С. Животный организм 5 страница

§ 348 с) Растение рождает, таким образом, свой свет из себя как свою собственную самость в цветке, в котором впервые нейтральный зеленый цвет определяется в виде какого-либо специфического цвета. Родовой процесс как отношение индивидуальной самости к самой себе, будучи возвратом в себя, задерживает рост как неограниченное пускание все новых побегов. Но растение не доходит до взаимоотношения индивидуумов как таковых, а лишь до такого различия, стороны которого не суть вместе с тем целые индивидуумы в себе, не определяют целую индивидуальность, и которое дает поэтому не больше чем лишь * Шельвер, указ. соч., стр. 46.

15 Гегель, т. 2

==449

начало и предварительный очерк родового процесса. Зародыш приходится здесь рассматривать как один и тот же индивидуум, жизнь которого проходит через этот процесс, и, вернувшись в себя, одновременно сохраняется и созревает в семя; но все это движение в целом излишне, так как процессы формообразования и ассимиляции, будучи произведением новых индивидуумов, уже сами представляют собой воспроизведение.

Прибавление. Последним актом у растения служит появление цветка, благодаря чему растение объективирует себя, ассимилирует свет и производит это внешнее как свое собственное достояние. Окен (указ. соч., т. II, стр. 113) говорит поэтому, что цветок есть мозг растения. Другие представители той же школы считают, наоборот, что мозг растения, его корень, погружен в землю, а его половые органы обращены к небу. Цветок есть наивысшая субъективность растения, его сосредоточение в целом и в отдельных частях, его противоположность в самом себе и самому себе, но вместе с тем и противоположность чему-то внешнему, подобно тому как и само появление цветов происходит последовательно: <Ствол расцветает раньше, чем их ответвления, и так далее. На одной и той же ветви нижние цветы появляются раньше, чем верхние>*. Но так как, далее, растение, производя другие индивидуумы, одновременно сохраняет себя, то эта плодовитость не просто выхождение растения за свои пределы посредством образования все новых узлов, но приостановка роста и задержка этого пускания побегов является скорее условием названной плодоносности. Если мы теперь утверждаем, что это отрицание выхода растения за свои пределы приходит к существованию, то это равносильно тому, что самостоятельная индивидуальность растения, субстанциальная форма, составляющая его понятие и наличествующая для себя в целом растении, что его idea matrix становится изолированной. Правда, в результате этого изолирования опять-таки появляется только новый индивидуум, который, однако, будучи задержкой размножения, есть именно поэтому лишь дифференциация в самом себе; и вот это-то мы и находим в растении, когда рассматриваем судьбу его половых органов. Здесь нет смысла исследовать, как и при изучении родового акта вообще, что заключено в неоплодотворенном семени * Link. Nachtrage I, S. 52.

К оглавлению

==450

и чти привходит к нему в результате оплодотворения. Исследуемый предмет ускользает от грубых рук химии, которая умерит вляет живое и находит лишь то, что является ire живым, а мертвым. Оплодотворение растения заключается только в том, что оно устанавливает свои моменты в абстракции, в разрозненном наличном бытии и затем воссоединяет их снова через соприкосновение. Это движение как движение между абстрактными, различенными, одушевленными моментами, имеющими, однако, поскольку они абстрактны, наличное бытие, есть осуществление растения, являемое им на самом себе.

а) Изложенное выше рассматривается всеми со времени Линнея как половой процесс; но для того чтобы быть таковым, он должен был бы иметь своими моментами не одни лишь части растений, а целые растения. Поэтому в ботанике возник знаменитый спор о том, действительно ли имеется у растений, во-первых, половое различие и, во-вторых, оплодотворение, подобно тому, которое имеется у животных.

