Культура как противоречивая целостность

Понятие культуры — важный инструмент исследования целостности общества, механизма функционирования соци­альных отношений, взаимоотношений общества и природы. Понятие культуры является фундаментальным и для разра­ботки философии человека, понимания его смысложизненных ориентации, возможностей нравственного выбора, границ сво­боды. Вне культуры человек предстает либо как неясный хаос чувств, неоформленных витальных потребностей, либо как пассивный отпечаток, сколок социальных отношений, лишен­ный индивидуальности, неспособный к самостоятельному по­ступку, к рефлексивной деятельности. По словам одного из героев произведения А.Грина «Бегущая по волнам», человек хочет «остаться собой и быть всем». Вне мира культуры, мира человеческих возможностей, представленных через систему «артефактов», человек не может реализовать свое стремление.

Для того чтобы понять, какое место занимает культура в процессе человеческого самоосуществления, следует из мно­жества аспектов культуры выделить ценностный (аксиологи-ческий) ее аспект, знаково-символический и деятельностный.

Культура — это система идеальных образцов, ценностей. Под ценностью подразумевается не каждая вещь, предмет, явление, обладающие для человека определенной значимос­тью, но некая «вещь», имеющая для человека абсолютную смысложизненную значимость (например, счастье, свобода, добро, бессмертие), недостижимую в полной мере в реальной жизни и поэтому представленную в мире культуры в симво­лической форме. Знаково-символический аспект культуры помогает понять ее как коммуникационную систему, позво­ляет связать этапы человеческой истории, найти форму кон­тактов человека и общества, человека с человеком, человека с самим собой. Деятельностный подход предполагает функцио­нирование культурных образцов в качестве аспектов и форм человеческой деятельности. Тем самым то, к чему стремится человек, то, чем он хочет быть, уже есть в культуре, хотя пред­ставлено в виде символических форм, в подобиях и символах. Культура — это мир собственных человеческих возможностей, но объективированный, представленный через систему арте­фактов. С помощью культуры хаотичная повседневность ста­новится чем-то гармоничным и целостным; культура — это в известном смысле орган «производства» человеческой жизни.

Культура как человеческая деятельность включает момент рефлексивности, осознания в той или иной форме культурных образцов. Она «дана» вместе с ее осознанием. Рефлексия куль­туры осуществляется в противоречивых формах: культура противопоставляется жизни, нормативность культуры — ни­гилистическому к ней отношению, слово — делу. Противоре­чивость культурной рефлексии отражает реальную противо­речивость культуры.

Первая культурная оппозиция — оппозиция нормативно-стабилизационного и творческого, смыслосозидающего аспек­тов культуры. Культура предполагает стереотипность дей­ствий, что обеспечивает устойчивость общества, социализацию индивида. Возможность социального предвидения, прогнози­рования также основывается на эталонное™ культуры. Ста­билизационный аспект культуры выходит на первый план в спокойные, «нормальные» периоды истории. Средством ком­муникации в рамках этого аспекта культуры оказываются тра­диции, обычаи, нормы, естественный язык и т.п.

В революционные периоды истории, «экстраординарные», на первый план выходит другой аспект культуры — творчес­кий, разрушение старых образцов и созидание новых. Распа­дающуюся «связь времен» соединить крайне трудно: надо со­вершить подвиг, попасть на костер, умереть, жить в бочке, чтобы ввести в жизнь новую норму, новые языковые стерео­типы. В рамках смыслосозидающего аспекта культуры ком­муникативный ее механизм воплощает культурный герой — святой, юродивый, своим неординарным поведением разруша­ющий старый стереотип и вводящий новую форму; философ, который, подобно Диогену, чрезмерностью своих поступков научает соблюдать меру; поэт, создающий новый литератур­ный язык; царь, «прорубающий окно в Европу».

