Судьба и жизненный путь

Свои попытки отличить возможное от невозможного, же­лаемое от действительного, вероятное от неизбежного человек воплотил в образе судьбы:

Господи, дай мне душевный

покой,

чтобы принимать

то, что я не могу изменить,

мужество —

изменить то, что могу,

и мудрость —

всегда отличать одно от другого.

К.Воннегут. «Бойня номер пять»

Жизнь человека — это материал, в который судьба воплоща­ет свои веления, это «эмпирия судьбы». Способ действия судь­бы, ее воплощения человеческой жизни могут быть различны.

Судьба может действовать как абсолютная предрешенность всех событий человеческой жизни, всех его поступков: то, что случилось, обязательно должно было случиться. Или же по-дру­гому: то, что с тобой произойдет, произойдет обязательно. Имен­но так судьба понимается в сказке, где герой может увидеть в волшебном зеркале весь ход своей будущей жизни.

Судьба может рассматриваться и как основная тенденция-жизни, которая пробивает себе дорогу сквозь путаницу случай­ностей, прихотливость человеческих действий. Лучше всего такая форма бытия судьбы проявляется в судьбе как характе­ре человека. Различны обстоятельства, событийная канва жизни, различны одежды, в которые облекается судьба, но ее общие предначертания реализуются с железной необходимос­тью: характер рождает судьбу.

В рассказе О.Генри «Дороги судьбы» проигрываются три варианта жизненного пути молодого поэта Давида Верньо. Неизменным остается лишь одно: любовь к поэзии, отсутствие таланта, искренность, романтический склад души. Несмотря на различия внешнего рисунка жизни, ее событийной напол-ненности (участие в заговоре, женитьба на аристократке, жизнь в деревне), все три варианта жизненного пути реализу­ют одну судьбу. Своеобразным символом неизбывности судь­бы несчастного поэта оказываются пистолеты маркиза де Бо-пертюи, от которых Давид погибает во всех трех вариантах своего жизненного пути.

В образе судьбы воплощаются разные формы переживания человеком ограниченности своей свободы. По словам еврейско­го философа М.Бубера, «свобода и судьба вверены друг другу и объемлют друг друга...»¹. Можно с покорностью принять свой жребий, можно попытаться обмануть судьбу, открыто с ней сра­зиться, познать ее... Но все попытки выстроить свой жизненный путь как бы в стороне от дороги судьбы обычно кончаются неуда­чей. В самом основном вопросе взаимоотношений человека с судь­бой — в вопросе о возможности ее преодоления — уже содержит­ся оценка судьбы как несчастья. В конечном итоге все попытки преодолеть судьбу — это неприятие бытия, борьба с небытием. Полная предрешенность человеческого бытия и есть небытие: все чуждое мне, не зависящее от меня — это-не-я, не мое бытие, не­бытие. Недаром тема смерти неотделима от темы судьбы.

С точки зрения небытия все события жизни оказываются неважными, несущественными. Основная «задача» судьбы-не­бытия, противостоящей человеку, — поглотить его. Поэтому смерть — единственное значительное, «судьбоносное» собы­тие. То, что происходит в промежутке между рождением и смертью, — сама жизнь — неважно, призрачно с точки зрения небытия^Все события сжимаются до непространственной точ­ки на нити жизни. «Из бездны моего будущего, — кричит пе­ред смертью герой повести А.Камю «Посторонний», — подни­малось ко мне сквозь еще не наставшие годы дыхание мрака, оно все уравнивало на своем пути, все доступное мне в моей жизни, такой ненастоящей, призрачной жизни.... Одна-един-ственная судьба должна была избрать меня самого, а вместе со мной и миллиарды других избранников...»¹.

Приняв точку зрения «небытия», покорившись судьбе, че­ловек воспринимает свою жизнь не иначе, как абсолютную бессмыслицу, где все события равнозначны или, что то же са­мое, равно не имеют значения. В этом случае жизненный путь человека не освещен целью и не освящен высшими ценностя-;

ми. Судьба как небытие лишает бытие осмысленности. Жизнь как осмысленное и завершенное целое перестает существовать:

это не мной задуманная жизнь, не я ее автор.

Лишь одно чувство нежелания покориться судьбе и сохра­няет ту грань, которая отделяет небытие от бытия. Сам гамле­товский вопрос: быть или не быть, склониться или сразить ее в противоборстве — уже есть форма утверждения бытия. Фа­тализм² парадоксальным образом, вопреки общепринятому мнению, может стать началом «самостоянья» человека.