1. На первый вопрос мы должны ответить так: различие, до которого возвышается растение, различие отдельных растительных самостей, из которых каждая жаждет отождествиться с другой, - это определение представляет только некоторую аналогию с половым отношением. Ибо относятся здесь друг к другу не два отдельных индивидуума. Только у некоторых растительных форм половое различие осуществлено так, что разные полы распределены между двумя самостоятельными растениями; таковы двудомные, к которым принадлежат важнейшие растения - пальмы, конопля, хмель и т.д. Двудомные составляют, таким образом, главное доказательство наличия оплодотворения у растений. Но у однодомных, каковы дыни, тыквы, лесные орешники, ели, дубы, мужской и женский цветок находятся на одном и том же растении, т.е. эти растения являются гермафродитами. Сюда же относятся полигамные, у которых на одном и том же растении имеются и цветы разных полов, и двуполые цветы*. Впрочем, эти различия очень часто изменяются во время роста растений: у двудомных, каковы конопля, mercurialis, и т.д., одна и та же особь обнаруживает, например, сначала склонность быть женской, но впоследствии все-таки становится мужской; различие оказывается, * Вилльденов, указ. соч., стр. 235-236. 15*

==451

таким образом, далеко не полным. Различные особи не могут, следовательно, рассматриваться как разные полы, потому что этот принцип не пронизывает их насквозь, не есть всеобщий момент всей особи, а лишь отдельная ее часть, и две особи относятся друг к другу только в этой своей части. Подлинное половое отношение должно иметь своими противоположными моментами целые особи, определенность которых, полностью рефлектированная в самое себя, распространяется на все целое. Весь облик индивидуума должен быть связан с его полом. Только тогда, когда внутренние порождающие силы достигли полного проникновения и насыщения, появляется влечение индивидуума и пробуждаются половые отношения. То, что у животного с самого начала имеет половой характер и с течением времени лишь развивается, приобретает силу, становится влечением, но не формирует его органы, то у растения является внешним продуктом.

Таким образом, растения, даже и двудомные, бесполы, потому что половые части вне их индивидуальности образуют замкнутый обособленный круг. Мы имеем, с одной стороны, тычинки и пыльники как мужские половые органы, а с другой - завязь и пестик как женские половые органы. Линк описывает их следующим образом (Grundlehren, S. 215-218, 220): <Я ни разу не обнаружил сосудов в пыльнике; он состоит большей частью из больших, круглых или угловатых клеток; только там, где встречаются нервы> (?), <клетки длиннее и уже. В пыльнике находится цветочная пыльца большей частью в виде слабо связанных небольших крупинок. Лишь в редких случаях она прикреплена к маленьким ниткам; у некоторых растений она смолиста, у других состоит из какого-нибудь животного вещества, из фосфорнокислой извести или фосфорнокислой магнезии. Пыльники мхов имеют по своей внешней форме, по своей окруженности правильно расположенными листьями большое сходство с тычинками... Сосудистые пучки никогда не идут из цветоножки или из середины завязи прямо в пестик; они встречаются в пестике, только выйдя из внешних оболочек плода или из соседних плодов. Поэтому основание пестика оказывается иногда пустым и через его середину проходит крепкая и тонкая полоса клеточной ткани. Другого канала, который соединял бы рыльце с семенами для их оплодотворения, не существует>. (Разве эта клеточная ткань не идет к самым семенам?) <Сосуды часто не доходят до рыльца, или

==452

же они идут от него в наружный плод, мимо семян, а от плода к цветоножке>.

2. К первому вопросу, вопросу о том, существуют ли у растений настоящие половые части, присоединяется второй вопрос: имеет ли у них место копуляция. Наличие действительного оплодотворения доказывается следующими известными фактами из истории Берлинского ботанического сада: <В 1749 г. Гледич 78 произвел в этом саду такой опыт: женскую особь карликовой пальМы (Chaemerops humilis), расцветавшую уже тридцать лет подряд, но никогда не приносившую зрелых плодов, он оплодотворил пыльцой мужской особи, присланной ему из Лейпцигского ботанического сада, и получил при этом зрелые семена. Весной 1767 г. Кельрейтер 79 послал Гледичу в Берлин часть пыльцы Chaemerops humilis, собранной в ботаническом саду в Карлсруэ, отослав другую часть старшему садоводу Эклебену 80 в Санкт-Петербург. В обоих городах опыление женской пальмы дало удачные результаты. Петербургская пальма уже достигла к тому времени столетнего возраста и ни разу не принесла плодов>*.

