Н. А. Красавский 28 страница

В русском языке для структуры номинантов эмоций характерно значительно меньшее количество семных групп: 1.«эмоциональное состояние» (состояние, чувство, ощущение); 2.«настроение» (настроение); 3.«форма протекания эмоции» (внутренний, внешний); 4.«эмоции, чувства» (удовлетворение, удовольствие, печаль, грусть, горечь, скорбь и др.); 5.«интенсивность переживания эмоции» (большой, глубокий); 6.«знаковость эмоции» (весёлый, радостный, счастливый, жизнерадостность, скорбно-озабоченный, нерадостный, невесёлый, беззаботно-радостный); 7.«активность эмоций» (оживлённый); 8.«общие качественные свойства эмоций» (душевный).

Изучение базисных номинаций эмоций на предмет их включения в отношение противоположности позволяет утверждать, что для всех них в немецком языке характерна языковая антонимия. Этот вывод делается на основании лексикографических данных – синонимо-антонимических словарей. При этом, однако, вызывает сомнение решение составителей словарей называть слову Zorn в качестве антонимов Glueck, Wonne, Froehlichkeit, Frohsinn, Frohmut, Lustigkeit, Vergnuegtheit (WBSA 1983, S. 777). В значении этих лексем не содержатся противоположные Zorn семы. В то же время следует признать правомерным отнесение в класс антонимов к слову Zorn двух слов Gleichmut и Ruhe.

Лексикографические источники русского языка противопоставляют два из четырех базисных номинанта эмоций – радость и печаль. Лексические единицы гнев и страх не имеют антонимов. Данный факт, скорее всего, объясним недостатками лексикографической русскоязычной практики. Совершенно очевидно, что гневу на логическом уровне противостоят спокойствие и покой (ср. с немецкой антонимической парой Zorn – Gleichmut и Ruhe).

Полученные лингвистические данные подтверждают правильность мнения тех психологов, которые классифицируют эмоции с точки зрения их «знаковости», т.е. выделяют положительные и отрицательные эмоции.

Для номинаций эмоций как в немецком, так и русском языках характерна контрарная антонимия. Слова, вербализующие концепты эмоций, как правило, противопоставляются друг другу через мезонимы, т.е. опосредованно, что говорит в пользу признания плавного перехода одних эмоций в другие. Границы между последними неустойчивы, зыбки.

Интегральные и дифференциальные семы, зафиксированные в значениях слов, номинирующих эмоции в немецком и русском языках, имеют разный индекс актуальности. Универсальными являются такие семы, как «градация (интенсивность) эмоций», «эмоциональное состояние», «номинанты эмоций». Менее высок индекс актуальности у сем «характер протекания эмоции», «причина возникновения эмоций», «знаковость эмоций».

Семы, характерные для номинантов эмоций обоих языков, можно проклассифицировать на соответствующие группы. Примечательно, что в русском языке для структуры номинантов эмоций характерно значительно меньшее количество семных групп. Не актуальными (на лексикографическом уровне!) для структуры русских обозначений эмоций оказались следующие характерные для структуры немецких номинантов семные группы: «причинность появления эмоций», «условия возникновения эмоций и формы их протекания», «нечёткость, расплывчатость эмоций», «процессуальность, длительность протекания эмоций», «неконтролируемость эмоций», «внезапность появления эмоций», «оценка эмоций» и «сфера функционирования обозначающих их слов». Для немецких номинантов эмоций не актуальной оказалась только одна семная группа – «активность эмоций» (оживлённый), характерная для смысловой структуры обозначений эмоций в русском языке.

1.3. Гипер-гипонимия номинантов эмоций

Гипонимия является одним из типов парадигматических отношений семантики языка. Она представляет собой иерархическую организацию его элементов, основанную на родо-видовых отношениях (Новиков 1990а, с. 104). Гипонимия определяется как языковое выражение концептуальной организации мира, основанного на инклюзивных отношениях, при котором видовые понятия включены в более общие – родовые. Первые из них отражают меньший круг предметов/явлений действительности по сравнению со вторыми.