Вторая культурная оппозиция касается различных спосо­бов трансляции культуры, культурной коммуникации. Пере­дача определенной информации в культуре может осуществ­ляться непосредственно, с помощью прямых предписаний, формул, рецептов (это «инструментальный» аспект культуры), и косвенно, посредством предписаний определенных действий, непосредственно означающих иное (это социально-символи­ческий аспект культуры). Например, социальные дистанции между различными социальными группами могут устанавли­ваться непосредственно («табу») и путем присвоения опреде­ленного «стиля» жизни, рассчитанного на интерпретацию, рас­шифровку его вторичного, скрытого значения. Механизм моды также является характерным примером социального символизма. Гипертрофия символического аспекта культуры ведет к утрате творческих импульсов в обществе, личности же это грозит потерей индивидуальности. Гипертрофия инстру­ментального аспекта, «серьезность» ведет к утере чувства ре­альности, непониманию значимости своей деятельности.

Наконец, третья оппозиция очерчивает коллизии в сфере культурной рефлексии. Часто культурное значение одного и того же события с точки зрения индивида и с точки зрения го* сударства оценивается по-разному. Фигуры идеолога, обыва­теля и интеллигента персонифицируют различные способы разрешения этой оппозиции.

Культура и «жизнь»

Хотя в широком смысле культура — это структура жизни человеческого духа, но взаимоотношения между человеком в его индивидуально-личностном бытии и культурой складыва­ется достаточно драматично.

С XVIII века формируется традиция критики культуры как античеловеческого образования и противопоставления ее «жизни». В XVIII веке Ж.-Ж.Руссо в «Рассуждении по вопро­су: Способствовало ли возрождение наук и искусств очищению. нравов?» отрицательно оценивал все культурные достижения;

То, что Руссо называл культурой, включало в себя науку, пись­менность, искусства, технические достижения, образование. Для Руссо мир культур с его претензией на универсализм ис­ключал внутренний мир человека, опутывал его цепями все­общего.

Для А.Шопенгауэра культура была формой всеобщего при­творства; культура скрывает подлинные жизненные устрем­ления человека и служит одновременно инструментом для их удовлетворения; культура — это фикция.

Антикультурные настроения достигают апогея в конце XIX века в философии Ф.Ницше, который видел порок современ­ной культуры в ее усреднение-принудительном характере по отношению к отдельному человеку.

В рамках философско-эстетической традиции враждебность к культуре была выражена М.Арнольдом в Англии в XIX веке как реакция на претенциозность эстетизма. В начале XX века в России представители художественного авангарда выступали за разрушение культуры как опоры «старого» мира. В 60-х го­дах XX века движение контркультуры (Т.Роззак, Ч.Рейч) выс­тупило против культурных европейских образцов, составляю­щих основу жизни современного человека: рационально-целе­вой организации человеческой деятельности, включенности в социальную иерархию, индивидуальной ответственности, ро­левой структуры человеческих взаимоотношений.

Критика культуры исходит из противопоставления «куль­туры» как «вымышленного мира безусловного»' и «жизни». Но если Руссо исходил в своем понимании человека из есте­ственных, природных начал жизни, то уже Ницше говорит совсем о другой «жизни». «Жить — разве это не значит как раз желать быть чем-то другим, нежели природа? Разве жизнь не состоит в желании оценивать, предпочитать, быть неспра­ведливым, быть ограниченным, быть отличным от прочего?»². «Жизнь» противопоставляется культуре как усредненному, стереотипному, императивно-официальному, знаково-закреп-ленному, миру неподлинного.

Если мир культурных ценностей освобождает человека от диктата природы, то человек, погружаясь в мир культуры, по­падает в еще большую зависимость от норм, правил, канонов, традиций — от мира общего. Поэтому, чтобы сохранить свою индивидуальность, человек постоянно влечется к выходу из мира культуры. Само слово как культурная реальность несет репрессивную функцию, подавляя уникальность индивида³. По словам Н.Бердяева, «культура не есть осуществление но­вой жизни, нового бытия, она есть — осуществление новых ценностей. Все достижения культуры символичны, а не реа­листичны. Новая жизнь, высшее бытие дается лишь в подоби­ях, образах, символах».