3. Если ввиду этих фактов мы должны признать действительное оплодотворение, то все же, в-третьих, возникает вопрос, необходимо ли оно. Так как почки являются целыми особями, так как растения развиваются из отростков, так как листьям и ветвям стоит только коснуться земли, чтобы самим стать плодоносными в качестве самостоятельных особей [§ 345, прибавление], то у растения происхождение нового индивидуума из опосредствующего синтеза двух полов, т.е. рождение, является лишь игрой, роскошью, чем-то излишним для размножения, ибо сохранение растения есть само по себе лишь его собственное умножение. Оплодотворение посредством" сочетания двух полов не является необходимостью, ибо растительный организм, будучи всей индивидуальностью целиком, уже сам по себе оплодотворен и без прикосновения к другому. Так, у многих растений имеются органы оплодотворения, но в то же время семена их остаются бесплодными. <У некоторых мхов встречаются иногда тычинки, которые, однако, не нужны им для размножения, так как это последнее вполне осуществляется через споры. Но не могут ли и неоплодотворенные растения приносить, по крайней * Вилльденов, указ. соч., стр.483; Шельвер, указ. соч.,

==453

мере в течение нескольких поколений, прорастающие семена? Нечто аналогичное наблюдается у травяных вшей. Опыты Спалланцани 81, по-видимому, доказывают, что это возможно>*.

Если мы теперь спросим, может ли растение давать зрелые семена без предварительного опыления пестика, то ответ будет гласить: у некоторых растений появление зрелых семян в таком случае невозможно, но зато у других оно, несомненно, бывает. Стало быть, вообще дело обстоит так, что у большинства растений необходимым условием оплодотворения является соприкосновение пестика с пыльцой, но что все-таки у многих растений оплодотворение наступает и без такого соприкосновения. В самом деле, слабая жизнь растения, бесспорно, обнаруживает попытку перейти к половому различию, но в то же время она не доходит до него полностью, ибо в целом природа растения равнодушна к сексуальному, и поэтому некоторые растения созревают и расцветают даже тогда, когда у них оборваны пылинки или рыльце, т.е. когда их жизнь повреждена; они достигают, таким образом, совершенства сами по себе, и семя не имеет никакого преимущества перед почкой. У гермафродитов, каковы дыни или тыквы, противоположные половые органы даже созревают не одновременно или на таком расстоянии друг от друга, что соприкосновение между ними невозможно. Для многих цветов, например у Asklepiaden, совсем нельзя себе представить, как могла бы пыльца попасть на пестик **. У некоторых опыление производится насекомыми, ветром и т.д.

в) Там, где половое различие и родовой процесс имеются налицо, возникает дальнейший вопрос: как его следует понимать, раз он не является необходимым для созревания семени, и можно ли толковать его вполне по аналогии с родовым процессом у животных? 1. Родовой процесс у растений формален; лишь в животном организме он приобретает свой подлинный смысл. Если в родовом процессе у животных род как отрицательная мощь особи реализуется через пожертвование особью, на место которой он ставит другую, то эта положительная сторона процесса наличествует у растения уже в первых двух процессах, поскольку отношение к внешнему миру * Link. Gnindlehren, S. 228.

** Ibid., S. 219.

==454

уже есть воспроизведение самого растения и, стало быть, совпадает с родовым процессом. И поэтому половое отношение следует здесь рассматривать как пищеварительный процесс; пищеварение и рождение здесь одно и то же. Пищеварением созидается сама особь; но у растения при этом возникает другая особь, и в пищеварении, непосредственно связанном с ростом, это и проявляется в виде образования узлов. Для произведения и созревания почек требуется только задержка избыточного роста; в результате целое стягивается в узел, в плод, и распадается на множество зерен, способных к самостоятельному существованию. Родовой процесс не имеет, таким образом, для природы растения особенной важности. Он показывает, что воспроизведение индивидуума совершается опосредованным способом, даже будучи цельным процессом, хотя, с другой стороны, все это является у растения и непосредственным возникновением индивидуумов. Это относится как к половому различию, так и к произведению семени.

