Дисциплина и учитель

Неопытную учительницу, преисполненную энтузиазма и веры в ту внутреннюю дисциплину, которую она рассчитывает увидеть в нашем обществе малышей, ожидают нелегкие про­блемы.

Она понимает, что дети должны иметь свободу для выбора своих собственных занятий и что их спонтанную деятельность нельзя прерывать. Нельзя навязывать детям какую-либо рабо­ту с помощью угроз, наград или наказаний. Учительница должна быть смиренной и малоактивной, она должна терпе­ливо ждать и почти «уйти со сцены», как бы стирая свою собственную личность и создавая, таким образом, простран­ство для роста духа ребенка. Она достает большую часть ди­дактических материалов, почти все материалы, но беспорядок от этого не снижается, а еще больше возрастает.

Может быть, правила, которые она выучила ошибочны? Нет. Дело в том, что существуют теории и имеются результаты, к которым приводят эти теории, а промежуточное звено между ними отсутствует. Это звено — практический опыт преподава­теля. На этом этапе новичку, не имеющему опыта, нужны по­мощь и совет. Примерно то же самое происходит с молодым врачом или с любым, кто овладел определенными идеями и принципами, а потом обнаруживает себя наедине с живыми фактами, которые кажутся ему куда более таинственными, чем неизвестные величины в математическом уравнении!

Давайте не будем забывать, что внутренняя дисциплина — это нечто обретаемое, а не уже присутствующее. Наша зада­ча — показать путь к дисциплине. Дисциплина рождается тог­да, когда ребенок сосредоточивает свое внимание на каком-то объекте, который привлекает его внимание и дает ему не толь­ко полезное упражнение, но и контроль над ошибками. Бла­годаря этим упражнениям в душе ребенка происходит чудес­ная интеграция, в результате которой ребенок становится спокойным, излучающим счастье, занятым делом, забываю­щим о себе и, как следствие, безразличным к призам или материальным наградам. Эти маленькие покорители себя и окружающего мира — настоящие супермены, показывающие нам божественную сущность человеческой души. Счастливая задача учительницы — показать им путь к совершенству, обес­печивая их средствами и убирая препятствия, начиная с тех, которые она, вполне возможно, представляет сама (потому что учитель может быть самым большим препятствием из всех). Если дисциплина уже появилась, то наша работа едва ли будет нужна; инстинкт ребенка будет достаточно надежным провод­ником, позволяющим ему справляться с каждой трудностью.

Но трехлетний ребенок, когда он впервые приходит в школу, — это боец на грани поражения; он уже принял защит­ное отношение, которое маскирует его более глубокую при­роду. Высшие энергии, которые могли бы привести его к дис­циплинированному спокойствию и божественной мудрости, дремлют. Активна только внешняя сторона его личности, ко­торая изнуряет себя неуклюжими движениями, туманными идеями, и попыткой сопротивляться или избегать ограниче­ния со стороны взрослых.

Между тем мудрость и дисциплина ждут своего часа для пробуждения в ребенке. Притеснение работало против него, но он еще не потерпел полного поражения, и его отклонения не так закрепились, чтобы наши усилия оказались тщетными. Школа должна предоставить духовному началу ребенка простор и возможности роста. В то же время учитель должен помнить, что его привычные реакции защиты и невысокий уровень лич­ных качеств, которых он достиг, мешают развитию его духовной жизни, и ребенку будет необходимо от них освободиться.

Это начальная точка обучения. Если учительница не может видеть разницы между просто импульсом и спонтанными энергиями, которые начинают жить в успокоенном духе, тогда ее работа не принесет плодов. Истинная основа эффективно­сти учителя состоит в способности различать два вида деятель­ности, каждый из которых проявляется спонтанно (поскольку ребенок в обоих случаях действует по своей собственной воле), но по сути прямо противоположных друг другу. Только когда учитель научится их различать, он сможет стать наблю­дателем и руководителем. Это похоже на подготовку врача, который должен прежде всего научиться отличать физиологи­чески нормальное состояние от патологического, или болезни. Если он не может отделить здоровье от болезни, если может только видеть, кто живой, а кто мертвый, то он никогда не сможет прийти к пониманию еще более тонких различий между патологическими состояниями и не сможет правильно поставить диагноз. Эта способность отличать плохое от хоро­шего — свет, разгоняющий тьму, скрывающую тропу к внут­ренней дисциплине, которая ведет к совершенству. Можно ли определить симптомы или синдромы с такой ясностью и точ­ностью, которая позволит сделать теоретическое описание этапов, через которые должна пройти душа младенца в своем восхождении к дисциплине? Да, такое возможно, и тут можно установить некоторые путеводные вехи для учителя.

