КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Ницше и Вагнер: хроника звездной дружбы 1 страница
Рихард Вагнер оценивается Ф. Ницше как квинтэссенция современности и своеобразная «точка опоры» не только до 1878 года («шопенгауэровско-вагнеровский» период творчества философа), но и до конца жизни: эмоциональное восприятие музыки оставалось прежним, философское истолкование ее значения для немецкой культуры и человечества в целом менялось. До 1876 года музыка Вагнера для Ницше – единственный светлый блик в мрачной картине современного искусства, которое в пошлый век, полный «ненасытной жадности и всюду поспевающего любопытства», «или ничто, или нечто дурное»229. Музыка Вагнера представляется прочным мостом от «истинной», греческой культуры над «бездомным» искусством современности, не имеющим корней, к новому истинному будущему. Не случайно мысли Вагнера воспринимаются философом сверхнемецкими, обращенными к людям грядущего230. Ф. Ницше выделяет музыку Р. Вагнера из всего творческого потенциала XIX века, занятого самообольщением и самоопьянением, и называет ее единственно деятельной, плодотворной жизнью, которая породит многообразие форм. «Обращение» Ницше, начатое «Тристаном и Изольдой»231, завершило июльское прослушивание «Мейстерзингеров» в Дрездене в 1868 году. Р. Вагнер в этот период находился в зените славы: музыкант и поэт, публицист и философ, революционер в Дрездене и королевский любимец в Мюнхене, он и музыкой, и романтической биографией давал 229 Ницше Ф. Рихард Вагнер в Байрейте // Странник и его тень, М., 1994. С. 104. 230 Указ. соч. С. 138. 231 Слуховой опыт Ф. Ницше, поклонника утонченно-рефлексивной музыки Шумана, заставлял его поначалу неоднозначно воспринимать некоторые музыкальные драмы Вагнера: например, в отзыве о «Валькирии» 1866 года наряду с «большими красотами» упоминаются и «столь же заметные недостатки» (Ницше Ф. Письма. С. 40). повод для дискуссий. Последовавшее за посещением оперы личное знакомство с ее автором вызвало у Ф. Ницше убеждение, что Р. Вагнер воплощает в себе идеальный тип человека, и превратило философа в его восторженного адепта. Об этом говорит тот факт, что молодой базельский профессор в качестве друга семьи корректировал и готовил к печати развернутую автобиографию Вагнера «Моя жизнь». У Ницше о Вагнере написано довольно много: от восторженных страниц «Рождения трагедии», когда композитор виделся ему новым Эсхилом в немецком искусстве, до сомнений («Рихард Вагнер в Байрейте») и насмешливых парафраз на «музыку будущего» («По ту сторону добра и зла: прелюдия к философии будущего») и «Гибель богов» («Сумерки идолов») и, наконец, до резких в своей разоблачительной направленности страниц «Казус Вагнер» и компилятивно-утвердительного «Ницше contra Вагнер». Что касается композитора, то в его литературных трудах имя Ницше не упоминается; информацию о взаимоотношениях «друзей – врагов» предоставляет только эпистолярное наследие и (косвенно) статья «Публика и популярность» (1878). Ницше и Вагнера сблизила присущая романтизму в целом многомерность гуманитарных дарований. В этом плане «многоголосные» Вагнер и Ницше отличаются только отношением к педагогической деятельности. «Кафедрой» Вагнера была сцена оперного театра; в одном из адресованных молодому базельскому профессору писем встречается полная шутливого недоумения фраза «Какой бес сделал из Вас только педагога!» 232. Фундамент их восьмилетней дружбы был основан на взаимном увлечении философией А. Шопенгауэра. Под влиянием последней Р. Вагнер сформировал концепцию «Тристана и Изольды», Ф. Ницше не избежал его идей в «Рождении трагедии». Шопенгауэр был «настоящим 232 Свасьян К.