Носитель «жизни» — это, как правило, одинокая художе­ственная натура, герой, сверхчеловек, «народ» или, в совре­менной интерпретации, — молодежь, женщина как носитель свободного, творческого, естественного начала. Фактически эта «жизнь» не тождественна биологическому процессу, это «сверхжизнь», противостоящая как природным закономерно­стям, так и социальному общему. Если не сводить культуру к заранее заданной совокупности смыслов, а рассматривать ее в единстве стереотипного и творческого аспекта культуры, то эта «сверхжизнь» и является выражением творческого аспекта культуры, сферы творения культурных смыслов. Понятие «жизни» оказывается необходимым элементом культурного целого. Оно характеризует истоки человеческой вовлеченнос­ти в культуру, способ включения индивида в культуру, куль­турность.

Культурность можно понимать как доведение до совер­шенства своей деятельности, как идеальное следование куль­турному образцу. В этом смысле говорят о профессиональной культуре. Но культурность можно понимать и как созидание новых культурных смыслов, преодоление старых культурных образцов. Третий смысл культурности — умение закрепить в знаковой форме результаты культурного творчества, способ­ность создать культ своего дела, своего подвига, своей соци­альной миссии, показать их значимость для общества и тем самым дать им «путевку в жизнь». Смысл каждого дела дол­жен быть «явлен». Так, величественные манеры Платона, вы­зывавшие порой насмешки современников и обвинения в ак­терстве, были самоинсценировкой, способом закрепления в греческом мире образа философа. И, наконец, культурность — это осознание личностью степени своего овладения образцом, осознание ограниченности самого образца и возможности его изменения, осознанность символического аспекта своей дея­тельности и умение отличать одно от другого.

Однако понятие жизни как некоей устойчивой целостнос­ти, способной к самоорганизации, все же не тождественно по­нятию культуры в ее творческом аспекте. Жизнь отдельного человека протекает в культуре, которая характеризуется дис­кретностью, структурированностью, артикулированностью внутренних связей. Культура наделена своей логикой; жизнь во многом иррациональна, размеренные периоды сменяются катастрофами, человек совершает противоречащие друг другу поступки, он может погрузиться в хаос переживаний, мо­жет любить и ненавидеть одновременно.

Культура по своему определению организованна, это есть своеобразный механизм организации человеческих эмоций, памяти, поступков, мыслей, механизм упорядочивания чело­веческой жизни, превращения ее в осмысленное целое. Жела­ния человека, даже самые, казалось бы, примитивные, в силу их «небиологичности» не влекут за собой автоматических дей­ствий. Они в той или иной степени пропускаются через меха­низм культуры, осмысляются. Самая простая потребительс­кая жизненная ориентация и самое сложное, утонченное эстетическое переживание оформлены в культурную парадиг­му счастья — целостности жизни, полноты бытия, совпадения желания и смысла. Жажда целостности лежит в глубине каж­дого жизненного «проекта». Жажда целостности как абсолют­ной самодостаточности, самоосновности, самобытия есть он­тологическая потребность человека, потребность быть.

Другими словами, первичная, исходная культурная офор-мленность человеческих желаний создает возможность для «культурной обустроенности» человеческой жизни. Дальней­шая реализация онтологической потребности может идти по пути «расширенного воспроизводства» жизненного мира сво­их желаний, расхождения желания и смысла, либо по пути поиска смысла, трансформирования поисков смысла в подлин­но «бытийное» человеческое желание.

Итак, ни один человек не может жить вне культуры, но формы его культурного бытия могут быть различны. В связи с этим мож­но говорить о «человеке—в—культуре» и «человеке культуры».

