В селе Гахов

Больше недели мы двигались от села к селу, проходя не более десяти — пятнадцати километров в день, до тех пор, пока я не набрал хоть немножко сил. К этому време­ни мы были уже севернее Харькова на границе Курской области и снова взяли направление к фронту в район Се­верной Обояни, обходя Белгород. Немало было пережито опасных моментов. Коротко можно сказать, что не быть бы нам в живых в ту суровую зиму, если бы мы не получали помощи от наших советских людей на оккупированной фа­шистами территории.

Незабываема, например, остановка в селе Гахове Медвенского района Курской области. Навсегда остались в памяти и его замечательные люди. Пришли мы в это село в середине января, подошли к деревне вечером, рассчиты­вая остановиться здесь на ночлег. Село было далеко от основных магистральных дорог, и гитлеровцы в нем бы­вали довольно редко, но староста уже был назначен гит­леровским комендантом, который находился в районном центре Медвенка. Мы выбрали невзрачную избушку, сто­явшую на окраине села возле поросшего густым кустар­ником оврага, за которым начинался лес. Избушка при­влекла нас потому, что в случае любой неожиданности можно было прямо из нее кубарем скатиться в овраг и уйти в лес. К избе примыкал небольшой скотный двор и еще какие-то мелкие постройки. На наш стук в дверь ни­кто не ответил. Дверь была не заперта, и мы вошли. До­ма никого не оказалось, но было натоплено, пахло хле­бом и еще чем-то вкусным. Чистота деревянных полов и скамеек, а также общий уют и порядок говорили о том, что в доме живут.

- Как будто бы специально для нас приготовлено. Что делать-то будем? — спросил Валентин.

- Думаю, можно располагаться и ждать прихода хо­зяев,— ответил я, раздеваясь.

Мы уложили свое барахлишко на одну из скамеек и чинно уселись.

Хозяев долго не было. Наконец дверь открылась, и в избу вошла пожилая женщина. Увидев нас, она, не за­крывая дверь, обернулась назад и крикнула:

- Матвей, а у нас гости, иди скорей домой.

Поздоровавшись с нами, сказала:

- А мы всей семьей коня лечили и перевязку ему де­лали. Он к нам с фронта раненый пришел. Уж очень ум­ная животина, все понимает, только сказать не может. Наши кавалеристы, когда отступали, оставили нам его на лечение, а мы им своего отдали взамен.

Пришел хозяин с мальчуганом лет десяти и, поздоро­вавшись, представился:

- Матвей Григорьевич Зубарев, а это моя жена и наш сын Миша. С кем имею честь познакомиться?

Валентин представил нас, назвав имена и коротко объ­яснив, кто мы такие, откуда и куда топаем. Узнав, что мы держим путь к фронту, Матвей Григорьевич сказал:

— Никуда вам не следует идти. В такой мороз хоро­ший хозяин и собаку из дому не выпустит, а вы — к фронту. Замерзнете где-нибудь, и дело с концом. Оставайтесь лучше здесь до прихода наших войск.

- Но наши ведь отступают, а нам нужно догнать фронт, перейти его и снова воевать, а не сидеть и ждать, когда фрицы драпать начнут, — сказал Валя.

- Во-первых, наши не отступают, а наступают, а во- вторых, через пару дней будут здесь. Это я вам точно го­ворю.

- А откуда у вас такие сведения? — спросил Валентин.

- А оттуда, что я днем и ночью прислушиваюсь и слы­шу, как вдалеке артиллерия бухает. Раньше эти звуки удалялись, а теперь, наоборот, с каждым днем приближа­ются,— ответил хозяин.

- А мы вот идем к фронту и никаких буханий пока не слышали. По имеющимся у нас сведениям положение на фронте все еще очень тяжелое. Фашисты подошли к Москве, и Ленинград в кольце блокады. Захвачены Киев, Харьков, Ростов...

— Наслушались фашистской брехни, и веру в силу Красной Армии потеряли. Нет для вас места в моем доме, катитесь на все четыре стороны, не нужны нам такие по­стояльцы,— сурово отрезал Матвей Григорьевич.