А. Примечания к кн.: Ницше Ф. Сочинения. Т. 2. С. 819. даром неба» для Вагнера233 (ему посвящен стихотворный цикл «Кольцо нибелунга», его портрет кисти Лентона был единственной картиной над письменным столом композитора) и «последним великим европейцем среди немцев» («Сумерки идолов») для Ф. Ницше. С А. Шопенгауэром обоих мыслителей сближает вера в превосходство в миропознании интуиции над интеллектом, эмоционального начала над рациональным и связанное с этим отношение к музыке как наивысшему из искусств, наиболее раскрывающему сферу чувства. Ранний Ницше воспринимал Вагнера и Шопенгауэра как олицетворение «германской жизненной серьезности» и видел в Вагнере гениальную целостную личность, нравственность которой проходит через жизнь, литературные тексты и музыку234. Ницше заимствовал у старшего друга стремление к созданию искусства будущего как залога спасения человечества и обращение к греческой трагедии как его прототипу. У Вагнера это выразилось в разработке жанра музыкальной драмы, которая объединяет композитора и либреттиста в одном лице (начиная с «Лоэнгрина»). Ф. Ницше увидел в искусстве трагедии модель трагедии жизни, рожденную из духа музыки. Идеальная сценическая форма виделась обоим мыслителям как результат взаимодействия сил Диониса и Аполлона. Для Р. Вагнера уже к концу 1840 годов доминирующим в этой дихотомии был образ Аполлона – победителя хаоса. В начале 1870 годов в базельских докладах о греческой культуре Ницше акцентирует образ Диониса, в финале «Рождения трагедии» призывает принести жертву в храме обоих богов, а в позднем творчестве объединяет в многогранном облике Диониса аполлонические и дионисические качества. В произведениях Ницше и Вагнера неоднократно ставится проблема соотношения государства и культуры. Вагнер, апеллируя к 233 Из письма Р. Ватера Ф. Листу около 1854 года (Вагнер Р. Письма. Дневники. Обращение к друзьям. С. 102). 234 Ницше Ф. Письма. С. 65. Позже Вагнер станет для Ницше «целой испорченностью». роли искусства в греческом обществе, отождествлял процветающее государство и олицетворяющую его культуру. С этих позиций современная Германия выступала для него объектом критики, поскольку синтетическое сценическое искусство, «запатентованное» непревзойденной античностью, имело немного национальных представителей. Этим объясняется мессианизм Вагнера, многогранно реализовавшего идею Gesamtkunstwerk. Вагнер полагал, что Германию не затронули процессы разложения христианской культуры, и поэтому эта страна, свободная от воздействия «романского» духа, имеет шансы создать «музыку будущего», в своей идейной основе производную от греческой драмы. Идея Вагнера была оформлена в рамках байройтского предприятия; с 1876 года эстетический феномен Вагнера получил государственное, а с момента постановки «священной мистерии» «Парсифаль» – и культовое обоснование. Вагнер отстаивает идею христианского культурного государства, актуальную для внутренней политики Германии XIX века. Идеалом прусского короля Фридриха Вильгельма IV было «христианское государство». Его преемник представлял себе идеал как «свободное германское имперское государство, которое, в истинном смысле этого слова, должно маршировать на передней линии цивилизации и быть в состоянии развивать и высветить все благородные идеалы современного мира так, чтобы через германское влияние гуманизировать весь остальной мир, облагородить нации и народы, отклонив их от фривольных французских тенденций. В таком государстве нам следует обрести оплот против социализма, и в то же время нация избавится от нагнетания бюрократии, деспотизма и доминирования клерикалов»235. В ранней статье «О сущности немецкой музыки» (1840) Р. Вагнер утверждает, что в Германии, в связи с политической раздробленностью 235 Bergmann P. Nietzsche, Friedrich III and the Missing Generation in German History // Nietzsche-Studien. 