С. Животный организм 2 страница

К оглавлению

==410

деления никогда не происходит посредством самих по себе свободных частей, а всегда лишь искусственно или случайно. Способность размножаться таким путем особенно свойственна одному паразитическому растению из семейства бромелий (Tillandsia usneoidis). Когда какаянибудь часть этого растения отрывается ветром и подхватывается ветвями деревьев, она тотчас же пускает корни и начинает расти так, словно она вышла из семени>. Земляника и множество других растений дают, как известно, столоны, т. е. выходящие из корня ползучие стебли. Эти нити или черешки образуют узлы (почему не <свободные части>?), когда последние прикасаются к земле, они снова пускают корни и дают начало совершенно новым растениям. Вилльденов (указ. соч., стр. 397) пишет: <Манговое дерево (Rhizophora mangle) опускает свои сучья вертикально к земле и превращает их в стволы, таким образом в тропиках в Азии, Африке и Америке одноединственное дерево покрывает влажные берега на расстоянии в милю и больше целым лесом, который состоит из многочисленных стволов, одетых сверху как бы плотно подстриженной листвой>.

у) Ветви возникают из почек (gemmulae). <От каждой почки, - цитирует Вилльденов (указ. соч., стр. 393) Обера дю Пти Туара 54, - тянутся сосуды, идущие вниз через все растение, так что древесина образована в сущности из корневых волосков всех почек, и древовидное растение представляет собой агрегат многих растений>. Далее Вилльденов продолжает: <Если вскрыть привитое дерево в месте прививки, там тоже найдешь волоконца, проникающие от привоя в главный ствол на небольшое расстояние, как это наблюдал Линк и видел я сам>. Об зтих прививках он говорит на стр. 486-487 подробнее: <Как известно, пересаженная на другой ствол почка кустарника или дерева вырастает на этом стволе и должна почитаться за особое растение. Она нисколько не изменяет свою природу, но продолжает расти, как если бы она сидела в земле. Агрикола 55 и Барнес добились еще больших успехов в области такого размножения; они сажали почки прямо в землю и выращивали из них целые растения. При такого рода искусственном размножении замечательно то, что, когда ветки или глазки (gemmae) выращиваются в новые растения каким бы то ни было способом прививки, воспроизводится не вид только, но и разновидность первоначального растения. Через семя же

==411

воспроизводится только вид, который при известных обстоятельствах может перейти в другую разновидность. Так, борсторфское яблоко остается неизменным в результате прививок; но из его семени можно получить самые различные разновидности>. Такие почки настолько сохраняют свою индивидуальность, превращаясь в ветви другого дерева, что на одном дереве можно вырастить, например, дюжину видов груш.

Луковицы тоже представляют собой такие почки (у однодольных растений) и так же делятся в самих себе. Тревиранус говорит (указ.соч., т.Ill, стр.363, 364): <Луковицы характерны для однодольных растений. Они вырастают то наверху у корня в углу между стеблем и черешком листа, как у лилии огненной (Lilium bulbiferum) и у рябочника царственного (Fritillaria regia), то в цветах, как у некоторых видов лука (Allium). Те растения, корни которых несут на себе луковицы (т.е. просто разъемлются), производят обыкновенно бесплодные семена; но эти семена становятся плодоносны, если луковица разрушается тотчас же после своего образования. У Fritillaria regia каждый лист обладает способностью производить луковицы и тогда, когда он отделен от стебля. Если осенью отрезать такой лист у самой луковицы, слегка спрессовать его между полосами промокательной бумаги и сохранить в теплом месте, он у самого нижнего конца, там, где он был соединен с корнем, пустит новые луковицы и по мере их развития будет постепенно отмирать. У некоторых растений, у которых луковицы появляются в углах листьев или на стеблях, они иногда сами отделяются от материнского ствола и пускают отдельно от него корни и листья. Такие растения предпочтительно заслуживают названия живородящих. У Lilium bulbiferum 56, Poa bulbosa (мятлика луковичная) и некоторых видов Allium 57 это происходит без вмешательства человека. У тюльпана степного (Tulipa gesneriana), у Eucomis punctata и у некоторых других сочных однодольных можно добиться того же искусственным путем, если срезать с них цветок до оплодотворения и поместить стебель с листьями в тени>. Вилльденов прямо пишет (указ. соч., стр. 487), что Pothos и Plumiera <могут размножаться даже через листья>, к чему Линк добавляет: <Особенно развито это свойство у Bryophyllum calycinum>. Лист, положенный на землю горизонтально, весь покрывается по краям волосками и корешками. Линк говорит (<Ос-