Мы оба заулыбались, почувствовав, с каким нетерпе­нием строгий хозяин ждет возвращения своих. Стало до­садно оттого, что обидели его. Наперебой мы стали до­казывать, что не меньше, чем он, желаем победы, поэто­му и идем к фронту, чтобы своими руками гнать гадов с родной земли. Однако он обиделся не на шутку и не хо­тел с нами разговаривать.

- Мы военнообязанные и должны выполнять указания нашего командования, — попытался объяснить я.

—Какие такие указания вы имеете? — спросил хозяин.

Я достал из кармана листовку-обращение к нашим во­инам, попавшим в окружение. В ней говорилось, что нужно переходить фронт группами и в одиночку, и давались со­веты, как это лучше сделать, указывались места, наиболее удобные для перехода линии фронта. В листовке упоми­нался район Обояни, между станциями Солнцево и Ржа­ва, куда мы и держали путь. Матвей Григорьевич взял ли­стовку и стал ее внимательно перечитывать, а когда за­кончил, сердито сказал:

- Ну да ладно, раздевайтесь и оставайтесь хоть на два-три дня. Посмотрим, кто из нас прав будет.

- Мы согласны, — повеселев, ответил Валентин.

Провести три дня в таком надежном и уютном доме перед переходом фронта для нас было просто находкой.

На улице свистел ветер и мела метель, а в избушке было тепло и уютно. Разговор шел задушевный, и хозяин наш снова был заботлив, и по-отечески ласков:

— Мать постелит вам добрую постель на полу и хоро­шо вас укроет, так что раздевайтесь донага, а одежду ва­шу положим в печь, пусть прожарится.

Утром, одевшись, мы почувствовали себя королями. Чтобы не бездельничать и оправдать харчи, мы весь день пилили, кололи дрова и укладывали их в поленницы. Хо­зяин ругался и говорил, что он не эксплуататор. Он требо­вал, чтобы мы отдыхали и набирались сил для дальнейше­го похода.

Вечером после ужина мы вместе с Матвеем Григорье­вичем пошли в дом его друга Ивана Сергеевича Косинова. Хозяин уже успел нам рассказать, что Иван Серге­евич старый военный моряк, служил матросом на одном из кораблей эскадры адмирала Макарова, принимал уча­стие в Цусимском морском сражении и случайно остался жив. Что он много и интересно рассказывает о всяких во­енных событиях, а поэтому в его доме любят собираться односельчане.

В доме Косинова действительно собралось много на­рода. Накурено было — хоть топор вешай. Мужики напе­ребой о чем-то спорили. Когда мы вошли, разговор затих, и все взоры обратились к нам.

- Это боевые хлопцы. Они прошли большой путь по немецким тылам и могут кое-что рассказать,— предста­вил нас Матвей Григорьевич.

В этот вечер было много очень откровенных разгово­ров. После наших с Валентином рассказов о зверствах фашистов на нас посыпался нескончаемый поток вопросов. Какая разница между нашими самолетами и танками и гитлеровскими? Почему фашисты допускают зверства, о которых мы рассказывали? Когда наши войска пойдут в наступление?

Вера в силу и разум нашей партии и Советской власти, вера в могущество Красной Армии и стойкость советского народа сделали нас с Валентином красноречивыми.

После беседы мужики наперебой приглашали нас к се­бе в гости, давали советы, как лучше добраться до фронта, предлагали остаться у них до прихода Красной Армии. Однако Матвей Григорьевич не хотел нас отпускать, и мы возвратились в его дом.

На следующий день пришел друг Зубарева Сергей Петрович Севидов и, сказав, что его хозяйка специально для нас приготовила вкусный обед, увел нас к себе. Вече­ром в доме Ивана Сергеевича Косинова мы продолжили беседы с мужиками. Много было переговорено за три дня, которые мы находились в этом селе. Не нашлось преда­теля, который бы донес на нас гитлеровцам.