1988. Bd. 17. P. 210. страны, музыка выполняет священную объединяющую функцию, и немец относится к музыкальному искусству с благочестивой одержимостью, «как к некой святыне»236. Эта мысль получает развитие в «Государстве и религии» (1864): по Вагнеру, граждан объединяет в государство патриотический и религиозный порыв, причем проводником религии в рамках государственности должно стать искусство – «друг-утешитель в жизненных невзгодах»237. Работа «Немецкое искусство и немецкая политика» (1867) дополняет, что ведущую роль в культивации религиозных и художественных запросов человечества призван сыграть театр: ему надлежит облагородить немецкий национальный дух. Байройт представил вагнеровский образец государственной культуры. В статье «Искусство и религия» (1880) педалируется культовое происхождение профессиональной музыки и идеальное соответствие музыкального искусства духу христианства 238. Жанр мистерии стал для Вагнера образцом священного действа, синтезирующего религиозную и государственную идею в художественно совершенной форме (царство Грааля в «Парсифале»). Мифолого-христианская модель творчества Вагнера, построенного на сюжетах из германского средневековья и воспевающего неразделимость любви и смерти (в «Тристане и Изольде» и «Парсифале»), имеет «охранительный» характер по отношению к складывающейся в этот период единой германской империи. Ницше, поначалу поддавшись обаянию идей и музыки Pater Seraphicus239, затем модулировал в гречески-дионисийскую «трагическую» тональность трактовки проблемы. Причина этого усматривается в растущем разочаровании современной Ницше государственной системой. 236 Вагнер Р. Избранные работа. М., 1978. С. 54. 237 Вагнер Р. Избранные статьи. М., 1935. С. 86. 238 Вагнер Р. Указ. соч. С. 85-87. 239 Ницше обыгрывает заключительную сцену второй части «Фауста» Гёте, не оставляющую Детство Ницше прошло в Наумбурге – королевском владении, основанном Гогенцоллернами и преданном их династии. Фридрих Вильгельм IV оказывал покровительство отцу Ницше, и лютеранский пастор назвал первенца в его честь. Ницше принимает участие в франко-прусской войне, считая это своим прямым долгом и идентифицируя свое поколение со студентами 1813 года и их борьбой против Наполеона. Он чрезвычайно удивляется, когда далеко не все его друзья следуют его примеру, а почитаемая им Козима Вагнер настаивает в письмах, что «сейчас не 1813 год»240. Ницше воспринимает эту войну состязанием между французской и германской культурами и пишет матери: «Она касается нашей культуры и ради этого никакая жертва не может оказаться слишком велика»241. Разделяя политику Бисмарка, его стремление создать империю под эгидой Пруссии, Ницше пишет: «Мы достигли успеха, он в наших руках, но до тех пор, пока Париж останется центром Европы, все будет по-старому. Надо употребить все силы для того, чтобы разрушить это равновесие, во всяком случае, попытаться сделать это»242 По мнению Ницше, поставленная государством задача создания национальной высокой культуры не получает реальных результатов, поэтому необходимы активные действия, прежде всего – личные. Знакомство с Р. Вагнером побудило философа сделать генеральным направлением своих размышлений искусство, а конкретнее – взаимосвязь искусства и жизни в различные исторические эпохи. Уже в 1870 годы постепенно формулируется одна из основных лейттем творчества философа – сравнение великого искусства и культуры Древней Греции с положением дел в этой области в Германии XIX века и поиск путей выхода из очевидно кризисной ситуации. В письме К. Герсдорфу от 7 ноября 1870 года Ницше пишет: «Как бы нам за наши 240 Цит. по кн.: Bergmarm P. Nietzsche, Friedrich III and the Missing Generation in German History // 241 Ibid. 242 Галеви Д. Жизнь Фридриха Ницше. Рига, 1991. С. 35. непомерные национальные успехи не пришлось заплатить слишком большую цену в той самой сфере, где я категорически не желаю мириться ни с какими убытками. Скажу откровенно: нынешнюю Пруссию я считаю силой, которая чрезвычайно опасна для культуры. Пороки школьного образования я хотел бы как-нибудь позднее разоблачить публично; с религиозными интригами, которые сейчас ведутся в Берлине в пользу католических церковных властей, пусть разбирается кто-нибудь другой. Положение сейчас действительно тяжкое, и нам следует быть в достаточной степени философами, чтобы посреди всеобщего опьянения сохранять благоразумие, дабы не пришел вор и не украл у нас то, что для меня не идет ни в какое сравнение с величайшими военными успехами и даже со всем этим национальным подъемом»243. Победу в франко-прусской войне Ницше считает пирровой в отношении