В отличие от родственного ей явления – синонимии – гипонимия «базируется на отношении несовместимости – свойстве семантически однородных языковых единиц, соотносящихся с понятиями, объёмы которых не пересекаются» (Новиков 1990а, с. 104).

Отношение инклюзивности в языке предполагает наличие слов (гиперонимов и гипонимов), обладающих разными объёмами содержания, разным количеством смысловых признаков. В семасиологии под гиперонимом принято понимать слово или словосочетание с родовым, более обобщённым значением по отношению к словам/словосочетаниям видового, менее обобщенного значения. Гипоним же, соответственно, представляет собой слово или словосочетание с более специальным, менее обобщённым значением по отношению к гиперониму.

Применительно к рассматриваемому материалу логично, по нашему мнению, предположить наличие статуса гиперонима у базисных номинаций эмоций, что в самом общем виде мы отмечали выше при характеристике способов их лексикографического определения. С тем чтобы подтвердить или же опровергнуть высказанную гипотезу, необходимо изучение метаязыка, с помощью которого даётся объяснение значениям слов, номинирующих эмоции. Здесь имеется в виду обращение к лексикографическим источникам немецкого и русского языков, в частности, к толковым словарям, интерпретирующих понятийный компонент ЭК. Располагая синонимическими рядами/парами номинантов эмоций, «стянутых», пользуясь формулировкой психолога Н.В. Витт (Витт 1983, с. 29-31; Витт 1984, с. 56), в определённые «эмоциональные зоны», попытаемся верифицировать предположение о гиперонимическом статусе базисных и, соответственно, гипонимическом статусе вторичных ЭК.

Общеизвестно и, как кажется, общепризнанно в логике и лексикографии утверждение о том, что при определении сущности того/иного понятия следует использовать в качестве его толкования понятие, имеющее более общее, более широкое значение и, соответственно, меньший объём. Данное требование, как показывает проведение специального анализа, в целом выполняется при толковании базисных номинаций эмоций в филологических словарях. Они дефинируются посредством широкозначных слов – Gemuetszustand, Gefuehl (Angst, Freude), seelischer Schmerz (Trauer); чувство (радость, гнев, печаль), ощущение (радость), состояние (страх, гнев, печаль), настроение (печаль). Исключение составляет всего лишь один концепт Zorn, дефинируемый иным способом – через синонимы Unwille и Aerger (DW 1989, S. 1787; DW 1992, S. 1470). Значения слов, выступающих здесь в качестве метаязыковых характеристик базисных концептов слов, действительно максимально обобщены, недостаточно конкретны. По отношению к указанным выше широкозначным лексемам слова, номинирующие базисные эмоции, являются гипонимами. Для иллюстрации этого утверждения приведём словарные дефиниции отмеченных гиперонимов: «Gemuetszustand – jeweiliger emotionaler Zustand eines Menschen» (HWB 1984, Bd. 1, S. 464); «Gefuehl – Tastempfindung, Tastsinn; Empfindungsvermoegen, Empfindlichkeit, seelische Empfindung, innere Anteinahme» (DW 1986, S. 528); «Schmerz – peinigende seelische Empfindung» (DW 1992, S. 1131); «чувство – способность ощущать, испытывать, воспринимать внешние воздействия, а также само такое ощущение» (ТС 1995, с. 876); «состояние – физическое самочувствие, а также расположение духа, настроение» (ТС 1995, с. 740); «настроение – внутреннее душевное состояние» (ТС 1995, с. 387).

При сопоставлении семных наборов номинаций базисных концептов и слов, посредством которых они дефинируются, обнаруживаются количественные различия в самих определяемых лексемах и метаязыковых средствах. Количество сем, представленных в словах Gemuetszustand, Gefuehl, Schmerz, чувство, состояние, настроение, значительно меньше набора сем, содержащихся в словах, номинирующих базисные эмоции.

