На пути в Брянские леса

Всю ночь после выхода из Веселого, растянувшись в походной колонне на несколько километров, мы петляли по заснеженной целине. Прошли Софиевку, Ревякино, Малушино и остановились на дневку в селе Бруски. Мы с Ва­лентином вспомнили, что именно здесь впервые услы­шали о действиях партизан под командованием товари­ща «К».

В походе, особенно к рассвету, страшно хотелось спать, некоторые даже засыпали и падали в снег. Поэтому в Брусках Дед дал команду:

- Всем спать, кроме боевых застав и охранений, сме­нять которые через каждые два часа.

Великая штука — вера в командира. Всем сразу стало ясно, что если Дед разрешил спать, значит, вывел нас из опасного района. Все знали, что разведке Ковпак придавал первостепенное значение и сам всегда следил за ее дейст­виями. Он никогда не принимал решения вслепую. Даже во время движения всегда получал достоверные сведения от разосланных во все стороны разведчиков.

Как всегда, после длительных ночных походов, в бое­вое охранение поставили ездовых, которым в пути хоть и урывками, но все же удалось поспать в повозках.

Буквально через несколько минут большинство парти­зан уже спало. Мне же, как начальнику штаба отряда, нуж­но было отнести в штаб соединения сведения о боевом со­ставе, вооружении и боеприпасах, а также о потерях, ко­торых наш отряд не имел.

В штабе Ковпака спали все, кроме Ковпака, Базымы и Войцеховича. Связные от отрядов спали в передней ком­нате прямо на полу. Вася Войцехович с опухшими веками и красными от бессонных ночей глазами подсчитывал бое­припасы соединения. Отдавая ему сводку, я спросил, по­чему не спят Ковпак и Базыма.

- Дед сказал, что и глаз не сомкнет, пока не будет иметь точную сводку по остаткам боеприпасов, да и сос­тояние комиссара его сильно беспокоит. Он все кумекает, как помочь ему. Хочет опытного хирурга раздобыть и жену Семену Васильевичу привезти из села Моисеевки, чтобы уход за ним был полнейший, — ответил Вася.

Позже мы узнали, что не зря Дед не спал в ту ночь. Горкунов, Радик Руднев и два пулеметчика на запряжен­ных в сани лучших рысаках ночью из-под носа у немцев вывезли из Моисеевки жену Руднева — Домникию Дани­ловну с младшим сыном Юрой. А позже, когда мы с боями прошли села: Сутиски, Тулигово, Землянка, Гута, Собычев и вышли в Хинельский лес, группе партизан Ковпак пору­чил ночью выкрасть из захваченного гитлеровцами города Хутор Михайловский опытного местного хирурга Самохвалова. И эта операция была выполнена великолепно, без единого выстрела. К утру хирург Самохвалов, прибывший с необходимыми медицинскими инструментами, уже при­ступил к операции. Она прошла успешно. Хирург беспоко­ился, как бы фашисты не расстреляли его и семью, узнав, что он был у партизан. Дед успокоил врача, заверив, что партизаны доставят его домой так же, как и выкрали из дома, и все будет шито-крыто. Днем Самохвалов сделал еще несколько операций тяжелораненым, а ночью был до­ставлен домой, с продуктами, которые Ковпак приказал выделить из партизанских запасов.

От разведчиков, которых Дед предусмотрительно оста­вил в районе села Веселого, мы узнали, что на следующий день после нашего ухода, гитлеровцы согнали все населе­ние на рытье могил, а к вечеру устроили похороны погиб­ших фашистов. В то время, когда траурная процессия вы­тянулась по дороге к могилам, над Веселым появились три фашистких бомбардировщика, вызванные гитлеровцами еще накануне. Приняв похоронную колонну за партизан­скую, самолеты спокойно, как на полигоне, отбомбились по ней. Гитлеровцам пришлось рыть дополнительные мо­гилы.