культуры: «Еще одна такая победа и останется только германский рейх, но само германское начало будет уничтожено!»244. Обратная пропорция культурного и политического расцвета только акцентирует для философа значение французской культуры после проигрыша Франции Германии в 1870 году. Вернувшись в Базель, Ницше воспринимал себя заслуженным ветераном и совестью своего поколения. Он занял позицию отрицания по отношению к государственной политике: не принял возвышение Вильгельма I до германского императора и не признал легитимность германского Рейха. Некоторое время созвучный идеям Вагнера философ полагал, что главной государственной задачей на данный момент является перевоспитание молодежи с помощью театра. В вагнеровском театре он видел воплощение античного, в котором музыка создавала поле взаимодействия сравнительно обособленных форм художественного мышления – религиозного дионисического экстаза, 243 Ницше Ф. Письма. С. 76. 244 Ницше Ф. Полное собрание сочинений. Т. 7. С. 525. поэтического и танцевально-мимического начал. В письме Герсдорфу от 11 апреля 1869 года встречается фраза, в какой-то степени объясняющая нонкорформизм Ницше: «Мне бы хотелось быть чем-то большим, чем воспитателем старательных филологов: поколение учителей современности... – вот что занимает мою душу и помыслы»245. В другом письме он ожидает «появления совершенно новой культуры», если хотя бы «сотня людей из ближайшего поколения получит от музыки то, что получаю от нее я»246, имея в виду музыку Вагнера. Ницше сделал мишенью своих нападок младогегельянца Д. Штрауса как олицетворения эстетических претензий на «культурное государство», провозглашенное партией кронпринца Фридриха; он ответил гневным письмом издателю «Im Neuen Reich», эстетического рупора партии кронпринца, на критику Р. Вагнера на страницах журнала. Он планировал осудить Страсбургский университет – новую эмблему либерального империализма и лидера прусской образовательной системы – и одногодичное волонтерство, связывавшее образовательное продвижение с военными привилегиями. Эти планы не осуществились, но «антиштраусовская» деятельность Ницше была замечена официальной Германией, и Ницше, находящийся вне Рейха, но внутри германской культурной проблематики, в 1873 году получил клеймо «врага нашей культуры» на страницах журнала «Grenzboten»247 (его издателем был сторонник кронпринца Фридриха Г. Фрайтаг). В «Сумерках идолов» Ницше подтверждает свою позицию: «Культура и государство... – антагонисты: «культурное государство» есть только современная идея»248. Байройтский гешефт показал для Ницше невозможность существования государственной культуры, объединившей
245 Ницше Ф. Письма. С. 64. 246 Цит. по кн.: Свасьян К.Л. Примечания // Ницше Ф. Сочинения. Т. 1. С. 780. 247 Резюме этой статьи «Ницше и немецкая культура» Ницше дает в письме К. Герсдорфу от 27 октября 1873 года: «сам я объявлен врагом немецкой Империи, примкнувшим к Интернационалу».Цит. но кн.: Свасьян К. А. Примечания // Ницше Ф. Сочинения. Т. 2. С. 808. 248 Ницше Ф. Сочинения. Т. 2. С. 591. художественный и священный смысл. Модель творчества Ницше можно назвать мифологично-антихристианской: в «Рождении трагедии» сквозь призму прометеевского мифа и баланса аполлонического и дионисического начал показана греческая мифология; «Так говорил Заратустра» воспринимается «персидским» противовесом Библии. Основой подлинной культуры Ф. Ницше и Р. Вагнер полагали миф. Вагнер первым создал развернутую мифологическую систему в немецком искусстве XIX века, начав процесс художественной ремифологизации XX века, в который внес свою значительную лепту и Ф. Ницше. По образному выражению Вяч. Иванова, Вагнер «над темным океаном Симфонии… разостлал сквозное златотканое марево аполлинийского сна – Мифа»249. Ницше видел в Вагнере возвращение к дионисическому германскому мифу, позволяющее сокрушить неродные для Германии музыкальные жанры (прежде всего итальянскую модель оперы) и художественно осуществить германский дар250. Вагнер воспринимался началом новой немецкой музыки, развитием традиций Г. Шютца, И.