Буржуазная историография

В. О.Ключевский (1841 — 1911).

Либеральная историче­ская наука России во второй половине XIX в. представлена в творчестве Василия Осиповича Ключевского, который испы­тывал влияние буржуазных реформ 60—70-х годов, общест­венного движения тех лет, что отразилось на его историче­ских взглядах. Именно 70—80-е годы являются вершиной творчества ученого, хотя позже историк переживет и второй, более сложный рубеж в истории России, — период вступле­ния ее в империализм.

Родился В. О. Ключевский 16 января 1841 г. в семье бед­ного приходского священника. Местом рождения принято считать с. Воскресенское Пензенского уезда Пензенской гу­бернии на том основании, что так было записано в метриче­ской записке. Однако близкий к семье Ключевских И. А. Артоболевский (позже профессор Духовной академии) писал, что он родился в Пензе в доме отца матери Анны Федоров­ны.

Первые 4 года детства Василия Осиповича прошли в с. Воскресенском. В 1845 г. отец переводится в другое место — в Городище, а через год — в с. Можаровку, где семья прожи­ла 5 лет.

В детстве В. О. Ключевский очень любил сказки, кото­рые моментально запоминал. Обучением мальчика занимался отец. Сохранилось свидетельство, что интерес к истории был пробужден у него еще в детстве отцом, которого он лишился рано — в 9 лет. Погиб отец в возрасте 34 лет. Смерть одного из родителей вызвала потрясение у мальчика. Последствием душевной травмы было небольшое заикание, которое прояв­лялось только в том случае, когда Ключевский нервничал. Трагическое событие заставляет семью переехать в Пензу к родственникам.

Пережитое, хлопоты о переезде в город и новом устрой­стве семьи задержали начало обучения В. О. Ключевского. Лишь в сентябре 1851 г. он поступил сразу во второй класс Пензенского духовного приходского училища, где провел всего год. С 1852 по 1856 гг. Василий Осипович находился в Пензенском уездном духовном училище, а в 1856—1869 гг. — в духовной семинарии. Учебные заведения, среда, в которой находился будущий историк, оказали влияние на формиро­вание его воззрений. Для Ключевского годы обучения были весьма насыщенные, особенно в отношении общественных воздействий на молодого семинариста.

Однако перспектива стать священнослужителем не при­влекала В. О. Ключевского. Увлечение с детства историей стало для него определяющим в дальнейшей судьбе. Мотиви­ровав невозможность быть священнослужителем по состоя­нию здоровья, В. О. Ключевский сумел уйти из духовной се­минарии и осенью 1861 г. стал студентом историко-фило­логического факультета Московского университета.

В 1862 г. Ключевский высказывает свое сочувствие статьям Н. Г. Чернышевского в «Современнике». Василий Осипович знал А. П. Щапова по его выступлению по бездненскому делу, одно время входил в ишутинский кружок. Однако все это не оставило глубокого следа в воззрениях историка. В. О. Ключевский встал на либеральные позиции и всецело сформировался в рамках буржуазной историогра­фии, под влиянием ее ведущих представителей. Годы же на­учной зрелости ученого приходятся на период нарастания новых противоречий, на период усиления борьбы пролета­риата и, в целом, революционного движения.

Будучи студентом, Ключевский учился у великого знато­ка классической древности Леонтьева, ведущего специалиста по древнерусской словесности Ф. И. Буслаева, крупного зна­тока языков Иванова. Но главными учителями Ключевского были С. М. Соловьев и Б. Н. Чичерин.

Василий Осипович принял общий взгляд своих предше­ственников на исторический процесс и стремился его углуб­лять, дополнять, исправлять и перерабатывать. В сущности, В. О. Ключевский продолжал дело развития либеральной ис­ториографии, начатое с таким успехом С. М. Соловьевым у истоков капиталистической эпохи в России, и отразил новые явления, присущие взглядам буржуазных ученых в конце XIX — начале XX вв.

В мае 1865 г. В. О. Ключевский окончил Московский университет со степенью кандидата и, по предложению С. М. Соловьева, был оставлен при кафедре русской истории для подготовки к профессорскому званию. В период подготовки к магистерским экзаменам он вел исследовательские работы, написал статью «Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в Беломорском крае», где нарисовал яркую кар­тину истории заселения и хозяйственной жизни русского се­вера. Источниками были жития святых Зосимы и Савватия и рукописный сборник соловецких грамот. Это исследование определило и тему магистерской диссертации: «Древнерус­ские жития святых как исторический источник».

В. О. Ключевский проделал огромную работу над этими источниками, прочитал и обработал много списков житий святых (около 5 тыс.). Уже в ранних публикациях виден та­лантливый исследователь и тонкий знаток исторических ис­точников. В исторических изысканиях ученого значительное внимание уделяется истории церкви. Так, в магистерской диссертации В. О. Ключевский освещает участие монастырей в колонизации Северо-Восточной Руси, хозяйственную дея­тельность церкви и пытается показать социально-экономиче­скую функцию духовенства как сословия. Такая трактовка темы отличает исторические взгляды исследователя от воз­зрений представителей государственной школы, С. М. Со­ловьева. В своих трудах Ключевский дает и внутреннюю кри­тику житий как источника. Труд историка является методо­логическим достижением в научно-исследовательской работе. Что же касается содержания магистерской диссертации, то она сохраняет теорию С. М. Соловьева —

Б. Н. Чичерина за основу русского исторического процесса.

8 июня 1871 г. В. О. Ключевский защитил магистерскую диссертацию и был избран советом Московской духовной академии на должность приват-доцента. В Московской ду­ховной академии он проработал без перерыва 36 лет, то есть до 1906 г. Научная работа Ключевского определила и в даль­нейшем основное направление исследовательской деятельно­сти ученого. Две диссертации (магистерская и докторская), 4 части курса по русской истории и большая часть монографий и статей В. О. Ключевского были посвящены древней допет­ровской истории Руси и истории времен Петра I.

Защита диссертации имела важные последствия для слу­жебной карьеры В. О. Ключевского, потому что держать в репетиторах магистра было неудобно, и пожилой

С. М. Со­ловьев, давно подумывающий о своей разгрузке, уступил ему кафедру в Александровском военном училище, тем более что фактически с 1871 г. Ключевский его заменял, читая курс лекций по всеобщей истории. В военном училище историк преподавал 16 лет.