==412

новные учения>, стр. 181): <Мы имеем, таким образом, примеры корневых почек, выросших из черешка; искусственно выращивал деревья из листьев впервые Мандирола. Возможно, что из каждой части растения, содержащей только спиральные сосуды и клеточные ткани, возникает почка>. Словом, каждая часть растения может непосредственно существовать как цельная особь; у животных дело обстоит совершенно иначе, за исключением полипов и других низших видов. Растение есть, таким образом, собственно говоря, агрегат множества особей, составляющих одну особь, части которой, однако, вполне самостоятельны. Эта самостоятельность частей есть бессилие растения; животное, наоборот, имеет внутренности, его члены несамостоятельны и могут существовать исключительно лишь в единстве с целым. При повреждении внутренностей животного (именно его благородных внутренних частей) особь погибает. Правда, и у животного организма некоторые члены могут быть отняты; но у растения имеются вообще только такие члены.

Поэтому Гёте обнаружил глубокое чутье природы, определив рост растения как метаморфозу одного и того же образования. Ботаники отнеслись равнодушно к его сочинению <Метаморфоза растений>, появившемуся в 1790 г. 58, и не знали, как подойти к нему именно по той причине, что в нем дано нечто целое. Расхождение в множестве особей есть вместе с тем цельный образ, органическая тотальность, имеющая в своей полноте корни, ствол, сучья, листья, цвет и плод, но полагающая также и различие в себе, как мы покажем это ниже. Для Гёте, однако, весь интерес состоял в том, чтобы показать, как все эти различные части растения представляют собой единую, замкнутую в себе жизнь и как все формы остаются только внешними преобразованиями одной и той же основной сущности, и не только в идее, но и в существовании, так что каждый член весьма легко может перейти в другой; перед нами мимолетное духовное веяние форм, не доходящее до качественных, радикальных различий, но представляющее собой лишь идеальную метаморфозу материального существа растений. Части существуют как равные в себе, и Гёте понимает все различие между ними как расширение и стягивание. Известно, например, что делались такие опыты: деревья сажали в перевернутом виде, корнями в воздух, сучьями и ветвями в землю, и оказалось, что в таком случае корни покрываются листьями,

==413

почками, цветами и т.д., а сучья и ветви превращаются в корни. Махровость цветов, например роз, состоит лишь в том, что волоконца (тычинки), пыльники (пыльцевые мешочки) и пестики (столбики) превращаются у диких роз благодаря более обильному питанию в лепестки либо целиком, либо оставляя по себе кое-какие следы. Характер волоконца у многих таких лепестков еще сохраняется, так что они, с одной стороны, представляют собой лепестки, а с другой - волоконце; ибо волоконца и суть не что шов, как стянутые листья. У тюльпанов, называемых монстрозами, лепестки колеблются между настоящими лепестками и листьямя. Настоящие лепестки - это те же листья, только более утонченные. Пестик тоже всего лишь стянутый лист; да и пыльца (у роз, например, она имеет вид желтого порошка) имеет природу листьев. Точно так же семянная коробочка и плод всецело имеют природу листа, как это видно из того, что на снинке.плода встречаются иногда листья. Лиственную природу можно распознать и в косточке плода. Шип дико растущих растений превращается у обдагороженвых растений в лист; яблочные, грушевые и лимонные деревья имеют на скудных почвах шипы, которые при воздедывання исчезают, превращаясь в листья *.