В нашем Кролевецком отряде к этому времени насчитывалось около тридцати человек. После Веселовского боя оружие было почти у всех, но боеприпасов — в лучшем случае на один бой. Это нас беспокоило. Василий Фомич Попов, хорошо знавший Навослободский и Монастырский леса, указал нам с Валентином на карте места, где наши войска, попавшие в плотное окружение, вынуждены были закопать в лесу вооружение и боеприпасы, и за время сто­янки в Брусках мы сделали вылазку в эти места. Операция была тяжелейшая. Пришлось долбить ломами мерзлую землю во многих местах, но лишь в некоторых из них мы натыкались на то, что искали. Однако боеприпасами запас­лись прилично. Нашли кое-что из оружия. Помню, откопа­ли печатный станок с набором шрифтов, но с собой не взя­ли. Секретарь парторганизации соединения Яков Григорь­евич Панин, узнав об этом, отругал нас и послал за стан­ком другую группу партизан. Оказывается, они с комисса­ром Рудневым давно мечтали печатать листки и выпускать партизанскую газету.

Там же, в Брусках, разведка выяснила, что фашистские воинские части вместе с полицией пытаются окружить пар­тизан. Как всегда, Дед своевременно увел соединение через села: Новая Слобода, Калиши, Вороновка, Стрельники на Ротовку, где мы остановились на дневку. По пути отряды, в том числе и наш, громили комендантские и полицейские участки, разрушали мосты, портили связь и уничтожали все, что гитлеровцы могли использовать для военных це­лей. В Ротовке мы с Валентином снова разместились в од­ной хате. Молодая хозяйка вначале была явно испугана, но узнав, что мы партизаны, успокоилась. Мы отдали ей продукты из партизанских запасов и попросили готовить нам еду.

- Гриша, вылезай! Это партизаны! — крикнула хо­зяйка.

Из подпола вылез высокого роста, широкоплечий, плот­ный парень, представился:

- Политрук Григорий Крусевич. Попал в окружение в районе Севска. Оттуда вот пришел домой и прячусь здесь от немцев и полиции, хотел пробираться к фронту. Пойду с вами воевать, если возьмете.

Мы с Валей переглянулись и сразу поняли друг друга. Парень с первого взгляда нам понравился.

Из Гриши Крусевича действительно получился до дер­зости смелый партизан, и слово свое он сдержал — остал­ся в нашем отряде.

В Ротовке меня вызвал к себе Ковпак. Расспросил, как мне воюется в партизанах, как пополняется отряд, чем нуж­но помочь. А потом сказал:

- Еще в гражданскую войну сам видел, как у Чапаева прямо в поле самолет садился. Вот и появилась у меня задумка организовать у нас здесь, в тылу врага, посадки наших самолетов. Уж очень нам нужна самолетная связь с Большой землей, чтобы оттуда нам подбрасывали взрыв­чатку, оружие и особенно боеприпасы, а от нас забирали бы тяжелораненых и детишек. Да и рация с радистами нам нужна как воздух. Вот я и хочу с тобой посоветовать­ся, как мне начать переговоры с Москвой по этому вопро­су, и не назовут ли меня там дурным за эту идею. У неко­торых отрядов, расположенных в Хинельских и Брянских лесах, уже имеются рации. При первой с ними встрече я думаю использовать их связь для переговоров с Мо­сквой.

Я ответил, что почти все типы имеющихся у нас тран­спортных самолетов смогут зимой на лыжах, а летом на колесах садиться здесь, надо только выбрать подходящее поле. Если самолеты будут садиться днем, то в смысле их приема не будет каких-либо трудностей. Но долететь до нас будет весьма сложно из-за вражеских истребителей. Поэтому лучше принимать самолеты ночью. Для этого мы должны будем обеспечить световое обозначение посадоч­ной полосы, а также световое обозначение высоких пре­пятствий в районе аэродрома и на посадочном курсе. Во- вторых, необходимо в момент посадки освещать посадоч­ную полосу, чтобы летчик хорошо видел землю. В-третьих, нужно подумать об условном обозначении аэродрома, что­бы экипаж самолета с воздуха мог бы определить, что прилетел именно на тот аэродром, который ему нужен. И в-четвертых, у самолета должно хватать бензина на об­ратный путь. Я был уверен, что все это можно организо­вать, если договориться с командованием авиационного подразделения, которому будет поручено выполнять такие полеты.

Сидор Артемьевич выяснил все детали, связанные с прилетом и вылетом самолетов, а затем мы вместе на­бросали радиограмму в Москву такого примерно содер­жания:

«Боеприпасы для трофейного оружия добываем с боями у врага. Испытываем трудности с боеприпасами для отече­ственного оружия и взрывчаткой. Имеем много тяжелора­неных, нуждающихся в срочном квалифицированном хи­рургическом вмешательстве и стационарном лечении. С этой целью прошу рассмотреть вопрос о посадке у нас транспортных самолетов. Необходимые для этого площад­ки обеспечим надежной охраной и обороной. В случае по­ложительного решения прошу сообщить, что требуется от нас для обеспечения посадок и вылетов самолетов. Ковпак».

