Проблема функций искусства

Проблема функций искусства тесно связана с представле­ниями о сущности искусства, его происхождении, направле­нии его эволюции. Если ограничиться простым перечислени­ем функций искусства, то можно назвать следующие:

эстетическая функция, познавательная, коммуникативная, гедонистическая, эвристическая, катарсическая, социально-организующая, воспитательная, игровая, компенсаторная.

Однако, если искусство есть сгущение, концентрация эсте­тического отношения к действительности, осуществляемая с помощью моделирования, конструирования особой художе­ственной реальности, иллюзорного мира, который не претен­дует на подлинность, то эстетическая функция искусства бу­дет не «первой среди равных», но основной. Правомерно ли в таком случае говорить о множестве других функций? Суще­ствует точка зрения, согласно которой, искусство, поскольку моделирует действительность, жизнь, то поневоле воспроиз­водит и все проявления человеческой жизнедеятельности. Но не всякое произведение искусства является «энциклопедией жизни», особенно это относится к современному искусству, часто нефигуративному. Если исходить из того, что эстетичес­кое отношение есть переживание собственно человеческого от­ношения к миру, предвосхищение бесконечности человечес­ких возможностей, «универсальности» человека, то в этом случае искусство «вхоже» в любую сферу человеческой жиз­ни, для него нет запретных тем, но, касаясь любой области, искусство остается самим собой.

Искусство — необходимая предпосылка познавательной деятельности, но эта «познавательная* функция не сводится к информированию читателя или зрителя о достижениях в научной области; искусство способствует формированию самой познавательной способности, «интуиции познания», предла­гая неожиданные повороты событий, сопрягая несовместимое, стимулируя фантазию.

То же можно сказать о воспитательной функции искусства. Если художественная эмоция «бескорыстна», то это еще не оз­начает, что любитель искусства забывает о собственной выгоде и корысти в жизни. Театральные слезы в известном смысле фаль­шивые слезы, хотя зритель в театре и не играет в сострадание. Искусство может оказаться кладбищем благих намерений, несовершенных поступков, не сделанных в реальной жизни нрав­ственных усилий. Искусство может стать не побуждением к со­вершению нравственных поступков, а средством успокоения не­чистой совести. Как в таком случае отличить нравственно-вос­питательную функцию от компенсаторной?

Коммуникативная функция также фактически оказывает­ся одним из аспектов эстетической функции искусства. Комму­никативная функция не может быть сведена к общению людей по поводу увиденного фильма или к общению автора и зрителя посредством художественного образа. Художественное произ­ведение («сообщение») всегда неоднозначно. Адресат пытается прояснить его смутные очертания, понять с точки зрения соб­ственных ожиданий, интерпретировать. Искусство несет «из­быточную» информацию, всегда предполагает более чем одно истолкование «сообщения» (художественного произведения). Искусство ослабляет прямые, однозначные функциональные связи между людьми, затрудняет повседневный процесс обще­ния, заставляет задуматься о том, что нас связывает. Но тем самым искусство помогает ощутить ценность нефункциональ­ного общения, «общения вообще».

Эстетическое воздействие искусства выражается, по сло­вам психолога Л.С.Выготского, в «отсроченной реакции», опосредованной сложной работой мысли. Катарсическое воз­действие художественного произведения не есть рядоположен-ная с эстетической функция искусства. Катарсическое воздей­ствие и выражает собственно его эстетическую функцию. Искусство очищает нашу душу, просветляет, видоизменяет наши эмоции с помощью «сострадания и страха», как писал еще Аристотель. Парадоксальный характер художественной эмоции, «фальшивость» настоящих слез, пролитых зрителем в театре, выражен в словах Гамлета, который говорил об акте­ре: «Что ему Гекуба? А он рыдает». Эмоция сигнализирует о жизненной важности увиденного для человека. Но художе­ственные эмоции «беспредметны». Судьба троянской царицы, которая так трогает человека, включенного в театральное дей­ствие, неизмеримо далека от его обыденных интересов. Но па­радоксальность художественно-эстетической эмоции стимули­рует поиск деятельности, соответствующей этим эмоциям. Искусство в своей эстетическо-катарсической функции «про­светляет», очищает эмоции путем расширения их предмета. Искусство обращает человека к самопознанию, преображая «фальшивые» театральные слезы в настоящие. Оплакивая смерть трагического героя, зритель фактически предощущает возможности, которые таит в себе его собственная смерть, эстетическое переживание носит обобщенно-символический характер. Оно воздействует на нашу познавательную способность в? целом, а не способствует познанию конкретных явлений, оно интенсифицирует нашу внутреннюю жизнь, но не формирует с обязательностью отдельные поведенческие навыки. Эстетичес­кие эмоции есть сигналы пробуждения в нас способности к твор­честву, жажды осмысленной, свободной жизни. Поэтому жест­кое разделение познавательной, воспитательной, игровой функции искусства не имеет смысла, можно говорить о различ­ных модусах функционирования искусства.

