Неудачная попытка

К середине декабря сорок первого года мы были уже северо-западнее города Изюма.

Двигаясь к фронту, мы с Валентином обрезали попа­давшиеся на пути провода гитлеровской полевой связи, раскачивали столбы с указателями, установленные гитле­ровцами на перекрестках дорог, и поворачивали стрелки указателей так, чтобы перепутать дороги. Где не удава­лось повернуть столб, просто сбивали с него стрелки. Иногда издали наблюдали, как фашистские машины оста­навливались на таких перекрестках, из них выходили солдаты или офицеры, читали надписи, а затем ехали в ложном направлении. Такие операции мы начали еще в Крыму с Михаилом и шутя окрестили их «мелким хули­ганством». Кроме этого, мы собирали по пути листовки, сброшенные нашими самолетами, приносили их в села и разбрасывали, а где было возможно, просто раздавали населению.

В первые же дни наших совместных с Валей походов, я понял преимущество лаптей перед ботинками. У Вален­тина ноги в лаптях почти не замерзали. Захотелось и мне заменить ботинки на лапти. О валенках не могло быть и речи — их у населения отбирали гитлеровцы. Где-то в рай­оне сел Краснопавловка и Чернокаменка у одного замечательного деда нашлись для меня почти новые лапти и хорошие шерстяные онучи. Дед обучил меня правильно закручивать онучи и обвивать ногу оборками, чтобы нигде не терло и чтобы на ходу онучи и оборки не раскручива­лись. Дед не знал, где находится линия фронта, но пред­полагал, что наши за железной дорогой, идущей от Харь­кова на Ворошиловград.

Во второй половине следующего дня мы сравнительно благополучно добрались до деревушки, откуда ночью мо­жно было идти к линии фронта. Километрах в двух за де­ревней виднелся лес. Мы узнали, что в деревне есть гит­леровцы, но полиции нет потому, что в прифронтовом районе ее еще не успели организовать. Предстояло до­ждаться в деревне наступления темноты: пробираться к лесу засветло, на виду у фашистов было опасно. Прячась за каждый сарай, мы пробрались к дому, в котором, по нашим предположениям, не было немцев. Пожилая хозяй­ка испуганно сказала, что несколько прохожих, таких, как мы, гитлеровцы недавно расстреляли за селом у леса как партизан и что жителям категорически запрещено выхо­дить из села в сторону леса. Всех нарушивших запрет рас­стреливают на месте. Вечером мы благополучно покинули этот дом. С погодой нам явно не везло — дул ветер и ме­ла поземка. Уже днем мороз был более двадцати граду­сов, а ночью явно будет и больше. Гитлеровцы из тыло­вых частей, как правило, в такие морозы не вылезали из хат. Патрули и те то и дело заходили в дома погреться. Мы благополучно вышли из деревни и добрались до ле­са, но как только вошли в него, сразу поняли, что путь по глубокому снегу предстоит тяжелый. В лесу поземка была слабей, чем в открытом поле, но в местах заносов мы проваливались чуть ли не до пояса. Шли друг за дру­гом след в след, менялись местами, так как впереди иду­щему было трудней. Часов у нас не было, и казалось, что идем слишком долго. Снег забивался в лапти, под ступ­нями образовались ледяные корки. Вконец измученные, мы усаживались прямо на снег, чтобы очистить лапти и онучи от намерзшего на них снега и заново переобуться.

На одном из таких привалов я лег на спину, чтобы не­умного отдохнуть, и незаметно для себя заснул. Очнулся ют сильного толчка Валентина.

— Ты что же это, Лешка? Тебе что, жить надоело? За­снешь на таком морозе и не проснешься. А ну, вставай не­медленно!

Он помог мне подняться, продолжая распекать за лег­комыслие. Наконец, мы вышли к какому-то селу. Рассвет еще не наступил, и ориентироваться было сложно. К сча­стью, на задворках одной из хат мы наткнулись на жен­щину, разгребавшую снег лопатой. Поздоровались. Она сказала, что в селе полно немцев.