Давайте рассмотрим ребенка трех—четырех лет, еще не затронутого действием ни одного из тех факторов, которые могут привести к формированию его внутренней дисциплины. Простое описание позволяет распознать три типа и их харак­теристики.

1. Беспорядочность произвольных движений. Это относит­ся не к намерениям, стоящим за движениями, а к самим дви­жениям, которые демонстрируют фундаментальную дисгармо­нию или недостаток координации. Это чрезвычайно важный симптом, который гораздо больше скажет специалисту по нервным расстройствам, чем философу. Когда пациент серьез­но болен (например, на начальных стадиях подкрадывающе­гося паралича), врач заметит самые незначительные дефекты произвольных движений, зная, что это фундаментальные при­знаки расстройства. Они и будут служить главным основанием для его диагноза, а не умственное расстройство или беспоря­дочное поведение, которые тоже входят в число симптомов этого заболевания. Если же это просто неуклюжие движения ребенка, то тут будут другие характерные черты: плохие мане­ры, судорожные движения, издерганность и крикливость, но они уже представляют меньшую ценность для диагноза. Обу­чение, которое вызывает тонкую координацию самых ранних движений, само приведет к уменьшению неупорядоченности произвольных движений. Учителю, вместо того чтобы пытать­ся исправить тысячу и один видимый признак отклонения от нормального развития, достаточно только предложить детям в интересной форме средства для осмысленного развития более гармоничных движений.

2. Еще одна черта, всегда сопровождающая нарушение, о котором мы уже говорили,— это трудность или неспособность ребенка концентрировать свое внимание на реальных объек­тах. Его разум предпочитает блуждать в сфере фантазии. Так, играя с камушками или сухими листьями, он разговаривает так, как будто готовит изысканный банкет на огромных сто­лах, и возможно, когда он вырастет, у него будет неумеренное воображение. Чем больше разум отходит от своего нормаль­ного функционирования, тем он становится более истощен­ным и бесполезным в целях служения духу, необходимому для развития внутренней жизни. К сожалению, многие думают, что эта причудливая деятельность, дезорганизующая личность, на самом деле развивает духовную жизнь. Они утверждают, что фантазия сама по себе креативна; она же, напротив, сама по себе ничто, лишь тени, камушки и сухие листья.

Духовная жизнь на самом деле строится на фундаменталь­ной основе целостной личности, пребывающей в гармонии с внешним миром. Блуждающий разум, оторванный от реаль­ности, также, надо сказать, отходит от здоровой нормы. В мире фантазии, где он бурно расцветает, не существует конт­роля ошибок, нет ничего, что координировало бы мысль. Кон­центрация внимания на реальных вещах, со всеми вытекаю­щими отсюда последствиями для будущего, становится невоз­можной. Эта жизнь воображения, ошибочно так называемая, является атрофией органов, от функционирования которых зависит духовная жизнь. Учитель, который старается сфоку­сировать внимание ребенка на чем-то реальном, делая реаль­ность доступной и привлекательной, которому удается заин­тересовать его, скажем, тем, чтобы накрыть настоящий стол и подать настоящую еду, говорит трубным гласом с рассеян­ным разумом, блуждающим далеко от пути своего собствен­ного блага. Координация совершенных движений и возвраще­ние внимания, ускользнувшего от действительности, — вот все, что надо для излечения.

Мы не призваны к тому, чтобы один за другим исправлять все признаки основного отклонения; как только будет обре­тена способность фиксировать разум на реальных предметах, разум вернется к здоровому состоянию и снова начнет нор­мально функционировать.

3. Третье явление, тесно связанное с двумя остальными, — это тенденция подражать, которая проявляется все с большей готовностью и быстротой. Она является признаком глубоко скрытой слабости, усилением тех черт, которые нормальны для двухлетних детей. (Подражание у детей гораздо более младшего возраста имеет совсем другую природу и уже рас­сматривалось нами ранее1.) Эта тенденция — признак воли, которая еще не приготовила своих инструментов, не нашла нужного курса, а просто идет по следам других. Ребенок не продвигается по пути совершенства, а, как корабль без руля, находится на милости всех ветров. Всякий, кто смотрит на двухлетнего ребенка, все знания которого представлены огра­ниченным кругом идей, источником которых является имита­ция, узнает дегенеративную форму разума, о которой я гово­рю. Это форма, связанная с беспорядком, с психической не­стабильностью, и она тянет ребенка вниз, — это как спуск по лестнице.