Пришел Григорий Яковлевич Базыма и неожиданно со­общил, что подобрал на мое место нового начальника шта­ба, и тут же познакомил меня с седоватым, плотным, сред­него роста человеком:

- Это майор Мазуренко Иван Минович —командир пе­хотного полка. Он чудом остался жив в жестоком бою с врагом, вырвался из окружения и пришел сюда к нам в Ротовку. Он родом из этих мест, и многие наши партизаны знают его. Хотя по территориальному признаку он подле­жит зачислению в Путивльский отряд, но, учитывая вашу просьбу об освобождении от штабных дел, мы с команди­ром решили направить его в ваш отряд на должность на­чальника штаба. У вас теперь есть возможность заняться чисто боевыми операциями.

Через несколько дней я уже сдал дела новому началь­нику штаба и возглавил боевую оперативную группу. Ва­лентин командовал другой такой же группой, и у нас на­чалось дружеское боевое соревнование. Первоначально в моей группе было тридцать три партизана, или, как мы в шутку говорили, тридцать три богатыря, но с каждым днем группа пополнялась.

Запомнился случай, когда моей группе было приказано в одном из сел разгромить полицию и на откормочном пункте забрать свиней, приготовленных для отправки гит­леровцам. На нескольких санных упряжках мы глубокой ночью ворвались в это село и внезапно ударили по неболь­шому отряду врага, поставленному заслоном на пути дви­жения соединения Ковпака. Застигнутые врасплох фашис­ты удирали кто в чем, некоторые даже в нижнем белье. На одной из окраин села они сгруппировались и решили дать нам отпор, многим фашистам пришлось там остаться на­вечно. Но ранены были и двое наших. Перетащив их в одну из ближайших хат и выставив на окраинах села боевое охранение, мы отправились на откормочный пункт за свинь­ями. Заколов около десятка самых крупных свиней и уло­жив их в сани, возвратились к раненым. Хозяин хаты — пожилой мужчина, тихо сказал мне:

- Посмотрел я, товарищ командир, как твои хлопцы ухаживали за ранеными, и жалко мне их стало. Почему же у вас нет настоящей медсестры?

- Да я бы взял, но где их найти?

- А я вот вам и подскажу, где найти. Через три дома от нас, на этой же стороне, у одной нашей женщины живет настоящая военная медсестра Оля, выбравшаяся из окру­жения в районе Севска. Хозяйка сказала полиции и старос­те, что это ее племянница, которая пришла к ней откуда-то из Белоруссии. Хорошая девушка!

Я отправился в указанный хозяином дом. На стук дол­го не отвечали, наконец, дверь осторожно приоткрылась, и пожилая женщина спросила, что нам нужно.

- У вас скрывается военная медсестра Оля, с которой мне нужно поговорить, — ответил я.

- Нет у меня никакой медсестры. Живет у меня пле­мянница Оля, но она не медсестра, — ответила хозяйка.

- Ну, хорошо! Тогда я желаю поговорить с вашей пле­мянницей,— сказал я, легко отстраняя хозяйку и проходя в хату.

- О чем вам с ней говорить, с девчонкой? — затарахте­ла женщина. — Милые, я вас очень прошу, не тревожьте девочку и не пугайте. Зачем она вам понадобилась?

- Мы партизаны, и знайте, что своих людей не только не трогаем, а, наоборот, оберегаем от фашистов и оказы­ваем им всяческую помощь. Бьем мы лишь гитлеровцев и предателей Родины, — ответил я.

Войдя в дом, мы осмотрели его, но Оли не увидели.

- Где же ваша племянница? — спросил я. Однако хо­зяйка продолжала причитать, не отвечая на мой вопрос. Тогда я громко крикнул:

- Оля! Выходите и не бойтесь, мы свои — партизаны!

В соседней темной комнатушке, отделенной от основной комнаты ситцевой занавеской, я услышал шорох и, загля­нув туда, увидел, как из-под кровати вылезает раскраснев­шаяся от волнения, голубоглазая, русоволосая, молодая и симпатичная девчушка с ямочками на щеках.