Далее проанализируем словарные дефиниции базисных и небазисных номинантов эмоций на предмет выявления в них гиперонимического и, соответственно, гипонимического статуса. С этой целью необходимо как минимум рассмотрение метаязыковых средств тех номинаций небазисных эмоций, которые входят в синонимические ряды базисных обозначений эмоций.

Начнём наш краткий анализ с номинанта эмоции Angst. Из синонимичных ему 10 слов 6 даётся определение через Angst. К их числу относятся Scheu, Beklemmung, Furcht, Schrecken, Schauder, Panik. Исключение составляют Schreck, Grauen, Grausen, Entsetzen, дефинируемые, как правило, через широкозначные слова Gemuetserschuetterung (Schreck), Reaktion (Entsetzen), либо же через синонимию – Grauen = Furcht, Entsetzen; Grausen = Entsetzen, Furcht.

Слово Freude выступает в качестве метаязыкового средства при определении 8 лексем (из 12). Это – Entzuecken, Gefallen, Genuss, Lust, Seligkeit, Spass, Vergnuegen, Wonne. Исключение составляют Behagen, Glueck, Glueckseligkeit, Hochgenuss, значение которых раскрывается, главным образом, через широкозначные слова Gefuehl (Behagen), Gemuetsverfassung (Glueck), Zustand (Glueckseligkeit). В одном случае значение номинанта эмоции лексикографами описывается через синонимию: Hochgenuss = Genuss.

Через номинант эмоции Zorn даётся определение 6 синонимичным ему словам (из 10) – Entruestung, Grimm, Ingrimm, Jaehzorn, Koller, Wut. При дефинировании номинантов эмоций Aufgebrachtheit, Furor, Rage, Raserei используются иные метаязыковые средства – слово Wut.

Слово Trauer выполняет функцию описания семантики всего 2 слов, обозначающих вторичные эмоции, входящие в одноимённый синонимический ряд. Это – Truebsal и Wehmut. Большинству же лексем (6) из данного ряда даются дефиниции либо через широкозначные слова Gemuetszustand (Melancholie, Schwermut), Stimmung (Traurigkeit), Schmerz (Kummer, Truebsal), Gemuetsverfassung (Truebsinn), либо через синонимы (Gram).

Четырём членам синонимического ряда страх лексикографическое определение в двух случаях даётся через одноимённый базисный номинант эмоции (боязнь, ужас). Два других вторичных номинанта эмоций дефинируются посредством широкозначного слова чувство (опасение, трепет). Слово отрада, входящее в синонимическую пару радость, толкуется через соответствующий базисный номинант эмоции (отрада = радость).

Синонимический ряд гнев в русском языке имеет следующие толкования. Через базисный номинант гнев определяется значение 4 слов, обозначающих эмоции (бешенство, возмущение, раздражение, ярость). Лексема негодование дефинируется через синонимию (возмущение, недовольство).

И, наконец, рассмотрим способы лексикографической интерпретации слов, формирующих синонимический ряд с доминантой печаль. Она выступает метаязыковым средством описания семантики вторичных номинантов эмоций – уныние, грусть. Значение же слова тоска определяется через синонимию (тревога, уныние).

Проведённый анализ дефиниций слов, лингвистически оформляющих базисные и вторичные ЭК, подтверждает гипотезу о гиперонимическом лингвистическом статусе первых и, соответственно, гипонимическом статусе вторых. Слова, обозначающие базисные ЭК в обоих языках, дефинируются с помощью более широкозначных слов, являющихся, по сути, их гиперонимами. Объём их содержания минимален, что выражается в семном наборе, которым они располагают. Слова, вербализующие базисные концепты, правомерно при этом рассматривать как гипонимы по отношению к дефинируемым их словам (Gemuetszustand, Gefuehl, Schmerz, чувство, состояние, настроение). Здесь следует указать на установленный факт их использования в качестве метаязыковых средств описания семантики некоторыхслов, номинирующих также и вторичные ЭК, в особенности в немецком языке (Schreck, Grauen, Grausen, Entsetzen, Hochgenuss, Melancholie, Schwermut, Traurigkeit, Kummer, Truebsal, Truebsinn, опасение, трепет). Большинство же номинаций вторичных эмоций определяется лексикографами через слова, обозначающие базисные эмоции как в немецком, так и, в особенности, в русском языках. Здесь мы считаем уместным привести некоторые статистические данные, подтверждающие сделанный вывод о гиперонимическом лингвистическом статусе слов, вербализующих базисные ЭК. В немецком языке из 38(т.е. общего числа всех анализируемых слов, называющих вторичные эмоции) 22 дефинируются через базисные номинанты эмоций. Соответственно, в русском языке из 13 слов, обозначающих вторичные эмоции, 9 определяются посредством использования в качестве метаязыкового описания их семантики базисных номинантов эмоций.

