Конец сиротства: безграничное родство

Уподобление храма телу человека, востающего из земли, находим у одного из величайших представителей итальянского Возрождения, полигистора и теоретика искусства, Леонбатти­сты Альберти в его труде «De Architectural

Чрез то — к воссозданию и своего тела в храм бессмертия.

Будущее астрономии

В запрещении подобий заключается требовапие са­мобытности, самостоятельности, действительности. Человек, подобие Бога, творил подобия слепой при­роды. Это — грех, вмещающий в себе все грехи.

Птоломеевской астрономии, принимающей кажу* щееся за действительное, соответствует и искусство, в котором небесное было лишь кажущимся, лишь по­добием. Если храм подобия есть только изображение земли, отдающей своих мертвецов, и неба, населяе­мого воскрешенными поколениями, то чем должен быть храм действительный? В чем состоит отличие человека, этой ничтожнейшей части животного цар­ства? В чем свет знания, в чем разум, тождественный

ное, воскрешение есть определение жизни каждого человека, пришедшего в меру возраста Христова или приходящего в эту меру, в жизнь, сообразную жизни Христа. Такая жизнь есть переход от страдания, причиняемого смертью отцов, не к покою и бездействию (суббота), а к труду воссоздания тел отцов и

с совестью? Человек потому не животное, что оп знает, что он животное, т. е. он знает, что, рождаясь, он уже умерщвляет, что он живет, только разрушая, созидает не иначе, как умерщвляя. Но человек есть не только сознающее, но и действующее существо, т. е. он хочет быть и сознает свой долг быть воссозида­телем.

Коперниканская астрономия, вмещающая в себе все знания (науки), доказывается небесною, но не кажущеюся, а действительною архитектурою, вмещаю­щей в себе все искусства, воспроизводящие, воссоздаю­щие не подобия, а самую действительность. Искусства, следовательно, должны установить действительную, хотя и постепенную, но постоянную отдачу землею уби­тых, поглощенных ею поколений, а вместе с тем уста­новить и расширение влияния человека в воздушном пространстве. Коперниканское зодчество имеет ближай­шее сходство с первобытным сельским прототипом ар­хитектуры — хороводом, как мнимым солнцеводом: оно будет целым рядом хороводов, хоров воскрешенных поколений, из коих первый был бы действительный землевод, а все другие суть планетоводы, также дейст­вительные. Все эти хороводы вместе составляют движу­щийся уже храм, части коего суть действительно ко­рабли, эфироезоты, электроходы, пловцы эфирного пространства, свободно движущиеся в нем, по не пре­рывая общения с центром, с очагом, а все вместе, влияя на центральное тело, регулируют его ходом, а с ним и ходом всей системы солнечной, всего хора, всей эскадры вселенной, флота миров — звезд. Это те хоры, которые предполагал уже осуществленными Пи­фагор и его школа — предшественники Коперника в древнем мире. Только коперниканская архитектура, на небесной механике основанная, может достигнуть архитектурного совершенства. Бог-Творец создает не­ловека по своему творческому образу, как воссозда­теля. Следовательно, искусство начинается вместе с человеком на земле и совершается в небе.

Устранение неподвижности, ограниченности прост­ранства, безжизненности в зданиях птоломеевской ар­хитектуры было лишь мнимое, и если храмы земные производили впечатление шири, глуби, парения ввысь, то это не было, конечно, действительностью. Гордый строитель двойни небес, второго неба, коперниканским мировоззрением был низведен до обитателя ничтож­нейшей по величине земли, которому даже управление движением земной планеты стало казаться уже Дер­зостью.

Для коперниканской астрономии, для коей и небес­ный свод есть призрак, и звезды удалены в глубочай­шую даль, нет ограниченности пространства, как нет и неподвижности в коперниканской архитектуре. Каж­дая планета управляема одним из воскрешенных по­колений, одухотворена сыновним чувством, как все­общим, как основным, сила которого выражается во всестороннем исследовании проходимых пространств и в материальном и динамическом отношении. Ни одна молекула, ни один атом не ускользнут от зоркого вни­мания сынов человеческих; ни одна вибрация не бу­дет пропущена чутким слухом или ипым каким-либо чувством дочерей человеческих.

