Сущее, должное, возможное

Дело интеллигенции — приверженность культуре — выра­жается в синтезе «совершенного» и «несовершенного», абсо­лютных ценностей и жизненных реалий. Однако этот синтез не предполагает полного слияния «должного» и «сущего», напротив, автономизация отдельных культурных сфер, упо­рядочивание взаимоотношений между ними есть необходимая предпосылка функционирования общества как целостности.

Рядом с миром абсолюта, ценностей культуры и жизненного мира личности существует еще один мир, в котором абсолютные ценности трансформируются в социально-политические идеалы, а мировоззренческие установки личности воплощаются в иерар­хию целей и средств — это социально-политическая сфера. В чем заключается «дело» интеллигенции в этой области? Обязана ли она «впрягаться в несовершенное», к чему призывал И.Ильин, вступать в политическую борьбу, или же должна сохранять по­зицию стороннего наблюдателя? Существующие на этот счет мне­ния прямо противоположны.

Известна точка зрения, согласно которой интеллигенция, не имея самостоятельных экономических интересов, не является и самостоятельной политической силой. Интеллигенты лишь об­служивают ту или иную влиятельную политическую силу, ста­новятся «кондотьерами пера», исполнителями чужой воли в сфе­ре политики и идеологии.

Существует и иная точка зрения. Дело интеллигенции на­чинается и заканчивается в сфере абсолюта, считает Н.Бердя­ев, необходимо «освобождение от гнетущего духа политики», ее миссия целиком духовна и находится за пределами полити­ческой борьбы, «она не аполитична, но — супраполитична, ибо сама политика должна в будущем исчезнуть, перестать быть тормозом в деле строительства нового общества «нового сред­невековья», являясь основной преградой на пути слияния духа и материи.

Все пишущие об интеллигенции обращают внимание на то обстоятельство, что интеллигенция, как бы ее ни определяли, постоянно находится рядом с политикой или целиком погру­жена в нее. Интеллигенцию обвиняют в чрезмерном воздей­ствии на социально-политический строй, ибо государственная идеология тоталитарного государства вырастает из утопичес­ких построений интеллигенции: «Коммунизм — ее детище». Горе тому, через кого приходит соблазн.

Ценности всегда законченны, совершенны. Дело политики же никогда не закончено, государство никогда не совпадает с идеей государства, социум — не пассивная материя. В поли­тике дистиллированные идеалы культуры не составляют стро­гой иерархии, они раздроблены, «распределены» среди различ­ных социальных групп. Политика — автономная сфера, где абсолютные ценности легко превращаются^ орудия, средства политической борьбы. По словам П.Н.Милюкова, необходимо отделять дело политики от деятельности нравственной, ре­лигиозной, художественной, надо стараться «не смешивать границы партий с границами добра и зла»¹.

То духовно-символическое освоение царства абсолютного, которое интеллигенция осуществляет в процессе взаимодей­ствий человека с универсумом, в области политики дает неуте­шительный результат. Политика — область ограничений и опосредований, она не имеет качества завершенности, постоян­но «отсылает к другому». Каждое прикосновение к одному из полюсов полярного мира политики не приближает к другому полюсу, принятие одной точки зрения не притягивает к ней Другую, мрак не становится светом, что характерно для симво­лической логики, логики целостности. Напротив, одна сторона расколотого политического мира увлекает за собой того, кто неосторожно вошел в зону ее бытия, втягивает в односторон­ность, ибо связь политических полярностей осуществляется не символическим путем, а инструментальным — поиском реаль­ных средств — посредников — политических партий, соци­альных групп, массовых акций. Интеллигенция в своем стрем­лении к интеграции реально либо встает на сторону одной из противоборствующих сил, рассматривая политическую борьбу как форму разрешения мировой драмы, либо полностью устра­няется из мира несовершенного, шлет ему проклятья, либо — вступает на зыбкую почву построения гармонии политическо­го универсума из «наличного материала»: народных традиций, исканий интеллектуальной элиты, государственных программ. Но это логика жизни в сфере вневременного, логика мира, где все возможно, составляющие этого мира лишены четких гра­ниц. Элементы же социально-политической реальности укоре­нены в бытии, их нельзя перетасовать, произвольно разъять и соединить заново.

Попытки конструирования социально-политической реаль­ности по логике «третьего мира» ведут к созданию своеобраз­ных идеологических «кентавров», гибридных идеалов, не толь­ко нежизнеспособных, но и способных разрушить «посредническую» деятельность самой интеллигенции в поли­тической области. Такие гибридные идеалы — образцы уни­версальности — возникали в России с давних времен. Предпринимались попытки соединить идеал с государственностью, со­борность с авторитаризмом, синкретические ценности патри­архального общества с либерализмом, утилитаризм с общин­ными ценностями. Издавна, по словам В.Ключевского, русский образованный человек без глубокого понимания пользовался накопленным в России умственным и нравствен­ным запасом «с его недодуманными и непримиренными пред­ставлениями, неуясненными, хаотическими ощущениями, со всем его праздничным и будничным двоемыслием»¹.

Воплощение в жизнь таких сложных образований требова­ло создания института посредников — государственных чинов­ников, деятелей образовательных учреждений, внегосу дар­ственных органов управления. Но общественное сознание, да­лекое от логики посредничества, логики рационалистической, жило по иной логике — логике мифа. Оно не нуждалось в по­средниках, «медиаторах», а лишь переходило от одной состав­ляющей гибридного идеала к другой — бунтарские построения оборачивались абсолютным доверием к царю-батюшке, про­водники же его воли рассматривались как ненужное препят­ствие, которое необходимо устранить. Гибридные идеалы, по­строенные на основе логики мира абсолютных ценностей, встречаясь с массовым сознанием, сознанием повседневности, разрушали все попытки совершенствования «срединного» цар­ства — социально-политической жизни.