— Нам известно, что вы медсестра одной из воинских частей, попавших в окружение. Это значит, что вы военнообязанная. Нам дано право мобилизовать таких, как вы, в партизанский отряд. Так вот, решайте: добровольно пой­дете к нам в отряд или по мобилизации? Сейчас у нас двое раненых, которым требуется срочная квалифицированная помощь, — сказал я. Олечка, милая, не соглашайся, ведь погибнешь на этой войне. Что у нас — мужиков, что ли, мало? Пусть они и воюют, это дело-то ведь мужское, — со слезами причита­ла хозяйка.

—Я пойду добровольно, — не задумываясь, ответила Оля.

Собралась она быстро. Цело было ее военное обмунди­рование, включая шапку-ушанку и валенки. Цела и меди­цинская сумка, полная медикаментов. Она быстро н со знанием дела перевязала раненых. Так появилась в нашей группе первая медицинская сестра — Оля Максименко.

Ночь была морозная, а до стоянки отряда — не менее пятнадцати километров. Все наши санные упряжки были загружены тушами свиней, поверх которых уселись парти­заны. Пришлось предложить Оле устроиться рядом со мной, под одним тулупом. Понимая, что выбора нет, она смело залезла в сани и улеглась в заиндевевшее на морозе сено. Я накрыл ее сверху тулупом и сам забрался под не­го. Двоим в санях было тесновато, и я оказался совсем рядом с ней. Оля все время старалась устроиться так, что­бы между нами был хотя бы небольшой зазор. А я от бес­сонных ночей и усталости уснул бы даже рядом с первой в мире красавицей. Спал, как мне показалось, долго и проснулся от каких-то легких толчков. Это Оля осторожно поправляла на мне тулуп, проверяя, хорошо ли я укрыт. Рядом со своими губами я ощутил близость ее ладони. Не удержался и легко поцеловал, Олю как током ударило. Она отдернула руку...

В штабе отряда я доложил Кудрявскому и Онопченко о выполнении задания, сказал, что теперь у меня в группе имеется настоящая медицинская сестра, и представил им Олю.

— О, це добре! Неплохо бы и нам при штабе иметь мед­сестру,— сказал Кудрявский, внимательно разглядывая Олю.

Карп Игнатьевич Онопченко улыбкой смотрел на раз­румянившуюся с мороза девушку. Потом пригласил меня в кухню и положил по-дружески руку на мое плечо:

—Алексей, оставь Олю при штабе. Здесь ведь тоже нужна медицинская сестра. Да и душу нам хоть немного будет согревать, чтобы окончательно не огрубели без жен­ского персонала. Матом хоть не будем ругаться, а то рас­пускаемся помаленьку. Ты же себе еще не одну найдешь медсестру.

Я крепко уважал этого своего старшего друга и к его просьбе отнесся как к приказанию. Да и понимал, что при штабе ей будет легче.

Выйдя из кухни, сказал Оле:

- Решено оставить тебя при штабе в качестве старшей медсестры отряда. Так что располагайся здесь и будь как дома.

- Нет! Я не хочу здесь оставаться! Я к вам пошла доб­ровольно и хочу воевать вместе с вами в вашей группе,— категорически заявила Оля.

- Оленька! Тебя ведь не на свадьбу и не на именины приглашают, когда можно отказаться или согласиться. Те­бе ведь приказывают как военнообязанной остаться при штабе, приказы не обсуждаются, а беспрекословно выпол­няются, — ответил я.

Не зная, что сказать, Оля умоляюще смотрела на меня, в ее глазах появлялись слезинки.

- Вы будете выезжать на боевые операции с группой Борисова, но постоянное место ваше будет при штабе,— сказал, успокаивая её, Онопченко.

Возвратившись в свою хату, я перекусил, залез на теп­лую русскую печку и крепко заснул. Проснулся от толчков хозяйки и схватил оружие:

- В чем дело?

- Девушка вон какая-то военная пришла и просила тебя разбудить, — ответила хозяйка.

У порога стояла Оля в застегнутой на все пуговицы ши­нели, с медицинской сумкой на плече.

- Я украдкой убежала из штаба. Хоть убей, а там я не останусь. Если не возьмешь в свою группу, то убегу в дру­гой отряд, — тихо, но твердо сказала она.