— У меня в хате трое гитлеровских офицеров, приеха­ли вчера на машинах, у которых колеса как на тракторах. Скоро проснутся и запросят есть, вот и откапываю погреб, чтобы достать картошки и квашеной капусты, — сказала юна.

— Хозяюшка, пустите нас в погреб, а то мы с ног ва­лимся и положение такое, что хоть замерзай на улице,— попросил Валя.

— Полезайте и грейтесь, а заодно наберите там ведро картошки и блюдо капусты из бочки и подайте мне на­верх,— сказала женщина, показывая на стоящее рядом ведро, накрытое блюдом.

От радости мы даже нашли в себе силы помочь ей очи­стить крышку от снега.

Погреб оказался довольно глубоким. Мы спустились в него по деревянной приставной лестнице. Я с трудом на­брал картошки в ведро, а Валентин из бочки блюдо ква­шеной капусты. Все это передали наверх хозяйке. Затем в потемках нащупали несколько порожних мешков, расстелили их прямо поверх картошки и улеглись, прижав­шись друг к другу.

— В декабре ночи длиннее дня, значит, мы протопали с тобой впустую около двенадцати часов, — сказал Валя.

— Спасибо, что живы остались, — ответил я.

С мороза в погребе показалось тепло, и мы, накрыв­шись двумя сырыми мешками из-под картошки, быстро заснули. Сколько я спал, не знаю. Проснулся от сильной встряски — Валентин тряс меня за плечи. Некоторое вре­мя я не мог припомнить, где нахожусь, и что со мной про­исходит. Потом очнулся, увидел свет в открытом люке по­греба и стоявшую перед нами женщину.

— Я вам кричала-кричала сверху, спустилась, побоялась, как бы немцы в деревне не услыхали моих криков. Толкала, толкала вот его, — показала она на Валю, — а он как мертвый. Еле растолкала, даже перепугалась. Нем­цы из моей хаты уехали, можно пойти обогреться и по­есть, я уже приготовила, — закончила женщина. Она про­вела нас к дому через примыкавший к нему сарай для скота.

В хате было тепло, но нас обоих долго еще колотил озноб. В погребе ведь температура — около нуля. Окоче­неть можно запросто.

Из окон хаты мы видели, что через село в обоих на­правлениях проезжают гитлеровские машины и военная техника. Оставаться в доме было рискованно, в любую ми­нуту в хату могли ввалиться фашисты. Выходить же сей­час, в светлое время из села было небезопасно. Мы все же решили остаться до наступления темноты. Хозяйка не возражала, хотя и понимала, что ей плохо придется, если нас здесь застанут гитлеровцы.

Осмотрев хату, я обнаружил чулан с дровами. Хозяй­ка сказала, что здесь она сушит поленья для растопки печи.

- Не найдется ли у вас какого-нибудь тряпья посте­лить на поленья, чтобы можно было прилечь и укрыть­ся?— спросил я.

- Чего доброго, а тряпья в каждом доме предоста­точно.

Устроившись, мы проспали весь остаток дня и добрую половину ночи, пока хозяйка не разбудила нас поужинать. Она сказала, что время позднее и вряд ли кто заявится к ней на ночлег. Меня знобило, и я чувствовал, что темпе­ратура у меня очень высокая. Даже аппетита, отсутстви­ем которого мы никогда не страдали, и того не было.

- Куда же вам, бедненьким, тащиться по такому мо­розу? Оставайтесь здесь в закутке, может, немцы вас и не заметят, если придут на ночлег, — посочувствовала хо­зяйка.

Валентин объяснил, что нам нужно выбраться как можно быстрей.

Женщина собрала нам поесть и дала кое-что на доро­гу. До наступления рассвета мы были уже далеко. В пу­ти я, как всегда, пытался отпускать шуточки относительно нашего дурацкого положения, но получалось плохо, было уже не до шуток. Даже на морозе меня бросало в жар.

Дата добавления: 2015-06-28