Примером такого гибридного идеала может служить пат­риархально-коммунистическая утопия А.В.Чаянова — впол­не возможный идеологический сценарий будущего. В этом новом обществе уничтожены все города как центры индуст­рии, сохранились лишь крестьянские хозяйства и коопера­ция. Патриархальные устои жизни сочетаются с современны­ми формами управления общественным мнением (создание «Лиги организации общественного мнения»), с наличием Советов, централизованного государственного управления, с повсеместным внедрением православия. Наряду с тщатель­ной подготовкой интеллектуальной и правящей элиты, в этом обществе практически отсутствует высокое искусство, кон­церты классической музыки заменены слушанием колоколь­ных звонов и т.п.

В результате суммирования множества относительных ис­тин не рождается абсолютная истина, из умножения несовер­шенств не возникает совершенное. Участие интеллигенции в социально-политической жизни не должно вести к разруше­нию границ между миром абсолютных ценностей, личностным бытием и миром социальных взаимодействий. Всякая утопия оборачивается предательством дела культуры, всякое упроще­ние и схематизация становится обманом. «Представитель аб­солюта» может лишь указывать на несовершенство любого политического решения, на односторонность политических интересов, ограниченность любого социально-политического идеала. Интеллигент, даже если он оказывается на политичес­кой трибуне, обязан «не давать разгуляться своей метафизи­ке». Интеллигент обязан схватить за руку политика, пытаю­щегося проводить «абсолютное в жизнь», даже если это будет его собственная рука. Поэт И.Бродский в эссе о философе-сто­ике римском императоре Марке Аврелии писал: «Общество мо­жет выгадать, сделав хотя бы ощутимую душевную склонность к меланхолии необходимым условием для любого, как стрем­ления этим обществом управлять»¹.

Миссия интеллигенции в социально-политической жиз­ни — лишь выявление возможности целостности, совершен­ства через указание на несовершенство каждого отдельного ре­шения. Это интерпретационная деятельность —рассмотрение позиции своего политического оппонента как горизонта сво­их собственных решений. Вечная оппозиционность интелли­генции, неспособность ее включиться в каждодневную поли­тическую борьбу, ненадежность ее как политического союзни­ка на самом деле есть реализация важной социальной задачи — «удержать в узде» мир полярностей, сохраняя его структури­рованность. Политика, в которой не звучит голос вечного дис­сидента — интеллигенции, — способна поглотить, сделать сво­им средством и абсолютные ценности, готова нарушить «зону неприкосновенности» личного бытия. Интеллигент всегда мо­жет сказать: мы не переделаем мир, но по крайней мере мо­жем способствовать тому, чтобы он не разрушился. «Нужно быть в мире настолько, чтобы сознавать необходимость воин­ских уставов, и не быть в нем настолько, чтобы помнить, что воинских уставов недостаточно. Напомнить об этой недоста­точности — не в этом ли задача интеллектуалов?»'.

Интеллигент, таким образом, выполняет важную соци­альную функцию: он является своеобразным «экспертом по целостности», выразителем единства противоречивой социаль­ной жизни. Любой элемент общества— политика, экономи­ка, идеология, мораль, искусство — стремится к выполнению приоритетной роли, что выражается в появлении концепций тотальной эстетизации жизни, политизации ее, экономичес­кого универсализма и т.п. Аналогичные процессы происходят и в области социально-классовой структуры: различные соци­альные группы — рабочие и крестьяне, чиновники и интеллек­туалы, молодежь и женщины — претендуют на социальное ли­дерство. Групповая ограниченность мешает рабочему, служащему, предпринимателю, ученому правильно понять свою социальную роль, свое место в системе общества как це­лого. Чтобы суметь осознать и передать «чувство целого», надо хотя бы на время оторваться от интересов конкретной соци­альной группы, ослабить узы, связывающие меня с моим не­посредственным окружением.

Возможно ли отождествить интеллигенцию с определенной профессией, образом жизни, характером образования? Очевид­но, такие попытки будут более продуктивными по отношению к прошлому. Исторические формы бытия интеллигенции — это люди свободных профессий, студенческая молодежь, еще не об­ретшая своей социальной ниши, наконец, просто всесторонне образованные люди из привилегированных слоев, не имеющие определенного рода занятий. В последнее время все труднее выделить особую группу, имеющую право называться интелли­генцией, все труднее найти человека, который всей своей жиз­нью подтверждает свое право называться интеллигентом.

Интеллигент — это посланник трех миров: мира абсолют­ных ценностей, личностного бытия, социальной жизни; он всегда находится «между», не погружаясь целиком ни в одну из областей социума; он посредник, но не святой, созерцаю­щий вечность, не ученый, посвятивший всю жизнь поиску ис­тины, не политический трибун. Интеллигентность — это на­личие некоей дополнительной мотивации, заявляющей о себе в любой деятельности; это сомнения святого и муки совести политика, это вечная критика обособленности, ограниченнос­ти, фанатизма. Прикасаясь к различным мирам, интеллигент меняет свой облик: в сфере ценностей он превращается в иро-ника, в политике становится оппозиционером, в повседневно­сти зачастую принимает облик юродивого. Интеллигенция на­деляет общество социальным зрением, превращает традицию в историческую память, помогает увидеть границы историчес­ких аналогий, пребывает в особой реальности, находящейся за пределами сущего и должного — в реальности возможного.

Дата добавления: 2015-06-27