Отдохнув, мы двинулись дальше к фронту. Матвей Григорьевич снарядил меня теплым полупальто на стега­ной ватной подкладке с большим барашковым воротни­ком. Сергей Петрович Севидов отремонтировал наши лап­ти и дал обоим толстые домотканые шерстяные онучи. Снабдил нас и продовольствием.

Через несколько дней мы уже были в прифронтовой зоне.

...Мы долго лежали за сугробом шоссейной дороги, идущей от Харькова на Курск. По дороге непрерывно двигались машины с войсками и боевой техникой гитле­ровцев. Взад и вперед, обгоняя войска, все время патру­лировали легкие танки. Удачно выбрав момент, мы пере­скочили на другую сторону магистрали и двинулись дальше.

В двадцатых числах января мы были уже на расстоянии менее двадцати километров от железной дороги, за которой, по нашим предположениям, находились передо­вые части Красной Армии.

В одном из хуторов, названия которого не помню, мы решили остановиться на отдых до наступления темноты. В двух километрах от хутора виднелось большое село. В хуторе незаметно было движения, и мы решили, что фашистов в нем нет. Смело вошли в один из домов, кото­рый состоял из двух половин с общим входом. Нас встре­тила бледная женщина с испуганным лицом.

— Нельзя ли у вас обогреться и чего-нибудь по­есть? — спросил Валентин.

—Обогреться можно, только немецкий патруль все время по домам рыскает, таких, как вы, пришлых, ищет. Всех арестованных закрывают в колхозном амбаре, а к вечеру уводят в овраг и расстреливают. Уже несколько групп расстреляли. Всех считают разведчиками Красной Армии или партизанами. Вначале еще увозили в село на допрос, а теперь без допроса расстреливают, — рассказы­вала женщина. — Покормить-то вас нечем, сама сижу го­лодная. В печи есть чугунок с кулешом, но в нем только пшено да вода, даже посолить нечем, не говоря уже о масле. Будете есть — заходите, — продолжала хозяйка.

— С удовольствием, — ответил Валя.

Только мы принялись за кулеш, обжигаясь и дуя на деревянные ложки, как снаружи послышался скрип ша­гов по мерзлому снегу. Хозяйка бросилась к окну и ис­пуганно крикнула:

— Немцы идут!

Побросав ложки, мы выскочили из-за стола, вопроси­тельно глядя друг на друга.

- Скажите, что мы ваши знакомые из какого-нибудь соседнего хутора, — сказал Валя, усаживаясь на скамью.

Он достал кисет с самосадом и, сдерживая дрожь паль­цев, начал скручивать самокрутку. Я последовал его примеру — снял пиджак, забросил его в угол к печке и улегся поверх одеяла на кровать, свесив обутые в лапти ноги. Мы не успели даже словом переброситься, как на пороге появился гитлеровец. При виде его мелькнула мысль о пи­столете, и кровь ударила в виски. Пистолет остался в кар­мане пиджака, и воспользоваться им теперь было не так- то просто. За первым немцем вошли еще двое. У всех по­верх пилоток были повязаны женские платки, а на сапоги надеты головки от валенок. У каждого на плече висело по карабину стволом вниз, так было удобней ходить по хатам, чтобы не цеплять стволом за дверные проемы. Первый фриц, он же, видимо, старший патруля, прямо на­правился ко мне.

- Рюский зольдат? — спросил он, тыкая мне пальцем в грудь.

- Никс, — ответил я и начал объяснять, что наше се­ло, откуда мы родом, находится по ту сторону фронта и мы пришли сюда, когда там шли бои. Теперь не можем туда вернуться, так как село занято Красной Армией, и ждем, пока немецкие войска его займут. Плетя эту околесицу, я прикидывал, как выбраться из сложившейся ситуации. Гитлеровец, видимо, кое-что понял и спросил:

- Токумент от немецкой комендант есть?

Я сделал вид, что не понимаю, чтобы выиграть время.

Посмотрел на Валю, но он сидел с опущенной головой и не смотрел на меня.

- Токумент, бумажька от дойч комендант есть? — раздраженно допытывался фашист.