Таким образом, во всем образовании растения обнаруживается одна и та же однородность и простое развитие; и это единство.формы есть лист. Одна форма может поэтому легко перекинуться в другую. Зародыш уже сам характеризует себя как вид листа своими семядолями, т.е. именно листьями из более грубого вещества, не достигшими развития. Затем идет стебель, из которого выходят листья, часто бывающие перистыми и приближающиеся, таким образом, к цветам. Некоторое время проясходит рэст в длину (например, у нитчаток), а потом стеблевые листья завязываются узлами; у узлов возникают листья, простые внизу у стебля, а выше - рассеченные, разделенные на части; у первых, находящихся внизу, край еще не развит **. Описывая такими чертами однолетнее растение, Гёте продолжает: <Однако дальнейшее развитие неудержимо распространяется от узлов к узлам через лист. Появляются листья с зазубринами, с глубокими вырезами, составленные из нескольких листочков; в последнем случае * Вилльденов, указ. соч., стр. 293. ** Ср. Гёте. К морфологии, т. 1, 1817, стр. 58, 83-85.

==414

они в совершенстве предобразуют маленькие ветки. Яркий пример такого последовательного чрезвычайного усложнения простейшей формы листа представляет финиковая пальма. У одного из следующих друг за другом листьев выдвигается средняя жилка, вееровидный, простой лист рассекается, делится на части, и развивается в высшей степени сложный лист, соперничающий с веткой> (Гёте, там же, стр. II). Листья оказываются, таким образом, более тонко развитыми, чем семядоли, ибо они черпают свои соки из ствола, как иэ чего-то уже органиэованного.

Сделаю здесь одно замечание, важное с точки зрения различия видов: описанный процесс, который может обнаружиться у одного какого-нибудь вида при развитии листа, оказывается, далее, главным характерным признаком самых различных видов, так что листья всех видов вместе дают полную картину развития листа. Это можно наблюдать, например, на ряде гераней, у которых весьма различные на первый взгляд листья связаны друг с другом постепенными переходами. <Как известно, ботаники находят специфическое различие растения большей частью в форме листьев. Взглянем на листья рябины гибридной (Sorbus hybrida). Некоторые из иих еще почти совсем сращены; и лишь несколько более глубокие вырезы зазубренного края между боковыми жилками свидетельствуют о том, что природа стремится здесь к более глубокому обособлению. У других листьев ати вырезы, особенно у основания и на нижней половине листа, становятся еще глубже; и ясно видно, что каждая боковая жилка готовится стать главной жилкой отдельного листа. У других листьев наблюдается уже явственное обособление самых нижних боковых жилок в самостоятельные листочки. На следующих жилках уже имеются наиболее глубокие вырезы; и ясно, что при большей свободе порыва к развертыванию соединение (анастомоз) было бы преодолено и здесь. У других листьев это фактически достигнуто: две, три, четыре пары боковых жилок разъединены у них снизу вверх, и средняя жилка благодаря своему более быстрому росту раздвигает листочки. Лист является, таким образом, наполовину перистым и наполовину еще сращенным. Смотря по возрасту дерева и в зависимости от его местоположения к даже от времени года в нем количественно преобладает то разветвленность, то сращение, - к у меня есть листья, начти совершенно перисты>. Если мы обратимся к рябине обыкновенной (Serb's aucaparia), то

==415

найдем, что этот вид представляет собой лишь продолжен ние истории развития Sorbus hybrida, что два этих вида различаются лишь тем, что второй стремится к большей сосредоточенности ткани, а первый - к большей свободе в пускании побегов> *.