В душе я был беспредельно рад, что эта милая девушка тянется ко мне с настоящей верной дружбой. Хотелось сде­лать ей что-нибудь хорошее... Но я знал, к чему на войне может привести невыполнение приказа, знал и характер Кудрявского и не хотел, чтобы из-за меня Оля сразу же попала в немилость к начальству. Поэтому с напускной командирской строгостью я сказал:

- Ладно, устраивайся пока здесь, а утром разберем­ся. — Сам же снова повалился спать...

Проснулся опять от толчков, открыл глаза и увидел пе­ред собой Валентина.

- Ну, злодей, и устроился же ты! Как в раю! Комиссар приказал мне разыскать твою Олю и доставить ее в штаб. Я все хаты обошел, а она, оказывается, у тебя под боком скрывается, — улыбнулся Валентин.

Повернув голову, я увидел рядом с собой сладко спящую Олю. Жаль было ее будить, но пришлось.

Оба мы долго уговаривали ее возвратиться в штаб. _: Убеждали, что я не имею права отменить приказ команди­ра и комиссара отряда, а потому и не могу оставить ее в своей группе. В конце концов Оля в сопровождении Вален­тина направилась в штаб. Я попросил Валентина защитить девушку, если ей придется туго.

Примерно через час оба они возвратились, улыбающие­ся и радостные.

- Забирай свою упрямую Олечку. Она наотрез отка­залась оставаться при штабе, а поэтому мне, хоть и с тру­дом, удалось все же уломать Кудрявского и Онопченко ос­тавить ее в твоей группе, — сказал Валентин.

С тех пор во всех боях с нами рядом была настоящая сестра милосердия, преданный мой друг Ольга Максимен­ко. Женственная и заботливая, она не знала страха в бою, лезла в самое пекло, лишь бы помочь раненым. Иногда приходилось приказывать ей не лезть под пули и оставать­ся в укрытии.

Тяжело было девушкам воевать в партизанах, и, пони­мая это, товарищи, как правило, относились к ним с осо­бой заботой и вниманием.

Расскажу, как мы ловили старосту одного из сел.

В штабе я узнал, что староста этот столько натворил злодеяний, что его расстрелять мало. Вопрос о его судьбе было поручено решать мне. Это означало — в зависимости от обстоятельств — доставить его в штаб или расстрелять на месте. Ночью мы окружили дом старосты. Жена его сказала, что дома он не ночует, а уходит куда-то, и что никто из членов семьи не знает куда.

Я приказал обыскать дом и приусадебные постройки, конфисковать для нужд отряда найденное при обыске ору­жие, коня с санями и упряжкой, а также принадлежавшую старосте теплую одежду и обувь. По приказу Ковпака нам разрешалось конфисковывать вещи у предателей.

Во время обыска ко мне подошел наш молодой парти­зан-москвич Комаров и сказал:

- Товарищ командир, посмотрите, в чем я хожу.

На ногах у него были разбитые ботинки, обмотанные тряпьем и перевязанные веревками.

- Ну, вижу, а что дальше? — спросил я.

- Там в печке валенки сушатся. Разрешите мне их взять и сразу же надеть.

Я разрешил. Он пулей помчался на кухню к печке, а вскоре я услышал его крик:

- Товарищ командир! Вместе с валенками я и старосту вытащил!

Весь в золе и саже предстал перед нами пожилой муж­чина. Пот с него лил ручьями. В печке-то и так жарко, а он в полушубке, шапке и валенках. Вид у него был на­столько жалкий, да еще жена и взрослые дочери подняли такой вопль, что я растерялся. Я знал, что он наш злей­ший враг, что многие советские люди по его доносам были расстреляны или повешены. Но, откровенно говоря, мне, двадцатичетырехлетнему парню, как-то трудно было ре­шить на месте судьбу шестидесятилетнего человека, и я решил доставить его в штаб.

- Стоило ли коня мучить из-за этого зверюги. Шлеп­нул бы его на месте, и дело с концом, — сказал Кудрявский, когда мы появились в штабе.

- Если бы он хоть какое-нибудь сопротивление ока­зал, то я бы его, конечно, шлепнул, а так у меня почему-то рука не поднялась. Ведь он мне в деды годится. С детства не приучен поднимать руку на старшего. Вы с комиссаром у нас самые старшие, вам и решать, — ответил я.