Я снова начал ему что-то длинно заливать. Слушая ме­ня и не все понимая, немец повернулся к двум другим солдатам, рассматривающим фотографии, висевшие на стене в рамочках, и что-то им сказал.

Те, пригласив с собой хозяйку, вышли, захлопнув дверь. Я догадался, что он велел им осмотреть правую половину дома, имевшую отдельный вход из общих сеней.

- Токумент, папир, бумажка никс — партизан! Капут!— зло продолжал фашист, проведя ладонью по своему горлу.

Стоял он передо мной вплотную, и трудно сказать, что сработало быстрее — мысль или реакция на его угрозу. Я схватил висевший у него на плече карабин и одновре­менно резко ударил его правой ногой в живот. Гитлеро­вец отлетел к стенке и повалился, а карабин остался у меня в руках. Подскочив к нему, я несколько раз стук­нул его прикладом по голове, отбросил карабин в сторо­ну, схватил свою одежду, шапку и выскочил из дома. Чтобы не оставлять следов на снегу, побежал по тропинке к плетню соседнего огорода. Оглянувшись, увидел, что Ва­лентин, как я и предполагал, бежит в нескольких шагах сзади меня. Перевалившись через плетень, сидя на снегу, еле переводя дыхание, мы посмотрели друг на друга и почему-то улыбнулись. Из-за плетня можно было наблю­дать за избой, где остались фрицы. Наскоро одеваясь, мы поглядывали за выходом из дома.

— Молодец, Лешка! Как ты вовремя сообразил на­двернуть этого. А я было совсем приуныл, не зная, как спра­вимся с тремя, — возбужденным шепотом говорил Валя.

— Подожди, еще не все кончилось, из хутора до тем­ноты нам выходить нельзя, кругом все просматривается, особенно на фоне снега. Они наверняка будут нас искать.

Минут пятнадцать фашисты не появлялись, и мы за это время кое-как замаскировались за сугробами.

— Наверное, своего старшого в чувство приводят, если он концы не отдал, — сказал Валя.

— Не пойму, зачем я сгоряча карабин бросил, он бы нам сейчас пригодился. Я с пистолетом, а ты с карабином. Два ствола у них, два ствола у нас. Силы были бы рав­ными и можно бы побороться, если они нас обнару­жат,— сокрушался я.

Наконец, из дома выскочила хозяйка и скрылась в са­рае, два гитлеровца с карабинами наизготовку побежали в противоположном от нас направлении. Они, видимо, не предполагали, что мы всего в сотне метров от дома. В это время мы услыхали крик на немецком языке. Прячась за изгороди, мы оказались в прогоне между двумя дворами и внезапно столкнулись с каким-то мужиком. Ничего не сказав, он замахал рукой, предупреждая об опасности. Мы спрятались за первый попавшийся забор и стали на­блюдать за мужиком. По прогону он вышел на улицу ху­тора, осмотрелся и вернулся к нам.

- Это не вас немцы ищут? Во всем хуторе переполох устроили. Чего-то кричат по-своему, а кроме слов «парти­зан, партизан», никто ничего не понимает. Всех жителей из домов повыгоняли, лопочут и знаками показывают, что бы искали партизан. Вот я и делаю вид, что ищу.

- Это нас ловят, батя! Помогите нам, если можете,— попросил Валя.

- Вы побудьте здесь, а я пойду — понаблюдаю за ули­цей. В случае чего буду махать рукой в ту сторону, куда вам надо уходить, — предложил мужчина.

- Продаст или нет? — спросил Валентин, когда он ушел.

- Вроде бы не должен, но ушки следует держать на макушке, — ответил я.

Минут двадцать мы наблюдали за незнакомцем, а он стоял возле угла своего дома, не подавая нам никаких сигналов. Но вот замахал рукой, и мы стали пробираться в указанном им направлении, вскоре потеряв его из виду.

- Если в хуторе найдется предатель, то нам будет ту­го,— сказал я Валентину.

