Снова в Гахове

Около недели плелись мы по морозу до села Гахов. Больные ноги, вынужденный отход от фронта, к которому с таким трудом добирались — все это создавало подав­ленное настроение, о котором даже вспоминать не хо­чется...

В пути, на ночевках люди пытались облегчить нашу боль всякими домашними средствами, но при ходьбе мы снова сбивали ноги до крови.

В село вошли поздно вечером и добраться до дома Зубарева, расположенного на противоположном конце Гахова, уже не хватило сил. Зашли в дом Сергея Петровича Севидова. Здесь нас уже хорошо знали и встретили со сле­зами и радостью, как своих близких. Начались расспро­сы и рассказы. Вначале нам промыли раны теплой водой, а затем смазали пальцы гусиным жиром и обмотали их чистыми белыми тряпочками. Сергей Петрович переплел разбитый пулей носок Валиного лаптя и дал нам по паре новых шерстяных онучей.

Матвей Григорьевич всерьез расстроился, узнав о на­ших неудачах. Он по-отечески ворчал:

- Я же вам говорил, что не нужно уходить от нас. Считайте, что вам повезло, ведь случайно живы остались.

Большой палец на ноге Валентина стал чернеть, а ступня краснеть и пухнуть. Могла начаться гангрена. Гу­синый жир смягчал, но не помогал. Остальные пальцы как у него, так и у меня заживали. Матвей Григорьевич попро­сил у односельчан различных сушеных трав. Он распари­вал травы в деревянном ушате с горячей водой и заставлял нас парить ноги в этом настое. После ванны мы заворачи­вали ноги в сухие шерстяные онучи и сидели возле печки. Через пару дней оба почувствовали значительное облегче­ние. Опухоль ступни у Валентина заметно спала.

Днем мы ходили к Сергею Петровичу, а вечерами к моряку Ивану Сергеевичу Косинову, где читали мужикам свежие листовки, сброшенные с наших самолетов. Помню, как обрадовала всех листовка о разгроме немцев под Мо­сквой, в которой перечислялись освобожденные города: Клин, Солнечногорск, Руза, Таруса, Волоколамск и другие.

Люди кричали «ура», обнимались и целовались. Прав­да, из этих листовок Валентин впервые узнал, что фаши­сты были в его родном Клину, и волновался за оставшихся там родителей.

Читая листовки в доме Косинова, я обратил внимание на двух незнакомых мужчин. Оба они были одеты в сте­ганые телогрейки серого цвета и в такие же стеганые брюки. На ногах — валенки. Один из них лет сорока с мясистым, чуть курносым носом, с пышными каштановы­ми волосами и такого же цвета окладистой бородой выде­лялся среди местных мужиков. Голубые глаза, спрятан­ные под густыми темными бровями, зорко смотрели на нас с Валентином. В крупных губах он сжимал самокрут­ку и как-то по-особому важно попыхивал ею. У второго, худощавого, с вытянутым аскетическим лицом, глаза были серые, спокойные. Лицо бледное, с сероватым оттен­ком. На наше сообщение о разгроме фашистов под Моск­вой оба они прореагировали довольно сдержанно. Было непонятно, рады они или нет.

Один из незнакомцев, похудощавей, подошел и шепо­том пригласил меня выйти на кухню. Я пошел за ним, сунув на ходу руку в карман, где был пистолет, всегда го­товый к бою.

— Кто вы такие, что здесь делаете и как думаете жить дальше? — спросил незнакомец, когда мы вышли на кухню,

— Позвольте узнать, с кем имею дело, прежде чем от­ветить на ваш вопрос?

Он немного помедлил, посмотрел на мою руку, сжи­мавшую в кармане пистолет, и сказал:

— Скажу, но только для вас. Из вашего разговора мы поняли, что вам можно довериться. Мой напарник — сек­ретарь Кролевецкого подпольного райкома партии Онопченко Карп Игнатович. Моя фамилия Кудрявский, а зовут меня Василий Моисеевич. Мы бы очень хотели с вами побеседовать.

Я объяснил, кто мы такие, почему находимся здесь и что намерены делать дальше. В это время появился Ва­лентин и сказал:

— Что происходит, Алексей? Все в порядке или моя помощь нужна?