Летом 1872 г. В. О. Ключевский дал согласие своему дру­гу В. И. Герье взять на себя чтение лекций на Московских высших женских курсах, где проработал 15 лет.

Таким образом, Василий Осипович в начале 70-х годов стал читать лекционные курсы в трех высших учебных заве­дениях Москвы. Впервые открылся для всех его изумитель­ный дар лектора, началось накопление знаний и научных вы­водов, которые позже легли в основу знаменитого «Курса русской истории».

На очереди у историка теперь было другое — докторская диссертация о Боярской думе, над которой он работал 10 лет. Незадолго до завершения научного исследования Ключев­ского, в октябре 1879 г., умер его учитель С. М. Соловьев, и В. О. Ключевский, по праву, стал его преемником на кафедре русской истории Московского университета.

Защита докторской диссертации состоялась в сентябре 1882 г. в МГУ. В ноябре Ключевский стал профессором ка­федры.

В плане научной проблематики В. О. Ключевский зани­мался теми же вопросами, что и С. М. Соловьев, но он отошел от своего наставника по ряду положений. Общественное движение 70—80-х годов усилило социальные мотивы в ис­следованиях ученого. Он обращается к социально-экономи­ческой истории, но весьма своеобразно, рассматривая эту тему сквозь призму политической истории. Так, в «Боярской думе» исследователь поставил своей задачей изучить «социальный состав управления, общественные классы и ин­тересы, которые за ними скрывались и через них действова­ли».

Таким образом, В. О. Ключевский в это время ввел новое в либеральную историографию — поставил социальные про­блемы, вопросы по истории классов и сословий, в то время как представители государственной школы сводили все толь­ко к государству.

Социально-экономическая проблематика отчетливо видна в работах ученого 80-х годов: «Боярская дума Древней Руси» (1881), «Русский рубль XVI—XVIII вв. и его отноше­ние к нынешнему» (1884), «Происхождение крепостного пра­ва в России» (1885). Работы Ключевского этого периода говорят о расцвете научной деятельности историка. Позже за 20 лет от не издаст ни одной монографии, и его работа над «Курсом русской истории» сведется во многом к литератур­ной обработке текстов 80-х годов. В трудах Ключевского на­чинает проявляться реакция против социальных мотивов «Боярской думы» и экономической тематики. Не случайно сам историк назвал свой труд «сделкой с совестью».

В 90-е годы XIX в. на арену политической борьбы вы­ступил пролетариат, появляется новое марксистское направ­ление в отечественной историографии, а В. О. Ключевский резко поворачивает назад, к старой буржуазной схеме. Уче­ный окончательно отказывается от научного синтеза, тем самым, завершая поступательное развитие либеральной исто­риографии, в которой появляются черты противоречивости и кризисные явления.

В 1894 г. ученый опубликовал «Похвальное слово Алек­сандру III», которое глубоко возмутило передовое студенче­ство. В период контрреформ, временного оживления буржу­азного либерализма Ключевский делает попытку историче­ски обосновать дальнейшие буржуазные реформы, прими­рить создававшиеся противоречия, и это определяет проти­воречивость его взглядов, о которых речь будет идти дальше. В 1906 г. историк баллотировался в I Государственную думу по списку кадетской партии, но неудачно.

Умер В. О. Ключевский 12 мая 1911 г. и был похоронен на кладбище Донского монастыря.

Как и С. М. Соловьев, В. О. Ключевский начинал научные за­нятия с осмысления общих принципов познания прошлого. Теоретическими основами его воззрений был позитивизм. Позитивизм — широко разветвленное течение в буржуазной философии. Представители его выступили с претензией под­няться выше материализма и идеализма, найти «третью ли­нию» в философии, объявляли все важнейшие проблемы фи­лософии (отношение мышления к бытию и др.) надуманны­ми, бессмысленными. По мнению представителей данного направления, философия не должна выходить за рамки «позитивного», положительного знания, то есть опытных данных науки. А науке, человеческому опыту, с их точки зре­ния, недоступна сущность вещей. Наука может лишь описы­вать внешние связи между явлениями, их последовательность, но не законы развития. Тем самым позитивисты отрицали возможность познания законов истории общества. Для них был характерен эклектизм в воззрениях. В конечном итоге, позитивисты остались на позициях философского идеализма в понимании истории. Основателем позитивизма во второй половине XIX в. был О. Конт (Франция). Большую роль в разработке идей позитивизма сыграли также Милль, Спенсер и Бокль.

В. О. Ключевский так характеризовал свое понимание истории: «Человеческая личность, людское общество и при­рода страны — вот три основные исторические силы, кото­рые строят людское общежитие». Именно позитивизм приво­дит исследователя к выделению природного фактора, значе­нию географической среды в историческом развитии, в при­знании которого Ключевский идет дальше С. М. Соловьева.

И политика, и экономика для историка — равнозначные функции духовного развития общества, развития идей, ле­жащих в основе исторической жизни. Но, располагая в рам­ках идеализма теорией, которая могла бы связать воедино многообразие реально установленных наукой факторов ис­торической жизни общества, буржуазная наука пошла по пу­ти соединения «разных факторов» плюрализма, позитивиз­ма... Определяющими факторами исторического развития у В. О. Ключевского являются в «Курсе русской истории» гео­графический и государственный.

В. О. Ключевский — позитивист. Однако в 80-е годы, под влиянием общественного движения, он сочетает позитивизм с элементами экономического материализма и приходит к но­вой проблематике и новым выводам, в отличие от своих предшественников, хотя во многом и остается на их позици­ях. Экономизм ученого явился новым шагом в плане методо­логических позиций либеральной историографии. Экономизм его заключается в том, что он пытается подойти к изучению народной жизни с ее материальной стороны, от ее экономи­ческого содержания.