- Сентиментальность свою пора тебе побороть. И учти, что если бы он оказался на твоем месте, то и глазом не моргнув расстрелял бы тебя или повесил, — сказал комис­сар Онопченко.

Я и сам умом все это понимал, но сердцем был, видимо, мягковат.

Перед выходом в Хинельские леса разведчики доложи­ли Ковпаку, что на нашем пути, в селе Свеса, гитлеровцы устроили солидный заслон. Дед решил выслать вперед ударную группу и с ходу разгромить фашистов. Выполне­ние этой задачи было поручено группам Карпенко, Пятышкина и нашему отряду, под общим руководством Бардашенко. Гитлеровцы, видимо, не ожидали появления в эту ночь нашего соединения и спокойно спали. Часовые пря­тались от мороза по хатам. Поэтому нам удалось скрытно подойти вплотную к селу, взять его в полукольцо, оставив фашистам один свободный выход, где их ожидала наша мощная засада. Когда мы заняли исходные позиции для атаки, две группы открыли шквальный огонь по крышам хат, чтобы напугать фашистов и выкурить их из домов, не причинив урона местным жителям. Гитлеровцы, беспоря­дочно отстреливаясь, удирали в том направлении, откуда не было стрельбы, не предполагая, что там их ждет засада. Наша засада сработала отлично. К Ковпаку помчался связной-конник с донесением, что путь свободен. Соедине­ние спокойно, без единого выстрела прошло ночью через село Свесы, утром остановилось на дневку в Родионовке, а на следующее утро мы были уже в селе Хвощевка. Здесь меня опять вызвал к себе Ковпак.

- Тебе верхом на коне приходилось когда-нибудь ез­дить? — спросил он.

- В детстве, когда бывал у деда в подмосковной де­ревне, — ездил, но без седла. Конь был норовистый и час­тенько сбрасывал меня, — ответил я.

- Василь! — обратился Дед к Попову. — Оседлай ему своего коня, мы с ним проедемся малость.

Попов объяснил мне, как держаться в седле и пользо­ваться стременами. Вскоре вышли Ковпак и Руднев, и мы втроем отправились за пределы села. По пути Дед сказал:

- Сейчас будем выбирать площадку, пригодную для посадки самолетов, но об этом пока никто не должен знать.

Неподалеку от села мы нашли большое и довольно ров­ное поле с открытыми подходами. Только с одной стороны к полю примыкал лес, над опушкой которого возвышалась тригонометрическая вышка. У комиссара в планшетке на­шелся блокнот и карандаш. Мы набросали подробный план этого поля, записали его размеры, расстояние от села, а также места и высоту препятствий. Вернулись в штаб, за­крылись в отдельной комнате, чтобы составить текст ра­диограммы с описанием партизанского аэродрома. Ковпак сказал, что постарается через хинельских партизан, имею­щих связь с Большой землей, вызвать сюда авиацию. «Ес­ли не сядут, то, может, хоть рацию, боеприпасы, взрывчат­ку и медикаменты нам на парашютах сбросят», — сказал он.

Из Хвощевки мы ежедневно выезжали на поиски ору­жия и боеприпасов, оставленных нашими войсками, попав­шими в окружение в районе Севска осенью 1941 года. Ме­стные жители ходили с нами в качестве проводников. Один из них рассказал мне по секрету, что знает человека, ко­торый еще осенью раскопал в лесу яму с оставленным нашими войсками обмундированием, что несколько подвод он вывез к себе домой и закопал где-то на огороде. Вече­ром мы с Валентином пошли в дом этого человека. Встре­тил нас пожилой высокий мужчина, обросший редкой ще­тинистой бородой. Он, конечно, знал, что мы партизаны, поскольку мы уже не первый день находились в Хвощевке.

- Нам, папаша, очень нужна одежда для вновь при­бывших к нам людей и особенно для тех, кто убежал из немецких лагерей. Вы же, как нам стало известно, сделали доброе дело, припрятали оставленное нашими войсками обмундирование. Вот мы и пришли за ним, — сказал Ва­лентин.

В указанном стариком месте мы откопали большую бочку из-под квашеной капусты, набитую новыми солдат­скими шинелями и яловыми ботинками разных размеров. Нам было понятно, что это не все, и пришлось поднажать на мужика, пока он не показал нам еще два таких места.