До наступления темноты оставалось не менее получа­са, когда мы услышали голоса. Припав к заснеженной земле, притаились. Голоса приближались. Совсем близко проскрипели по снегу шаги и постепенно удалились. Я вы­глянул и увидел тех же двух гитлеровцев, они шли к оста­вленному нами дому. Мороз крепчал, перевалило, видимо, уже за тридцать градусов, и мы почувствовали, что замер­заем. А было еще довольно светло, и уходить из укрытия было опасно. Вдруг мы увидели, что от ближайшего до­ма прямо по снежной целине идет женщина в валенках и телогрейке. Она подошла к нам:

- Немцы вас на хуторе искали, а сейчас пошли в село и могут еще пригнать солдат для облавы. Вам нужно быст­рей уходить отсюда.

- А это точно, что фрицы ушли? — спросил Валя.

- Конечно, а то разве бы я пошла к вам? Вон посмот­рите на дорогу, сами убедитесь.

Мы выглянули из-за плетня и увидели, как по дороге уходят к селу два фрица.

- Третий-то не очухался, видно, крепко мы ему под­дали,— сказал Валя.

- А разве вы им поддавали?—удивилась женщина.

- Да, было малость, — ответил я.

- То-то они всполошились и всех хуторян перепугали. Хозяйка хаты, в которой вы были, побежала куда-то пря­таться. Мы предупредим ее, чтобы уходила из хутора, иначе расстреляют.

- А в вашем хуторе есть предатели?—спросил Ва­лентин.

- Да пока не замечали.

Мы расспросили женщину о соседних деревнях и ху­торах, распрощались и отправились в свой решающий поход.

Небо затянуло облаками. Звезд не было видно. Дул слабый ветер, мела легкая поземка. Направление решили держать по ветру — он дул в правую щеку — это и слу­жило нам своеобразным компасом.

Шли долго, с трудом пробиваясь вперед. Вдали за го­ризонтом, то справа, то слева, зажигались слабые зарни­цы от осветительных ракет.

- Это наверняка фашисты пуляют. Они любят ночью фейерверк устраивать, чтобы не так страшно было, — ска­зал Валя.

Впереди был только снег, сливающийся с небом, и мы без опаски двигались вперед.

- Хорошо бы вот так идти до самого рассвета, а ут­ром зайти в какое-нибудь село и там увидеть наших. Вот было бы здорово! — размышлял Валя.

Мы вышли на возвышенность и прямо перед собою увидели вытянувшееся вдоль балки большое село. В ок­нах многих домов горел свет. Остановившись, стали всматриваться и прислушиваться.

- А что, если там наши? Ведь мы порядком с тобой отмахали, — сказал я.

Вдруг в воздух взвилась белая ракета и вслед за ней другая. Ракеты не успели еще вспыхнуть, а мы уже лежа­ли на снегу. Все вокруг осветилось, как днем. Рядом по снегу зашлепали пули, и тишину разрезали пулеметные очереди. Обстреливали явно нас, но кто? Свои или фри­цы? Пули ложились совсем рядом. Зарываясь в снег, мы начали отползать назад. Справа ударил второй пулемет. Ракеты летели одна за другой, над нами все время было светло.

- Мне в правый лапоть пуля попала, — спокойно кон­статировал Валентин.

- Нога-то цела? — спросил я.

- Вроде бы цела, но я ее не чувствую, она у меня еще на ходу замерзла.

Пули дважды прошили мой и без того драный ватный пиджак, но тело не задели. Как кроты, мы отползали на­зад, зарываясь в снег. На какую-то секунду стрельба пре­кратилась, мы вскочили на ноги и побежали. И в этот мо­мент услышали команду, произнесенную на немецком языке. Опять в воздух взвились ракеты и зашлепали пули. Мы снова упали в снег и поползли. Теперь было ясно, что мы напоролись на гитлеровцев. Ползти пришлось долго, пока наконец выбрались из зоны обстрела. Снег набился повсюду — даже под нижнее белье.

- Как нога? — спросил я Валю.

Он не ответил, уселся прямо на снег и начал ощупы­вать ногу. Пуля попала в носок лаптя. Пальцы оказались целы. Я тоже обнаружил, что одна пуля пробила левый рукав выше локтя, а другая полу пиджака, и вата в этих местах вылезла наружу.

