Психология оптимального переживания 21 страница

Не каждый проходит все стадии этой спи­рали самосовершенствования. Некоторые ни­когда не двинутся дальше первого шага. Ес­ли задача выживания настолько сложна, что у человека не остаётся ресурсов внимания на что-либо ещё, он не сможет вложить доста­точно психической энергии в семью или со­циальные цели. Смысл его жизни будет за­ключаться в реализации личных интересов. Большинство из нас, по всей видимости, оста­навливается на второй стадии, когда источ­никами смысла становится благополучие се­мьи, компании, общества или страны. Лишь немногие достигают третьего уровня рефлек­сивного индивидуализма, а единство с уни­версальными ценностями остаётся уделом от­дельных уникальных личностей. Таким обра­зом, описанные нами стадии не являются обя­зательными этапами на пути каждого; они от­ражают, что может случиться, если личности удастся овладеть контролем над своим созна­нием.

Рассмотренный нами подход представля­ет одну из простейших моделей, описываю­щих процесс возникновения смысла по мере роста сложности. В других моделях ступеней может быть шесть и даже восемь — на са­мом деле, их число не играет роли. Важно то, что большинство теорий признаёт важ­ность этого диалектического напряжения, ба­лансирования между дифференциацией и ин­теграцией. Человеческую жизнь можно пред­ставить как серию «игр» со своими целями и правилами, сменяющими друг друга по мере обретения человеком зрелости. Рост личност­ной сложности предполагает, что мы вклады­ваем энергию в развитие способностей, дан­ных нам от природы, в достижение независи­мости, уверенности в своих силах, осознания своей уникальности и ограничений своих воз­можностей. В то же время мы должны инве­стировать энергию в познание, понимание и приспособление к силам за пределами нашей индивидуальности. Разумеется, никто не заставляет нас всем этим заниматься, однако если мы упустим свой шанс, не исключено, что когда-нибудь об этом пожалеем.

Выработка решительности

Наличие цели упорядочивает предприни­маемые человеком усилия, однако совсем не обязательно делает его жизнь проще. Рабо­тая над реализацией поставленных целей, ин­дивид может столкнуться с самыми разными неприятностями, и ему не раз захочется от­казаться от целей и выбрать сценарий попро­ще. Но ценой, которую придётся заплатить за более приятную и удобную жизнь может ока­заться пустое существование, лишённое вся­кого смысла.

Пилигримы, первыми приехавшие в Аме- рику, решили, что для поддержания личност­ной целостности им в первую очередь необ­ходима свобода вероисповедания. Они вери­ли, что в мире нет ничего более важного, чем возможность самим определять отношения с Богом. Такое понимание высшей цели не бы­ло чем-то новым, однако они, подобно первым христианам, средневековым катарам из Юж­ной Франции или евреям Массады, следовали ей со всей решительностью, не отступая перед трудностями. Эти паломники вели себя так, будто их ценности стоят того, чтобы ради них отказаться от комфорта и даже пожертвовать жизнью, и благодаря этому их цели в самом деле приобрели ценность — независимо от то­го, была ли она присуща им изначально. Так благодаря преданности целям существование паломников наполнилось смыслом.

Ни одна цель не приведёт ни к чему, ес­ли не относиться к ней серьёзно. Любая зада­ча требует определённых действий. Для то­го, кто не хочет их совершать, она будет бес­смысленной. Альпинист, решивший покорить трудную вершину, знает, что большую часть пути он будет идти на пределе своих сил и рисковать жизнью. Но если он быстро сдаст­ся, это будет означать, что цель не имела для него большого значения. То же самое спра­ведливо для любой потоковой деятельности: между ценностью цели и усилиями, необхо­димыми для её достижения, существует вза­имосвязь. Цели оправдывают усилия, требу­ющиеся для её достижения, но впоследствии именно затраченные усилия наполняют смыс­лом цели. Человек вступает в брак, потому что хочет разделить жизнь с близким суще­ством. Но если он не будет вести себя соот­ветственно этому намерению, союз постепен­но утратит свою ценность.