2. Но что происходит там, где имеется действительное соприкосновение? Пыльник разрывается, пыльца разлетается из него и попадает на рыльце пестика. После этого наступает увядание пестика и вздутие завязи, семени и его оболочки. Но для возникновения новых особей требуется только отрицание роста; сама судьба половых частей заключается только в задержке, отрицании, распылении, увядании. Для жизни животного требуется задержка, отрицание. Каждый пол отрицает свое для-себя-бытие, отождествляет себя с другим. Но у животного его живое единство полагается не одним только этим отрицанием; для этого требуется еще утвердительная положенность тождества обоих, опосредствованная этим отрицанием. Это и есть оплодотворенность, зародыш, детеныш. У растения же требуется только отрицание, потому что утвердительное тождество индивидуальности, зародыш, idea matrix в растении уже сразу присутствует повсюду, будучи изначально тождественным, ибо здесь каждая часть есть вместе с тем особь. У животного, наоборот, отрицание самостоятельности особей есть вместе с тем утверждение как ощущение единства. Вот эта-то сторона отрицания, единственно необходимая у растения, и присутствует в распылении пыльцы, с которым связано увядание пестика.

3. Шельвер 82 ближе определил эту отрицательную сторону как отравление пестика. Он говорит: <Если снять у тюльпанов пыльники, они останутся без семенной

==455

коробочки и без семени и будут обречены на бесплодность. По из того, что пыльник необходим растению для созревания плода и не может быть безнаказанно срезан> (хотя, впрочем, и это, как мы видели выше, невсегда верно), <еще не следует, что он есть оплодотворяющий половой орган. Если бы пыльник и не служил средством оплодотворения, он все-таки не был бы излишним органом, который можно удалить или повредить без ущерба для жизни растения. Удаление лепестков и других частей тоже может повредить развитию плода; но не говорим же мы на этом основании, что с их удалением у растения отнят оплодотворяющий орган. Нельзя ли предположить, что и цветочная пыльца есть выделение, необходимо предшествующее соареванию зародыша? Кто вдумается в этот вопрос без предвзятого мнения, тот найдет вероятным, что существуют и такие растения, которым в их родных климатических условиях.отсечение тычинок может быть так же полезно для оплодотворения, как оно вредно в общем случае. Отсечение корней и веток, отдирание коры, удаление питательных веществ и т. д. тоже часто превращают бесплодные растения в плодоносные. Спалланцани удалял даже без всякого ущерба мужские цветы у однодомных растений, получая при этом в неопыленных плодах зрелые, прорастающие семена (например, у разных видов дыни)>*. То же самое наблюдалось у двудомных, женские цветы которых были заключены в стеклянные сосуды. Такое обрезывание деревьев, корней и т.д. с целью получения большего количества плодов равносильно отнятию у растения избытка пищи, что можно рассматривать как кровопускание у растения. По этому вопросу теперь производится множество опытов; в одних случаях они удаются, в других - нет. <Для созревания плода необходимо прекращение роста и пускания побегов; ибо при постоянном напоре растительного процесса изнутри все с новой юношеской силой вегетация не может, конечно, прекратиться, и, следовательно, созревание, завершение плода не может достигнуть покоя. Поэтому молодые растения вообще, а также все богатые соками и хорошо питавшиеся растения реже приносят зрелые плоды. Часто бывает даже так, что уже завязавшийся плод разрушается снова или превращается в побеги после достижения частичной зрелости, как мы это наблюдаем на так называе-

* Шельвер, указ. соч., стр. 4-7 (14-15).