Через синонимию даются дефиниции 8 номинантам вторичных эмоций в немецком языке и 2 в русском языке. При этом, однако, следует отметить, что нередко синонимия как способ лексикографической репрезентации семантики анализируемых слов выступает совместно и с широкозначными лексемами (Stimmung, Gefuehl и т.п.), и с лексемами, обозначающими базисные эмоции (см. Beklemmung, Entsetzen и др.).

Следовательно, использование метода компонентного анализа на основе словарных дефиниций, фиксирующих семантические признаки номинантов эмоций немецкого и русского языков, позволяет сделать утверждение о гиперонимическом статусе базисных номинаций (значит, и соответствующих концептов) и гипонимическом статусе вторичных обозначений эмоций (и, следовательно, концептов). Полученные в ходе исследования когнитивной структуры ЭК данные, на наш взгляд, иллюстрируют иерархический принцип смысловой организации такого фрагмента языковой картины мира, как человеческие эмоции.

Выводы

Для немецкой и русской концептосфер, представляющих собой сложное структурно-смысловое лексическое объединение, характерны все основные типы семантических отношений языка – синонимия, градация, антонимия и гипер-гипонимия.

Сопоставительный семантический анализ ядерной части ЭК – значений номинаций эмоций – позволяет сделать вывод об их строгой иерархической структурно-смысловой организации в эмоционально-когнитивном поле двух лингвокультур. Базисные номинации эмоций, судя по результатам компонентного дефиниционного анализа, выступают в функции метаязыка: с их помощью даются определения так называемым вторичным номинантам эмоций. Базисные обозначения эмоций имеют статус гиперонима по отношению к небазисных номинациям эмоций. Базисные номинанты эмоций сами выступают в функции гипонимов по отношению к ряду широкозначных языковых единиц (Zustand, состояние, настроение и т.п.), через которые им даются лексикографические определения. Номинации вторичных эмоций состоят в отношениях эквонимии или эквонимии-градации друг к другу внутри соответствующих синонимических рядов.

Одним из критериев лингвистической классификации ЭК на базисные и вторичные может быть такой тип семантических отношений, как гипер-гипонимия. Лин­гвистический статус гиперонима у определённого слова может служить основанием для его отне­сения к классу базисных концептов.

Семный набор базисных номинаций эмоций в обоих языках по сравнению с семным набором вторичных номинаций более редуцирован, что объясняется их гиперонимическим статусом. Для значения номинантов вторичных эмоций свойственны многочисленные видовые семные характеристики, конкретизирующие означаемое.

Применение метода компонентного дефиниционого анализа показывает, что небазисные номинанты эмоций в русском языке по сравнению с немецким имеет значительно более свёрнутую семантическую запись. Для первого из них актуальны 9 семных групп, в то время как для второго 14. Видовых семы «условия появления чувства, эмоции», «объект эмоции», «процессуальность, длительность переживания эмоции», «нечёткость психических переживаний», «осознанность эмоций» не указаны в содержательной структуре номинантов эмоций русского языка. Сем, актуальных для значения русских, но не актуальных для значения немецких обозначений эмоций, не зафиксировано, что, вероятно, не в последнюю очередь может быть объяснено в целом более высоким уровнем толковых немецкоязычных словарей. Специфической особенностью содержательной структуры номинаций эмоций русского языка следует признать высокий индекс использования в качестве метаязыкового средства знаково-оценочной семы (скорбно-озабочённое, нерадостное, счастливый и т.п.), что, по всей видимости, объясняется психолого-культурной склонностью русского этноса, в частности, такими его элитарными представителями, как лексикографы, к жанру «моралите».

Относительно высокая плотность синонимичности (идеографической) вербальной эмоциоконцептосферы обоих языков свидетельствует, на наш взгляд, о психологической, культурной ценности эмоций для немецкого и русского этносов. Количественное превосходство субстантивных синонимичных слов, обозначающих эмоции в немецком языке, обусловлено, по нашему мнению, его субстантивным строем.

Контрарная антонимичность рассматриваемой концептосферы немецкого и русского языков – её не менее важное системное свойство. Слова, оязыковляющие концепты эмоций, как правило, противопоставляются друг другу опосредованно, через мезонимы, что говорит о плавности перехода одного означаемого в другое. Границы между ними, как показывают наши наблюдения, не непроходимы, а прозрачны.

РАЗДЕЛ 4.

СИНТАГМАТИЧЕСКИЕ СВЯЗИ БАЗИСНЫХ НОМИНАЦИЙ ЭМОЦИЙ В НЕМЕЦКОМ И РУССКОМ ЯЗЫКАХ

1.0. Общие замечания

При определении и описании природы ЭК мы уже отмечали, что они не обязательно и не всегда существуют в чётко выраженной языком форме. Скрытость его существования обусловлена факторами разнопорядкового свойства – лингвистическими и экстралингвистическими. Научные исследования, например, в области уже ставшей традиционной контрастивной лингвистики, да и в целом многочисленные успешные кросс-культурные изыскания учёных иллюстрируют своеобразие когнитивно-вербальной деятельности говорящих разноэтносных языковых личностей. Примечателен и вполне объясним тот факт, что чаще при этом исследователями акцентировались и акцентируются ментальные различия носителей разных языков и культур, сделанные на основе описания парадигматических свойств материально эксплицированных смыслов. Приоритет в недавнем прошлом парадигматически ориентированных исследований, преследующих, помимо всего прочего, и задачу выявления специфических черт устройства языка vs. культуры, определённо обусловлен ранее существующими и во многом сохраняющимися по сегодняшний день исследовательскими методами, необходимым инструментарием в руках всякого учёного. Вероятно, в данном случае имела место гипертрофия сакральности, неприкосновенности уже апробированных методик, достаточно высокая степень технологичности которых, с одной стороны, несомненна, но с другой – объективно ограничена с позиций нынешних научных воззрений однополюсностью способов получения и анализа самого исследовательского материала. В качестве примера, иллюстрирующего этот тезис, можно привести чрезвычайно популярный в особенности в 50–70-е годы прошлого века метод компонентного анализа, использование которого, безусловно, позволило установить семантические отношения внутри языка. Вместе с тем в последние 15–20 лет исследователи всё чаще указывают на ограниченные возможности применения данного метода, предлагая параллельное использование других – синтагматически ориентированных – методик. Общеизвестен вывод учёных о том, что сами по себе употребления слов приводят к трансформации их семантики, к появлению у них новых значений и т.п.

