после наречения Августом, принялось просить вознесенного на щите императора, чтобы тот избрал себе соправителя, Валентиниан жестом велел им замолчать, а затем невозмутимо, с твердостью повелителя так им ответил: «Вашим решением и выбором было, чтобы из частного лица я стал императором. Ныне все вопросы управления и распоряжения делами решают не подданные, а только императоры». Впрочем, по прибытии в Константинополь он взял в соправители своего брата Валента и, сопровождаемый им вплоть до Сирмия, отбыл на Запад. В Сирмии он разделил с братом все царские регалии, а также все, имеющее отношение к отправлению религиозного культа и подобающего императору окружения, и затем отослал того в Константинополь,

передав ему ту часть Востока, которая прежде была под властью Констанция. Себе он оставил две другие части империи, простиравшиеся к закату солнца, и стал владыкой всего Запада⁶. Вскоре сына своего Грациана, совсем еще юного, он стал привлекать к делам управления и старался воспитать в нем сходный со своим характер.

9. По словам Филосторгия, Феон обучал дочь свою Ипатию математике, и она далеко превзошла своего учителя, особенно в астрономии, а математические ее познания были обширнее, чем у многих. Однако в царствие Феодосия, утверждает сей нечестивец, она была растерзана исповедниками единосущия⁷.

Рассказывает также, что во времена Валента и Валентиниана жил некий Филосторгий, искуснейший из всех врачевателей, и у него были сыновья — Филагрий и Посидоний. Свидетельствует, будто бы Посидония видел он собственными глазами и наблюдал его успехи в искусстве врачевания. Однако, по его мнению, Посидоний заблуждался, полагая, что не демоны побуждают людей бесноваться, но что к этому приводит накопление болезнетворной жидкости, и вообще, не существует никакой демонической силы, причиняющей вред роду человеческому. Тогда же в Александрии в большом почете был Магн, избравший предметом своих занятий то же искусство.

Нечестивый сей автор изумляется, хотя и невольно, мудрости Василия Великого и Григория Богослова⁸. Назианз же, родной город Григория, также именует Надиандом. Однако в отношении знания Священного Писания им обоим ставит в пример Аполлинария Лаодикийского⁹. Похвальные речи Василия величественнее Аполлинариевых, а Григория, если сравнивать его и с тем и с другим, отличала основательность суждений; речь его была богаче, чем у Аполлинария, и тверже, чем у Василия.

Филосторгий утверждает, что не только Василий Великий¹⁰, но и Аполлинарий писал возражения против Апологии Евномия; когда же Евномий в пяти книгах оспорил Василия, тот, прочитав лишь первую, охвачен был тяжкой скорбью и от этого расстался с жизнью. Вот до какой степени сей сочинитель ложь предпочитает правде!

Филосторгий открыто и бессовестно клевещет на сих святейших мужей, Василия и Григория: якобы они утверждали, что Сын не вочеловечился, но обитал в человеке, и якобы

по этой причине Аполлинарий разошелся с ними. Да и самому Аполлинарию вменяет в вину не то, за что укоряли его все благочестивые, но говорит, что он сделался ревнителем какого-то иного учения, и в числе прочего передает, что он якобы отрицал телесное воскресение.

Сочинения Аполлинария против Порфирия, по его словам, значительно превосходят все, написанное против него же Евсевием, да и рассуждения книг Мефодиевых" по сравнению с ними представляются малозначительными.

Утверждает также, непонятно на каком основании, будто Аполлинарий был епископом, а Новат¹² происходит из племени фригийцев.

Пишет еще, что родиной Валентиниана и Валента был Кибалис¹³.

Говорит Филосторгий, что самыми прославленными из исповедников единосущия были Феодор, епископ Гераклеи Фракийской, и Георгий, епископ Лаодикии Сирийской¹⁴, уроженец Александрии, до этого посвящавший себя занятиям философией. Согласно порядку времени за ними следовали старец Евстафий, заслуживший уважение простого народа и обладавший даром убеждать его, далее — Василий, Македонии Константинопольский¹⁵, Элевсий, епископ Кизика¹⁶; с ними также пресвитеры Константинопольской церкви, Марафоний и Максимин.