Ребенку надо сделать только что-то неправильное или шумное, например со смехом и криком броситься на пол, и многие, а то и все дети последуют его примеру или сделают еще что-нибудь похуже. Глупый поступок распространится по группе, а то и перекинется за пределы класса. Такой вид «стад­ного инстинкта» вызывает коллективный беспорядок, проти­воположный социальной жизни, ибо та основана на работе и упорядоченном поведении индивидуумов. В толпе дух под­ражания распространяется и усиливает индивидуальные де­фекты — это точка наименьшего сопротивления, откуда берет начало дегенерация.

Чем дальше заходит этот вид дегенерации, тем труднее становится детям слушаться человека, который призывает их к лучшему. Но стоит их однажды поставить на правильный путь, как вскоре придет конец разнообразным последствиям единственного источника этого нарушения.

Когда учительницу ставят руководить классом таких детей, ее положение может оказаться ужасным, если у нее на воору­жении есть только одна основная идея — предложить детям средства развития и позволить им свободно самовыражаться. Маленький ад, который начал вырываться на свободу в этих детях, скоро втянет в себя все, что находится в зоне его до­ступа, и учительница, оставаясь пассивной, будет поражена путаницей и почти невероятным шумом. Оказавшись в такой ситуации, будь то по причине своей неопытности или слиш­ком жестких (или слишком простых) принципов и идей, учи­тельница должна помнить о тех силах, которые дремлют в этих божественно чистых и щедрых маленьких душах. Она должна помочь этим маленьким существам, которые несутся с горы к обрыву, чтобы развернуться и опять карабкаться наверх. Она должна обратиться к ним, пробудить их своим голосом и мыс­лью. Энергичное и твердое обращение — единственный ис­тинный акт доброты по отношению к этим маленьким умам. Не бойтесь разрушить зло, мы должны бояться разрушить только добро. Если мы хотим, чтобы ребенок ответил нам, мы обращаемся к нему по имени, так же и душу надо энергично позвать, если мы хотим ее разбудить. Учительница должна отказаться от тех материалов и принципов, по которым она училась; затем она должна на практике и самостоятельно осо­знать вопрос своего призвания. Только ее интеллект может решить эту проблему, каждый раз возникающую по-новому. Учительница знает основные симптомы и нужные лекарства, она знает теорию лечения. Все остальное зависит от нее. Хо­роший доктор, как и хороший учитель, — личность. Никто из них не является машиной, просто прописывающей лекарства или применяющей педагогические методы. Подробности должны быть оставлены на суд учительницы, которая тоже только начинает новый путь. Ей решать, лучше ли будет по­высить голос среди всеобщего шума или что-то прошептать нескольким детям, чтобы остальным стало любопытно послу­шать, — и мир снова восстановился. Громкий аккорд, взятый на пианино, может покончить с шумом как по мановению волшебной палочки.

У опытной учительницы никогда не бывает в классе се­рьезного беспорядка, потому что, прежде чем отойти в сторону и предоставить детей самим себе, она наблюдает и направляет их какое-то время, предварительно нейтрализуя их отрица­тельные чувства, иными словами, прекращая их неорганизо­ванные движения. Для этого существует серия подготовитель­ных упражнений, о которых учительница не должна забывать, и дети, разум которых отошел от реальности, почувствуют, какую серьезную помощь может им оказать учительница. Спо­койный, твердый и терпеливый, ее голос достигает их сердец похвалой или увещеванием. Некоторые упражнения особенно полезны, например без шума расставить все стулья и столы по своим местам; поставить стулья в ряд и сесть на них; про­бежать из конца в конец комнаты на цыпочках. Если учитель­ница по-настоящему уверена в себе, уже одного этого будет достаточно, еще до того как она скажет: «А теперь, дети, да­вайте соблюдать тишину», — и тишина наступит как по вол­шебству. Простейшие упражнения из практической жизни вернут маленькие блуждающие души на твердую почву насто­ящей работы, и это приведет их в чувство. Учительница по­степенно будет вводить дидактические материалы, хотя никог­да не будет оставлять их свободно в распоряжении детей до тех пор, пока дети не поймут, как ими пользоваться.