«Человек—в—культуре» и «человек культуры»

«Человек—в—культуре» — либо самозванец, либо отступ­ник. Он либо не желает отвечать за содеянное, ссылаясь на дав­ление закона, моральные нормы, общественное мнение, ищет «алиби» в культуре; либо — присваивает право говорить от чужого имени, начинает чувствовать себя участником не сво­его праздника, автором не своего поступка, путем «приписы­вания» себе (с помощью символических форм, через культур­ную инсценировку) заслуг творения культурных форм. Так, присвоение величественных манер, внешнего облика членов платоновской Академии без усвоения глубины платоновской мысли делает человека самозванцем.

«Человек культуры* по-иному входит в мир культуры. Он не приспосабливается к ней, не делает ее средством для дости­жения своих «витальных», жизненных потребностей. Куль­тура для него — не рамки его жизни, но сама жизнь. Именно в культуре он реализует свою онтологическую потребность. Но и культура жива благодаря людям культуры. Она не может существовать сама по себе, в отрыве от человека. Именно че­ловеческие жизненные, бытийные потребности ведут к поис­ку нового «образа вечности» в культуре. Культура, по словам Н.Бердяева, всегда неудача, ибо не может ответить на онтоло­гический «вызов» человека, не может ввести его в мир абсо­лютного бытия. Без осознания неизбежности своей неудачи культура превращается в пустую игру смыслов, «игру в бисер». В романе Г.Гессе «Игра в бисер» как раз и представлена эта коллизия взаимоотношений культуры и жизни.

В философе как человеке культуры, писал Ницше, нет ни­чего безличного. Напротив, его концепция, прежде всего мо­ральная, свидетельствует, кто он такой, в каком отношении находятся сокровеннейшие инстинкты его природы'. Фигура Сократа — классический пример человека культуры, культур­ной жертвы, принесенной Сократом во имя идеи всеобщего, закона. Диоген Синопский, последователь Сократа, также сде­лал свою жизнь своеобразным способом общественного воспи­тания. Все экстравагантные поступки Диогена — наглядная модель самостоятельного, не подчиняющегося слепо обще­ственному мнению, поведения: только чрезмерным поступком можно научить соблюдать меру. Сам Ницше превратил свою жизнь в культурный символ переоценки ценностей, символ способности полного погружения в культурное смыслотворче-ство. Люди культуры живут в романах Г.Гессе и Т.Манна.

Человек культуры. — антитеза темноте, спутанности, хао­су индивидуальной душевной жизни. Все сокровенные движе­ния его души, противоречия его мироощущения имеют форму смысловой явленности миру. Как возможно такое бытие в культуре, понимаемое как смыслотворчество?

Дело в том, что культура — не застывшая иерархия чело­веческих ценностей, имеющих нормативный характер, смысл которых навечно зафиксирован в каких-то «культурных скри­жалях». Культура — это еще и человеческая деятельность по. воплощению, реализации этих ценностей. Сама эта деятель­ность стимулируется человеческой бытийной потребностью, потребностью закрепить себя в вечности как свободное, инди­видуальное «самозаконное» существо. Культурные ценнос­ти — это не сам мир абсолютного бытия, приобщившись к ко­торому человек решает свою смысложизненную сверхзадачу. Это лишь знаки, символы, «подобия» Абсолюта, формы дви­жения к нему. Современная философия культуры, говоря о культуре как совокупности «символических форм» (Э.Касси-рер), или как универсальной структуре человеческого созна­ния (Э.Гуссерль), или об «осевой изначальности» культуры (К.Ясперс), как раз и имеет в виду наличие в культуре неких универсальных структур, «форм», которые каждый человек наполняет своим содержанием, интерпретирует. Так, для каждого человека красота, добро, истина, вечная жизнь — бе­зусловные ценности. Но что такое добро и зло, например, че­ловек вынужден решать сам, в каждой конкретной ситуации, выступая тем самым интерпретатором культуры. В своей ин­терпретационной функции саморефлексия культуры выступа­ет как противоречивое единство отдельного и всеобщего. Куль­турная рефлексия осуществляется с помощью философии — органа самосознания культуры.

Дата добавления: 2015-06-27