И всё-таки человечество нельзя упрекнуть в безволии и малодушии. Во все времена ро­дители посвящали свою жизнь воспитанию детей, тем самым наполняя её смыслом. Воз­можно, не меньшее число тружеников на­правляло всю свою энергию на заботу о сво­их полях и стадах. Миллионы людей жерт­вовали всем, что у них было, во имя своей религии, страны или искусства. Те из них, кто, несмотря на неудачи, не сворачивал с выбранного пути, приобретали шанс превра­тить свою жизнь в непрекращающийся, на­правленный, концентрированный, внутренне связный, логически упорядоченный поток пе­реживаний, несущих смысл и радость.

По мере того как культура становится всё более сложной, достигать такой степени ре­шимости перед лицом своих целей становится всё труднее. Перед человеком может стоять сотня целей, и кто знает, которая из них до­стойна того, чтобы посвятить ей жизнь. Ещё несколько десятилетий назад для женщины главной ценностью была семья. Отчасти так сложилось потому, что у неё не было друго­го выбора. Но сейчас, когда она может быть предпринимателем, учёным, артистом и даже военнослужащим, уже вовсе не очевидно, что её предназначение в том, чтобы быть женой и матерью. В подобной ситуации оказывает­ся каждый из нас. Мы больше не привяза­ны к нашему родному городу — соответствен­но, нет причин отождествлять себя с ним и участвовать в его жизни. Если нам кажется, что хорошо там, где нас нет, мы просто соби­раем вещи и переезжаем туда. Открыть ре­сторанчик в Австралии? Нет проблем! Мы с лёгкостью меняем политические убеждения, образ жизни и вероисповедание. Раньше охот­ник оставался охотником до самой смерти, а кузнец всю жизнь совершенствовал своё ма­стерство. А сейчас профессию идентичность можно выбирать по вкусу: никто не обязан оставаться бухгалтером навсегда.

Богатство возможностей расширяет свобо­ду выбора современного человека до немыс­лимых ещё столетие назад пределов. Но вме­сте с бесконечным количеством равно при­влекательных альтернатив к нему приходят нерешительность, беспокойство, а недостаток уверенности в итоге обесценивает имеющиеся возможности. Таким образом, свобода вовсе не способствует обретению смысла в жизни — напротив, она затрудняет его поиски. Ко­гда правила игры становятся чересчур гиб­кими, уровень концентрации снижается, что затрудняет достижение состояния потока. Со­хранять преданность цели и следовать пра­вилам существенно проще в случае, если мы действуем в условиях ограниченного числа ясных альтернатив.

Из всего вышесказанного вовсе не следует, что нам нужно вернуться к жёстко регламен­тированным ценностям и отказаться от воз­можности выбирать, да это и не представля­ется возможным. Комплексность условий и свободу выбора, за которые боролись наши предки, мы должны воспринимать как зада­чу, которую нужно решить, как вызов. Если нам это удастся, жизнь наших потомков будет бесконечно богаче нашей. В противном слу­чае мы рискуем растратить свою энергию на противоречивые и бессмысленные цели.

Как разобраться, куда направить свою психическую энергию? Ведь никто не ска­жет нам: «Вот она, цель, достойная тебя!»

Поскольку абсолютная уверенность в этом вопросе не достижима, каждый должен са­мостоятельно определять, что же составля­ет его предназначение и высшую цель. Ме­тодом проб и ошибок, сравнивая и исключая отобранные цели, человек получает шанс по­степенно приблизиться к пониманию задачи своей жизни.