- Рассиживаться нельзя, нужно улепетывать, пока фрицы погоню не организовали. Чего доброго, собак на нас пустят, — сказал Валя.

- Собак-то можно перебить из пистолета, а вот если автоматчиков на лыжах пустят, будет значительно слож­ней,— ответил я.

Вконец обессиленные, мы снова топали, удаляясь от фронта. Чтобы совсем не замерзнуть, решили до рассвета зайти в первое попавшееся село. Не встретив на улице ни души, постучали в один из домов, хотя знали, что в селе гитлеровцы. В дверях появился заспанный старик. Он подтвердил, что в селе полно фашистов, в том числе и у него в доме. Нам ничего не оставалось, как повторить ва­риант с погребом, как это было при нашей неудаче с пе­реходом фронта под Изюмом.

Дед рассказал, что через дом от него есть погреб без замка, и находится он на задворках. Делать было нечего, и мы пошли разыскивать этот погреб, пока не рассвело. От дома к погребу вела тропа, запорошенная свежим сне­гом. Без препятствий мы спустились в него и закрыли крышку. Спичек не было, и в темноте мы натыкались на бочки, ведра и что-то еще. Матвей Григорьевич подарил нам самодельное кресало. Замерзшие руки не слушались, с трудом нам удалось подпалить фитиль, а от него куски ваты из моего пиджака. Дыму было много, а огонь гак и не зажегся. Устроились на картошке, укрытой каким-то ветхим барахлом. Состояние было ужасным, ноги вместе с лаптями настолько обмерзли, что мы их не чувствовали. Снимая лапти, обнаружили, что онучи примерзли к паль­цам, особенно у Валентина на правой ноге, где разбитый носок лаптя совсем обтрепался. У меня были обморожены кончики всех пальцев, а у Валентина большой палец пра­вой ноги превратился в ледышку. Я старался терпеть, лишь стучал зубами от холода, а Валя стонал от боли.

- Не просидеть нам здесь до вечера. Если уснем, то можем окоченеть и не проснуться, — сказал я.

- А что делать? — сквозь зубы простонал Валентин.

- Нужно собраться с силами и уходить, пока все фрицы не проснулись. Может быть, найдем где-нибудь место потеплей.

- Давай попробуем, но не знаю, смогу ли я идти,— ответил Валя.

Я поднялся по лестнице, приоткрыл крышку погреба и осмотрелся. Рассвет только начинался. Присмотрев более-менее скрытый путь, я снова спустился в погреб и сказал Вале:

- Риск, конечно, большой, но нужно попытаться уй­ти, и чем быстрее, тем лучше. Я пойду вперед, а ты за мной.

Мы уже приготовились вылезать, как услышали на­верху женский голос:

- Вот посмотри! Следы свежие. Кто-то недавно лазил в наш погреб.

- Кто же, кроме немцев, мог в это время шарить по погребам. Думали, наверное, что у нас там в бочках раз­носолы разные, — ответил мужской голос.

- А вдруг там и сейчас кто-нибудь есть, я побоялась лезть в него, поэтому и тебя позвала, — волнуясь, говори­ла женщина.

- Как бы шум не подняли и не привлекли внимание немцев, — сказал я Вале и начал подниматься по лестнице.

Приоткрыв крышку погреба, я увидел растерявшихся пожилых мужчину и женщину.

- Не шумите, я вам сейчас объясню, — сказал я и ко­ротко поведал им, почему мы оказались в погребе.

- Хорошо, что ты вылез, а то старуха моя могла шума с перепугу наделать, — миролюбиво сказал мужчина.

- В погребе ведь холодно, и долго в нем не просидишь, а что же вы дальше-то будете делать? — спросила жен­щина.

- А что делают немцы, которые разместились у вас? — Ответил я вопросом на вопрос.

- Проснулись и некоторые уже одеваются, вот-вот на­чнут выходить до ветру, — пояснил мужчина.

- А в вашем селе тиф есть? — спросил я.

- А где его сейчас нет? И у нас несколько семей впо­валку лежат.