Теперь перед нами спокойный класс. Дети вступают в кон­такт с реальностью, и в их деятельности есть определенная цель, например вытереть пыль со стола, удалить пятно, по­дойти к шкафу, взять материал и правильно его использовать и т.д.

Понятно, что способность свободного выбора укрепляется тренировкой. Обычно учительница удовлетворена, но ей ка­жется, что дидактического материала, предписанного методом Монтессори, недостаточно, и она чувствует необходимость до­бавить кое-что. Получается так, что через неделю ребенок уже многократно использовал весь материал. Однако многие школы дальше этого не идут.

Ненадежность этого видимого порядка выдает только один фактор, который и ставит все под угрозу: дети постоянно переходят от одной вещи к другой. Они материал используют по одному разу, потом оставляют и приносят что-нибудь дру­гое. Бесконечный поток детей направляется к шкафу и от него. Ни один из этих детей в том мире, в который он пришел, не нашел еще интереса достаточно сильного, который бы про­будил в нем то божественное и могучее, чем он является. Его личность не упражняется, он не развивается, он не становится сильней. В мимолетных контактах внешний мир не может оказывать на него влияние, гармонизирующее дух. Ребенок подобен пчеле, которая перелетает с цветка на цветок и никак не может найти тот, на котором остановиться, с которого она может собрать нектар и удовлетвориться. Он не сможет рабо­тать, пока не почувствует пробуждения в себе той огромной инстинктивной деятельности, которой предназначено постро­ить его характер и разум.

При наступлении такой нестабильной ситуации учитель­ница чувствует, что работать ей стало трудно, более того, она начинает бегать от ребенка к ребенку, распространяя, таким образом, свою тревогу и беспокойство. Многие дети, которые устали и скучают, стоит ей лишь отвернуться, начинают играть с материалом и используют его самым тупым образом. Пока учительница занимается одним ребенком, остальные плохо себя ведут. Морального и интеллектуального прогресса, кото­рого мы столь усердно ждали, не происходит.

Та дисциплина, которой можно добиться, в действитель­ности очень хрупка, и учительница, ощущая «витающий в воздухе» дух беспорядка, постоянно отгоняет его и все время находится в напряжении. Большая часть учителей при отсутствии достаточной подготовки и опыта приходит к мысли, что идея о формировании «нового ребенка» (которого с таким нетерпением ждали и о котором так много было сказано) — не более чем миф или недостижимый идеал. Они также могут прийти к выводу, что работа с классом, требующим таких затрат нервной энергии, слишком утомительна для учителя и не приносит пользы детям.

Учитель должен уметь понять состояние детей. Эти ма­ленькие души находятся в переходном периоде. Дверь к про­грессу еще не открылась для них по-настоящему. Они стучатся и ждут снаружи. Прогресс и в самом деле мало заметен. Си­туация ближе к хаосу, чем к дисциплине. Работа таких детей не может не быть несовершенной. Их элементарным коорди­нированным движениям не хватает силы и грации, а их дей­ствия капризны. По сравнению с первым этапом, когда у них не было контакта с реальностью, едва ли они сделали какой-то прогресс. Это похоже на стадию выздоравливания после бо­лезни. Здесь мы имеем решающий момент в развитии, и учи­тельница должна выполнять две разные функции: она должна присматривать за всеми детьми, а также давать им индивиду­альные уроки. Это значит, что она должна представлять мате­риал регулярно, показывая, как именно его надо использовать. Общее наблюдение и индивидуальное обучение с точным объ­яснением материала — вот два способа, как учительница может помочь развитию ребенка. В этот период она должна обращать особое внимание на то, чтобы не отключаться от всего класса, пока она занимается одним ребенком. Все эти души, блуждающие в поисках жизни, должны ощущать ее присутствие. Эти уроки, выверенные и увлекательные, прово­димые индивидуально с каждым ребенком, являются даром учителя глубинам души ребенка. Потом когда-нибудь одна из этих душ проснется, внутреннее «эго» ребенка выйдет к объ­екту, которым он временно обладает, его внимание сфокуси­руется на повторении упражнения, выполнение которого улучшает его навык, и его счастливое и удовлетворенное со­стояние покажет, что его дух переродился. Свободный вы­бор — один из самых высоких из всех психических процессов.

Только о ребенке, глубоко осознающем свою потребность в практике и развитии духовной жизни, можно в самом деле сказать, что он выбирает свободно. Нельзя говорить о свобод­ном выборе, когда ребенка одновременно привлекают всевоз­можные внешние стимулы, и, не имея силы воли, он реаги­рует на каждый, без устали переходя от одного к другому. Это одно из самых важных различий, которые должен уметь делать учитель. Ребенок, который не может еще повиноваться своему собственному внутреннему наставнику, еще не является сво­бодным существом, вставшим на долгий и узкий путь совер­шенства. Он остается рабом поверхностных ощущений, кото­рые оставляют его на милость окружающей среды. Его дух прыгает туда-сюда как мяч. В нем рождается зрелость, когда душа его начинает сознавать себя, когда он ставит перед собой задачу, находит свой путь и выбирает.

Это простое, но грандиозное явление надо видеть во всех живых существах. Каждое живое создание обладает способ­ностью выбирать в сложной и многогранной окружающей среде ту вещь и только ту, которая содействует его жизни.

Корни любого растения из многих субстанций, содержа­щихся в почве, выбирают только те, которые им нужны. Выбор, совершаемый насекомым, тоже определен конкрет­ным цветком, созданным специально для него. У человека явно присутствует такое же чудесное различение, но в его случае оно уже не инстинктивное, а приобретаемое. И все же дети, особенно в первые годы жизни, обладают внутренней чувствительностью как духовной необходимостью. Неправиль­но направляемое или подавляющее обучение может привести к ее исчезновению и замещению своего рода порабощением через внешние чувства всеми окружающими предметами. Мы сами утратили эту глубокую жизненную чувствительность, и в присутствии детей, в которых мы видим, как она оживает, нам кажется, что мы наблюдаем за раскрытием тайны. Она проявляется в тонком акте свободного выбора, который учи­тельница, неподготовленная в наблюдении, может растоптать, прежде чем заметит, как слон топчет бутон цветка на своем пути.

Ребенок, чье внимание уже удерживалось на избранном объекте, когда он полностью сосредоточивается на повторе­нии упражнения, является, в смысле духовной безопасности, о которой мы говорим, освобожденной душой. С этого мо­мента о нем можно не беспокоиться — разве только подгото­вить окружающую среду, удовлетворяющую его потребностям, и убрать препятствия, которые могут преграждать ему путь к совершенству.

Прежде чем удастся достичь такого внимания и концент­рации, учительница должна научиться контролировать себя, чтобы дух ребенка был свободен для роста и мог показать свои силы; суть ее обязанностей — не прерывать усилия ребенка. Это тот момент, когда в игру вступает нравственная чуткость учительницы, обретенная ею во время подготовки. Она должна понять то, что помогать не так уж и просто, пожалуй, даже нелегко просто стоять и смотреть. Даже по­могая и служа детям, она не должна прекращать наблюдать за ними, потому что рождение концентрации в ребенке — такое же тонкое явление, как раскрытие бутона. Но она будет наблюдать не для того, чтобы сделать свое присутствие ощу­тимым или помочь слабым своей собственной силой. Она наблюдает для того, чтобы распознать ребенка, который при­обрел способность сосредоточиваться, и восхититься слав­ным возрождением его духа.

Ребенок, который сосредоточивается, безмерно счастлив, он игнорирует своих соседей или посторонних, которые ходят вокруг. В данный момент его дух подобен духу отшельника в пустыне: в нем рождается новое сознание, сознание своей собственной индивидуальности. Когда он выходит из своей концентрации, он, кажется, воспринимает мир по-новому, как безграничное поле для новых открытий. Он так же начинает замечать своих одноклассников, которые вызывают у него ин­терес и привязанность. В нем пробуждается любовь к людям и к вещам. Он становится дружелюбным со всеми и готов восхищаться всем прекрасным. Духовный процесс очевиден: он отделяет себя от мира, чтобы набраться силы и объеди­ниться с ним. Разве мы не уезжаем из города, чтобы охватить взглядом всю широту панорамы? С самолета землю видно лучше. То же самое и с человеческим духом. Чтобы сущест­вовать и общаться с людьми, нам иногда бывает необходимо уйти в уединенное место и набраться сил, и лишь тогда смо­жем мы посмотреть с любовью на своих соплеменников. Свя­той в одиночестве готовит себя к тому, чтобы с мудростью и по справедливости рассмотреть потребности общества, незна­комые широким массам людей. Именно пустыня готовит ве­ликую миссию любви и мира.