История развития искусства, на первый взгляд, свидетель­ствует об обратном. В средние века искусство неотделимо от религиозного сознания, в эпоху Возрождения искусство сбли­жается с наукой: этюды Леонардо напоминают учебник по сте­реометрии, ученые трактаты Дж.Бруно написаны в художе­ственной форме. В эпоху Просвещения искусство трудно отделить от философско-морализующего сознания, например, философские повести Вольтера или произведения Д.Дидро. Эс­тетическая специфика искусства, неопосредованная его само­рефлексией, может угаснуть при соприкосновении с иными формами деятельности; слишком соблазнительно применить искусство с его образностью, эмоциональной насыщенностью для решения неэстетических задач.

Стремление искусства XX века к сохранению художествен­но-эстетической автономности ведет к возникновению рефлек­сивных моментов внутри художественного произведения. Так, возникают многочисленные пояснения художника, музыканта к своим произведениям. Современная нефигуративная живопись неотделима от пояснений философско-мировоззренческого по­рядка, даваемых самими художниками, которые рассуждают о проникновении в первооснову вещей, о прорыве к «праматерии».

Другой путь усиления собственно эстетического статуса ис­кусства, отсечения неспецифических для него функций — это превращение дискретного (прерывного) опыта по созданию, восприятию и интерпретации художественного произведения в единое поле эстетического опыта. Так, при восприятии скуль­птуры зритель вовлекается в познавательно-игровую ситуацию:

он должен пройти сквозь скульптуру, взобраться на нее, даже: переставить ее с места на место¹. Публика в театре становится подобной античному хору — она превращается в свидетеля и комментатора событий, к ней актеры обращаются с реплика­ми, вопросами, она оценивает, «выносит приговор». «Конкрет­ная» музыка использует звуки, повседневные голоса большого города; «поп-арт» находит объекты эстетического созерцания среди отбросов индустриальной культуры.

Непрерывность эстетического опыта, вовлечение в него зри­теля, слушателя, включение псевдо-целесообразных действий, вырванных из обыденного контекста, где они действительно имели строго определенное назначение, лишение привычных предметов привычного смысла — все это обессмысливает неэс­тетические аспекты функционирования искусства. Игра, обще­ние, нравственные суждения, познание становятся не «функ­циями» искусства, то есть как бы некими результатами внеш­него взаимодействия произведения искусства с реципиентом, с тем, кто его воспринимает, но внутренними моментами эстети­ческой ситуации, создаваемой искусством. Я «познаю», «иссле­дую» скульптуру — но это познание есть неотъемлемая сторо­на восприятия художественного произведения. Я по ходу теат­рального действия могу высказать нравственное суждение, но мои слезы или мой гнев становятся моментами самого спектак­ля. Искусство отрезает человеку путь к неэстетическому его использованию. Современное искусство как бы иронизирует над традиционной концепцией искусства как носителя ряда не связанных между собой функций — познавательной, воспита­тельной, коммуникативной. Искусство обращается к целостной личности, оно стимулирует самосознание, воображение, па­мять — интегративную деятельность личности.

Дата добавления: 2015-06-27