Самопознание — вот способ, посредством которого человек может упорядочить свои це­ли. Этот рецепт настолько древний, что мно­гие стали недооценивать его пользу. «Познай себя» — эти слова были написаны над входом в Дельфийский оракул и неоднократно повто­рялись многими мудрецами, потому что этот совет действительно работает. Однако каждо­му поколению приходится заново открывать их значение для каждого отдельного индиви­да. Чтобы лучше понять, что за ними стоит, будет полезно переформулировать их в тер­минах современного знания и рассмотреть ак­туальные для нас возможности их примене­ния.

Внутренний конфликт возникает из-за то­го, что за психическую энергию борются слишком много противоречащих друг дру­гу желаний и целей. Единственная возмож­ность преодолеть конфликт заключается в том, чтобы отделить существенные цели от неважных и построить между ними ирархию приоритетов. Достичь этого можно двумя способами; древние называли их vita activa, или жизнь в действии, и vita contemplativa, или путь размышлений.

Человек, обратившийся к vita activa, до­стигает состояния потока через полную по­гружённость в решение конкретных внеш­них задач. Многие великие лидеры, такие как Уинстон Черчилль или Эндрю Карне- ги, ставили себе долгосрочные цели, к ко­торым затем всю жизнь стремились с боль­шой решимостью, не отвлекаясь на внутрен­нюю борьбу. Успешные руководители, опыт­ные профессионалы, талантливые ремеслен­ники учатся доверять своему суждению и знаниям; благодаря этому к ним возвращает­ся бессознательная спонтанность, свойствен­ная детям. Если поле деятельности ставит перед человеком немало сложных и интерес­ных задач, он получает возможность постоян­но испытывать состояние потока, не обращая особого внимания на энтропию повседневной жизни. Таким образом, гармония восстанав­ливается в сознании косвенно — не через упо­рядочивание конкурирующих целей и опреде­ление приоритетов, а за счёт того, что концен­трация на основной задаче настолько сильна, что всё не относящееся к ней просто игнори­руется.

Действие помогает создать внутренний по­рядок, но такой подход имеет свои побоч­ные эффекты. Личность, посвятившая себя достижению прагматических целей, подавля­ет внутренний конфликт ценой значительных ограничений. Молодой инженер, решивший к 45 годам стать директором завода, поначалу будет двигаться к поставленной цели успеш­но и без колебаний. Но рано или поздно аль­тернативы, от которых он отказался, снова возникнут в виде источника гнетущих сомне­ний и сожалений. Стоило ли жертвовать ра­ди карьеры здоровьем? Что случилось с те­ми милыми детьми, которые внезапно пре­вратились в замкнутых подростков? Я до­стиг власти и финансовой независимости, и что мне теперь с этим делать? Иными слова­ми, может выясниться, что целей, выполняв­ших свою мотивирующую роль на протяже­нии длительного периода, не хватает на то, чтобы придать смысл всей жизни.

В такие моменты становятся очевидны преимущества созерцательного подхода. Бес­пристрастное размышление над своими пере­живаниями, реалистичное взвешивание аль­тернатив и их последствий издавна считались предпосылками правильной жизненной фи­лософии. Самопознанием можно занимать­ся бесчисленным количеством способов — от психоанализа, направленного на интеграцию в сознание вытесненных желаний, до разрабо­танных иезуитами упражнений совести, пред­полагавших несколько раз в день анализиро­вать свои действия на предмет их согласо­ванности с долгосрочными целями. Каждый такой путь потенциально ведёт к внутренней

гармонии.

В идеале действия и размышления долж­ны дополнять друг друга. Действие по при­роде своей слепо, рефлексия — бессильна. Прежде чем вложить в ту или иную цель зна­чительное количество психической энергии, стоит ответить себе на вопросы: действитель­но ли я хочу этим заниматься? Доставляет ли мне это радость? Буду ли я наслаждаться этим в будущем? Стоит ли это дело той це­ны, которую придётся заплатить? Смогу ли я жить в мире с собой, когда достигну этой цели?