В «Боярской думе» и других работах 80-х годов В. О. Ключеский исследует историю хозяйственного быта: рас­сматривает род занятий людей, свойства капитала, стремится раскрыть характер и содержание общественной жизни, опре­делить положение и роль общественных классов и сословий в русском обществе. В «Боярской думе» историк пытается про­блемы русского исторического процесса связать с историей общества. Отходя от государственной школы, В. О. Ключев­ский стремится подойти теперь не от правовой нормы, не от закона, а исследует реальные отношения. Докторская диссер­тация ученого посвящена социальной природе деятельности Боярской думы. В связи с этим проанализирована история боярства, экономической основой которого объявлялась «древнерусская боярская вотчина». В. О. Ключевский в осве­щении боярства и боярской вотчины открыл новые моменты в истории России XVI—XVIII вв.:

а) изменение состава боярства в итоге опричнины и «смуты»;

б) им отмечен и впервые сформулирован экономический кризис конца XVI в.

Непоследовательность, противоречивость взглядов В. О. Ключевского как позитивиста состоит в том, что экономиче­ский материал рассматривается им не как определяющий ис­торическое развитие общества, а лишь как один из факторов этого развития. Кроме того, фактические отношения между людьми превращаются Ключевским в норму поведения лю­дей, то есть, в сущности, правовое начало поддерживается им с другой стороны, а экономическая тематика ученого все-таки была подчинена государственной схеме.

Другой узловой темой исследований В. О. Ключевского в 80-е годы было происхождение крепостного права в России. В вопросе о закрепощении и раскрепощении сословий силой государственной власти автор расходится с теорией государ­ственной школы. Закрепощение крестьян, по его мнению, не было делом государственным, и. напрасно искать преслову­тый закон 1592 г. В. О. Ключевский пытается найти экономи­ческое объяснение закрепощения и разорения крестьян, гово­рит о том, что необходимость ссуды приводила крестьян к кабале. В такой' постановке вопроса была положительная сторона. Ученый обратил внимание на реальные условия, на то, как складываются отношения крестьян с помещиками. Но Ключевский подменил внеэкономические стороны принуж­дения, присущие феодализму, экономическими факторами зависимости. Ошибочность этого взгляда состояла в оши­бочности самого экономического истолкования. Историк смешивал фактический строй крепостничества как социаль­но-экономическую систему с системой правовых отношений. Он, вслед за государственной школой, считал крестьян до XVII в. свободной бродячей массой, а крепостная зависи­мость возникла в XVII в. одновременно с крепостным пра­вом. Ключевский социальные отношения отождествляет с правовыми нормами. В. О. Ключевский экономические при­чины превращает в правовой акт, только место закона зани­мает частная сделка — ссудная запись, кабала. Ученый пуб­личное право переносит в область частноправовых отноше­ний.

Завершающим этапом в научном творчестве В. О. Клю­чевского было написание в 1904—1911 гг. «Курса русской истории». В этой работе историк, в сущности, дальше разви­вает основные положения государственной школы, дополняя новым материалом. Во многом он отходит от своих выводов 80-х годов,

Процесс исторического развития у Ключевского состоит в непрерывном росте государства, последнее опирается на распространение великорусского народа — «поглощение встречных инородцев».

Схема истории России В. О. Ключевского возникла из попытки соблюсти принцип всесторонней характеристики каждого этапа по территориальному, социально-экономиче­скому, политическому или государственному признаку. Но основным остается географический- фактор, как главная предпосылка и государственный строй, как результат разви­тия.

Начало русской истории связано у Ключевского с призва­нием варягов и образованием Киевской Руси. Дальнейшая пе­риодизация выглядит следующим образом: 1. Русь днепров­ская, торговая, городовая (VIII—XII вв.); 2. Русь верхневолж­ская, удельно-княжеская, вольно-земледельческая (XIII — пер­вая половина XV вв.); 3. Русь Великая, Московская, царско-боярская, военно-земледельческая (вторая половина XV — 20-е гг. XVIII вв.); 4. Период Всероссийский, императорско-дворянский, период крепостного хозяйства, земледельческого и фабрично-заводского (вторая половина XVIII — первая половина XIX вв.).

В этой периодизации отчетливо выступает влияние госу­дарственной школы. Экономическая характеристика на деле подменяется правовым признаком «владения», социальная характеристика сводится к сословной, к государственно-правовой. В «Курсе русской истории» В. О. Ключевский ос­вещает, главным образом, историю государства и идейную жизнь, а народ, как ведущую силу истории, практически не видит. С. М. Соловьев считает народ движением анархии против государства, но, будучи верным историзму ученым он сохранил конкретное содержание места народа в истори­ческом развитии. В работах В. О. Ключевского говорится лишь о крестьянском движении «смутного времени»: «Настоящим царем этого люда был вор тушинский, олице­творение всякого беззакония в глазах благонамеренных гра­ждан». О восстаниях С. Разина и Е. Пугачева историк умал­чивает, а восстание декабристов рассматривает как последнее военно-дворянское движение. По его мнению, восстание де­кабристов — это историческая случайность, обросшая лите­ратурой. Ученый не находит в истории места движению на­родных масс России.

И все же историографическое значение трудов В. О. Ключевского было заметным. Работа «Курс русской исто­рии» явилась новым итогом развития исторической мысли конца XIX в. Особое научное значение имеют монографии Ключевского, посвященные народной жизни и экономиче­ской тематике.

Несомненно, В. О. Ключевский занимает ведущее место в историографии в силу его таланта, творческого характера научного мышления. В своих работах он ярко излагал идеи и факты, образно раскрывал страницы прошлого. Талант Ключевского заключался в художественном чутье народной жизни.

Отличительной чертой «Курса русской истории» было то, что историк не загонял содержание материала в заранее разработанную схему, а рассматривал этот материал в дина­мике. Все перечисленное выше придавало лекциям Ключев­ского логическую стройность и последовательность.

В устах В. О. Ключевского история «живет, горит, ды­шит». У него действующим лицом является и природа, о ко­торой он не мог не говорить в силу выделения им географи­ческого фактора. Одна из увлекательных сторон «Курса рус­ской истории» — это художественное отображение того, как сама природа России созидала ее историю.

В. О. Ключевский любил сравнения, и даже схизмы: «Государство пухло, а народ хирел», «Петр отлился односто­ронне, но рельефно, вышел тяжелым и вместе с тем вечно-подвижным, холодным, но ежеминутно готовым к шумным взрывам — точь-в-точь как чугунная пушка его петрозавод­ской отливки».

Остроумно В. О. Ключевский обыгрывает налоговую политику петровского времени: «Дивиться надо, как могли прожекторы и прибыльщики проглядеть налог на похороны. Свадебная пошлина была уже изобретена древнерусской ад­министрацией и сама по себе еще понятна: женитьба — все-таки маленькая роскошь, но обложить русского человека пошлиной за решимость родиться и позволить ему умирать беспошлинно — это финансовая несправедливость, впрочем, исправленная духовенством». Вполне понятно, что историк метким словом выражал мысли либерального идеолога и оп­ровергал крепостничество, чтобы доказать преимущества капитализма.

Итак, мы видим, что историческая концепция В. О. Клю­чевского — не застывшее, а динамическое, объективно раз­вивающееся явление. Несмотря на это, он все же не вырвался из рамок буржуазного либерализма. Ученый бился в замкну­том кругу идеалистической системы, временами надламывал стены, его теснившие, совершал прорывы, искал выходы и снова прятался в старое убежище.

Историческая концепция В. О. Ключевского не смогла вместить того нового, к изучению которого пришел он сам, и интерес к чему пробудил у тысяч своих читателей и слушате­лей. Ключевского, как истинного исследователя, влекли со­циальный строй России, его отражение в государственных учреждениях, взаимоотношения общественных классов, со­словий и групп, но попытка заново пересмотреть устаревшую методологию исследования закончилась неудачей.

Вклад В. О. Ключевского в науку велик. Он дал историо­графии одну из самых ярких концепций русской истории — противоречивую, недосказанную, но полную проблем. В этом заключается научное завоевание историка и его вклад в оте­чественную историографию.

О так называемой «научной школе» В. О. Ключевского можно говорить условно, она не была единой, потому что часть учеников ученого, порвав с идеалистической методоло­гией, встала на марксистские позиции и после 1917 г. стояла у истоков советской исторической науки (М. Н. Покровский, С. В. Бахрушин и др.). Другая группа, во главе с П. Н. Ми­люковым, продолжала развивать идеи буржуазной историо­графии в период империализма, отражая в своих трудах чер­ты противоречивости и кризисности в новых исторических условиях.

Н. И. Костомаров (1817 — 1885). Видным представителем либеральной исторической науки в России в пореформенное время, пользовавшимся популярностью среди либерально настроенной интеллигенции вследствие критического изо­бражения прошлого самодержавия, был Николай Иванович Костомаров. С юности ученый проявил интерес к истории народного творчества и быта, особенно украинского. Исто­рик вошел в Кирилло-мефодиевское общество, был аресто­ван, но, в отличие от жестоко репрессированного Т. Шевчен­ко, как либерал, был сослан лишь в Саратов. Там Н. И. Кос­томаров познакомился с Н. Г. Чернышевским. Знакомство продолжалось после возвращения из ссылки в Петербурге.

В начале 60-х годов Костомаров создал журнал «Основа», посвященный литературно-фольклорным 'изыска­ниям. Он написал труды, составившие 21 том его «Историче­ских монографий», а также издал 12 томов документов, уча­ствовал в работах этнографов и археологов.

Н. И. Костомаров отрицательно относился к современ­ной ему официально-либеральной историографии, хотя заимст­вовал многое у нее и в принципе не вышел из ее идейно-методологических рамок, основав лишь новое течение в рус­ле уже имевшегося течения.

Один из организаторов Кирилло-мефодиевского обще­ства, Н. И. Костомаров в составленном им вместе с Н. И. Гулаком и В. М. Белозерским «Законе божьем» — программном доку­менте — сформулировал основы своего понимания общест­венной жизни и значения Московского государства в истори­ческих судьбах славянских народов. По мнению Н. И. Кос­томарова, основой идеального общества является христиан­ский демократизм, достичь которого в силах только славян­ские народы, сохранившие в чистоте христианскую идею, в отличие от католиков, признавших папу наместником Хри­ста на земле. Характеризуя философские и политические воз­зрения созданного Костомаровым и другими членами Обще­ства, П. А. Зайончковский отметил, что «в области филосо­фии, истории Общество стояло на позициях идеализма: бог — демиург истории, христианская религия — движущая сила ее... Социально-политические идеалы Общества заклю­чались в стремлении к уничтожению крепостного права, от­мене сословных привилегий и созданию славянской федера­тивной демократической республики, ведущая роль в кото­рой должна принадлежать Украине». В «Законе божьем» эти идеи выражены вполне отчетливо: «Московщина состояла из великороссиян, и была у них великая речь посполитая новгородская, вольная и равная, хотя не без господ, и погиб Нов­город за то, что и там завелись господа, и возвысился над всеми Великороссиянами царь московский, а возвысился он, кланяясь татарам, и ноги целовал хану.., чтоб помогал ему держать в неключимой неволе христианский народ велико­российский... И обезумел народ великороссийский и в идоло­поклонство впал, ибо царя своего называл земным богом, и все, что царь Иван в Новгороде душил и топил по десятку тысяч в день народу, то летописец, рассказывая об этом, на­зывает его Христолюбивым... Украина пристала к Московщине и соединилась с нею, как один народ славянский с дру­гим народом славянским, нераздельно и несмесимо, как неко­гда соединятся между собою все народы славянские... Но скоро увидела Украина, что она попалась в неволю... И Сла­вянщина хотя терпела и терпит неволю, но не сама сотворила неволю, ибо царь и дворянство не славянского духа изобре­тение, а немецкого и татарского».

Достоинство исторической концепции Н. И. Костомаро­ва — в ее максимально популярном изложении. Критика Мо­сковского государства и крепостничества ведется с религиоз­но-националистических позиций, здесь нет и грамма исто­ризма в оценке сложных исторических явлений, попытке най­ти определенные исторические закономерности, зато есть открытый возврат к давним построениям Н. М. Карамзина о роли монголо-татарского ига в образовании Русского цен­трализованного государства.

Споря с М. П. Погодиным по поводу начала русской ис­тории, Костомаров доказывал, что история России есть пре­жде всего борьба вечевого и единодержавного начал, причем до образования Московского государства вообще не было государства — князья лишь собирали время от времени дань, «могли быть только вроде атаманов разбойничьей шайки, называемой дружиною, и более ничем». По мнению истори­ка, государство явилось искусственно, без всяких внутренних предпосылок, в прямом противоречии с исконными началами народного характера. Одним из важнейших факторов появ­ления государства стал татарский разгром, который погубил вольные порядки: свободные земли стали собственностью князей, ханы возвеличили своего приказчика — московского великого князя, следствием всего этого стало рабство наро­да — «в этом-то рабстве Русь нашла свое единство, до кото­рого не додумались в период свободы». Н. И. Костомаров считал, что московское самодержавие возникло из татарской власти, так как общие главные начала были переданы рус­ским князьям, которые их унаследовали. «Единодержавие, — писал Костомаров, — зародилось во времена татарского за­воевания как неизбежное последствие покорения страны и обращения в собственность завоевателя». Естественно, что в силу своих взглядов он отрицательно оценил присоединение Новгорода к Москве, как и всю деятельность Ивана III, не говоря уже об Иване IV.

Как ни привлекательна была для прогрессивных совре­менников Н. И. Костомарова его резкая критика московских самодержавно-крепостнических порядков, нельзя не отметить явную отсталость методологии историка даже для его време­ни. В лекции «Об отношении русской истории к географии и этнографии» автор обрушился на исследователей XVIII в., на С. М. Соловьева, на славянофилов, но критика велась с весь­ма отсталых философских позиций, воскрешавших шеллингианские идеи.

В основе исторических судеб народов лежит, по мнению Костомарова, «народный дух» какой-либо этнической груп­пы. У великоруса «дух» проявляется в созидательном начале, дисциплине, государственности, любой русский — крепост­ной и любит своего барина. В отличие от русского украинец вольнолюбив, привык к самоуправлению, пример тому — казачество, но государство крепкое создать не способен. В этих суждениях проявляются зачатки буржуазно-национали­стической тенденции, неразрывно связанной с тезисами о якобы «бесклассовом» развитии украинской нации. Соци­альные противоречия в трудах Н. И. Костомарова подменя­ются этническими, национальными противоречиями, а исто­рия народа определяется внеисторическими категориями, будто бы предрасположенными в судьбе каждого народа с самой отдаленной древности, еще в период его формирова­ния.

Костомаров был одним из первых, кто уделил специаль­ное внимание народному движению и проявлению «народо­правства» в истории. В монографии «Северно-русские наро­доправства» историк доказывает, что новгородцы, унаследо­вав черты южнорусского языка, переняли черты украинской народности, и отсюда явился вечевой строй Новгорода, а уничтожение вечевого строя связано с распадом «новгород­ской народности». В работах «Смутное время» и «Бунт Стеньки Разина» содержится впервые использованный в ис­торической литературе богатый фактический материал. Од­нако общая оценка народных движений у Костомарова от­рицательна. Историк считал народные волнения проявлени­ем анархического начала, безрезультатными, «блестящими и бесплодными, как метеор», «кровавым знаменем переворота русской земли вверх дном». Отношение историка к народным выступлениям характеризуется его стремлением развенчать и дискредитировать руководителей и героев борьбы народа (И. Болотникова, К. Минина, Д. Пожарского, И. Сусанина) про­тив внутренних и внешних поработителей. Такая постановка проблемы привела Н. И. Костомарова к положительной оценке московского самодержавства, хотя он в своих изыска­ниях, особенно в написанных им биографиях московских правителей, продолжал рисовать картины жестокого произ­вола и деспотизма, царивших при Иване Грозном и других царях. Ученый занимался также вопросами истории торгов­ли, выступая в этой области собирателем материала.

Сочинения Н. И. Костомарова по истории Украины и, в частности, посвященные казачеству и освободительной борь­бе украинского народа в XVII в., носят черты внутренней противоречивости в понимании роли казачества, которое одновременно выступает и как выразитель народных чаяний, и как анархическая, разрушительная сила, неспособная орга­низовать собственную государственность.

Трудам историка свойственна художественно-литера­турная форма, отказ от строгого следования фактам, публи­цистичность. Непоследовательные, внутренне противоречи­вые исследования Костомарова сыграли двоякую роль в раз­витии историографии: с одной стороны, они познакомили широкий круг читателей с массой исторических материалов, с другой — придали им совершенно произвольную трактов­ку. Важно в высказываниях Н. И. Костомарова и то, что он стоит у истоков националистических взглядов на историю Украины, несмотря на либеральную оппозицию по отноше­нию к царизму. К демократическому направлению в исто­риографии Костомарова не относят, несмотря на исследова­ния, посвященные народным движениям, истории народного быта и творчества.

4. Исторические взгляды революционеров-демократов

Основную роль в разработке революционно-демокра­тической концепции сыграли

Н. Г. Чернышевский (1828— 1889) и Н. А. Добролюбов (1836—1861).

Н. Г. Чернышевский занимался обоснованием теоретико-методологических принципов исторической науки. Он уделял внимание кризисам, революционным событиям, особенно французским революциям 1830 и 1848 гг. В отечественной истории Н. Г. Чернышевского интересовали проблемы на­родных движений, реформы 1861 г., история перспективы развития капитализма в России. Основными его работами стали: «Сочинение Грановского» (1856), «Экономическая деятельность и государство» (1859), «Чичерин как публи­цист» (1859), «О причинах падения Рима» (1861) и др. Ряд публикаций по теоретико-методологическим и конкретно-историческим вопросам осуществил Н. А. Добролюбов: «Жизнь Магомета», «Роберт Оуэн и его попытки обществен­ных реформ», «От Москвы до Лейпцига».

Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов, как А. И. Гер­цен и В. Г. Белинский, видели в исторической науке важное средство обоснования своей революционной программы. Они были уверены в победе народной революции, которая, по их мнению, была исторической неизбежностью. Разработ­ка революционной программы повышала интерес Черны­шевского, Добролюбова, Герцена к истории.

Для теоретического обоснования новой программы нуж­на была демократическая концепция в области истории. Ее авторами стали Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов, определив задачи демократической исторической науки и подвергнув критике дворянско-буржуазную историографию.

Н. Г. Чернышевский считал важнейшей коренной наукой науку о человеке, а главным разделом ее — историю. Следо­вательно, историческая наука должна быть фундаментом об­разования. Революционеры-демократы отметили успехи ис­торической науки за целые века в области накопления фак­тов, выявления источников и развития методов историческо­го исследования. Они подчеркивали рост интереса к истории в народе, но, по их мнению, официальная и либеральная историо­графия была бессильна раскрыть законы исторического раз­вития и удовлетворить запросы масс. Слабость современной им историографии они видели в том, что та служила интересам господствующих классов. Игнорирование роли народ­ных масс в истории приводило всех предыдущих историков к фантастическим представлениям, а подлинную задачу исто­рии Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов видели в изу­чении роли народных масс в процессе исторического разви­тия. Оба понимают сложность разработки исторических проблем, но считают, что исторические законы для всех на­родов одинаковы, поэтому деление народов на «низшие» и «высшие» не имеет научного значения.

В своих трудах Н. Г. Чернышевский пытается установить периодизацию всемирной истории по признакам «экономи­ческого быта»: в первобытном обществе в основе лежало со­вместное владение землей; в рабовладельческих государствах земля и личность трудящегося принадлежали рабовладельцу; в средние века собственность на землю давала политическую власть феодалу: в новое время экономическое господство буржуазии давало ей господство в политике. Таким образом, II. Г. Чернышевский близко подходит к той периодизации, которая была выработана марксизмом. На наш взгляд, Ни­колай Гаврилович не понимал сущности общественно-экономического строя и нередко делал ошибочные выводы. Например, в статье «О причинах падения Рима» революцио­нер-демократ отмечает, что установление феодализма было шагом назад по сравнению с античным строем, а русские де­мократы видели в историческом развитии прогресс и были уверены в торжестве народной революции, считая, что Рос­сия пойдет к социализму, минуя капитализм. Ценно в трудах Н. Г. Чернышевского то, что он понимал, что историю Рос­сии можно изучать только в связи с историей Запада.

Критикуя С. М. Соловьева, Б. Н. Чичерина и других, Н. Г. Чернышевский обращает внимание на необходимость разра­ботки отечественной истории с иных позиций — революци­онных.

Революционные демократы многое сделали для исследо­вания истории России. Считая своей задачей, изучение исто­рии народа, Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов начи­нали освещение русской истории задолго до так называемого прихода варягов. Прослеживая исторические судьбы восточ­ных славян до образования Киевской Руси, характеризуя об­щественные отношения, распад их родового строя в резуль­тате появления частной собственности, революционные де­мократы решительно разоблачали антинаучную «норманнскую теорию». Раскрывая самостоятельность исторического развития русского народа, революционеры-демократы под­черкивали решающую роль внутренних факторов в процессе образования государства.

Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов, борясь с идеа­лизацией самодержавия и преувеличением значения государ­ства официальными и либеральными историками, подчеркива­ют роль народных масс как решающей силы на всех этапах исторического развития России. Роль народа они видят в том, что еще в древние времена происходила борьба за со­хранение национальной независимости Киевской Руси от притязаний Византии, печенегов и половцев.

Характеризуя внутренний строй Киевского государства, Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов проницательно подмечают социальное неравенство в древнерусском общест­ве. Н. Г. Чернышевский замечает, что обогащение дружины «вело к разорению смердов».

Указание революционеров-демократов на социальное неравенство в Киевской Руси отличает их исторические взгляды от воззрений А. И. Герцена, ошибочно отрицавшего это неравенство в рассматриваемый период.

Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов в оценке так называемого удельного периода высказывают новые сужде­ния по сравнению с идеями В. Г. Белинского и А. И. Герцена, которые «допетровский период» в истории России переоце­нивают, говоря о различии исторического развития России в этот многовековой период и развития западноевропейских государств. Противопоставление русского исторического процесса западноевропейскому было чуждо Н. Г. Чернышев­скому и Н. А. Добролюбову. Революционеры-демократы подчеркивают принципиальную общность истории России и Западной Европы, следовательно, более последовательно проводят принцип закономерности в истолковании русского исторического процесса. Н. Г. Чернышевский склоняется к признанию существования феодальных отношений в России.

Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов указывают на то, что последствия распрей между удельными князьями яви­лись причиной ослабления сил русского народа в период монголо-татарских завоеваний.

Революционеры-демократы отмечают решающую роль народных масс в процессе образования единого Русского го­сударства и констатируют прогрессивный характер этого процесса в России, успешное завершение которого Н. Г. Чер­нышевский целиком связывал с активной деятельностью на­родных масс. По мнению революционеров-демократов, мос­ковские князья в своих стремлениях к созданию централизо­ванного государства руководствовались своекорыстными мотивами. Если представление об укрепляющемся централи­зованном государстве как антинародной силе обнаруживало глубину демократических исторических воззрений Н. Г. Чер­нышевского, то его стремление совершенно отрицать поло­жительную роль московских князей в упорядочении нацио­нального единства ошибочно.

Подобная крайность в воззрениях революционеров-демократов являлась реакцией на переоценку роли государ­ства в истории России либеральными историками, а также была результатом стремления развенчать авторитет само-, державной власти не только в настоящем, но и в прошлом.

Н. Г. Чернышевский правильно утверждает, что помест­ная система в России представляет собой «иерархию более или менее крупных поземельных владельцев — иерархию чисто феодальную», а в крепостнических отношениях он справедливо усматривает признак феодализма в России, но то и другое — поместную систему и крепостничество — Н. Г. Чернышевский, как и Н. А. Добролюбов, ошибочно считал созданием «централизации» — самодержавного государства, которое защищало интересы боярства и дворянства. В отли­чие от В. Г. Белинского и А. И. Герцена, полагавших, что крепостное право было установлено только в конце XVI в. при Борисе Годунове, они относили начало закрепощения крестьян к более раннему времени. Революционеры-демо­краты впервые указали на усиление в XVII в. самодержавно-крепостнического гнета, подчеркнули социально-политиче­скую и культурную отсталость Русского государства в отли­чие от передовых стран Западной Европы. Вместе с тем рево­люционеры-демократы видели и ростки нового в этот пери­од, которые являлись предпосылками реформ.