С. Баха, Л. Бетховена, «гармоническим дуэтом высшего дионисийски-аполлинийского искусства»251. Мыслителей роднит творческая разработка темы судьбы человеческой личности в современном мире. Определяющим началом в человеке, будь то «человек прекрасный и сильный» Р. Вагнера или «халкионический дионисиец» Ф. Ницше, они признавали не разум, а иррационально-инстинктивное (Ф. Ницше) и неконтролируемо- эмоциональное (Р. Вагнер) начало. Задолго до Ницше Вагнер заявил о переходной форме современного цивилизованного человека, который занимает промежуточное положение между «сильным первобытным предком и прекрасным человеком будущего»252. 249 Иванов Вяч. Вагнер и Дионисово действо // Он же. Родное и вселенское. М., 1994. С. 35. 250 Ницше Ф. Полное собрание сочинений. Т. 7. С. 221-222. 251 Роде Э. Реферат для воскресного приложения к «Северогерманским всеобщим известиям» // 252 Вагнер Р. Избранные статьи. М., 1935. С. 82. Некоторое время Ницше и Вагнер были единомышленниками в понимании «человека гения», противостоящего «людям толпы». В творчестве композитора эту смысловую нагрузку выполняет образ центрального героя тетралогии «Кольцо нибелунга» – бесстрашного Зигфрида, готового провести жизнь в сражениях за справедливость, способного на истинное чувство гордого сына природы, далекого от пороков цивилизации. «Лучезарный Зигфрид» из рода Вельзунгов (Вольсунгов), излюбленный герой немецких народных сказаний, в XIX веке стал самым популярным символом национальной гордости и самосознания. В начале века образ Зигфрида олицетворял освободительную борьбу Германии против Наполеона: когда в 1812 году Л. Уланд написал стихотворение «Меч Зигфрида», народ сразу же подхватил его и сделал своей песней. С Зигфридом ассоциируется образ родины, побеждающей врагов, в стихотворении Г. Гейне «Германия» (1840). Наконец, его стали связывать с героями революционных событий 1848-1849 годов. Ф. Ницше упоминает этот образ в «Опыте самокритики», говоря об «истребителях драконов», молодых романтиках, которым он рекомендует искусство «посюстороннего утешения»253. Подлинным героем Ф. Ницше стал Дионис в своих различных воплощениях – Прометей, Заратустра. Литературные произведения Вагнера и Ницше можно считать кульминацией оппозиционной филистерству романтической эстетики XIX века. Критическая оценка современного общества, обличение декаданса как порочного состояния культуры, пропитывающий их творчество «яд ненавистнической любви» непереносим для мещанина даже «семи культурных пядей во лбу»254. В литературно-критических трудах Р. Вагнера декаданс понимается как негатив, который следует преодолеть немецкому обществу и искусству. Истинная цель 253 Ницше Ф. Сочинения. Т. 1. С. 56. 254 Лосев Л.Ф. Исторический смысл эстетического мировоззрения Рихарда Вагнера // Философия. Мифология. Культура. М., 1991. С. 275. современного искусства, по Р. Вагнеру, есть индустрия, ее моральная цель – приобретение денег, ее эстетический смысл – развлечение скучающих. Если искусство греков было консервативно как достойное выражение настоящего, современное искусство в его подлинных образцах революционно, так как оно существует в противовес действительному обществу. Ф. Ницше развивает идеи Р. Вагнера о возрождении настоящего искусства и через него – будущего гармоничного общества, но его критика современности приобретает всеобъемлющий характер, имея отношение не только к искусству, но и к наукам и политике. Первой трещинкой в отношениях Ф. Ницше и Р. Вагнера стало различное понимание философии А. Шопенгауэра, а именно, ее пессимистической тональности и атеистической направленности. Вагнер, одинокий в своих творческих замыслах, всегда нуждавшийся, временно вынужденный покинуть родину в связи с участием в Дрезденской революции 1848 года, находил пессимистическое мироощущение чрезвычайно созвучным себе. Ницше в позднем творчестве выступает против любого пессимистического искусства в духе Шопенгауэра, считая его противоречием в самом себе, искусством «спасения от жизни». Романтический пессимизм был