Человеку, утратившему связь со своими переживаниями, очень трудно ответить на эти кажущиеся простыми вопросы. Если ин­дивид не потрудился разобраться, чего же он на самом деле хочет, а его внимание на­столько поглощено внешними целями, что он не замечает собственные чуства, он не смо­жет осмысленно планировать свои действия. С другой стороны, личность с развитой спо­собностью к рефлексии не нуждается в глу­боком самоанализе, чтобы понять, усиливают её действия энтропию или нет. Такой человек интуитивно почуствует, что продвижение по карьерной лестнице принесёт больше стресса, чем оно того заслуживает, или что существу­ющие дружеские отношения не станут хоро­шей основой для брака.

Поддерживать порядок в сознании в тече­ние коротких промежутков времени относи­тельно несложно; этого можно добиться с по­мощью любой реалистичной цели. Интерес­ная игра, интенсивная работа, приятный ве­чер в кругу семьи — всё это сосредоточивает на себе внимание и вызывает гармоничное по­токовое переживание. Существенно сложнее продлить этот опыт на всю жизнь. Для этого нужно вкладывать энергию в цели, сохраня­ющие свою мотивирующую силу даже тогда, когда все наши ресурсы истощены, а судь­ба лишила нас своей благосклонности. При условии правильно выбранных целей и до­статочной решимости не сдаваться перед ли­цом трудностей мы будем настолько сосредо­точены на своих действиях и событиях во­круг нас, что у нас просто не останется време­ни быть несчастными. И тогда мы непосред­ственно ощутим высший порядок, пронизыва­ющий всю жизнь, и все наши мысли и чуства сольются в гармоничное целое.

Возвращение гармонии

Если строить свою жизнь с решимостью и следуя чуству предназначения, сознание при­ходит в состояние гармонии и динамическо­го порядка. Возможно, у кого-то возникнет вопрос, почему ради этого нужно предпри­нимать столько усилий. Почему превращение жизни в единое переживание потока требу­ет такой тяжёлой внутренней работы? Разве гармония не заложена в природе, разве чело­век не рождается в мире с собой?

Человек действительно жил в гармонии с собой, нарушаемой лишь голодом, чуством опасности, сексуальным желанием или бо­лью, — так было до тех пор, пока у него не развилось рефлексивное сознание. Фор­мы психической энтропии, причиняющие нам столько неприятностей: неудовлетворённые желания, обманутые ожидания, одиночество, фрустрация, тревога, чуство вины — всё это стало беспокоить человека относитель­но недавно. Эти психические феномены яв­ляются побочными продуктами невероятного усложнения коры головного мозга и симво­лических основ культуры. Они представляют собой оборотную сторону сознания.

Посмотрев на то, как живут животные, мы можем прийти к выводу, что они испы­тывают перманентное состояние потока, по­тому что у них практически полностью отсут­ствует разрыв между желаниями и возмож­ностями. Если лев испытывает голод, он на­чинает охотиться. Утолив голод, он ложится на солнышке и погружается в дремоту. Нет никаких оснований думать, что он страдает от неудовлетворённых амбиций или чуству- ет груз ответственности. Навыки животных всегда соответствуют их конкретным потреб­ностям, потому что их разум вмещает в себя только ту информацию об окружающей сре­де, которая связана с их телесными состоя­ниями, определяемыми инстинктами. Так, го­лодный лев воспринимает только то, что по­могает ему найти антилопу, в то время как лев сытый полностью сосредоточен на теп­ле солнечных лучей. Его разум не взвешива­ет недоступные в данный момент возможно­сти, не воображает приятные перспективы и не огорчается из-за прошлых неудач.