Филосторгий, сравнивая Евномия и Аэция, из-за силы убеждения и неизменно готовых ясных ответов ставит выше Аэция. Казалось, у того все лежало на кончике языка. Однако Евномий превосходит его ясностью и стройностью учения, к тому же оно чрезвычайно доступно для понимания.

ИЗ ДЕВЯТОЙ КНИГИ

Девятая книга истории повествует о необычайных чудесах, сотворение коих Филосторгий приписывает Аэцию, Евномию и Леонтию, а затем Кандиду, Евагрию, Арриану и Флоренцию, но особенно — Феофилу Индийцу, также и прочим, из тех, в ком неистовство безбожия бушевало с наибольшей яростью. Причем Филосторгия от подобного рода измышлений ни в коей мере не удерживает и не смущает вся их абсурдность.

По словам Филосторгия, Моисей, после того как он покарал язвами Яанния и Яамврия¹, предал смерти и мать одного из них.

Пишет еще, что Валент, возвратясь из Иллирии в Константинополь, удостоил особой чести Евдоксия². Посему Евдоксий все, обещанное Евномию, мог без труда исполнить, но не имел желания. Да и для Евзоя наступило благоприятное время, чтобы осуществить все решенное в их пользу Антиохийским собором. Но видно и тот и другой начисто забыли свои посулы: более того, Евзой принялся изобличать тех, кого прежде брал под защиту, и насмехаясь, в церкви именовал сторонников Аэция и Феофила Эфиопа «небоборцами» так, словно речь шла не о святости и вере, но о выборе красок и приемов. Евдоксий, в свою очередь, осыпал их бранью, так говоря посреди церкви: не зову их нечестивцами, чего они не жаждут услышать, дабы тем не преукрасить всю мерзость их отступничества, а зову — язвами.

Аэций и Евномий, насилу отделавшись от Евдоксия и Евзоя, препоручили Константинополь Флоренцию. Оттуда Аэций приплыл на Лесбос и там проживал в неком поместье близ Митилены, увлекая прельстительными речами всех приходящих к нему. Сие поместье в знак благоволения было даровано Аэцию императором Юлианом. Евномий тем временем перебрался в Халкидон и поселился в одном саду, бывшем его собственностью, вблизи приморских стен, проявляя, подобно Аэцию, внимание ко всем посещавшим его. И хотя ни тот, ни другой не возглавляли тогда собственную церковь, последователи почитали их всеобщими пастырями и наставниками. Евномий, с тех пор как покинул Кизик, в течение всей последующей жизни не священнодействовал, тем не менее ни один из разделявших его мнение епископов, не посоветовавшись с ним, не решил ни одного церковного дела.

На третьем году своего правления Валент предпринял поход против персов, а тем временем Прокопий замыслил узурпировать власть в Константинополе³. Этот Прокопий состоял в близком родстве с Юлианом, и немало нашлось людей, желающих, чтобы к нему перешла власть. Подобные настроения распространялись посредством упорных толков. Когда же на царство призван был Иовиан, Прокопий поспешно бежал в Месопотамию и, скрываясь вместе с женою, терпя трудности и лишения, многократно переменил множество мест; но в конце концов ему опротивело блуждать и прятаться, и он, как говорится, бросил жребий. Итак, прибыв в Халкидон, он, в отсутствие хозяина, нашел убежище

в Евномиевом загородном поместье. Оттуда Прокопий пришел в Константинополь и без всякого кровопролития захватил власть. Вскоре, однако, в сражении с Валентом, преданный своими полководцами, Гомарием и Агелием, он был побежден и, спасаясь, бежал в Никею. На следующий день он намеревался уйти оттуда, но был схвачен Флоренцием, которого назначил комендантом того города, и в оковах доставлен к Валенту⁴. Вскоре Прокопий был обезглавлен, и случилось это после шести месяцев его тиранического правления⁵. А Флоренцию не помогло спасти жизнь предательством: солдаты, побуждаемые давней ненавистью, сожгли его, ибо, поставленный Прокопием управлять Никеей, он жестоко наказывал тех, кого считал сторонниками Валента.