В исторических построениях И. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова содержались свежие мысли в трактовке реформ Петра I. В 50—60-е годы XIX в. разработка этой ис­торической проблемы приобрела еще большую политиче­скую и практическую актуальность, нежели в 40-х годах. В петровских реформах революционеры-демократы, в отличие от славянофилов, видели прогрессивное содержание. Вместе с тем, Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов сумели преодо­леть известную идеализацию реформ Петра I, свойственную В. Г. Белинскому и. А. И. Герцену в начальный период их ре­волюционной деятельности. Рассматривая петровские преоб­разования с демократических позиций, Н. А. Добролюбов отмечал тяжесть реформ для народных масс, страдавших от налогового гнета, рекрутских наборов, каторжного труда на строительстве крепостей, городов, заводов и каналов. В оценке этой стороны преобразований первой четверти XVIII в. содержались элементы понимания социальной обу­словленности политики правительства Петра I, связанной с укреплением самодержавно-крепостнического строя, господ­ства дворянства в России.

Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов развили взгля­ды декабристов, А. И. Герцена и В. Г. Белинского на Отече­ственную войну 1812 г. как войну освободительную, народ­ную, подчеркнув историческое значение борьбы русского народа против нашествия Наполеона в мировой истории. Они указывали, что русский народ явился спасителем народов Европы от наполеонов­ского гнета.

Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов, в противовес дворянским и буржуазным историкам, идеализировавшим реформу 1861 г. в России, дали ее оценку с революционно-демократических позиций, с точки зрения интересов народ­ных масс, вскрыв крепостнический характер реформы, кото­рая проводилась помещиками и привела к ограблению ос­новной массы крестьянства, к ее обезземеливанию. Черны­шевский и Добролюбов в своих произведениях призвали кре­стьян к революционной борьбе за свержение самодержавия и власти помещиков, выступив сторонниками народной рево­люции.

Н. Г. Чернышевский дал глубокую критику капитализма, считая социализм итогом, обусловленным всем развитием человечества, но, как утопист, полагал возможным для Рос­сии переход к социализму через общину.

Высокую оценку исторических взглядов Н. Г. Чернышев­ского и Н. А. Добролюбова дали К. Маркс и Ф. Энгельс. Ф. Энгельс в письме русской эмигрантке Е. Паприц писал об исторической и критической школе в русской литературе, которая «стоит бесконечно выше всего того, что создано в Германии и Франции официальной исторической наукой».

А. П. Щапов. Афанасий Прокофьевич Щапов (1831—1876) принадлежал к числу историков-демократов. Он родил­ся в 1831 г. в глухом сибирском с. Анга Иркутской губернии в семье дьячка. Мать его была крестьянкой из бурят. Учился А. П. Щапов в Иркутской духовной семинарии, а затем в Ка­занской духовной академии, которую окончил в 1856 г. и был оставлен при ней в качестве преподавателя русской истории. В 1858 г. он получил степень бакалавра (соответствовала ма­гистерской) после защиты диссертации «Русский раскол ста­рообрядства, рассматриваемый в связи с внутренним состоя­нием русской церкви и гражданственности в XVII веке и пер­вой половине XVIII века». Историк испытывал влияние пе­редовой общественной мысли середины XIX в., в частности, воздействие революционно-демократических идей Н. Г. Чер­нышевского и

Н. А. Добролюбова. Влияние революционно-демократических идей отразилось в лекционном курсе Ща­пова, прочитанном в Казанском университете, в который тот был приглашен для преподавания осенью 1860 г. В апреле 1861 г. А. П. Щапов выступил с речью на панихиде жертвам расстрела волнения крестьян села Бездна, которую закончил призывом: «Да здравствует демократическая конституция!» За это он был лишен права преподавания, вызван в Петер­бург и по дороге арестован. Однако на этот раз, благодаря коллективному выступлению видных петербургских ученых и писателей, ему удалось спастись от расправы.

В Петербурге развернулась интенсивная научная и лите­ратурная деятельность А. П. Щапова и были написаны луч­шие работы. В городе на Неве он сошелся с кругом сотрудни­ков демократического журнала «Русское слово», испытав влияние воззрений Д. И. Писарева. В 1864 г. историк, в связи с усилением политической реакции в России, был снова аре­стован, на этот раз по обвинению в сношениях с А. И. Герце­ном, и выслан на жительство в Иркутск. Находясь в Сибири, А. П. Щапов продолжал свою научную деятельность, сотруд­ничая в различных изданиях. Его работа в этот период проте­кала в крайне тяжелых условиях. Бедственное положение и бо­лезнь привели его к преждевременной смерти в 1876 г.

В отличие от других демократических деятелей, изучение истории было для Щапова специальностью. Свои передовые исторические построения он излагал не только в печатных трудах, но и в лекциях.

В развитии мировоззрения и в научной биографии исто­рика следует выделить три этапа: время формирования взглядов (примерно до 1859 г.), период высшего подъема об­щественно-политической и научной деятельности (1860— 1863), когда наиболее четко выявилась демократическая ос­нова его воззрений и, наконец, последний этап в идейном развитии и научной работе А. П. Щапова (1864—1876), свя­занный с поисками более глубоких основ исторического про­цесса, приведшими, однако, ученого лишь к вульгарному ма­териализму.

Демократическое происхождение А. П. Щапова дало ему возможность рано узнать тяжелое положение народа; обще­ние с казанскими студентами-разночинцами и влияние пере­довых общественных идей содействовали оформлению демо­кратических воззрений молодого историка. Но эти позиции были первоначально недостаточно определены и противоре­чиво сочетались с традиционными, в том числе и клерикаль­ными, представлениями по вопросам истории и современно­сти. Взгляды Щапова нашли отражение в его диссертации «Русский раскол старообрядства».

Стремясь порвать с официальной трактовкой раскола как обычной религиозной «ересью», исследователь показы­вает раскол как народное движение, как «смелый протест против подушных переписей, податей и «даней многих», про­тив рекрутства, крепостного права, областного начальства и т.п.». В таком истолковании раскола отразились демократи­ческие тенденции исторических взглядов А. П. Щапова, но, наряду с ними, он обнаружил неопределенность официально­го понимания раскола, как результата «невежества масс», неспособность народа понять суть церковной реформы, осу­ществленной патриархом Никоном.

Исследование А. П. Щапова вызвало разноречивую оценку в печати. Среди ученых оно получило положительные отзывы; но одновременно в «Современнике» напечатана кри­тическая статья М. А. Антоновича, в которой раскрывалась противоречивость установок автора в оценке раскола. Кри­тика «Современника» оказала существенное влияние на Ща­пова и содействовала завершению становления демократиче­ских исторических воззрений.

Преподавание А. П. Щапова в Казанском университете открывает наиболее зрелый период в его идейном развитии и в научной деятельности. Уже в первой лекции историк отчет­ливо и ярко обозначил демократические принципы, поло­женные в основу читавшегося им курса: «...Не с мыслею о государственности, не с идеей централизации, — заявлял уче­ный, — ас идеей народности и областности я вступаю на университетскую кафедру русской истории». Эту идею о пер­востепенном значении народных масс в истории Щапов рас­крывал во всех последующих публикациях.

Демократические принципы в истолковании русской ис­тории получили дальнейшее развитие и в других работах А. П. Щапова, написанных в Петербурге. В статье «Велико­русские области и Смутное время (1606—1613)», появившейся в 1861 г., историк в общих чертах раскрывает так называе­мую «земско-областную теорию». Согласно представлениям Щапова, складывание русской народности и государства в России совершилось в результате деятельности народных масс, которые, расселяясь по течению наиболее крупных рек, постепенно колонизовали территорию Поволжья, Урала и Сибири и создали здесь областные общины. Своеобразие географических условий каждой из областей приводило к образованию местных особенностей в обычаях и правах на­селения. Областные общины были самоуправляющимися единицами, слабо связанными между собой до XVII в. Поль­ско-шведская интервенция, угрожавшая русскому народу ут­ратой национальной независимости, привела к объединению областей, к созданию народного ополчения, которое спасло независимость страны и создало условия для упрочения ос­лабленного государства. В результате открылся новый этап в истории России, который А. П. Щапов называл «союзно-областным». Исходя из приведенных соображений, он заяв­лял: «Русская история в самой основе своей есть по преиму­ществу история областей, разнообразных ассоциаций про­винциальных масс, народа — до централизации и после цен­трализации. С этой точки зрения даже вся русская история не что иное, как историческое развитие и видоизменение разно­образных областных общин в двух последовательно преемст­венных формах».

В статьях «Земство», «Сельский мир и мирской сход», «Сельская община», «Городские мирские сходы», а также в двух статьях, посвященных истории земских соборов, исто­рик показывал деятельное участие народных масс в органи­зации и укреплении органов самоуправления — сельских, городских и областных; влияние народа на внутреннюю и внешнюю политику правительства через земские соборы.

Наконец, в одной из известных работ «Земство и раскол» (1862) Щапов, преодолевая свою прежнюю непоследователь­ность в истолковании причин и характера раскола, которая была подвергнута критике в «Современнике», показал, что угнетенные массы, протестуя против усиления крепостниче­ства и произвола правительственной администрации, выра­зили протест против церковной реформы Никона. Раскол рассматривается в исследовании А. П. Щапова как «могучая, страшная общинная оппозиция податного земства, массы народной против всего государственного строя — церковно­го и гражданского». Историк - показывает связь раскола с ан­тикрепостническими крестьянскими движениями XVII в., раскрывая социальный смысл борьбы народных масс за свое освобождение.

Итак, Щапов в 1860—1863 гг. разносторонне осветил деятельность народных масс в истории России, показав их решающую роль в освоении новых пространств страны, ак­тивное участие в общинных и областных органах самоуправ­ления, первостепенное значение в борьбе с внешними врага­ми, в создании прочной основы для государственного един­ства после объединения областей в начале XVII в., а также их борьбу за социальное освобождение. Все эти особенности демократических воззрений

А. П. Щапова противопоставля­ли его буржуазным историкам, которые видели в народных массах лишь консервативную силу, тормозившую своими анархическими действиями историческое развитие России, направляемое, по их мнению, только деятельностью государ­ства.

Превосходство ученого над либеральной историографией не исключало, однако, слабых сторон в его построениях. В отличие от Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова, объ­ективно оценивавших тот или иной период в истории России, он идеализировал областное самоуправление и земские собо­ры допетровской Руси, в которых ошибочно усматривал ор­ганы всенародного представительства и даже видел прообраз будущего государственного строя.

Указывая на роль народных масс в истории России, А. П. Щапов не был последователен в признании народа как силы, способной осуществить революционное преобра­зование страны в настоящем, иногда он проявлял колебания в сторону либерализма, наивно-монархических иллюзий. Следует также отметить отсутствие в работах историка со­чувственного отношения к социалистическим идеям. Все это говорит о непоследовательности его демократических убе­ждений.

В воззрениях А. П. Щапова незадолго до отъезда из Пе­тербурга наметился перелом, сказавшийся и в его понимании исторического процесса. Под воздействием идей Д. И. Писарева ученый стал переоценивать роль естественных, природ­ных факторов в общественном развитии. По мнению историка, природные условия, в которых протекают процессы скла­дывания этноса, вырабатывают в народе определенные фи­зиологические свойства. Физиология людей определяет сте­пень их умственного развития, которая становится основным фактором общественного прогресса. В этой новой «антрополого-социалистической» теории вульгарный материализм в понимании истории соединился у А. П. Щапова с явно вы­раженным идеализмом.

Применяя свою натуралистическую теорию к объясне­нию русской истории, историк, например, главную причину отставания России от передовых стран Запада видел в поро­жденных суровым климатом физиологических особенностях русского человека, в замедленности его психических реакций и. вызванной этим, заторможенности интеллектуального раз­вития. Эта теория, крайне упрощавшая общественное разви­тие и создававшая, наверное, своеобразное представление о русской истории, обосновывалась ученым в ряде статей, на­писанных в Сибири. Ошибочные позиции затушевывают в этот период демократизм воззрений А. П. Щапова.

Наконец, в сибирский период деятельности, исследова­тель преувеличивает роль интеллигенции в преодолении от­сталости России, вслед за народниками, подменяя просвети­тельской деятельностью интеллигенции борьбу народных масс за свое социальное и политическое освобождение. Исто­рик, находясь в Сибири, не сумел остаться на той высоте, ко­торой он достиг в лучший период своей научной и общест­венной деятельности. Искания более совершенной теории общественного развития и стремление обнаружить матери­альные основы этого развития были знаменательны для А. П. Щапова. В то же время исследования Щапова показывают воздействие на его взгляды теории позитивизма.

Дата добавления: 2014-01-03