На чердаке дома мы нашли мешок с несколькими тело­грейками, армейским овчинным полушубком и полным комплектом матросского обмундирования. Гришу Крусевича мы одели в краснофлотскую форму. Он подпоясался пу­леметной лентой и стал похож на матроса времен револю­ции. Все другое обмундирование раздали партизанам на­ших с Валей групп. Словом, в Хвощевке мы неплохо во­оружились и обмундировались.

Не знаю, успел ли Ковпак предпринять какие-либо ме­ры относительно вызова авиации, но в Хвощевке мы их принять не смогли бы. Грозило новое фашистское окру­жение. На сей раз Дед во взаимодействии с отрядами из Хинельских лесов нанес несколько ударов по фашистам на дальних подступах к Хвощевке. Объединенными силами партизан командовал в этих операциях Ковпак. Команди­ры Хомутовского, Севского, Ямпольского, Эсманского пар­тизанских отрядов, действующих в Хинельских лесах, а также отряда военнослужащих под командованием Гудзен­ко, хорошо знали Ковпака еще по его первому рейду из-под Путивля в Брянские леса. Они с большим уважением от­носились к Ковпаку и были рады нашему приходу. Ведь как раз в это время по указанию самого фюрера фашисты готовили против них крупную карательную операцию. При­ход нашего соединения позволил объединенными силами сорвать замыслы врага и нанести ему значительный урон.

Однако радость наша была омрачена: в одной из опе­раций погибло двенадцать замечательных партизан-ковпаковцев, в числе которых был помощник начальника штаба соединения Николай Михайлович Курс — отважный пар­тизанский руководитель, замечательный человек, любимец всего соединения. Мы с Валентином часто встречались с Николаем Михайловичем в боевой обстановке и всегда вос­хищались его смелостью, отвагой и мужеством в боях. Он был организатором минного дела и подрывных операций в соединении. Учитель по профессии, он в мирное время и понятия не имел об устройстве мин, но, став партизаном, не только изучил все виды трофейных и отечественных мин, но и выработал тактику их применения в боевых пар­тизанских действиях. В штабе соединения всегда лежали притащенные Николаем Михайловичем мины различных образцов. В свободную от штабной и боевой работы минуту он с усердием в них ковырялся, изучая и приводя в боевое состояние. За это друзья прозвали его профессором минно­го дела. Начальник штаба Базыма, наблюдая за его опас­ной работой, частенько шутил: «Ох, Николай, чует мое сердце, что своими минами ты отправишь всех нас со шта­бом на небеса». Курс был вместе с Ковпаком с первых дней организации Путивльского отряда. Организация пер­вой группы минеров и ее обучение — это его заслуга. Ни одна операция с применением мин и взрывчатки не обхо­дилась без его участия. Тяжело переживали Ковпак, Руд­нев и Базыма гибель этого самоотверженного бойца и за­мечательного человека.

На нашей относительно долгой стоянке в Хвощевке мы с Валентином гадали, почему мудрый Дед выбрал это не­выгодное для оборонительного боя село, и только потом сообразили, чем было вызвано его решение. Дед не хотел прорываться в обложенные вражескими войсками Брян­ские леса, не пополнив соединение боеприпасами после боя в Веселом. Пока все отряды и боевые группы занимались поисками боеприпасов и оружия, оставленного нашими ок­руженными войсками, Дед лично руководил разведыватель­ными операциями, взаимодействуя с местными — хинельскими отрядами. Приближалась весна, Ковпак задумал вместе с хинельскими отрядами разгромить вражеские вой­ска, брошенные гитлеровцами на уничтожение партизан, а затем совместно перебазироваться в Брянские леса, где с помощью партизан Брянщины организовать оборону на период распутицы. Когда мы с боями, под бомбежкой вра­жеской авиации выбрались из Хвощевки и Хинельских ле­сов, Валентин как-то сказал:

Мудрейший у нас Дед! Ведь стоянкой в Хвощевке, которая нам с тобой казалась опасной и неразумной, он решил сразу несколько важных задач. Мы запаслись бое­припасами, оружием и даже обмундированием, здорово по­щипали врага; несколько ночей нормально поспали и на­брались сил; а теперь под носом у фашистов он без потерь вывел огромное соединение из опасной зоны. Поверь мне, наш Дед после войны будет греметь на всю страну не меньше, чем Чапаев, Пархоменко или Щорс...

Дата добавления: 2015-06-28