Так же, как и мы, животные страдают, когда не могут удовлетворить свои биологи­ческие потребности. Они испытывают чуство голода, боль, половое влечение. Собаки, в ко­торых воспитывалось дружелюбное отноше­ние к человеку, горюют, когда их покидает хо­зяин. Но в отличие от человека, животные не могут сами причинять себе страдание; их пси­хика не настолько развита, чтобы чуствовать смущение и отчаяние даже тогда, когда все их потребности полностью удовлетворены. На­ходясь в равновесии с окружающей средой, они пребывают в гармонии с собой и пере­живают то состояние глубокой концентрации, которое применительно к человеку мы назы­ваем потоком.

Человек испытывает психическую энтро­пию, потому что способен видеть цели, кото­рых он не способен достичь, и чуствовать, что может сделать больше, чем позволяют суще­ствующие условия. Это становится возмож­ным за счёт способности одновременно удер­живать в уме более одной цели и осознавать несколько противоречащих друг другу жела­ний. Человеческий разум сознаёт не только актуальное положение вещей, но и потенци­ально возможное. Чем сложнее становится система, чем больше возможностей открыва­ется для альтернатив, тем выше вероятность поломки. Это правило применимо и к эволю­ции разума: с развитием возможностей по пе­реработке информации возросла и наша уяз­вимость перед внутренними конфликтами. В условиях избытка задач, требований и аль­тернатив мы впадаем в тревогу, в ситуации их дефицита — начинаем скучать.

Если провести эту аналогию из области биологической эволюции в область эволюции культурной, можно сказать, что в менее раз­витых обществах, где существует меньше со­циальных ролей и возможностей для дей­ствия, у человека больше шансов пережить состояние потока. Миф о «счастливом дика­ре» основан на том чустве умиротворённости, которое демонстрируют члены примитивных сообществ, когда удовлетворены все их внеш­ние потребности, и которое вызывает такую зависть у пришельцев из более дифференци­рованных культур. Но это лишь одна сторо­на медали: испытывающий боль или чуство голода «дикарь» ничуть не счастливее нас, а оказывается в этих условиях он куда чаще. Внутренняя гармония, свойственная членам технологически неразвитых сообществ, пред­ставляет собой положительную сторону огра­ниченности их возможностей и стабильного репертуара навыков, в то время как наши тре­воги есть необходимая плата за бесконечное количество альтернатив и непрерывное со­вершенствование, предлагаемое нашей куль­турой. Эту дилемму метафорически описал Гёте в договоре, заключённом между Мефи­стофелем и Фаустом, воплощающим архетип современного человека.

Доктор Фауст получил власть и знания ценой неутолимой душевной неудовлетворён­ности.

Нет нужды ездить в далёкие страны, что­бы своими глазами увидеть, как поток мо­жет быть естественной частью жизни. Каж­дый ребёнок, пока ему не начинает мешать развивающееся самосознание, действует абсо­лютно спонтанно, самозабвенно погружаясь в свои занятия. Маленькие дети не знают ску­ки. Она приходит к ним позже, в результате насаждаемых извне ограничений свободы вы­бора. Конечно, это не означает, что они все­гда счастливы. Жестокие или невниматель­ные родители, бедность и болезни, неизбеж­ные превратности жизни — всё это застав­ляет их страдать. Однако ребёнок редко бы­вает несчастлив без оснований. Неудивитель­но, что люди испытывают такую тоску по своему детству; подобно толстовскому Ивану Ильичу, многие чуствуют, что с годами до­стичь той безмятежности и ощущения «при­сутствия здесь и сейчас» становится всё слож­нее.

Когда мы можем представить себе лишь несколько возможностей, обрести гармонию относительно несложно. Желания просты, правильный выбор очевиден. Для конфлик­тов нет места, в компромиссах нет нужды. В простых системах, как правило, господствует порядок, однако эта гармония хрупка: с ро­стом сложности увеличивается и вероятность возникновения энтропии.