В то время, когда Прокопий был еще у власти и пребывал в Кизике, его посетил Евномий с целью добиться освобождения заключенных, коих Прокопий содержал в оковах, а закованы они были за преданность Валенту. Взять на себя эту миссию принудили Евномия их родственники. Евномий все исполнил, придя и освободив заключенных изпод стражи, а затем тотчас возвратился. Примерно тогда же управляющий островом Лесбосом, назначенный на эту должность Прокопием, привлек к суду Аэция, которого местные жители обвиняли в приверженности к Валенту. Следствием этой клеветы неминуемо стала бы смертная казнь, если бы один из облеченных властью приближенных Прокопия не подоспел к нему на помощь и не отвел карающий меч. Дело в том, что сей посланец Прокопия состоял в родстве с Ерренианом и Герресианом: они были братьями, поддерживали связь с Аэцием и были оклеветаны заодно с ним. Но власть пришедшего была столь велика, что обвинивший их судья убоялся и, отменив вынесенный им смертный приговор, снял с них все обвинения и отпустил невредимыми. Аэций, взяв их с собой, отплыл в Константинополь, где проживал с Евномием и Флоренцием. Немного спустя он скончался⁶, и Евномий сомкнул ему уста и своими перстами закрыл глаза, а потом вместе с собравшимися у его одра единомышленниками позаботился совершить над ним пышный обряд погребения.

Во время пребывания Евдоксия с Валентом в Маркианополе Константинопольский клир поставил изгнать из пределов того города Аэция. Придя в Халкидон, Аэций письмом уведомил о случившемся Евдоксия. Однако тот

не только не был взволнован этим известием, но, напротив, выказал досаду на то, что Аэция не подвергли более суровому наказанию.

По словам Филосторгия, нашлись клеветники, утверждавшие будто Евномий укрывал в своем поместье Прокопия, намеревавшегося узурпировать верховную власть. Евном ию лишь с большим трудом удалось отвести от себя клевету и угрожавшую из-за нее смертную казнь. Тем не менее он был сослан в Мавританию, ибо такое наказание определил для него префект претория Авксоний. В путь он отправился в разгар зимы; но, придя в иллирийский город Мурсу, где епископом был некий Валент, встретил там дружелюбный прием и был отозван из изгнания, когда Валент вместе с епископом Маркианополя Домнином посетили императора и в трогательных выражениях изложили обстоятельства дела Евномия. После возвращения император пожелал лично принять его, но Евдоксий путем интриг воспрепятствовал их встрече. Этот последний затем отправился в Никею, чтобы поставить там епископа (ибо прежний епископ Евгений умер); но прежде чем успел совершить это дело, сам расстался с жизнью⁷. В Константинополь же утвержденное императором Валентом соборное постановление перевели из Берии Демофила⁸.

Филосторгий сообщает, что в Борисее, селении второй Каппадокии, жил некий пресвитер Анисий, у которого было четверо сыновей и одна дочь, по имени Евлампия. От нее-то и был рожден Филосторгий, написавший эту Историю. Муж ее, Картерий, был последователем учения Евномиева и убеждал жену разделить его воззрения; поскольку вслед за отцом и матерью она исповедовала едносущие. Убежденная доводами мужа, она вначале братьев, затем отца, а мало-помалу и прочих родственников сделала сторонниками этого вероучения.

Демофил, — говорит Филосторгий, — был возведен на Константинопольский престол преимущественно епископом Гераклеи Феодором, потому что Феодор, как кажется, имел привилегию подобного избрания⁹. Впрочем, при возведении Демофила на епископский престол многие в толпе присутствующего при сем народа вместо άξιος· («достоин») выкрикивали ανάξιο? («недостоин»).

После Авксония должность префекта претория перешла к Модесту, ненавидевшему Евномия и, как говорит

Филосторгий, огульно обвинившему того как возмутителя городов и церквей, а затем сославшему на остров Аксию.

Кесария ранее носила название Мозокии — по имени родоначальника племени каппадокийцев Мосхоя, но с течением времени это название изменилось и стало звучать как Мазака.

Филосторгий пишет, что с того времени, как Евномий покинул Кизик, его место не занял ни один епископ¹⁰. Демофил вместе с Дорофеем и другими приходил туда, чтобы поставить епископа, но не преуспел по той причине, что жители этого города стойко исповедовали единосущие (то όμοούσιον) и, наставляемые в этом вероучении Элевсием, неотступно ему следовали. Но когда Демофил и пришедшие с ним пошли на поводу у жителей Кизика и предали анафеме Аэция с Евномием (а таково было их требование), Евномия же в речах и посланиях всенародно объявили Аномием и веру их и всех последователей их вероучения также прокляли: только тогда жители Кизика согласились на рукоположение, но готовы были признать только того епископа, которого изберут сами. Избранник их, естественно, тотчас повел открытую проповедь единосущия.