Ребенок просто воспринимает отношение глубокого уеди­нения, и при этом у него образуется сильный и спокойный характер, он излучает любовь ко всем окружающим его людям. Из этого отношения рождается самопожертвование, регуляр­ная работа, послушание, а вместе с этим и радость жизни, бьющая как ключ из скал, радость и готовность помочь всем обитающим поблизости.

Результат концентрации — пробуждение социального чув­ства, и учительница должна не отстать от этого. Она — тот человек, к которому обратятся сердца этих детей сразу после своего пробуждения. Они «откроют» ее, как сейчас замечают голубое небо и едва уловимый запах скрытых в траве цветов.

Требования этих детей, полных энтузиазма и взрывного движения вперед, могут ошеломить неопытную учительницу. Как и на первой стадии, когда она не должна тратить время на многочисленные сбивчивые действия детей, а должна пол­ностью сосредоточиться на подаваемых ими признаках фун­даментальных требований, так и сейчас ее не должны одоле­вать бесчисленные знаки демонстрируемого ими нравственно­го богатства и красоты. Она всегда должна быть нацелена на что-то простое и основное, то, что ведет себя подобно дверной петле. Естественно, что она скрыта от глаз, потому что дей­ствует независимо и не имеет отношения к украшениям той двери, которую контролирует.

Миссия учителя всегда имеет своей целью нечто неизмен­ное и точное. Учительница начинает чувствовать, что без нее можно обойтись, потому что прогресс детей несоизмерим с ее ролью, с тем, что она сделала. Она видит, как дети становятся все более независимыми в выборе работы и богатыми способ­ностями самовыражения. Иногда их прогресс кажется сверхъ­естественным. Она чувствует себя достойной только служить, причем ее скромная роль заключается в подготовке окружа­ющей обстановки и в том, чтобы не попадаться на глаза. Она помнит слова Иоанна Крестителя после того, как ему был явлен Мессия: «Ему расти, а мне уменьшаться».

Это, однако, тот момент, когда ребенок очень нуждается в ее авторитете. Сделав что-то своими силами и умом, напри­мер нарисовав рисунок, написав слово или еще что-нибудь, он бежит к учительнице спросить, правильно ли он это сделал. Ребенок не хочет, чтобы ему говорили, что делать или как делать, он защищается от такой помощи. Выбор и исполне­ние — прерогатива и завоевание освобожденной души. Но после того как работа выполнена, он хочет получить одобре­ние учителя.

Тот же самый инстинкт, который заставляет детей защи­щать свою духовную интимность, — повиновение таинствен­ному внутреннему голосу, который каждый, кажется, слышит внутри, — тот же самый инстинкт ведет их представить работу на внешний суд, чтобы убедиться, что они идут по правиль­ному пути. Тут на ум приходят первые спотыкающиеся шаги ребенка, которому еще надо видеть распахнутые объятия взрослого, ждущего, чтобы его поймать, хотя внутри него уже, может, есть способность ходить и способность научиться хо­дить совершенно. Учительница тогда должна сказать слово одобрения, подбодрить его улыбкой, как делает это мать для своего младенца. Потому что совершенство и уверенность должны развиваться в ребенке из внутренних источников, к которым учитель не имеет отношения.

На самом деле ребенок, стоит ему только почувствовать уверенность в себе, больше не будет после каждого шага ис­кать одобрения авторитета. Он будет повторять свои работы, о которых другим ничего не известно, повинуясь единственно потребности производить и совершенствовать плоды своего труда. Ему интересно закончить свою работу, а не то, чтобы ею восхищались, и как собственность она его тоже не волнует.

Двигающий им благородный инстинкт далек от гордыни или жадности. Многочисленные посетители наших школ должны помнить, как учителя показывали им лучшие работы, не ука­зывая на их автора. Такое кажущееся упущение основывается на знании того, что детям это все равно. В школе любого другого типа учительница чувствовала бы себя виноватой, если, показав прекрасную детскую работу, не представила ее творца. А случись ей забыть это сделать, так она сразу же услышала бы жалостливое: «Это я сделал!»

В любой из наших школ ребенок, выполнивший замеча­тельную работу, возможно, сейчас возится в дальнем углу ко­ридора, занятый чем-то новым, и хочет только того, чтобы его не беспокоили. Это тот период, когда устанавливается дис­циплина — форма активного мира, послушания и любви, когда работа совершенствуется и преумножается точно так же, как цветы весной окрашиваются в яркие краски, готовясь к далекому урожаю сладких и питательных плодов.

Дата добавления: 2015-06-27