Мы можем выделить множество факто­ров, объясняющих, почему сознание стано­вится более сложным. Одним из них является биологическая эволюция центральной нерв­ной системы. Вырвавшийся из-под власти ин­стинктов разум получил в награду мучитель­ную свободу выбора. Ещё одной причиной стало развитие культуры: языка, системы ве­рований, технологии — всё это обусловило усложнение содержания сознания. По мере того как человек перешёл от кочевой жиз­ни к оседлой, возникало всё большее разно­образие социальных ролей, часто провоциро­вавшее внутренние конфликты. Раньше охот­ник мог иметь общие навыки и интересы с любым соплеменником, теперь же у каждо­го — у фермера и у мельника, у священни­ка и у солдата — есть свой взгляд на мир. Больше не существует единственно правиль­ного способа поведения, и каждая роль требу­ет особых умений. На протяжении своей жиз­ни каждый индивид сталкивается с противо­речащими друг другу целями и несовмести­мыми возможностями для действий. Цели и возможности ребёнка обычно достаточно со­гласованы и не отличаются разнообразием, но с каждым годом их количество растёт, и ясность, благодаря которой состояние потока возникало спонтанно, уступает место какофо­нии страстей, убеждений, альтернатив и сте­реотипов поведения.

Едва ли кто-то будет утверждать, что бо­лее простое, пусть и гармоничное, сознание предпочтительнее более сложного. Мы мо­жем восхищаться безмятежностью льва на отдыхе, смирением аборигенов и увлечённо­стью ребёнка, но они не могут быть моде­лью для подражания. Порядок, основанный на невинности, для нас недостижим. Для тех, кто вкусил плод древа познания, дорога в рай закрыта навсегда.

Интеграция смыслов в жиз­ненных темах

Вместо того чтобы пытаться искать един­ство целей в генетических инструкциях или социальных законах, мы должны попробо­вать создать гармонию, основанную на разу­ме и свободе выбора. Именно в этом виде­ли задачу современного человека такие фи­лософы, как Хайдеггер, Сартр, Мерло-Понти, называя её «проектом». Под этим они по­нимали целенаправленные действия, прида­ющие форму жизни индивида и наполняю­щие её смыслом. В психологии для обозначе­ния того же феномена используются понятия «проприативные стремления» или «жизнен­ные темы». И в том и в другом случае подра­зумевается система целей, связанных между собой и с неким высшим смыслом, пронизы­вающим всё, что делает человек.

Жизненная тема подобна игре, имеющей определённые правила, которым необходимо следовать, чтобы испытать состояние потока. Всё, что случается с человеком в её рамках, приобретает смысл — не обязательно пози­тивный, но всё же смысл. Если индивид ре­шает направить всю свою энергию на то, что­бы до 30 лет заработать миллион долларов, всё происходящее с ним будет либо прибли­жать его к цели, либо удалять от неё. Чёткая обратная связь будет поддерживать его в со­стоянии вовлечённости. Даже если по пути к цели он лишится всех своих денег, его дей­ствия по-прежнему будут направляться одна­жды выбранной темой и не утратят смысл. Аналогичным образом человек, решивший, что больше всего на свете хочет открыть ле­карство от рака, будет знать, что приближает его к цели, а что — нет. И в том и в другом случае он знает, что ему делать, и всё, что он делает, будет иметь смысл.

Если психическая энергия личности на­правляется на выбранную им жизненную те­му, сознание достигает гармонии. Однако не все жизненные темы в равной степени про­дуктивны. Философы-экзистенциалисты раз­личают аутентичные и неаутентичные проекты. Первый подразумевает человека, со­знающего свободу выбора и принимающего решение, основанное на рациональной оценке своих чуств. Неважно, каков выбор, — важ­но, что он отражает подлинные переживания и убеждения человека. Не аутентичный про­ект индивид выбирает потому, что чуству- ет себя обязанным так поступить, или пото­му, что так делают все. В основе аутентич­ных проектов лежит внутренняя мотивация, их выбирают, поскольку они достойны вложе­ний энергии; неаутентичные мотивированы внешне. Аналогичное различие существует в отношении жизненных тем: они могут быть либо открыты самим человеком, то есть он сам пишет сценарий своих действий исходя из личных переживаний и осознания своего вы­бора, либо усвоены, когда индивид просто со­глашается на предопределённую роль в сце­нарии, давным-давно написанном другими.

Оба типа жизненных тем помогают при­дать жизни смысл, и оба имеют свои недо­статки. Усвоенная жизненная тема выпол­няет свои функции, пока остаётся здоровой породившая её социальная система; в про­тивном случае человек может оказаться в ловушке извращённых целей. Для Адольфа Эйхмана, нациста, спокойно отправившего на смерть десятки тысяч человек, правила бю­рократии были священны. Вполне возможно, что он не раз испытывал состояние потока, решая проблему наиболее эффективной до­ставки узников в газовые камеры и последу­ющей транспортировки тел. Он не задавался вопросом, хорошо ли то, что он делает. Пока он выполнял приказы, его сознание пребыва­ло в гармонии. Для Эйхмана смысл жизни заключался в том, чтобы быть частью силь­ной, организованной структуры, ничто дру­гое не имело значения. В мирные времена такой индивид вполне мог бы быть надёж­ным столпом общества, но когда власть за­хватили недостойные люди, вся уязвимость его жизненной темы стала очевидна: образ­цовый гражданин превратился в преступни­ка, не изменив своих целей и ни на секунду не осознав бесчеловечность своих действий.

«Собственные», то есть открытые самим

человеком, жизненные темы имеют другие подводные камни. Поскольку они являют­ся результатом борьбы личности в поисках смысла жизни, часто они оказываются на­столько странны и новы, что кажутся другим членам общества безумными или опасными. Некоторые из наиболее могущественных жиз­ненных тем основаны на целях, известных с древних времён, но открываемых конкрет­ным индивидом заново. Малькольм Икс в юности жил по сценарию, типичному для мо­лодого человека из трущоб: он торговал нар­котиками и был не прочь подраться. Одна­ко в тюрьме, благодаря чтению и размышле­ниям, у него возникла другая система целей, основанная на чустве собственного достоин­ства и самоуважении. В итоге у него разви­лась совершенно иная идентичность, постро­енная на осколках вечных представлений о добре и зле. Вместо того чтобы продолжать игру в «гангстеров и полицейских», он поста­вил перед собой более сложную цель, способ­ную привнести порядок в жизнь многих мар­гиналов — как чёрных, так и белых.

Ещё один пример того, как можно создать себе жизненную тему, пусть даже воспроизво­дящую издавна известные цели, поведал нам человек, участвовавший в одном из наших ис­следований (назовём его И.). И. родился в начале века в бедной иммигрантской семье. Его родители с трудом могли объясняться на английском и почти не умели читать и пи­сать. Хотя бешеный ритм нью-йоркской жиз­ни и пугал их, они восхищались Америкой и властями, воплощавшими в себе её досто­инства. Когда И. исполнилось семь лет, отец потратил изрядную часть семейных сбереже­ний, чтобы подарить сыну велосипед. Спустя несколько дней И. катался на нём по окрест­ностям, и его сбил водитель, не остановив­шийся на красный свет. В результате мальчик получил серьёзные травмы, а велосипед пре­вратился в кусок искорёженного металла. Во­дитель оказался успешным врачом; он отвёз И. в больницу, уговорив его родителей не за­являть о происшедшем в полицию и пообещав возместить все расходы на лечение и купить новый велосипед. К сожалению, добившись своего, доктор больше не появился, а роди­тели мальчика были вынуждены просить де­нег в долг, чтобы оплатить больничный счёт. Велосипед же навсегда остался несбывшейся мечтой детства И.