Я подробно расспросил, как задворками незаметно пройти к хате с больными тифом. Мужчина отсчитал дома и сказал:

- Через четыре дома, не считая нашего, пятый будет тифозный.

Он объяснил, как к нему лучше подойти со стороны огородов. Я попросил мужчину посмотреть, что делают немцы у них в доме, и, если опасности нет, сделать нам знак рукой, если же не все ладно, то покачать головой.

Мы приготовились выходить. Мужчина с женщиной скрылись в доме, а через минуту мужчина вышел с ведром в руках и махнул нам рукой в сторону хаты с больными. Мы вылезли и пошли по указанному пути. Добрались бла­гополучно, никого не встретив. На двери хаты белой крас­кой было намалевано «тиф», она оказалась незапертой, и мы беспрепятственно вошли в дом. В нос ударил кис­лый запах пота и карболки. Из кухни вышла старенькая, сутулая и седая женщина ниже среднего роста и, увидев нас, как-то безразлично и спокойно сказала:

- Как же вы зашли к нам и по какому делу? Немцы ведь строго-настрого запретили даже родичам и соседям заходить к нам, чтобы не разносили заразу.

Мы рассказали, что привело нас в этот дом, и попроси­ли разрешить нам остаться хотя бы до вечера.

- Где же я вас уложу? Вы, я вижу, промерзшие и из­мученные, вам поспать нужно... Да и тифом бы вас не за­разить, — засуетилась хозяйка.

- У нас за стеной есть маленькая темная горенка, где разное барахло хранится. Там, правда, не так тепло, как в доме, но и не холодно — часть печки туда выходит. Ес­ли хотите, располагайтесь там, или принесите со двора лестницу и залезайте на чердак, там холодно, но можно прижаться к печной трубе, — предложила женщина.

- Это шикарно! Лучшего нам ничего не надо, а если еще и поесть что-нибудь найдется, то и совсем отменно бу­дет,— ответил Валя.

Вход в горницу был отдельный, из сеней. В ней оказа­лось сравнительно тепло. Пока хозяйка готовила для нас место в горенке, мы с Валей снова зашли в дом, разулись и стали рассматривать свои обмороженные ноги. У Ва­лентина все пальцы на обеих ногах опухли. Большой па­лец кровоточил, кожа на нем была содрана. У меня также концы пальцев опухли, но меньше, чем у Вали. В тепле пальцы стали еще сильней болеть.

- Все готово. Можете укладываться, а чем вас покор­мить, я покумекаю, — сказала хозяйка, вернувшись из го­ренки.

- А кто же у вас больной, что-то никого не видно? — спросил я.

- Вон там, за занавеской, в маленькой комнатке трое малых ребят — два внука и внучка уже больше недели в жару маются, а дед мой на печке, тоже больной. Вряд ли выживет, стар он уже. Вот я одна и ухаживаю за ними. Я еще в двадцатом году тифом переболела, а теперь бог миловал. Дочь наша в этом же селе у родичей находится, чтобы не заразиться, а муж ее на фронте. Она украдкой от немцев приходит сюда, душа-то у нее за детей разры­вается.

Не раздеваясь, мы улеглись на тряпье, постеленное на полу, и быстро заснули. Помню, хозяйка будила нас, мы ели отварную картошку с хлебом, но без соли, а по­стом снова спали.

Наконец я проснулся. Кругом было темно. Рядом тихо стонал Валя.

- Как быть дальше? Мы же калеки теперь, а медсанбата или госпиталя для нас с тобой здесь нет. Насколько я разбираюсь в медицине, большой пальчик мне прихва­тило всерьез и надолго, — сказал Валентин.

- Добраться бы до Гахова к Матвею Григорьевичу.

Это самое надежное место для нас в таком положении. При хорошей ходьбе суток за четверо можно туда дойти, но с нашими ногами потребуется больше, — сказал я.

— Решено! Будем двигать в Гахов, хотя и там обста­новка могла измениться. Война ведь не стоит на месте,— сказал Валя.

Дата добавления: 2015-06-28