От листьев Гёте переходит к чашечке (указ. соч., стр. 15-20): <Переход к цвегорасположению совершается то быстрее, то медленнее. В последнем случае мы обыкновенно видим, что листья снова начинают стягиваться внутрь с периферии, в особенности теряя при этом свои разнообразные внешние разделения, в нижних же своих частях, где они связаны со стеблем, они начинают более или менее расширяться. В то же время если не происходит заметного удлинения расстояний между узлами на стебле, то мы видим во всяком случае, что стебель стал гораздо тоньше и стройнее, чем был прежде. Поэтому было замечено, что обильное питание задерживает появление цветка. Часто бывает так, что это превращение происходит быстро; в этом случае стебель, сразу вытянувшийся и ставший тонким, поднимается от узла последнего развитого листа ввысь и собирает на своем конце несколько листьев вокруг одной оси> - возникает чашечка. Ее листики - это те же органы, что и стеблевые листья, но собранные теперь вокруг общего средоточия. <Мы находим, далее, у многих цветков неизмененные стеблевые листья, собранные под самым венчиком в своего рода чашечку. Так как они еще вполне сохраняют свою форму, то здесь будет достаточно сослаться на очевидность и на ботаническую терминологию, давшую им название цветковых листьев (folia floralia) >. Там, где стеблевые листья стягиваются постепенно, они изменяются и как бы тихонько прокрадываются в чашечку. Эти листья часто становятся еще более неузнаваемы, соединяясь вместе и срастаясь своими боками. <Такие тесно сближенные листья... дают колоколообразные или так называемые однолистные чашечки, более или менее глубоко вырезанные сверху... Итак, при образовании чашечки природа соединяет вокруг одного центра несколько листьев и, следовательно, несколько узлов, которые в других случаях она произвела бы на известном расстоянии друг от друга; значит, в виде чашечки она не создает никакого нового

* {Franz. Joseph] Schtlver. Kritik der Lehre von den Geschlechtern der Pflanze, [1802], 1. Fortsetzung (1814), S. 38-40.

==416

органа>. Чашечка есть, таким образом, лишь точка, вокруг которой собирается в круг то, что прежде было распределено по всему стеблю.

Сам цветок есть лишь удвоение чашечки, ибо лепестки и чашелистики очень близки друг к другу. И здесь, при <переходе от чашечки к венчику>, Гёте стирает противоположность: <Хотя чашечка обыкновенно остается еще зеленой и по цвету походит на стеблевые листья, она все же часто изменяется в той или другой своей части, на зубцах, на краях, на спинке или же с внутренней стороны, оставаясь зеленой снаружи; и это изменение окраски всегда сопровождается утончением. Так, получаются сомнительные чашечки, которые с таким же правом можно считать венчиками. Венчик возникает опять-таки путем расширения. Лепестки венчика обыкновенно больше чашелистиков; и можно заметить, что как в чашечке органы стягиваются, так теперь в качестве венчиковых лепестков они снова расширяются, чрезвычайно утончившись. Их тонкая организация, их цвет, их запах сделали бы для нас совершенно неузнаваемым их происхождение, если бы мы не имели возможности подслушать природу в некоторых исключительных случаях. Так, например, внутри чашечки гвоздики встречается иногда вторая чашечка, которая в одних случаях, будучи совершенно зеленой, обнаруживает задатки к превращению в однолистную вырезанную чашечку; в других же случаях она разорвана и переходит на своих зубцах в нежные удлиненные окрашенные зачатки настоящих венчиковых лепестков>. У многих растений стеблевые листья <уже более или менее окрашены, даже когда они далеки от цветка; другие, близкие к цветку, приобретают полную окраску. На стеблях тюльпанов встречается иногда почти совершенно развитый и окрашенный венчиковый листик; еще замечательнее тот случай, когда такой листик, наполовину зеленый и одной своей половиной принадлежащий к стеблю, остается прикрепленным к последнему, между тем как его другая, окрашенная часть поднимается вверх вместе с венчиком, и листик разрывается на две части. Весьма правдоподобно мнение, что цвет и запах венчиковых лепестков объясняется присутствием в них мужского семени. Вероятно, оно находится в них в еще недостаточно отделенном виде в соединении с другими соками, в которых оно растворимо. А наблюдаемая здесь прекрасная игра цветов наводит нас на мысль, что материя, которой наполнены эти листья, хотя 14 Гегель, т. 2

==417

и достигает высокой степени чистоты, но не наивысшей; на этой последней она является нам белой и неокрашенной> (Гете, там же, стр. 21-23).