==456

мых проросших цветах и плодах. Цветочная пыльца действует на рыльце именно как такой препятствующий росту, умерщвляющий яд. В самом деле, пестик увядает тотчас же, как только зародыш начинает набухать и созревать. Если эта смерть наступает не в силу внутреннего перелома растительного процесса, то зародыш не может созреть без посторонней помощи. Эта последняя и содержится в пыльце, которая есть не что иное, как выявление достигших завершенности побегов, как разорванный на мелкие части рост. Умерщвляющая рост сила пыльцы заключена главным образом в ее масле>. Ибо растение порождает себе горючее для-себя-бытие. <Во всех частях растения масло, воск, смола составляют наружный, ограничивающий блестящий покров. И не является ли масло уже само по себе границей растительной материи, последним, высшим продуктом, который почти выходит за пределы природы растения, будучи подобен животной материи, жиру? С переходом в масло сущность растения отмирает, и поэтому в нем заключена сила, укрощающая буйный рост зародыша... Что пыльца оплодотворяет и другие растения, доказывают так называемые ублюдки> *. Оплодотворение как соприкосновение рыльца с чем-то маслянистым есть, таким образом, лишь отрицание, которое упраздняет внеположность половых частей, но не положительное единство. В новом выпуске своего журнала ** Шельвер вскрывает неосновательность относящихся сюда экспериментов.

Y) Результатом этого процесса уничтожения является развитие плода - почки, которая не имеет непосредственного бытия, а полагается развитым процессом, между тем как непосредственно сущая почка есть лишь формальное повторение целого. Плод же прямо характеризуется тем, что он производит себя; и поэтому в нем растение и достигает полной закругленности.

1. Семя, порождаемое в плоде, есть нечто излишнее. Семя как семя не имеет никакого преимущества перед почкой, поскольку дело идет лишь о произведении чего-то нового. Но семя есть переваренное растение; и в плоде растение является как нечто, что произвело свою собственную органическую природу из самого себя и через * Шельвер, указ. соч., стр. 15-17. ** <Kritik der Lehre von den Geschlechtem der Pflanzen>, 2 Fortzetzung (1823).

==457

себя, между тем как у многих растений, совсем не имеющих семян, род сохраняется не этим, а другим способом, поскольку у них родовой процесс уже совпал с процессом индивидуальности.

2. Семя распадается на семя как таковое и на околоплодник, составляющий его оболочку,- на стручок или фрукт, или деревянистую коробку, в которой вся природа растения в целом собрана в округлость. Лист, развившийся из семени, этого простого понятия индивидуальности, собирается в линию и поверхность в виде прямого, крепкого листа, чтобы служить этому семени оболочкой. Растение произвело в семени и в плоде два органических существа, которые, однако, равнодушны друг к другу и распадаются в разные стороны. Порождающая семя сила есть земля, и не плод является его материнским чревом.

3. Созревание плода есть вместе с тем его гибель; ибо его повреждение способствует его созреванию. Говорят, правда, что там, где семенная пыльца переносится на женские органы насекомыми, никаких плодов не возникает. Но Шельвер показывает на примере смоковниц, что как раз повреждение плода ведет к его созреванию. Он приводит из Юлиуса Понтедеры 83 (<Anthologia>, Patavii 1720, гл. XXXII) следующее место о кадрификацип: <У большинства наших растений плоды, получив внешнее повреждение, вскоре отпадают созревшими, поэтому у яблонь и у некоторых других фруктовых деревьев, плоды которых падают не созрев, стараются достичь того жэ результата, накладывая на них сверху камни (induntur) и закрепив их корень (fixa radice). Этим часто предотвращается потеря плода. У миндальных деревьев сельские хозяева добиваются того же, вогнав в них дубовый клин. Другим деревьям втыкают в сердцевину колья (caulices) или надрезывают кору. Я думаю поэтому, что существует особый вид комаров (culicum), рождающихся на цветах бесплодных (т.е. мужских) пальм; эти комары проникают в зародыши плодоносных пальм, укалывают их и поражают их своего рода благодетельным укусом (medico morsu); в результате все плоды остаются целыми и постепенно созревают>.

Шельвер продолжает (стр. 21-24): <У смоковницы, которая будто бы оплодотворяется насекомым Cynips Psenes и от которой, по-видимому, впервые пошла слава насекомых в этом деле, нет никаких оснований предполагать перенесение пыльцы, - тем более что эта каприфи-

==458

кация необходима только как средство против климатических условии>. Капрификацией это пиление называется потому, что насекомое, без укола которого плоды благородной смоковницы пе могут созреть, встречается только па другой смоковнице низшего сорта (caprificus), которую поэтому и сажают по соседству с первой. <Иоганн Боэн 84 говорит, что комары, родившиеся из гниющего плода дикой смоковницы, налетают на плоды благородной (urbana) и, проколов их, отнимают у них избыток влаги и ускоряют таким образом их созревание. Плиний 85 ([Historia naturalis] XV, 19) говорит, что лишенная влаги почва, на которой смоквы быстро высыхают и лопаются, производит такой же эффект в смысле содействия оплодотворению, как и насекомые; что в тех местах, где с проезжих дорог на деревья попадает много сухой пыли, поглощающей излишнюю влагу, капрификация оказывается ненужной. В наших краях, где нет мужских смоковниц и соответствующих комаров, семена смоковниц не достигают полного развития, потому что их плоды не вызревают до конца. Но если говорят, что в жарких странах смоквы, созревающие без капрификации, представляют собой один лишь созревший восприемник без вызревших семян, то это 'лишь голословное утверждение>. Многое зависит, следовательно, от теплоты климата и от свойств почвы. Капрификация есть задержка естественного развития плодов; и это чуждое, умерщвляющее действие само способствует воспроизведению растений и доводит его до конца. Насекомое укалывает плод и приводит его к созреванию именно этим уколом, а не принесенной пыльцой; и вообще уколотые плоды отпадают, созревая раньше.

<Но цветок, распыление, плод покоятся, пока царит низшая жизнь. Когда цветок раскрывается, всюду господствует наивысшее раскрытие тайны; рост и пускание побегов задерживается, окраска и запах, принадлежащие цветку, часто распространяются на все части растения. Когда господствует распыление, когда раскрывшееся отмирает, достигнув полного развития, тогда это увядание начинается во всех частях, листья опадают, внешняя кора высыхает и отделяется, дерево отвердевает. И наконец, когда господствует плод, тот же жизненный дух проникает во все части, корень дает отводки, в коре набухают глазки, почки: в пазухах листьев зарождаются новые листья. Распыление является само по себе целью вегета-

==459

ции - моментом целокупной растительной жизни, которая пронизывает все части и, прорвавшись наконец самостоятельно наружу, обретает в пыльниках лишь обособление своего проявления>*.

§ 349 Но в понятии положено то, что процесс представляет сомкнувшуюся с самой собой индивидуальность 86 и снимает части, являющиеся прежде всего особями, так же как и принадлежащие к опосредствованию и преходящие в нем моменты,снимает, следовательно, непосредственную единичность и внеположность растительной жизни. Этот момент отрицательного определения обосновывает переход к подлинному организму 87, в котором внешний образ согласуется с понятием, так что части являются в нем по существу членами, а субъективность - всепроникающим единством целого.

Прибавление. Растение есть подчиненный организм, назначение которого служить высшему организму и быть предметом его потребления. Как свет наличествует в пем в виде цвета, т.е. бытия для другого, и как в своей воздушной форме оно есть запах для другого, так его плод, как эфирное масло, собирается в горючую смесь и становится винной жидкостью. Здесь растение обнаруживается как понятие, материализующее принцип света и превращающее водянистость в огненную сущность. Растение есть движение огненного в самом себе; оно переходит в брожение; но тепло, которое оно отдает, есть не кровь его, а его разрушение. Этот более высокий, чем растительный, этот животный процесс есть гибель растительвого. Поскольку жизнь на ступени цветка есть только отношение к другому, подлинная же жизнь заключается в том, чтобы относиться к самому себе в своем различии, постольку это соприкосновение в цветке, благодаря которому растение становится для себя, есть вместе с тем его смерть, ибо это уже не принцип растения. Это соприкосновение есть полагание индивидуального, единичного как тождественного со всеобщим. Но тем самым единичное снижается, существуя для себя уже не непосредственно, а через отрицание своей непосредственности, но в то же время поднимаясь в род, который в нем приходит к существованию. Тем самым мы подошли к более высокому понятию, понятию животного организма.

* Шельвер, указ. соч., стр. 56. 57, 69.

К оглавлению

==460

00.htm - glava13

§ 350 Органическая индивидуальность существует как субъективность 88, поскольку самостоятельная внешность образа идеализуется в форме членов и организм в своем процессе вовне сохраняет в самом себе самостное единство 89. Это есть животная природа, которая в действительности и внешности непосредственной единичности есть вместе с тем рефлектированная в самой себе самость единичности, в самой себе сущая субъективная всеобщность (§ 163).

Прибавление. В животном свет обрел сам себя, ибо животное задерживает свое отношение к другому; оно есть самость, сущая для самости,- существующее единство различенного, проходящее через то и другое. Поскольку растение стремится подняться до для-себя-бытия, возникают два самостоятельных, не идеальных индивидуума: растение и почка; положенность этих двух воедино и есть животность. Животный организм есть, таким образом, это удвоение субъективности, существующее уже не в различенном виде, как у растения, а так, что только единство этого удвоения приобретает существование. Поэтому в животном существует подлинно субъективное единство, простая душа, бесконечность формы в самой себе, развернутая во внешности тела и связанная, далее, с неорганической природой, с внешним миром. Животная субъективность заключается именно в том, что в своей телесности и в своем соприкосновении с внешним миром она сохраняет сама себя, остается как всеобщее при самой себе. И поэтому жизнь животного, будучи этой высшей точкой природы, есть абсолютный идеализм, поскольку определенность своей телесности она имеет вместе с тем в совершенно текучем виде в самой себе, поскольку этот непосредственный факт телесности включается и включен в сферу субъективного.

Тяжесть, таким образом, здесь впервые подлинно преодолена; центр сделался наполненным центром, имея Самого себя своим предметом и впервые став подлинным центром. В солнечной системе мы имеем солнце и члены, которые самостоятельны и соотнесены друг к другу лишь по пространству и времени, а не по своей физической природе. И хотя животное также есть солнце, однако

==461

в нем светила соотнесены по своей физической природе и восприняты обратно в соянце, содержащее их внутри себя в единой индивидуальности. Животное есть существующая идея, поскольку его члены суть исключительно лишь моменты формы, поскольку они все время отрицают свою самостоятельность и разрешаются обратно в единство, которое есть реальность понятия и для понятия. Отрубленный палец перестает быть пальцем, исчезает в химическом процессе разложения. Произведенное единство существует в животном для сущего в себе единства; и это сущее в себе единство есть душа, понятие, присутствующее в телесности, поскольку последняя есть процесс идеализации. Внеположность пространственности не имеет истинности для души; душа проста, она тоньше точки. Долго старались найти душу; но сами эти поиски противоречивы. Существуют миллионы точек, в которых повсюду присутствует душа, и все же она не находится ни в одной точке именно потому, что внеположность пространства не обладает для нее никакой истинностью. Этот пункт субъективности должен быть удержан; остальные суть лишь предикаты жизни. Однако эта субъективность еще не существует для себя самой как чистая, всеобщая субъективность; она не мыслит себя, она только чувствует, созерцает себя. Другими словами: она рефлектирована в самое себя лишь в единичном, которое, будучи сведено к простой определенности, положено идеально; она является предметом для себя лишь в определенном, особом состоянии и есть отрицание всякой такой определенности, но не выход за ее пределы, подобно тому как чувственный человек может метаться от одной страсти к другой, но не способен возвыситься над ними, чтобы мысленно постигнуть себя как всеобщее.

Дата добавления: 2015-07-02