Стремление обмануть судьбу, «игра» с судьбой незаметным образом меняет характеристики самой судьбы. Она антропо-морфизируется, «очеловечивается». Человеку противостоит уже не судьба как слепой и неотвратимый рок, а судьба-слу­чай. Случай — это «псевдоним свободы». С такой судьбой-слу­чаем можно договориться, ее можно обмануть. Человек пре­рекается с судьбой. Ощущение предрешенности в этом случае теряется, исчезает трагический налет во взаимоотношениях человека и его судьбы. Фортуну можно пинать ногами, как женщину, писал Н.Маккиавелли, она так же капризна и своенравна¹. Наконец, сам человек может взять на себя роль судь­бы-случая. «Мужем рока» назвал Наполеона Лермонтов, о Ле­нине как «человеке судьбы» писал Н.Бердяев. Трагическое про­тивостояние бытия — небытия исчезает. Судьба оказывается ма­териалом, которому человек своими деяниями придает желае­мую форму. Жизненный путь и судьба меняются местами: человек своими делами, своими руками создает собственную судьбу. Судьбу-случай человек своими удачными и хитроумны­ми действиями превращает в судьбу как замысел человека о самом себе.

Так обнаруживается второй основной смысл понятия судь­бы. Судьба — это не только внешняя обусловленность челове­ческой жизни, но и связанность, завершенность человеческого бытия, его «логика». Так понимаемая судьба уже не тожде­ственна несчастью, она может быть и счастливой. Не иллюзор­на ли такая победа человека над судьбой? Что связывает факты жизни воедино, что превращает их в этапы жизненного пути? Как свидетельствует опыт человечества, такая опасность впол­не реальна.

Своеобразный ответ на вопросы, задаваемые на протяжении столетий, человечество получило в XX веке. Найденный выход из тупика противоречий, на первый взгляд, был достаточно простым и эффективным. Что если точку опоры, стержень че­ловеческой жизни искать не в «я», а в «мы»? Хаотичный про­цесс «пререканий» с судьбой, сопровождающийся постоянным риском, то погружающий человека в бездну отчаяния, то воз­носящий его на вершины жизни, заменяется упорядоченным коллективным овладением обстоятельствами жизни.

В утопии О.Хаксли относительная защищенность индиви­да от опасностей, грозящих ему в «естественном» мире, дос­тигается насильственной изоляцией человека от реальности. Горе, скорбь, привязанность к близким, чувство невосполни­мой утраты, наконец, благоговение перед непостижимым — все эти чувства рассматриваются как нарушение приличий. Устранение препятствий, встающих на жизненном пути чело­века, достигаемое через умелое социобиологическое регулиро­вание, делает ненужными проявления героизма и благород­ства, обессмысливает конфликты долга и верности, любви и чести. «...Люди так сформованы, что попросту не могут иначе поступать, чем от них требуется. И то, что от них требуется, в общем и целом так приятно, стольким естественным импуль­сам дается теперь простор, что по сути не приходится проти­виться соблазнам»⁴. Новый человек в антиутопии Дж.Оруэл-ла «1984», «отмытый дочиста» от способности осознавать свою возможность противостоять окружающему, исполняет един­ственную заповедь — «ты есть». «Ты есть» не означает бытия индивида как самостоятельной, ответственной личности. «Ты есть» означает только то, что зазор между сущим и должным, прошлым и будущим, хорошим и дурным, который и состав­ляет основу индивидуального саморазвития, отсутствует в индивиде. Поэтому для героев Оруэлла «существовать» в рав­ной степени означает «не существовать», бытие равно небы­тию. «Государственная» философия в таком обществе имену­ется «поклонение смерти» или «уничтожение личности»². Индивид существует только в одном смысле — как функцио­нальная единица коллектива.

Человек, таким образом, сбрасывает бремя судьбы, избав­ляется от «кошмара истории», от неумолимого хода времени только на пути особого «коллективного солипсизма»³, путем со­здания иллюзорного мира, в котором судьбе просто нет места. Но такое мороощущение, избавляя человека от чувства страха, одновременно лишает его надежды; избавляя от сомнений, ли­шает веры; избавляя от утрат, лишает любви. Исчезновение ощущения столкновения с небытием лишает возможности ос­мыслить и свой жизненный путь, придать ему завершенность, цельность, осмысленность — достоинство бытия.

Судьба, как видим, не рудимент древнего мировоззрения — это необходимый элемент нашего духовного мира, своеобраз­ный символ взаимоотношений человека с миром. Вернее, судь­ба оказывается элементом самого нашего бытия: человек со­вершает определенные действия по отношению к судьбе — борется с ней, подчиняется, смиряется, играет. Это не борьба с фикцией, человеческие представления о судьбе, включенные в реальную жизнь, приобретают модус, качество реальности. Судьба символизирует тот аспект действительности, который является для человека жизненно важным. Другими словами, такие явления, как смерть, время, вечность, свобода, человек не может освоить иначе, как в форме судьбы. Судьба, следова­тельно, необходимый элемент человеческого «жизнеустрое-ния», жизненного мира, в котором действительность дана вме-, сте с ее осознанием. Это не мир теоретика, это мир человеческих поступков, выборов, решений.

Разные представления о судьбе — как неотвратимом роке, логике характера, внутренней завершенности человеческого бытия, замысле человека о самом себе — по-разному реализу­ются в различных жизненных мирах.

Дата добавления: 2015-06-27