Оплодотворение есть высшее развитие света в растении; и здесь Гёте также показывает <близкое сродство венчиковых лепестков с пыльцевыми органами>. Этот переход часто совершается регулярно, как у канны. <Настоящий, мало измененный листик венчика стягивается у своего верхнего края, и появляется пыльцевой мешочек, в котором остальная часть листика играет роль тычинки. На цветах, большей частью махровых, мы можем проследить этот переход на всех его ступенях. У многих видов роз внутри вполне развитых и окрашенных венчиковых лепестков находятся другие, стянутые отчасти посредине, отчасти сбоку. Это стягивание производится небольшим затвердением, в котором можно более или менее ясно распознать настоящий пыльцевой мешочек. У некоторых махровых маков вполне развитые пыльники покоятся на малоизмененных листьях сильно махровых венчиков>. Органы, получившие название нектарников (лучше paracorolla), представляют собой приближение венчиковых лепестков к пыльцевым сосудам. На некоторых венчиковых лепестках имеются ямочки или желёзки, выделяющие медовый сок - еще не выработанную оплодотворяющую жидкость. <Все причины, вызвавшие расширение стеблевых листьев, чашелистиков и лепестков, здесь совершенно отпадают - и возникает слабая, в высшей степени простая нить... Те же самые сосуды, которые в других случаях удлинялись, расширялись и снова устремлялись друг к другу, теперь находятся в чрезвычайно стянутом состоянии>. Тем сильнее действует зато семенная пыльца наружу, на пестик, который Гёте сводит к тому же типу: <Очень часто пестик выглядит почтд как тычинка без пыльника. Тесное сродство женского органа с мужским выясняется отсюда так наглядно, что мы склонны назвать спаривание духовным соединением и думаем, что нам удалось хоть на миг приблизить друг к другу понятия роста и воспроизведения. Пестик бывает очень часто составлен из нескольких отдельных пестиков. Пестик ириса стоит перед нами со своим рыльцем как совершенно законченный лепесток. Зонтикообразное рыльце сарацении не так явно составлено из нескольких листков, но и оно сохраняет даже зеленую окраску> (Гёте, там же, стр. 2326, 30-34). О пыльниках один физиолог говорит: <При

==418

образовании пыльников края чашелистиков заворачивались внутрь, так что сначала возникал полый цилиндр, на верхушке которого находился пучок волосков. Последние отпадали, когда пыльник достигал более полного развития. Аналогичное превращение происходило с пестиком (stilus), причем один или несколько чашелистиков загибались с края внутрь (arcuarentur); так возникала сперва простая полость, а потом завязь. Пучок волосков, сидевший на верхушке полости, не отсыхал, как у пыльников, а развивался, наоборот, в законченное рыльце (stigma)>*.

Плоды, околоплодники тоже могут быть представлены как видоизменение листа: <Мы говорим здесь собственно о таких околоплодниках, которые заключают в себе так называемые покрытые семена>. Семянные коробочки гвоздик часто превращаются снова в чашечковидные листья: <Встречаются даже гвоздики, у которых околоплодник превратился в самую настоящую чашечку, и только вырезы на ней еще сохраняют наверху легкие следы столбиков и рылец, между тем как из глубины этой второй чашечки развивается вместо семени более или менее полный венчик лепестков. Сама природа всяческими способами раскрывает нам далее в своих регулярных и постоянных образованиях всю плодовитость, таящуюся в листе. Так, например, хоть и измененный, но все еще вполне узнаваемый лист липы выпускает из своей средней жилки черешок и на нем вполне законченный цветок и плод. Еще ярче и прямо-таки в огромных размерах является перед нами непосредственная плодовитость стеблевых листьев у папоротников, которые вырабатывают и рассеивают <бесчисленные способные к прорастанию семена>. В околоплодниках трудно не распознать форму листа. Так, например, кожура есть простой сложенный лист; стручки состоят из нескольких сросшихся листьев. Меньше всего мы замечаем это сходство с листом у сочных и мягких, а также у деревянных и твердых околоплодников. Сродство семянных коробочек с предшествующими частями обнаруживается также в рыльце, которое у многих сидит прямо на них и неразрывно связано с коробочкой. Сродство рыльца с формой листа мы уже показали выше. У разных семян можно заметить, что они

* Hermann Friedrich Autenrieth. De discrimine sexuali [jam in seminibus plantarurn dioicarum apparente praernio legio ornata]. Tubingen, 1821, p. 29-30.

==419

превращают листья в свои ближайшие оболочки. Следы таких листьев, не вполне приноровленных к семени, мы находим у многих крылатых семян, например у семян клена. Чтобы не выпускать из рук взятой нити, мы все время рассматривали растение лишь как однолетнее. Но для придания настоящему опыту необходимой полноты теперь придется поговорить о глазках для прививки. Глазок не нуждается в семядолях> и т.д. (Гёте, там же, стр. 36, 37). 0 движениях и деятельности многолетних растений мы еще будем говорить ниже.

Таковы основные мысли гётевской <Метаморфозы растения>. Гёте проникновенно изобразил единство как духовную лестницу 59. Но метаморфоза есть только одна сторона, и она не исчерпывает целого; нужно обратить внимание и на различие образований, с которым впервые появляется на сцену подлинный процесс жизни. В растении необходимо, таким образом, различать две вещи: а) описанное выше единство всей их природы, равнодушие их членов и образований к изменению их формы, и в) различие в их развитии, самый ход их жизни, организацию, доходящую вплоть до полового различия, как бы оно ни было несущественно и излишне. Процесс жизни растения есть самостоятельный процесс в каждой его части; каждый сук, каждая ветвь, каждый лист заключают в себе весь процесс, ибо каждый есть вместе с тем и целая особь. Процесс жизни растения присутствует, стало быть, в каждой части целиком, так что растение насквозь партикуляризовано, причем, однако, процесс здесь еще не разложим на различенные деятельности. Процесс растения как его внутреннее различение обнаруживается поэтому как в своем начале, так и в своем последнем продукте лишь в форме построения образа. В этом отношении растение находится посредине между минералогическим кристаллом и свободным животным образом, ибо животное имеет овальную эллиптическую форму, а кристаллическое есть рассудочная форма в прямых линиях. Образ растения прост. Рассудок еще царит в прямолинейном стебле, да и вообще прямая пиния еще сильно преобладает у растения. Внутри находятся клетки, частично подобные пчелиным сотам, частично вытянутые в длину; затем идут волокна, которые хотя завиваются в спиральные линии, но затем снова удлиняются, не смыкаясь в округлость. В листе господствует плоскость; различные формы листьев как у растения, так и у цветка еще очень

К оглавлению

==420

правильны; в их определенных вырезах и заострениях наблюдается механическое однообразие. Листья бывают зубчатыми, зазубренными, заостренными, ланцетовидными, щитовидными, сердцевидными, но они уже лишены абстрактной правильности: одна сторона листа не походит на другую - одна более стянута, другая более расширена и округлена. Наконец, в плоде господствует шарообразность, но это еще измеримая округлость, а не высшая форма округлости животной.

Рассудочное числовое определение тоже еще господствует у растений, например три или шесть; последнее число наблюдается у луковиц. Для чашечки цветка характерны числа шесть, три, четыре. Но встречается и число пять, причем бывает так, что когда у цветка имеется пять тычинок и пыльников, то у него также пять или десять лепестков; из стольких же листиков состоит тогда и чашечка и т. д. Линк говорит (<Основные учения>, стр. 212): <В сущности полная мутовка состоит, по-видимому, только из пяти листьев. Там, где их имеется шесть или больше, наверное, можно будет найти две или больше мутовок, одну в другой. При четырех листьях в одной мутовке остается свободное место для пятого; три листа свидетельствуют о менее совершенной форме, два или только один оставляют свободные места для двух листьев или для третьего>.

Как форма растения, так и его соки колеблются между химическим и органическим веществом. Самый процесс, тоже колеблется еще между химическим и животным. Растительные продукты суть кислоты (например, лимонная кислота) - вещества, правда, уже не вполне химические, а скорее индифферентные, но еще не такие, какие наблюдаются у животных. Одного соединения с кислородом и водородом здесь недостаточно, тем более его недостаточно для животного. Например, при дыхании. Органическая, проникнутая жизнью, индивидуализованная вода ускользает из рук химии; она - духовная связь 60.