— Пока все в порядке, — ответил я.

— А я смотрю, что тебя как-то подозрительно вызвали, вот и забеспокоился.

Я представил Валентину Кудрявского и рассказал о нашем с ним разговоре. Затем на кухню вышел и Онопченко.

— Послушали мы вас, видим — наши хлопцы, можно по душам поговорить. Мы проводим вас до дома, — ска­зал он.

Мы вышли и направились к дому Зубарева. На вся­кий случай я продолжал держать руку в кармане.

- Что ты руку все в кармане держишь, или не дове­ряешь нам? — спросил Кудрявский.

- Это по привычке, — сказал я, вынимая руку из кар­мана вместе с пистолетом.

- У нас тоже есть по пушке, — сказал Онопченко, по­казывая мне наган, — давайте оружие уберем и поговорим мирно и откровенно.

Он рассказал, что до войны работал председателем рай­исполкома Кролевецкого района Сумской области. Когда гитлеровские войска подходили к Сумщине, то в Кролевце, так же как и в других районах, был сформирован пар­тизанский отряд и подпольный райком партии. Он — Онопченко — был избран секретарем подпольного райко­ма. В потаенных местах было спрятано оружие, боепри­пасы, одежда и продукты для будущих партизан. Когда гитлеровцы оккупировали Кролевецкий район и партизан­ский отряд должен был приступить к боевым действиям, оказался в отряде трус и изменник. Он выдал фашистам конспиративные квартиры и явки, а также партизан и подпольщиков. Фашисты провели крупную облаву. Много товарищей было арестовано, но кое-кто успел уйти из рай­она. Онопченко и Кудрявскому с трудом удалось скрыться от облавы и преследования фашистов. Они решили проби­раться к фронту и шли километра на три сзади и немного в стороне от нашего маршрута.

- Мы не сразу поняли, почему пули и ракеты летят в сторону немецкого тыла. Думали, наши перешли в наступ­ление. Решили укрыться в ближайшем селе и ждать при­хода наших войск. Потом обстановка заставила нас отойти: в районе было полно гитлеровцев. И только сегодня, слушая вас, сообразили, что это по вам пуляли немцы в ту ночь, — рассказал Онопченко.

- Что же вы намерены дальше-то делать? — спросил Кудрявский.

- Ноги подлечим и снова двинем к фронту,—отве­тил я.

- Трудно зимой пробраться через фронт, не зная фронтовой обстановки и линии соприкосновения войск. Мы вот сделали две попытки, и обе неудачные. На морозе не отлежишься и не проползешь долго, тем более в такой одежде, как у вас, — сказал Кудрявский.

- А мы решили заново создавать Кролевецкий парти­занский отряд. Давайте-ка вместе возьмемся за эту рабо­ту, — предложил Онопченко.

- Какой из меня партизан, когда я с юных лет гото­вился бить врага на самолете. Военные летчики необходи­мы фронту, а я три месяца топаю по тылам врага и ни­как до своих не доберусь. Так и летать разучишься. Мне во что бы то ни стало нужно перейти фронт, — сказал я.

- Связисты тоже нужны в действующей армии, но я и партизанам могу сослужить службу. Мне ведь самолет не нужен, а связь и партизанам нужна. Впрочем, если ты решишь снова переходить фронт, то одного я тебя не оставлю. Мы же договорились идти вместе, — сказал Валя.

- Я прошу вас помочь нам организовать партизанский отряд, а весной подумаем, как тебе перебраться через фронт и снова сесть на самолет. В мае в этих местах уже тепло будет. Осталось всего три месяца. Стоит ли сейчас лезть почти на верную смерть? Фашистов бить мы и здесь сумеем, — сказал Онопченко.

—А что, Лешка! Может быть, товарищ и прав? В пар­тизанах тоже бить врага можно не хуже, чем на фронте. Давай до весны партизанить, а там решим, как быть даль­ше,— сказал Валя.

—А каковы ваши планы по организации отряда? — спросил я.

- Я думаю, предатель и сам не знал обо всех наших засекреченных базах. Будем двигать в Кролевецкий район, это в двух сотнях километров отсюда. По дороге соберем в отряд надежных людей, создадим сильное ядро, а потом дополним его кролевчанами, — объяснил нам Онопченко.

- Да, но для создания боевой группы нужно оружие, а где возьмешь?—спросил я.

- Будем подбирать людей с оружием, а потом раско­паем то, что спрятано.

- Ну что ж! Партизанить так партизанить! Только вот, от фронта далеко уходить не хочется, но двести верст — не велика дорога. Только договоримся, что с наступлением весны поможете мне перейти фронт, — сказал я.

- Согласны! — ответили в один голос Онопченко с Кудрявским.

- Тогда давайте обсудим, кто какую роль будет вы­полнять в отряде и когда отправимся в путь. Мне как пар­тийному работнику подойдет должность комиссара, тем более что в районе придется заново создавать подполье. Меня ведь никто не освобождал от обязанностей секретаря подпольного райкома. Товарища Кудрявского я пред­лагаю на должность командира отряда, он человек с большим жизненным опытом, хорошо знает район и людей. Алексей, как военный человек, лейтенант, должен знать воинскую организацию и военные порядки и подойдет на должность начальника штаба отряда. Что касается Валентина, то он будет командовать первой боевой единицей, как только мы ее сформируем. Если согласны, так и решим, — заключил Карп Игнатьевич.

- Рановато бы мне еще в штабисты, может, кого по­старше подберем, — засомневался я.

- По ходу дела посмотрим: если попадется более под­ходящий человек, то вы с Валентином будете командовать боевыми подразделениями, — успокоил меня Онопченко.

Валя, молча слушавший мой разговор с бородачами, оживился и добавил:

- Нам рассказывали, что здесь в селе скрываются два наших бойца. Может быть, имеет смысл поговорить с ни­ми, прощупать, и если ребята надежные, то предложить им присоединиться к нам.

Все согласились и договорились поручить Матвею Григорьевичу свести нас с этими ребятами.

- Когда ваши ноги будут готовы к походу? — спросил Кудрявский.

- Мы не задержимся, думаю, что через пару дней смо­жем идти, — ответил Валя.

- Через два дня, с рассветом назначаю сбор здесь, в хате Зубарева, — уже командирским тоном распорядился Кудрявский.

На этом и расстались. Когда мы рассказали Матвею Григорьевичу о своем решении, он раздобыл где-то старый наган с небольшим запасом патронов и подарил его Ва­лентину— знал старик, что у нас один пистолет на двоих. Мы оставили деду Матвею адреса наших родных и проси­ли его написать им, как только Красная Армия освободит село Гахов.

Сдержал свое слово Матвей Григорьевич и написал о нашем пребывании в его доме моим родным в Москву. Письмо это до сих пор хранится у меня, как дорогая ре­ликвия.

Через два дня, на рассвете, расцеловавшись с Матвеем Григорьевичем и его семьей, мы двинулись в наш первый партизанский поход. Было это в конце января 1942 года. Нас было шестеро: скрывавшиеся в селе солдаты присое­динились к нам. Это были Сергей Дзусов, осетин, и один русский, фамилию которого я не запомнил.

Все попадавшиеся на пути провода связи мы перереза­ли, проволоку по возможности сматывали и закапывали в снег, а все указатели на перекрестках дорог разбивали. В одном из сел, где остановились на ночлег, двое полицаев решили у нас с Валей проверить документы. Поскольку документов не было, «предъявили» оружие... Всей нашей группе пришлось в темноте уходить в другое село.

К середине февраля 1942 года мы обошли стороной районный центр Теткино и остановились на ночлег в селе Бруски. Здесь мы с Валентином услышали от населения весть о боевых действиях партизан.

- Ох, и гарни наши хлопци! Верхом на коняках, з ав­томатами и карабинами прискакали в наше село, пораз­гоняли фрицев и полицаев, собрали нас на митинг и рас­сказали о победах нашей Червоной Армии пид Москвою,— рассказывала хозяйка, в доме которой мы остановились.

—А кто командир отряда? — спросил я.

— Який-то товарищ «К», — ответила хозяйка.

Теперь чем дальше мы шли, тем больше слышали рас­сказов о легендарных действиях партизан под командова­нием товарища «К».

Вечером 18 февраля мы остановились на ночевку в селе Яцино Путивльского района Сумской области. Этот район — соседний Кролевецкому. По двое мы размести­лись в хатах на одной улице. Хозяйка рассказала нам с Валентином, что в соседнем селе Воргол несколько дней уже располагается отряд партизан, в котором команди­ром бывший председатель Путивльского горсовета Сидор Артемьевич Ковпак. Поэтому и полицаи из села Яцино все поразбегались. Она сказала, что здесь, в их селе, еже­дневно бывает конная разведка партизан. Отыскав Оноп­ченко с Кудрявским в хате неподалеку, мы рассказали им все, что услышали от своей хозяйки. Оказалось, Онопченко хорошо знал Ковпака. Как руководители органов Со­ветской власти соседних районов, они часто встречались по работе. Было решено на следующий день утром про­браться в Воргол, чтобы встретиться с Ковпаком.

Проснулись перед рассветом и не успели еще позавт­ракать, как услыхали стрельбу в том конце улицы, где остановились Онопченко с Кудрявским. Оделись, выскочили из дома и метрах в ста пятидесяти увидели полицаев вперемежку с немцами, которые бежали по улице в нашу сторону. Заметив нас, они открыли стрельбу. Приостано­вившись на секунду, мы сделали несколько прицельных выстрелов. Полицаи и гитлеровцы залегли. Мы бросились к зарослям кустарника.

Беспорядочно постреляв, полицаи прекратили пресле­дование. На том конце улицы, где расположились Дзусов с другом, стрельба продолжалась. Прикрываясь ку­стами, мы прошли километров пять в сторону Воргола и подошли к нему со стороны, которая не простреливалась из Яцино. На окраине села заметили людей, наблюдавших за нами, двое из них были на лошадях.

- А вдруг партизаны ночью ушли из Воргола и там сейчас полицаи? Вот тогда мы влипли. В Яцино вчера тоже полицаями и немцами не пахло, а сегодня вон сколько понаехало, — засомневался Валя.

- А мое сердце чует, что там партизаны.

Подойдя поближе, мы поняли, что попали к партиза­нам.

Верхом на лошади к нам подъехала молодая симпатич­ная девушка в бриджах, темно-синей кавалерийской куртке н в залихватски заломленной серой каракулевой кубанке. Она спросила нас» кто мы такие и куда путь держим.

- Нам нужно поговорить с командиром партизанского отряда товарищем Ковпаком по очень важному делу. Мы только что из Яцино ушли от фашистов. Нас было шесте­ро, но где сейчас наши четыре товарища, не знаем.

- Так это за вами там немцы гонялись? Мы в би­нокль наблюдали... А мы даже огнем прикрыть не мог­ли — далеко было, — рассказала девушка.

- Да, это нашу группу немцы с полицаями обстреляли в Яцино.

Девушка слезла с коня и спросила:

- Оружие у вас есть? Если есть, то прошу сдать его мне. К командиру посторонним лицам с оружием входить не разрешается.

Мы отдали ей пистолет и наган, после этого она при­вела нас к одному из домов и попросила подождать у две­ри. Вернувшись через минуту, пригласила пройти. Это бы­ла Дина Маевская — врач партизанского отряда Ковпака.

Комната, в которую мы вошли, была просторна. Два пожилых штатских человека, ничем не отличавшихся от местных жителей, сидели ссутулившись за столом над картой, а третий — высокий, стройный, с черными, как смоль, волосами и красивыми пышными усами, ходил по комнате из угла в угол и что-то говорил. Одет он был в военную форму без петлиц и знаков различия, на груди орден Красной Звезды.

Как человек военный, я встал по стойке «смирно» и представился:

- Товарищ командир партизанского отряда! Лейте­нант Борисов и сержант Подоляко прибыли к вам для важного разговора.

- Я комиссар, а вот наш командир, — ответил пышно­усый, показав на штатского, сидящего за столом. Припод­няв голову с вытянутой седоватой бородкой, штатский окинул нас проницательным взглядом. Мы с Валентином переглянулись. Этот дед никак не был похож на коман­дира.

Мне почему-то вспомнилась сцена из кинофильма «Чапаев», когда деревенский мужик, войдя в дом, где на­ходились Фурманов и Чапаев, спросил: «А который из вас Чапаев будет?», а получив ответ, усомнился и спро­сил: «А не врешь?»

Дед, видно, разгадал наше замешательство и сказал:

— Ну що вы дивитесь на мэнэ, як на красну дивчину? Хто таки? Звиткиля прийшлы и що вам вид мэнэ потрибно?

Я вкратце рассказал, кто мы, как попали в тыл врага и как пытались перейти линию фронта. Рассказал также о встрече с Онопченко и Кудрявским и о нашем решении организовать Кролевецкий партизанский отряд.

— А где же Карпо Онопченко с Кудрявским?

Не успели мы рассказать, что случилось с нами в Яцино, как в хату ввалились промерзшие Онопченко и Куд­рявский. Ковпак встал им навстречу, обнял Онопченко и с улыбкой сказал:

- Легки же вы на помине, чертяки, а мы уж тут вол­нуемся за вас. Хлопцы нам рассказали, как вас полицаи накрыли в Яцино.

- Нам-то удалось уйти, а вот двоих хлопцев из нашей шестерки полицаи, видимо, подстрелили,—ответил Оноп­ченко.

- Нам докладывали, что двое бежали в нашу сторону, а полицаи их в это время убили, — вступил в разговор другой штатский.

- Соловья баснями не кормят, пошли к Лавренцам в хату, там уже обед готов и нас ждут. Пообедаем, а заод­но поговорим о ваших дальнейших планах, — предложил Ковпак.

Комиссар Семен Васильевич Руднев по пути рассказал, что вся семья колхозника Лавренца вступила в партизанский отряд и сегодня дает в своей хате обед по этому поводу. Он сказал также, что вечером все соединение уйдет из села Воргол, и Лавренцы оставят свой дом пустым. Весь свой скот, птицу, запасы продуктов и многое другое они отдали в хозяйственную часть партизанского отряда, оставив только то, что необходимо для приготовления обеда.

Происходило это 19 февраля 1942 года. День стоял яс­ный. Мороз доходил до 30 градусов. Мы валились с ног от усталости и голода, так как, спасаясь от облавы, оста­лись без завтрака. Было уже около трех часов дня, когда мы подошли к хате Лавренцов. Учуяв вкусный запах укра­инских блюд, Валентин сказал:

- Держись, Леха! Как бы нам в обморок не упасть от такой вкуснятины!

Действительно, при виде только что зажаренных кол­бас, кусков свинины, курятины, отварной картошки у меня закружилась голова и начало темнеть в глазах.

Приглашая нас к столу, Сидор Артемьевич сказал, об­ращаясь ко мне:

- У нас нема лётного довольствия, но я думаю, что пища здесь сегодня не хуже, чем у летчиков.

Спросив у Ковпака разрешения, хозяин хаты налил нам по стакану самогона. Комиссар Руднев предложил тост за новый Кролевецкий партизанский отряд и пожелал, чтобы отряд в кратчайший срок стал настоящей боевой единицей в составе партизанского соединения.

- Семэн! — с лукавой улыбкой обратился Ковпак к Рудневу. — Онопченко с Кудрявским люди сухопутни, они найдут себе место в отряде, а вот що мы будем з летчи­ком робыть? Литака у нас нема, моря тоже нема, а вин ведь к воздуху привык, як птиця, и к морским просторам — летчик-то морской.

- Танки мы у немцев отбивали, пушки тоже, может, подумаем и об авиации? Нападем на какой-нибудь фаши­стский аэродром, вот и будут у нас самолеты, — сказал Руднев.

- Пока мы добудем самолет, пусть поработает началь­ником штаба отряда на земле. Он ведь лейтенант и дол­жен соображать в штабной службе, — сказал начальник штаба соединения Базыма.

- Мы уже так и решили, — подтвердил Кудрявский.

Семену Васильевичу Рудневу я сказал, что являюсь кандидатом ВКП(б). Беседа шла все оживленней. Мы чувствовали себя как дома и поняли, что попали в надеж­ную партизанскую семью.

Сидор Артемьевич Ковпак в своих послевоенных вос­поминаниях описал эту нашу первую встречу.

Часть II

Дата добавления: 2015-06-28