Подобное событие могло стать душевной травмой для молодого человека и превра­тить его в циника, заботящегося только о собственных интересах. Однако И. извлёк из него другой урок. Пережитый им опыт по­мог ему создать жизненную тему, которая не только придала смысл его жизни, но и по­могла уменьшить энтропию в переживаниях многих окружающих его людей. Много лет спустя несчастье продолжало омрачать суще­ствование семьи И. Его родители преврати­лись в озлобленных, подозрительных лично­стей. Отец, чуствующий себя неудачником, пристрастился к алкоголю, постепенно утра­тив всякий интерес к родным. Казалось, ни­щета и беспомощность бесповоротно одержа­ли победу над этой семьёй. Но когда И. было четырнадцать, произошло событие, изменив­шее ситуацию. На уроке истории он ознако­мился с Конституцией США и Биллем о пра­вах. В свете этих документов он по-новому осмыслил случившееся с его семьёй. Посте­пенно он пришёл к выводу, что нищета и от­чуждение его родителей были результатом того, что они не знали своих прав, не знали правил игры. У них не было никого, кто бы мог представлять их интересы.

Размышляя об этом, И. принял решение стать юристом — не только для того, чтобы улучшить свою жизнь, но и для того, что­бы предотвращать проявления несправедли­вости, подобные тому, что пришлось пере­жить ему. После того как цель была постав­лена, И. начал двигаться к ней с непоколе­бимой решимостью. Он поступил в юриди­ческий колледж, устроился помощником из­вестного судьи, через некоторое время сам стал судьёй. На пике своей карьеры он ра­ботал советником президента, помогая раз­рабатывать политику в области гражданских прав и законы, защищавшие права обездолен­ных. Выбранная в подростковом возрасте те­ма продолжала направлять его мысли, чуства и действия до конца его жизни. Всё, что он делал, было частью одной великой игры, це­ли и правила которой он согласился принять. Он чуствовал, что жизнь его наполнена смыс­лом, и с радостью брался за задачи, возникав­шие на его пути.

Пример И. отражает несколько характе­ристик, общих для самостоятельно открыва­емых жизненных тем. Прежде всего, такая тема довольно часто возникает как реакция на пережитую в раннем детстве силь­ную боль — это может быть сиротство, же­стокое обращение, несправедливость. Но зна­чение имеет не травма сама по себе: внеш­нее событие никогда не предопределяет те­му. Важна интерпретация страданий, кото­рую производит в своём сознании субъект. Например, если отец ребёнка — алкоголик, издевающийся над своими близкими, ребёнок может по-разному объяснить себе, почему его жизнь сложилась именно так. Он может ре­шить, что отец — подонок, заслуживающий смерти; что он — мужчина, а все мужчины слабы и склонны ко злу; что причиной бо­лезни отца стала бедность, и чтобы не повто­рить его судьбу, необходимо разбогатеть. На­конец, он может заключить, что такое поведе­ние отца в значительной степени объясняется чуством беспомощности и недостатком обра­зования. И только эта последняя интерпрета­ция может привести к формированию такой жизненной темы, как та, что выработал себе И.

Тогда возникает вопрос: какие интерпре­тации негативного личного опыта приводят к формированию негэнтропийной, конструк­тивной жизненной темы? Если страдающий от издевательств отца ребёнок решит, что в основе всех его бед лежит свойственная лю­дям жестокость, то он едва ли сможет что-то предпринять. В самом деле, как может ребё­нок изменить человеческую природу? Чтобы в страданиях обрести цель, нужно увидеть в них задачу себе по силам. В рассмотренном нами случае И. увидел проблему не в недо­статках отца, а в беспомощности бесправных меньшинств, и смог приобрести необходи­мые для её решения умения, а именно по­лучить юридическое образование. Чтобы пре­образовать травматическое событие в цель, придающую смысл всей жизни, субъект дол­жен обладать способностью создавать поря­док из хаоса, то есть действовать как дисси- пативная структура, о которой мы говори­ли в прошлой главе.

Дата добавления: 2015-06-27