Когда скончался Антиохийский епископ Евзой, Дорофей, переведенный из Гераклеи Фракийской, занял его престол". Надо сказать, что Филосторгий порицает как Демофила так и Дорофея, последнего упрекая в мерзком тщеславии, а Демофила — за пристрастие все смешивать и искажать, в особенности церковные догматы: так, однажды проповедуя перед народом в Константинополе, он утверждал, что тело сына, слившись с Божеством, практически в нем растворилось, подобно тому как растворится и сткнет незаметен влитый в море секстарий молока. Родом Демофил был из Фессалоники и происхождения — незнатного. Он всегда стремился причинить как можно больше зла так называемым евномианам.

Во времена Валента всем, вопрошающим некий языческий оракул, давались черепки, испещренные буквами. Буквы эти, сложенные в слова, одним являли имя Феодосии, другим — Феодул, третьим — Феодор или нечто подобное, поскольку буквы явственно читались только до «д»: ведь демоны по обыкновению давали двусмысленные ответы, на погибель тем, кто верил в них; и чтобы избежать зла на случай неблагоприятного исхода. И вот некий Феодор,

прельстившись обманом, предпринял попытку захватить верховную власть, но почти сразу же, заодно со своими сторонниками, был убит; а с ними Валент повелел предать смерти и множество невиновных, по той лишь причине, что их имена включали те же буквы.

Император Валентиниан правил двенадцать лет и скончался, оставив наследником власти сына Грациана¹². От него осталось еще двое детей: дочь Галла и Валентиниан, около четырех лет от роду. Последнего сразу же и его мать Юстина, и находящееся в Паннонии войско провозгласили императором. Получив известие об этом наречении, Грациан был раздосадован, так как все совершилось без его согласия, и даже подверг наказанию тех, кто распространял эту новость. Однако он не отказался взять брата в соправители и в этом покорно исполнил волю своих родителей¹³.

Обитавшие за Истром скифы¹⁴ были изгнаны из родных пределов напавшими на них гуннами и, выказав дружелюбные намерения, перешли под власть римлян. Гунны эти, очевидно, те самые, которых древние называли неврами, жившие у подножия Рифейских гор, откуда берет начало Танаис, вливающий свои воды в Меотийское болото. Итак, переправившись на римскую территорию, эти скифы поначалу вели себя с римлянами благоразумно, но вскоре принялись разбойничать, а затем и вовсе без объявления начали войну. Извещенный об этом Валент тотчас покинул Антиохию, пришел в Константинополь и оттуда направился во Фракию. Но там, вступив в сражение с варварами, понес большие потери и, наконец, вынужден был спасаться бегством. Со всех сторон окруженный опасностями, находясь в крайне затруднительном положении, он с немногочисленными соратниками укрылся в одном из полевых шалашей, хранившем сено. Тем временем варвары, преследуя римлян и предавая огню все встречавшиеся им на пути строения, подожгли и это, не ведая, что там находится император. Вот так Валент погиб, лишившись самой многолюдной и хорошо укрепленной части империи¹⁵. А варвары тем временем под предводительством Фритигерна принялись беспрепятственно опустошать Фракию. Грациан оплакивал дядю и скорбел о несчастье римлян. Затем провозгласил императором Феодосия¹⁶ и послал править вместо дяди. Родиной Феодосия была Испания, теперь носящая название Иберия; ибо протекающая по ней река Ибер заставила забыть прежнее название.

По смерти Феодула Керетанского, который был епископом Палестины, евномиане рукоположили на его место Картерия. А так как и этот вскоре ушел из жизни, на его место возведен был Иоанн. Вместе с ним Евномий, Арриан и Евтропий, покинув Константинополь, отправились на восток, намереваясь вывести Юлиана из Киликии, встретиться в Антиохии с Феофилом Индийцем и обустроить дела остального Востока.

Дата добавления: 2015-06-30