переволен философом в метафизике трагического оптимизма и обосновании идеала сверхмужественного, полного жизни человека, стремящегося к вечности. С этим связано и различие в понимании трагедии, которая мыслится Ницше как волевое утверждение личности, а не путь к мировой катастрофе («Кольцо нибелунга»). Идеи Шопенгауэра о необязательности всеобщих для человечества нравственных нормативов устранили догму нормы с пути к переоценке ценностей Ницше. Однако сам Шопенгауэр остался приверженцем морали, – вызвав тем самым осуждение Ницше, призывавшего к освобождению от традиционной (христианской) морали, «чтобы суметь морально жить»255. Р. Вагнер, относившийся к христианству в период 1848-1854 годов отрицательно, затем «пал ниц перед католичеством». Появление «Парсифаля» стало завершением разрыва Ф. Ницше и Р. Вагнера. Христианский настрой этого произведения, пронизанного этикой сострадания, и отказ главного героя от активной борьбы не мог вызвать сочувственного отношения у автора «Антихриста» и «Заратустры». Трактовка «Парсифаля» как религиозной мистерии сохраняется вплоть до второй половины XX века, когда немецкий режиссер Г. Купфер осуществляет новаторскую постановку этой музыкальной драмы. Он выстраивает христианскую концепцию оперы конкретно-исторически в свете ее имманентных общественных связей, «осовременивая» действия вагнеровских героев с проекцией на «железный» век создания произведения. В постановке Г. Купфера акцентированы моменты жестокости христианской морали (например, сказавшейся в отношении рыцарей Грааля к кающемуся Клингзору, согрешившему Амфортасу); образ Парсифаля приобретает значение провозвестника нового человеческого братства без угнетения и убийств и избавителя не только мира, но и царства Грааля от монашеской изоляции. Ф. Ницше высоко оценил музыкальные достоинства «Парсифаля» и его «высочайшую поэзию»: «я не знаю другого <произведения>, которое столь глубоко впитало бы в себя христианство и вызывало бы столь пронзительное сопереживание»256. Однако сам жанр христианской мистерии явственно показал отказ Вагнера от греческого трагедийного образца. Ф. Ницше отталкивали и некоторые личные черты Р. Вагнера: его расистские и антисемитские высказывания, ироничность по отношению к композиторским амбициям философа, проявления его гражданской позиции. Различие между натурами Вагнера и Ницше подчеркнула 255 Ницше Ф. Сочинения. Т. 1. С. 25. 256 Ницше Ф. Полное собрание сочинений. Т. 12. С. 181. война 1870 года. Неудачный военный опыт Ницше необратимо подорвал его здоровье. Отстраненность Р. Вагнера от проблем войны, непонимание ее трагического значения в разрушении картины жизненной прочности выразилось в создании им после капитуляции Франции полного острот либретто для не увидевшей свет оперы «Капитуляция» с подзаголовком «Комедия по Аристофану». Разница в возрасте Вагнера и Ницше способствовала различной степени непосредственности реакции на события внутренней и внешней германской политики. Ницше счел для себя невозможным оставаться в тылу, музыкально выразив готовность к защите отечества в сочиненной в августе 1870 перед отбытием на фронт песне для мужского хора «Прощай, я сейчас уезжаю» (Ade ich тиβ nun gehen). Вагнер написал по случаю победы Германии «Имперский марш» (Kaisermarsch) с финальным хором, восхваляющим кайзера Вильгельма I: его исполнение украсило церемонию закладки фундамента Байройтского театра. В сущности, разрыв этих гениально одаренных творческих натур был обусловлен атональным характером их взаимоотношений (как заметил О. Шпенглер, «кем был бы Ницше, не будь у него Вагнера!»)257. Каждый из них, искренне восхищаясь другим, стремился находить в творчестве этого другого подтверждение и развитие собственной эстетической концепции, поскольку стоявшая перед ними цель – спасение человечества – была столь грандиозна, что для ее достижения требовались все средства. А. Веберн в лекциях о музыке подчеркивал внемузыкальный, идейно-философский фундамент дружбы Ницше и Вагнера258. Путь к новому обществу и культуре лежал через решение проблемы человека – «стесненного и безвыходно чувствующего себя индивидуума, распятого между двумя великими эпохами»259 – 257 Свасьян К.