Объективно обусловленное законами логики развития науки, торжествующее шествие на протяжении десятилетий парадигматического подхода к объяснительному описанию феномена языка было «приостановлено» зародившейся в чреве психологии идеи его интерпретации в деятельностном, коммуникативном аспекте. Даже самый беглый ретроспективный взгляд на историю развития языковедческой отечественной и зарубежной мысли позволяет заметить в разное время (в особенности начиная с начала XX столетия) то мерцающие искры, то всё более разгорающиеся огни интеллектуального пристрастия, симпатии ряда учёных (А.А. Потебня, Ф. де Соссюр, поздний Г. Пауль) к нетрадиционному подходу (в отличие от «обычного», структурно-формального) в толковании «важнейшего средства человеческого общения». Формализм, свойственный целой эпохе развития человеческого знания, в том числе и гуманитарного (напр., литературоведение, искусство и т.п.), при всех своих достоинствах «спрятал» подлинный объект собственного же изучения, подменил живые, пластичные, постоянно находящиеся в динамике развития фрагменты мира на своеобразные их эрзацы. Формальная технология интерпретации мира, способствующая созданию строгих логических классификаций ословленной действительности и, безусловно, обогатившая инвентарь методологий, вместе с тем и омертвила живую ткань человеческой мысли, что вполне естественно в силу диалектичного характера законов, управляющих бытием. Изобретённые ею структурные методики, первоначально обещавшие вскрыть «чёрный ящик», во многом исчерпали, в частности в языковедении, свои возможности, ограничившись преимущественно констатацией лингвистических фактов, но никак не их фундаментальным толкованием. Несостоятельность изначально прогнозирующегося высокого коэффициента полезного действия потенций структурной, имманентной лингвистики объяснима прежде всего её технологической невозможностью функционального изучения социальных феноменов. Действительно же серьёзные исследования последних предполагают установление посредством применения иных – динамичных – технологий «деятельностных» качеств субстанций мира.

В лингвистике сегодняшнего дня, «уставшей» от традиционного парадигматического анализа языковых единиц, всё более актуализируется осмысление их «релятивного» аспекта, т.е. тех отношений, в которые они вступают в речи. Для современного языковедения, в особенности таких его самостоятельных направлений, как культурологическая, этнографическая, социальная и психологическая лингвистика, теоретически ценными оказываются результаты анализа речеупотреблений языковых единиц в текстах, в особенности продуцируемых разноэтносными языковыми личностями; культурно релевантны сами синтагматические отношения, свойственные номинациям разных фрагментов мира. Выяснение интра- и экстралингвистических законов, управляющих употреблением различных языковых единиц в определённом (микро)тексте (в таких, напр., пропозициях, как словосочетание, предложение), – достаточно сложная исследовательская задача, успешное решение которой может обнаружить устройство сцепления вербально оформленных смыслов в когнитивно-языковой деятельности человека, увидеть особенности ценностных ориентаций Homo loquens в диахронической плоскости его культуры.

Заметим, что основные идеи, как кажется, достаточно чётко сформулированные современными исследователями, приверженцами функционального, в целом коммуникативного подхода к изучению языка, на самом деле можно назвать своеобразным «вторичным текстом», первоначальный вариант которого был рождён задолго до признания за динамической лингвистикой статуса доминанты. Достаточно вспомнить глубокие, подчас эмпирически не доказуемые в силу отсутствия в то время конкретных исследовательских «техник», но удивительно интуитивно верно подмеченные, позже успешно верифицированные, имевшие впоследствии своё реальное воплощение идеи В. фон Гумбольдта, Х. Штейнталя, их многочисленных учеников, чтобы ясно себе представить извилистые закоулки человеческой мысли, проложившие путь к вершинам человеческого знания, облачённого в языковые формы, более того, как правило, обреченного на вербализацию.

Описание смены приоритетов в лингвистике не совсем строгим кодифицированным научным языком – метафорой – в данной части книги не случайно, поскольку автор этих строк готовит, если так можно выразиться, читателя к совершению экскурсии в царство речевых тропов (вторичных, косвенных обозначений), применение которых чрезвычайно актуально для номинации фрагментов в особенности эмоционального мира, ЭК, являющихся объектом нашего исследования. Кроме того, как думается, активное использование метафор простительно в особенности в тех случаях, когда речь идёт об анализе трудно иллюстрируемых, скрытых от невооруженного глаза социальных явлений. К ним мы вправе причислить абстрактные, визуально и тактильно не воспринимаемые человеком эмоциональные субстанции.