§ 346 Процесс, который есть жизнь, должен, при всем своем единстве, разложиться на тройственность процессов (§ 217-220).

Прибавление. В процессе растения, распадающемся на три умозаключения, первым является, как уже было отмечено [ § 342, прибавление), всеобщий процесс, процесс

==421

растительного организма внутри его самого, отношение индивидуума к самому себе, в котором индивидуум сам себя пожирает, превращает себя в свою неорганическую природу и посредством этого пожирания производит себя изнутри - формообразующий процесс. Живое имеет, во-вторых, свое другое не в самом себе, а как самостоятельное другое: оно само есть своя неорганическая природа, но эта последняя преднаходится им как объект, возникает перед ним с видимостью случайности. Это есть специфицированный процесс взаимодействия с некоторой внешней природой. Третье составляет родовой процесс как соединение двух первых - процесс взаимодействия индивидуумов друг с другом как с родом, произведение и сохранение рода: пожирание индивидуумов для сохранения рода как произведение другого индивидуума.

Неорганическая природа есть здесь сам индивидуум, природа же его есть род; но вместе с тем этот последний есть и другое; он есть его объективная природа. В растении эти процессы не различены, как у животных, а совпадают; и именно это затрудняет изображение растительного организма.

§ 346 а а. Формообразующий процесс, внутренний процесс отношения растения в самому себе есть вместе с тем, согласно простой природе растительного, отношение к внешнему и овнешнение (Entauperung). С одной стороны, это субстанциальный процесс, непосредственное превращение отчасти поступающих извне питательных веществ в специфическую природу растения, отчасти внутренне преобразованной жидкости (жизненных соков) в различные образования. С другой стороны, как опосредствование самим собой а) процесс начинается и с направленного вовне разъятия на корень и лист и с внутреннего, абстрактного разъятия всеобщей клеточной ткани на древесные волокна и на сосуды, из которых первые тоже относятся к внешнему, а последние содержат в себе внутренний круговорот. Сохранение, опосредуемое таким путем самим собой, есть в) рост как производство новых образований, расхождение в абстрактное отношение к самому себе, в отвердение дерева (вплоть до окаменения в кремнистых сгустках и т.д.) и других частей и в кору (пребывающий лист), у) Сосредоточение самосохранения в единство не

==422

есть смыкание индивидуума с самим собой, а есть производство нового растительного индивидуума - почки.

Прибавление. В формообразующем процессе мы начинаем с зародыша живого как с непосредственного. Но эта непосредственность лишь положена, т. е. зародыш есть вместе с тем и продукт, каковое определение появляется, однако, только в третьем процессе. Формообразующий процесс должен быть чисто внутренним процессом как производство растения из самого себя. Но так как в растительном мире произведение самого себя есть выход за свои пределы, то оно есть произведение другого - почки.

Вместе с тем это тотчас же затрагивает процесс, направленный вовне; первый процесс нельзя поэтому рассматривать без второго и третьего. Формообразующий процесс сам по себе как процесс взаимодействия внутренностей индивидуума отсутствует, таким образом, у растения, ибо у него нет внутренностей, а есть только члены, имеющие отношение к внешнему. Но органический процесс вообще существенно характеризуется еще тем, что все приходящее к нему извне он уничтожает, заражает и превращает в свое. Всасывание есть вместе с тем подчинение воды силе жизни, так что она тотчас же полагается как нечто проникнутое органической жизнью. Совершается ли это непосредственно или же через последовательный ряд превращений? У растения суть дела состоит в том, что это превращение совершается непосредственно. Но у растений с более высокой организацией можно проследить, как этот процесс проходит через ряд посредствующих ступеней; и точно так же обстоит дело в животном царстве. Однако и здесь имеется непосредственное превращение в лимфу, без посредствующих звеньев деятельности. У растений, особенно у низших, нет опосредствования через противоположность, нет смыкания из нее; питание является здесь лишенным процесса превращением. И поэтому внутренняя физиологическая конституция растения очень проста; Линк и Рудольфи показали, что она состоит только из простых клеток и далее из спиральных сосудов и трубок.

Дата добавления: 2015-07-02