Конечно, регуляция обращает слепые движения планет и всей солнечной (подсолнечной) системы в управляемые разумом сынов человеческих. Только сы­новнее чувство обращает всю систему в священный храм Богу отцов. Единство метеорического (метеори­ческая регуляция еще не доказана, т. е. не осуществ­лена еще) и космического процессов (предполагаемое, конечпо) дает основание для расширения регуляции на солнечную и другие звездные системы для их вос­создания и управления разумом. Земля, а затем и дру­гие планеты, созидаясь из космической пыли, под управлением разумных существ создадут из той же космической пыли и метеоритов проводники силы к солнцу и от него получат силу свободного полета, т. е. электромагнитным бурям, возбуждаемым солнцем па земле, будет дано правильное движение, должный ход. Чрез эти же проводники, как было сказано, земля и все другие регулируемые планеты, влияя на центр, будут ускорять или замедлять движение всей системы. Совокупность одухотворенных воскрешенными поколе­ниями миров в теснейшем братском соединении сде­лается сама орудием воскрешения своих предшест­венников — отцов.

В деле воскрешения сыны и дочери являются ору­диями Бога отцов, представляя в своей деятельности живое подобие любви Сына Божия и Духа Святого к Богу-Отцу. Самым священным местом храма будет земля, место воскрешения и рождения, могила и ко­лыбель, земля — жертвенник коперниканского храма, исходный пункт знания и дела воскрешения. Ико­нописью небесною этого небесного храма будут луче­вые образы отцов, изображение наружного и внутрен­него строения их тел...

С одной стороны, человек, по копергшканскому учению, есть обитатель ничтожнейшей частички без­мерной вселенной, а с другой — вся астрономия есть лишь мнение этого ничтожного обитателя этой частич­ки; и чтобы это мнение стало истиною, стало действи­тельностью, нужно человека сделать обладателем всей вселенной, нужно, чтобы слепая сила была управляема разумом.

Трудно сказать, превознесена ли здесь превыше всего астрономия, которая сделапа вместилищем всех наук, или же она унижена до того, что лишена всякой действительности, объявлена недоказанной), лишь мыслью, мнением человека, который и сам так унижен ею. Но не отнята у нее и надежда стать несомненною истиною; только для этого порожденный крошечной землей зритель безмерного пространства, зритель ми­ров этого пространства, должен сделаться их обита­телем и правителем.

День желанный, от века чаемый, необъятного неба ликование тогда только наступит, когда земля, тьмы поколений поглотившая, небесною сыновнею любовью и знанием движимая и управляемая, станет возвра­щать ею поглощенных и населять ими небесные, ныне бездушные, холодно и как бы печально на нас смотря­щие звездные миры; когда, собирая и оживляя прах тех, которые нам дали или, вернее, отдали свою жизнь, мы уже не будем этот прах обращать в пищу себе и потомкам, к чему вынуждались разобщением миров и необходимостью жить средствами, скоплен­ными нашею небольшою планетою. Знанием вещества и его сил восстановленные прошедшие поколения, спо­собные уже воссозидать свое тело из элементарных стихий, населят миры и уничтожат их рознь... Тогда воистину взыграет солнце, что и теперь парод думает видеть в пасхальное утро Светлого Воскресения; воз­радуются тогда и многочисленные хоры звезд. Иллю­зия поэтов, олицетворявшая или отцетворявшая миры, станет истиною. Но персонификация или, точнее, па­трофикация будет дана уже не мыслью, не воображе­нием, а делом. Преждевременная же патрофикация, в народной и ненародной ПОЭЗИИ живущая, ясно глаго­лет, что день желанный есть чаяние всех веков и наро­дов, спокон века ожидаемый. Сей день, его же Господь чрез нас сотворит, будет произведен не мнимым дви­жением солнца, не действительным движением земли, а совокупным действием сынов, возлюбивших Бога отцов и исполнившихся глубокого сострадания ко всем отшедшим. Земля станет первою звездою на небе, дви­жимою не слепою силою падения, а разумом, восста­иовляющим и предупреждающим падение и смерть. Не будет ничего дальнего, когда в совокупности миров мы увидим совокупность всех прошедших поколений. Все будет родное, а не чужое; и тем не менее для всех откроется ширь, высь и глубь необъятная, но не по­давляющая, не ужасающая, а способная удовлетворить безграничное желание, жизнь беспредельную, которая так пугает нынешнее истощенное, болезненное, буд­дийствующее поколение. Это жизнь вечно новая, не­смотря на свою древность, это весна без осени, утро без вечера, юность без старости, воскресение без смер­ти. Однако будет и тогда не только осень и вечер, бу­дет и темная ночь, как останется и ад страданий, в нынешней и прошлой жизни человеческого рода быв­ший, но останется он лишь в представлении, как пе­режитое горе, возвышающее ценность светлого дня востания. Этот день будет дивный, чудный, но не чу­десный, ибо воскрешение будет делом не чуда, а зна­ния и общего труда.

День желанный, день от века чаемый будет Божьим велением и человеческим исполнением.

СТАТЬИ КРИТИКО-ФИЛОСОФСКОГО СОДЕРЖАНИЯ

Дата добавления: 2015-07-02