В ходе дальнейшего лингвокультурологического рассмотрения ЭК мы считаем необходимым анализ коммуникативного поведения слов, их номинирующих. Бурно развивающаяся в последние два десятилетия коммуникативная лингвистика со всей очевидностью иллюстрирует преимущества исследования слова в его употреблении. Именно в речи, в текстах раскрывается сущность языковых единиц, за которыми скрыты определённые смыслы. В данной части нашей работы мы сосредоточим наше внимание на валентностных (сочетательных) возможностях слов, обозначающих интересующие нас концепты. Изучение валентностных способностей номинантов эмоций, в особенности их лексико-семантической сочетаемости, может позволить, по нашему мнению, более глубоко осмыслить, «расшифровать» сущность ЭК, средой обитания которых являются их речеупотребления, т.е. тексты. При этом к приоритетным мы относим, во-первых, классические художественные тексты, авторами которых являются элитарные языковые личности, наиболее ясно видящие внутренние связи между различными понятийными сферами, и, во-вторых, пословично-поговорочные высказывания, наиболее ярко и очевидно иллюстрирующие народное понимание сущности эмоционального феномена.

1.1. Синтаксическая и лексико-семантическая валентность номинантов эмоций

Под валентностью в лингвистике принято понимать способность слов вступать в синтаксические связи с другими элементами языка. В западноевропейском языкознании валентность нередко толкуют в узком понимании – как сочетательные способности глагола. В таком понимании валентность представляет собой число актантов, которые может присоединить к себе данная часть речи. Однако в современной лингвистике валентность имеет более широкую интерпретацию. Под ней понимают общие сочетательные способности слов (см.: Королев 1990, с. 79). С.М. Панкратова предлагает следующую дефиницию этому феномену: «Под валентностью понимается способность номинативных единиц языка, содержащих в семантической структуре своего значения релятивные семы, прогнозировать своё семантическое и синтаксическое окружение, т.е. способность ряда номинативных единиц на основе специфики своего значения предопределять семантические и синтаксические структуры зависимых от них единиц» (Панкратова 1991, с. 73. – Цит. по: Буйленко 1993, с. 3).

Классификация валентности на синтаксическую (внешнюю) и лексико-семантическую (внутреннюю) в известном смысле условна, поскольку в несмоделированном виде обе представляют единую сущность одного и того же языкового явления. Отсюда и предложение некоторых учёных более активно использовать термин «семантико-синтаксические свойства слов» (Караулов 1981, с. 128). Здесь можно также вспомнить различного типа лингвистические поля, напр., лексико-синтаксические, дистрибутивно-лексические и др., существование которых подчёркивает условность выделения синтаксической и лексико-семантической сочетаемостей в автономные виды.

Рассматривая одно из центральных понятий семасиологии и лексикографии – семантическую связь, Ю.Н. Караулов понимает её как синтагматическую совместимость слов (Караулов 1981, с. 234). Тесная связь синтаксической и лексико-семантической валентностей отмечается также и во многих других работах (см., напр.: Апресян 1995).

Считается, что синтаксическая сочетаемость – это грамматически правильное употребление слова, «выбор падежной или предложно-падежной формы при том или ином слове» (Москвин 1993, с. 3).

Лексико-семантическая сочетаемость слов (термин был введён ещё Л.В. Щербой) понимается как содержательное наполнение языковых форм, могущих употребляться друг с другом в речи. Общеизвестно, что определённое слово не может сочетаться со всяким другим словом; есть некоторые ограничения в его валентностных возможностях. Данные ограничения могут быть как языковыми, так и неязыковыми. Первые из них есть правила синтаксиса конкретного языка; вторые же вытекают из самой природы обозначаемых референтов/денотатов.

Выявление сущности ЭК, как указывалось выше, предполагает установление сочетательных возможностей обозначающих их слов. Отсюда следует необходимость анализа употребления номинантов эмоций в немецкой и русской (преимущественно художественной) речи. Материалом для лингвокультурологического анализа послужили прозаические и поэтические произведения наиболее известных 30 немецких и 22 русских авторов XVIII-XX веков.

Дата добавления: 2015-07-02