А. Освальд Шпенглер и его реквием по Западу // Шпенглер О. Закат Европы: в 2 томах. 258 Веберн А. Лекции о музыке. Письма // Звучащие смыслы: Альманах. СПб., 2007. С. 428. 259 Лосев А.Ф. Исторический смысл эстетического мировоззрения Рихарда Вагнера // Философии. человеческого прошлого с частными революциями, не достигшими цели, и чаемой в неопределенном будущем космической общечеловеческой революцией. Р. Вагнер избрал в качестве идеала чистую, то есть обобщенную человечность, попеременно находя ее в аттической трагедии («Искусство и революция»), немецкой мифологии (Зигфрид как «истинный человек вообще»), средневековой легенде (христианский «святой простец» Парсифаль). Этому идеалу соответствуют сквозные для творчества Р. Вагнера мотивы самоотречения и искупления мира. Целью Ф. Ницше стал сверхчеловек, освобожденный от несовершенства человеческой природы, то есть добровольного несения груза моральных предрассудков: в «Рождении трагедии» его предшественником был простец-сатир, воплощение Диониса, на страницах поздних произведений появляется дионисический сверхчеловек. Ф. Ницше называет сострадание смертоносной силой (Бог умер от сострадания к человеку), добродетелью с позиции нигилистической философии, кредо которой – «отрицание жизни». Расхождение между романтическим вагнеровским искусством, прорицающим гибель всей упадочной современной культуре, и собственной позицией «апостола воскресшего искусства» Ницше осознал уже в четвертом «Несвоевременном размышлении», в котором, по словам Г. Галя, сделался из Павла Савлом260. Ф. Ницше видел в соперничестве путь к познанию себя, поскольку развитие культуры человечества происходило для него посредством художественного агона. «Художник как участник состязания у нас редок – отсутствие великих: Гомер и Гесиод, Шиллер и Гёте»261, – замечает ранний Ницше; безусловно, он мог бы добавить к этому ряду равновеликих соперников Вагнера и Ницше. Р. Вагнер же, 260 Галь Г. Брамс. Верди. Вагнер. Три мастера – три мира. М., 1986. С. 261 Ницше Ф. Полное собрание сочинений. Т. 7. С. 356. привыкший к обожествлению себя окружающими, не предполагал творческого состязания. Отдавая должное Ф. Ницше, восхищаясь его эрудицией, нестандартностью творческого мышления и поэтической стилистикой сочинений, он хотел видеть в молодом философе своего адепта-пропагандиста. И все же при всех расхождениях между Ф. Ницше и Р. Вагнером композитор стал для мыслителя важнейшим событием жизни и культуры, определившим понимание музыки как вида искусства с точки зрения ее значения для человечества. «Диалог» Ницше с Вагнером продолжается и после 1876 года: особенно заметно это в «Заратустре», где композитор присутствует в образе «старого чародея» (намек на Клингзора из «Парсифаля»). Например, в четвертой главе, когда Заратустра приветствует своих гостей – высших людей, он намеревается говорить с ними «по-немецки и ясно». «По-немецки и ясно? Боже упаси! – сказал тут король слева в сторону; заметно, он не знает милых немцев, этот мудрец с востока!»262. Ницше обыгрывает здесь звучащие в статье Вагнера «Что такое немецкое» (1878) формулировки «по-немецки и ясно» и «по-немецки и великолепно»263. В соответствии с «европейской» позицией этого периода философ завершает этот ряд следующей фразой: «Но он хочет сказать «по-немецки и грубо» – ну что ж! По нынешним временам это еще не худший вкус!». Важной причиной первоначального сближения Ф. Ницше и Р. Вагнера явилась опора последнего на греческую «высшую» культуру. В «Рихарде Вагнере в Байройте» говорится о запечатлении на ее величественном здании «рун» вагнеровского духа264. Влюбленный в античность Ф. Ницше какое-то время в связи с этим видел в 262 Ницше Ф. Сочинения. Т. 2. С. 203. 263 Грубер Р. Рихард Вагнер (1883 – 1933). М., 1934. С. 120. Вагнер говорит о распространении
Дата добавления: 2015-06-28; Просмотров: 1712; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |