Мелкобуржуазная историография

Наряду с либеральной и официальной историографией в эпоху империализма в России получило развитие мелкобур­жуазное направление.

Для этих направлений в трактовке исторических явлений характерна общая методологическая основа — неокантиан­ский позитивизм с его отрицанием законов исторического развития, с признанием решающей роли надстройки в исто­рии. Неокантианский позитивизм мирно уживался у мелко­буржуазных историков с вульгарным «экономическим мате­риализмом», что еще раз подтверждало эклектичность их общетеоретических построений.

Но было бы ошибочным полностью отождествлять ли­берально-буржуазных и мелкобуржуазных ученых. Во взгля­дах исследователей были и существенные различия, которые обусловливались прежде всего классовой основой мелкобур­жуазной историографии. Мелкобуржуазные исследователи являлись выразителями интересов сельской и городской мел­кой буржуазии, ее идеологии и политики.

Историки из партии эсеров пытались доказать недока­зуемое. По их мнению, через укрепление сельской общины в России и уравнительное землепользование можно было пре­дотвратить массовую пролетаризацию деревни и увековечить мелкое крестьянское землевладение. Меньшевистские же ис­торики, напротив, стремились доказать «великие блага», которые несет с собой «капиталистический прогресс».

Различие между буржуазными и мелкобуржуазными уче­ными состояло и в том, что последние уделяли больше вни­мания изучению вопросов социально-экономических отно­шений, положению классов и классовой борьбе. Представи­тели мелкобуржуазной историографии проявляли интерес к разработке истории освободительного движения, истории революции 1905—1907 гг., столыпинской реакции. В трудах по русской истории они пытались исследовать движение кре­стьян, осуждали произвол и угнетение со стороны царей идворянства, выказывали сочувствие народным массам в их многовековой борьбе против поработителей, хотя делали это без научного понимания классовой сущности общества и са­мих классов. Вместе с тем мелкобуржуазное направление яв­ляет пример бедности больших монографических изысканий, узости источниковой базы.

Эсеровская историография. В начале XX в. под влиянием массового крестьянского движения возникла мелкобуржуаз­ная партия социалистов-революционеров (эсеров). Руково­дящую роль в ней играли В. М. Чернов, Р. Гоц, Г. А. Гершуни, Е. К. Брешко-Брешковская, Б. Савинков, Н. Д. Авксенть­ев. Являясь писателями и публицистами, они в своих работах затрагивали вопросы отечественной истории.

В 1906 г. от партии эсеров откололось ее правое крыло, и в результате возникла «Трудовая народно-социалистическая партия». Во главе этой полукадетской партии стояли публи­цисты и литераторы В. А. Мякотин, А. В. Пошехонов, Н. Ф. Анненский,

В. Г. Богораз (Тан), уделявшие в своих произве­дениях внимание русской истории.

Как уже отмечалось, методологической базой мелкобур­жуазной, в частности, эсеровской историографии, являлась реакционная философия неокантианского позитивизма и вульгарного «экономического материализма».

Публицисты-эсеры полностью восприняли субъективный идеализм П. Л. Лаврова и Н. К. Михайловского и опирались на него в борьбе с марксизмом. Идеолог эсеров В. Чернов выступал убежденным выразителем субъективного метода в социологии. По его утверждению, этот метод — «социологи­ческий субъективизм», «динамическая социология», «фило­софия революционного действия».

Во всех этих «модных» названиях сквозит неокантиан­ский позитивизм, его фразеология. Эсеры не смогли вырабо­тать самостоятельной теории общественного развития, про­явили в этом вопросе полную беспомощность. Пренебреже­ние к теории, уклончивость и влияние в отношении к социа­листической идеологии на деле означали преклонение эсеров перед буржуазной методологией.

В. Чернов вслед за Лавровым и Михайловским утвер­ждал, что историю творят «критически мыслящие личности». Он начисто отвергал объективные законы истории. «Закономерность истории, — писал В. Чернов, — есть, прежде всего, закономерность наших чувств, нашего ума, нашей воли». Будучи типичным эклектиком, он выступал сторонником «синтетического» соединения самых различных систем. «Материалистическое понимание истории..., — утверждает В.Чернов, — не следует противопоставлять идеалистическо­му. Оба элемента слиты в одном нераздельном процессе раз­вития».

Не только один из виднейших идеологов эсеров, но и другие публицисты из этой партии защищали субъективный метод в социологии. Например, Л. Э. Шишко, опубликовав­ший в 1909 г. книгу «Очерки по вопросам истории и эконо­мики», вслед за Черновым решительно отрицал материали­стическое понимание истории, объективные законы истори­ческого развития.

Известный публицист, историк В. А. Мякотин защищал вместе с другими эсеровскими деятелями положения неокан­тианской субъективной социологии, разделял тезис о ре­шающей роли «критически мыслящей личности» в истории, отрицал действие объективной исторической закономерно­сти.

Конкретные взгляды эсеровских историков и публици­стов на русскую историю основывались на субъективно-идеалистической методологии. В «Лекциях по русской исто­рии XVIII века» (1892) В. А. Мякотина, опубликованных и прочитанных автором в Александровском лицее, особое внимание уделялось вопросу о подготовке реформ Петра I. В 1902 г. были опубликованы отдельной книгой статьи того же автора, печатавшиеся, главным образом, в журнале «Русское богатство». Здесь помещены интересные с фактической сто­роны статьи: «Протопоп Аввакум», «Дворянский публицист Екатерининской эпохи (князь М. М. Щербатов)», «На заре русской общественности», «Профессор сороковых годов (Т. Н. Ерановский)», «К. Д. Кавелин как историк и публи­цист». В 1912—1915 гг. В. А. Мякотин издал в «Русском бо­гатстве» ряд статей, основанных на богатом неизданном ма­териале архивов, под названием «Очерки социальной исто­рии Малороссии».

В книге «Из истории русского общества» обращает на себя внимание вульгарно-социологическое изображение ис­тории русской общественной мысли. В работе весьма отчет­ливо выступает правоэсеровская субъективная социология. Прошлое русского общества, рассуждает автор, знает немало «критически мыслящих личностей». В различные исторические эпохи звучал голос Щербатова, Радищева, Кавелина, Грановского. Историки призывали к борьбе за идеалы, за безбоязненные поиски «правды-истины», «правды-справед­ливости».

Среди «критически мыслящих» обличителей обществен­ной несправедливости в XVIII в. особенно интересна лич­ность М. М. Щербатова. Известный дворянский историк и публицист, идеолог родовитого дворянства изображается Мякотиным как суровый и страстный «критик» своей эпохи.

Деятельность А. Н. Радищева, основу мировоззрения ко­торого, по мнению В. А. Мякотина, составляет западное про­свещение, рассматривается автором в плане того, как «критически мыслящие личности» оказывают решающее воз­действие «на стихийный ход истории». А. Н. Радищев, утвер­ждает исследователь, «усвоил главные результаты теоретиче­ской мысли Запада», затем «переработал их самостоятельно и слил в одно органически целое» в своем основном произведе­нии «Путешествие из Петербурга в Москву». Следовательно, по В. А. Мякотину, не русская крепостническая действитель­ность, а «западное просвещение» определяет основу мировоз­зрения и практическую деятельность первого русского рево­люционера. Противореча себе, историк далее заявляет, что книга А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Моск­ву» отражает в своем содержании положение закрепощенно­го крестьянства.

В. А. Мякотин закрывал глаза на те революционные средства борьбы против крепостничества, которые предлагал А. Н. Радищев. Мякотин не связал деятельность автора «Путешествия...» с его требованием ликвидации крепостного права и самодержавия. Более того, Мякотин в книге показы­вает как раз то, что составляет слабые стороны в главном труде великого революционера, считая что «Путешест­вие...»— апелляция А. Н. Радищева к разуму помещиков. Призывы к «благоразумию» крепостников Мякотин называ­ет проявлением замечательной широты и трезвости мысли.

В статье о К. Д. Кавелине внимание В. А. Мякотина ак­центируется на крестьянском вопросе. Весьма сочувственно рассуждает автор о «примирительном характере» известной кавелинской «Записки об освобождении крестьян в России», в которой выделяет те места, где доказывается необходи­мость и целесообразность освобождения крестьян путем вы­купа не только земли, но и личности крестьянина. Одобрение Мякотина вызвала также защита Кавелиным общинного землевладения.

Народническо-эсеровские взгляды на русскую историю характерны и для А. В. Пошехонова (1867—1934), другого видного лидера «Трудовой народно-социалистической пар­тии». В годы реакции он, заодно с «веховцами», «разносил» на страницах легальной печати революцию 1905—1907 гг., идею вооруженного восстания.

Русскую историю А. В. Пошехонов изображает с пози­ций эсеровского оппортунизма. Историк выступает преиму­щественно в роли одного из теоретиков аграрного вопроса и в узкой специальности статистика, однако в его произведени­ях затрагиваются и отдельные аспекты истории России. Ти­пичной, выражающей взгляды Пошехонова, является работа «Великая реформа». Она проникнута кулацко-эсеровской идеей сохранения устойчивости мелкотоварного хозяйства в земледелии пореформенной России. Автор оказался бессиль­ным дать научный анализ фактического материала о тяжелом экономическом положении крестьян в пореформенное время. Говоря о значении реформы 1861 г., исследователь обходит вопрос о ее грабительском характере.

А. В. Пошехонов сетует на малоземелье, «оскудение» хо­зяйственного мужичка, на обременение его налогами, повин­ностями и т.д., но закрывает глаза на причины этого явления. Вслед за либералами исследователь «осуждает» самодержа­вие за то, что оно в первые пореформенные десятилетия «не только не содействовало расширению крестьянского земле­владения, но и прямо этому препятствовало», и позже оказа­лось не в состоянии предотвратить нарастание земельной нужды крестьян.

Пошехонов приводит богатый материал о «нуждах» де­ревни, дает ценные факты об «избыточной» рабочей силе, усилившемся отходничестве, но все это подается сквозь призму эсеровского сожаления о разорении «трудового хо­зяйства». Автор осуждает столыпинскую аграрную реформу, которая разрушает сельскую общину. Выход из этого, по его мнению, только один: земля должна принадлежать трудя­щимся. Этот лозунг в понятии А. В. Пошехонова означал, прежде всего, укрепление «трудового и предпринимательско­го хозяйства».

В начале XX в. возникла «Аграрно-социалистическая лига», которая предприняла издание научно-популярных брошюр, где пропагандировала мелкобуржуазные теории особого аграрного, крестьянского социализма, возникшего на иной, непролетарской почве. Воззрения лиги — это смесь марксизма и европейского ревизионизма, проповедь идей «единого трудового класса» — рабочих, интеллигенции, кре­стьянства. К этому периоду относятся работы В. Чернова по аграрным и социологическим вопросам. Одновременно с трудами Чернова появляются статьи и брошюры Л. Э. Шишко, видного члена партии эсеров.

Л. Э. Шишко (1852 — 1910) в прошлом народник, участ­ник кружка чайковцев. Судился по «процессу 193-х». После бегства из ссылки жил за границей. В «Русском богатстве» (под псевдонимом Батин) публиковал статьи по истории кре­стьянского и общественного движения. Он сотрудничал в известном издании братьев Гранат «История России в XIX веке».

В годы революции 1905—1907 гг. была опубликована книга Л. Э. Шишко «Популярная история России» в 3-х час­тях, освещающая события до реформы 1861 г. Книга пользо­валась большим спросом. В простой и доступной форме в ней рассказывалось о прошлом русского народа, говорилось о том, как и почему появилась на Руси власть самодержавия, как дворяне-помещики закрепощали крестьян и зверски экс­плуатировали их, истязали, издеваясь над личностью крепо­стного. Все это звучало свежо, по-новому в сравнении с офи­циально-охранительными учебниками по русской истории Иловайского и др.

Фактическая сторона «Рассказов из русской истории» не оригинальна. Большинство данных о тяжелом положении крестьян заимствовано из трудов В. И. Семевского. Приме­чательным в ней являлось то, что книга была написана пре­имущественно для крестьянского читателя. Ведущая тема ис­следования — дворяне и царь как угнетатели русского кре­стьянства. Почти не поднималась тема города, промышлен­ных рабочих, их борьбы против царизма и буржуазии. Вну­шалась ложная мысль о том, что стоит лишь избавить трудо­вое крестьянство от произвола дворян, как оно прямой доро­гой быстро пойдет по пути аграрного, крестьянского социа­лизма. В книге Л. Э. Шишко наиболее отчетливо выступает неокантианская методология субъективной школы. Все не­счастье крестьян заключается в кровожадности русских царей и дворян.

В статьях и брошюрах эсеровских деятелей поднимались вопросы истории народнического движения. Чаще всего это были воспоминания эсеров, которые до этого были народни­ками. В работах порой содержался интересный фактический материал. Так, в брошюре Е. К. Брешко-Брешковской о Н. И. Кибальчиче упоминались факты о разработке народоволь­цем «теории воздушного двигателя».

Историю промышленного развития России в XIX в. эсе­ровские историки рассматривали тоже в плане своей аграр­ной «теории». Они явно преуменьшали развитие капитализма в области промышленности. Отсюда эсеры делают вывод о беспочвенности марксистской теории крушения капитализма. «Величественное здание национальной промышленности», утверждают они, оказалось построенным на песке. Капита­листическая промышленность развивается в условиях отста­лой крестьянской страны при политике протекционизма. Эсеры считали, что в России отсутствует возможность роста «индустриальных рабочих», что их «крайне мало». Социаль­ную роль пролетариата играет здесь «трудовое крестьянство».

Эсеровские историки и публицисты не понимали сущно­сти общественных классов. Они отождествляли рабочих, кре­стьян и интеллигенцию с общим понятием «рабочий народ». Решающим признаком в определении классов Чернов и дру­гие эсеры считали источник дохода.

При изучении истории России периода капитализма эсе­ровские деятели выделяли общественное движение. В частно­сти, этими сюжетами занимался Шишко. В трудах на эту те­му, как и в других изысканиях, эсеры осуждали царизм, дво­рянство, противопоставляли им героев-одиночек из «Народ­ной воли», кружка чайковцев и др. как решающую силу ис­торического процесса.

Совершенно не понимали эсеровские исследователи классового содержания революции 1905—1907 гг. Они пред­ставляли ее как борьбу крестьянских масс за осуществление особого, аграрного крестьянского социализма, превозносили в годы подготовки революции народническую тактику инди­видуального террора.

Меньшевистская историография. Составной частью мел­кобуржуазной историографии эпохи империализма были труды меньшевиков по русской истории, прежде всего, Н. А. Рожкова и Г. В. Плеханова.

Н. А. Рожков (1868—1927). Николай Алексеевич Рожков был сыном учителя уездного училища, испытал на себе влияние П. Л. Лаврова и Н. К. Михайловского, по трудам Зибера познакомился с марксизмом. Закончил историко-филологический факультет Московского университета, как историк сформировался в школе В. О. Ключевского. В 1899 г. защитил магистерскую диссертацию «Сельское хозяйство Московской Руси XVI в.», где рассматривал проблемы эко­номического развития. Затем Рожков написал работу «Город и деревня». Ученый стоял на позициях В. О. Ключевского и примыкал к государственной школе.

В 1903—1905 гг. появился труд Рожкова «Обзор русской истории с социологической точки зрения», в котором автор доводит нас до XVI в. Социологическое направление указы­вало на позитивизм О. Конта и его учения. В этой работе ав­тор пытается подкрепить психологическую концепцию мар­ксизмом и, разумеется, искажает его.

В 1906 г. Н. А. Рожков выпустил книгу «Происхождение самодержавия в России», в которой острая политическая те­ма решается в духе государственной школы.

С марксизмом Н. А. Рожкова связывала деятельность в рядах РСДРП. В 1905—1910 гг. он был большевиком. После 1908 г. Рожков стал на позиции эмпириокритицизма. В 1910 г. был сослан в Восточную Сибирь, где примкнул к меньшевикам-ликвидаторам, в 1917—1922 гг. находился в партии меньшевиков. В годы Советской власти выпустил 12 томов «Русской истории в сравнительно-историческом осве­щении» (1919—1926). В этом труде историк признал учение К. Маркса о роли производственных отношений и классовой борьбе, но так и не воспринял марксистские положения об общественно-экономических формациях.

Работы Н. А. Рожкова представляли собой отражение марксизма в мелкобуржуазных тенденциях. Называя себя марксистом, автор берет из марксистского учения только терминологию. В исторических исследованиях дореволюци­онного периода ученый смыкается с «легальным марксиз­мом» и богдановщиной. Рожков не поддерживает высказы­вание о классовой борьбе как движущей силе исторического процесса.

В экономическом развитии историк главную роль отво­дит обмену, а не производству, вслед за П. Б. Струве он раз­вивает теорию «торгового капитализма». В то же время Н. А. Рожков от позитивизма идет к признанию закономерности исторического развития, к причинному объяснению явлений. Под влиянием марксизма исследователь вырабатывает свое­образную материалистическую теорию.

Учение Рожкова об обществе формируется в начале XX века. Он придает решающее значение государственному на­чалу и выводит экономические процессы из юридических от­ношений поместного землевладения. Н. А. Рожков стоял на позициях экономического материализма, у него экономиче­ские явления выступают как первичные и определяющие. Но основа взгляда историка идет не от марксизма, а от буржуаз­ного экономизма. На первый план Рожков выдвигает отрас­ли экономики: добывающая промышленность, сельское хо­зяйство, обрабатывающая промышленность, торговля, счи­тая, что не способ производства определяет исторический процесс, а отрасль хозяйства.

Историк рассматривает систему хозяйства: а) технику; б) форму землевладения. В этом вопросе Н. А. Рожков при­ближается к проблеме производственных отношений, но ря­дом с трудом холопа и закупа автор ставит семью в качестве господствующей хозяйственной единицы, которая и характе­ризует форму хозяйства. Ученый смешивает социальные по­нятия и категории. Деление на классы Н. А. Рожков опреде­ляет по занятиям. Сословия ставятся историком выше клас­сов.

В последнем томе «Русской истории...» исследователь го­ворит об исторической закономерности и уже ссылается на учение К. Маркса, но при этом он остается чужд основному-принципу исторического материализма. Диалектический ме­тод для Рожкова лишь логическое дополнение. Понимание развития в его работах остается не диалектическим, а эволю­ционным. Н. А. Рожков сводит проблему закономерности к простому констатированию повторяемости исторических явлений «в сравнительно-историческом освещении».

Исторические законы он подменяет установлением «исторических типов», поэтому вместо пяти формаций, уста­новленных марксизмом, историк выдвигает 9: 1) первобыт­ное общество; 2) общество дикарей; 3) дофеодальное общест­во и общество варваров; 4) феодальная революция; 5) феода­лизм; 6) дворянская революция; 7) господство дворянства; 8) буржуазная революция; 9) капитализм. Позже Рожков до­ведет число формаций до 15. Причина этого кроется в том, что у него нет единого признака деления формаций. Ученый видит разницу в культурном развитии, а не в производитель­ных силах и производственных отношениях.

Признаками формаций у Рожкова служат: орудие произ­водства — палеолит, неолит; формы родовой организации — матриархат, патриархат; превращение орды в расу; 5 и 7 формации вводят сословный и юридический признак. Лишь 4 и 6 формации исходят из системы производственных отно­шений.

Смена формаций у Н. А. Рожкова была не результатом внутреннего переворота, скачка. Историк из марксистской теории брал только термин о формациях и вкладывал в него буржуазное понимание исторического процесса, и поэтому из его работ вытекала следующая схема русской истории: I пе­риод — до VI в., когда идет расселение славянских племен; II период — VI—IX вв. — древнейшая Русь, состояние варвар­ства; III период — X—XII вв. — феодальная революция; IV период — XIII — первая половина XVI вв. — феодализм; V период — середина XVI — первая четверть XVIII вв. (1725 г.)— дворянская революция, продолжавшаяся от Ива­на IV до Петра I; VI период — 1725—1825 гг. — господство дворянства; VII период — 1825—1860 гг. — буржуазная ре­волюция; VIII период-- 1861—1905 гг. — производственный капитализм; IX период — 1905—1917 гг. — революция в Рос­сии.

Принципиально новое состояло в признании феодализма в России как формации. Исходным пунктом в понимании феодализма был не политический строй, а экономика. Но под экономикой Рожков понимал эволюцию хозяйства по сменам отраслей хозяйственной деятельности. Переход к феодализму историк связывал с переходом от добывающих промыслов к земледелию.

П. А. Рожков, в сущности, принимает схему В. О. Клю­чевского, у которого также выпадало земледелие и натураль­ное хозяйство. В сущности, научная мысль ученого в дорево­люционное время осталась до конца на буржуазных позици­ях, он отражал марксизм лишь в своей исторической концеп­ции.

Г. В. Плеханов. Меньшевистское направление в отечест­венной историографии нашло также свое отражение и в тру­дах Г. В. Плеханова. Как известно, после разрыва с народни­ческими иллюзиями, Плеханов выступал как талантливый пропагандист и теоретик марксизма, борец за философский материализм К. Маркса и Ф. Энгельса, однако уже в произ­ведениях марксистского периода наметились серьезные ошибки, давали о себе знать и остатки народнических воз­зрений: преувеличение роли либеральной буржуазии в рус­ском революционном движении и принижение и недооценка революционной роли крестьянства как подлинного союзника пролетариата. Такого рода ошибочные положения оказались предвестниками меньшевизма Г. В. Плеханова. С течением времени историк стал все более определенно выражать внут­реннюю сущность и основную тенденцию меньшевистской политики: замену самостоятельной роли рабочего класса приспособлением его к либеральной буржуазии. Эта тенден­ция нашла отчетливое выражение в его концепции русского исторического процесса.

Не являясь профессиональным историком, Г. В. Плеханов, тем не менее, охватил своим творчеством все важнейшие проблемы истории России периода феодализма и капитализ­ма. В древней русской истории его интересовали, прежде все­го, особенности общественного строя Киевской Руси и Мос­ковского государства. Исследователь сделал много ценных наблюдений и замечаний по истории русской общественной мысли XVIII и первой половины XIX вв.

В капиталистическом периоде русской истории Г. В. Плеханова интересовали вопросы общественного движения, многие свои работы он посвятил революции 1905—1907 гг., политическому строю России в годы реакции, предреволю­ционному этапу. Ряд фрагментов своих произведений он по­святил первой мировой войне.

В некоторых трудах, освещающих первую русскую рево­люцию, историк доказывал необходимость блока социал-демократов и кадетской партии, обосновывал общность ин­тересов буржуазии и рабочего класса в борьбе против само­державия. Тем самым Г. В. Плеханов разрывает с марксиз­мом по коренному вопросу революции. Отстаивая политику блока пролетариата с буржуазией, Г. В. Плеханов вместе с тем отрицал идею революционного союза рабочего класса с крестьянством.

Проблемы феодального периода русской истории в наи­более концентрированном виде представлены в известном труде «История русской общественной мысли» (1914—1916). Незаконченный трехтомный труд (обрывается незавершен­ной главой о А. Н. Радищеве) написан им в предвоенные и военные годы по предложению книжного издательства «Мир». Работа создавалась в эмиграции в основном на осно­ве опубликованных источников. Несмотря на это, в ней впер­вые в отечественной историографии сделана попытка обоб­щенного изложения истории русской общественной мысли. В этом положительное значение исследования, которое, одна­ко, серьезно ограничивается тем, что в нем выражены мень­шевистские взгляды автора по истории русской культуры и истории России в целом.

Во введении к «Истории русской общественной мысли» Г. В. Плехановым сделана попытка дать общую концепцию русского исторического процесса. Концепция в своих основ­ных чертах не была новой и оригинальной, а с различными изменениями повторяла либерально-буржуазные воззрения на русскую историю С. М. Соловьева, В. О. Ключевского, П. Н. Милюкова и др. Собственно говоря, Г. В. Плеханов попал в сети буржуазных идеалистических построений. Он, например, утверждал, что в России исторический процесс протекал совершенно иначе, чем на Западе. Сама по себе эта идея не нова, ее выдвигали еще М. П. Погодин, славянофилы, а затем В. Н. Чичерин и П. Н. Милюков. Развитие русской истории, по мнению Г. В. Плеханова, напоминает собой «процесс развития великих восточных деспотий». Автор под­черкивал, что Россия в своем историческом развитии все бо­лее отдалялась от европейского Запада и все более сближа­лась с Востоком. Лишь с реформ Петра I начинается поворот в сторону Запада. Это обстоятельство обусловливалось внут­ренним развитием страны, которая, по мнению Г. В. Плеха­нова, отличалась однообразием, неразвитостью классов, го­родских сословий. Не общественные классы, а государство играет на Востоке решающую роль.

Крайне переоценивая роль государства в русском исто­рическом процессе, Плеханов становился на позиции госу­дарственной школы и «легальных марксистов», повторяя вы­воды Б. Н. Чичерина, П. Н. Милюкова, П. Б. Струве и др. В условиях «восточной деспотии», примером которой является Московская Русь, ничто не могло противостоять всесилию государства. Народные массы были обречены на безмолвие, считались «аморфной», «инертной» силой в историческом процессе. Иное положение было на Западе, где имелось вечно бунтующее «третье сословие», где огромна роль городов в борьбе против королевского абсолютизма. В России всего этого не было, поэтому государственная власть оказалась здесь всесильной. В таких условиях происходило не обостре­ние классовых противоречий, а смягчение их. Классовые от­ношения в истории России, по его мнению, больше напоми­нали собой пример дружного сотрудничества, особенно во время защиты страны от внешних нападений.

В этом рассуждении кроется в зародыше «теория сотруд­ничества классов», нашедшая впоследствии свое законченное выражение в плехановской газете «Единство». Идея Плеха­нова в своем логическом развитии «вылилась» в годы первой мировой войны, когда автор, по существу, встал на шовини­стические позиции, как и социал-демократы Запада. В период Октябрьской революции и гражданской войны рассуждения Плеханова вылились в политику и практику ультрашовиниз­ма, в антисоветский блок меньшевиков-оборонцев с кадетами и другими буржуазными партиями.

В теоретическом отношении Г. В. Плеханов правильно решал такой важный вопрос, как влияние географической среды на развитие человеческого общества. В рецензии на книгу Мечникова «Цивилизация и великие исторические ре­ки» он справедливо упрекал автора за то, что тот чрезмерно увлекался географическим фактором. Однако при анализе конкретно-исторических событий Г. В. Плеханов иногда сам впадал в противоречие со своими теоретическими положе­ниями. В «Истории русской общественной мысли» автор со­глашался с мнением С. М. Соловьева о решающем влиянии географических условий в истории России, безоговорочно заявляя: у Соловьева «встречаются совершенно правильные мысли о том, как влияла географическая среда на обществен­ное развитие нашего отечества».

Неоднократно Г. В. Плеханов соглашался с С. М. Со­ловьевым и относительно решающего значения колонизации в истории России, отмечая: «Соловьев был совершенно прав, говоря, что история России есть история колонизующейся страны». Колонизация, по его мнению, имела своим следст­вием однообразие и постоянную подвижность населения, «бродячий образ жизни» населения Древней Руси. Происхо­дили непрерывные переходы населения на «новые места», освоение все новых и новых территорий. Это означало, что не было места углублению классовых различий, которые обычно растут и развиваются вследствие общественного раз­деления труда. Такого рода условия своеобразного исторического развития России неизбежно вели к смягчению классо­вых противоречий и классовой борьбы.

Из всех этих рассуждений снова выступает идея Плеха­нова о классовом сотрудничестве. Общая концепция Г. В. Плеханова об историческом развитии России носит на себе печать буржуазного происхождения, она неоригинальна и в своей основе является идеалистической.

Значительное влияние либеральной историографии на Г. В. Плеханова выразилось и в характеристике им конкрет­ных проблем русской истории. Он принимал положение В. О. Ключевского о Руси «торговой» и «городовой» примени­тельно к Киевской Руси, а Северо-Восточную Русь изображал с позиций «вотчинной теории» историка. Г. В. Плеханов не видел, что феодальный способ производства неизбежно со­провождался увеличением экономической зависимости ранее свободного общинника, что параллельно экономической власти феодала усиливалась личная зависимость крестьянина в форме «внеэкономического принуждения». Не понял Пле­ханов и исторически прогрессивного значения образования многонационального централизованного государства вокруг Москвы. Деятельность Ивана IV рассматривалась историком в плане укрепления «восточной деспотии». В связи с этим симпатии Плеханова на стороне князя Андрея Курбского, консерватизм которого «много симпатичнее, нежели нова­торство Ивана IV». Исследователь правильно заметил, что «собирательство», проводимое московскими князьями, поль­зовалось горячим сочувствием со стороны русского народа, но в концепции Плеханова народ — «пассивная», «инертная» масса. С этим была связана недооценка роли крестьянских масс в событиях русской истории. Концепция Плеханова «грешила» и тогда, когда автор исповедовал марксизм. Ра­зобщенное по мелким деревенским мирам крестьянство не могло стать исторически прогрессивной силой, что и под­тверждается, по мнению Плеханова, историческим опытом крестьянских войн в России. Общий вывод историка о реак­ционности крестьянских движений объективно служил обос­нованию политической линии меньшевизма и был направлен на отрицание возможности классового союза пролетариата с крестьянством в социалистической революции.

Более ценными являются мысли Г. В. Плеханова по ис­тории русской общественной мысли и освободительного движения в России. Со времени Петра I, считал Г. В. Плеханов, «неуклюже, неохотно, с огромным трудом, с тяжелыми вздохами поворачивалась к Западу старая московская Обломовка, однако все-таки поворачивалась». Размышляя над преобразованиями, как и раньше, историк заявляет: «Рефор­мы Петра I являют собою пример «поворота к Западу», на­чало «европеизации», начало отхода России от строя «восточных деспотий».

Первыми западниками и просветителями были А. И. Хворостинин, В. X. Ордын-Нащокин. К. Т. Котошихин, Ю. Крижанич, В. В. Голицын.. В «Истории русской общест­венной мысли» исследователем даны яркие образы убежден­ных сторонников просвещения — Ф. Прокоповича, В. Н. Та­тищева, А. Д. Кантемира, И. Т. Посошкова и др. Рассуждая над работами Кантемира, Сумарокова, Плеханов раскрывает классовое содержание русской литературы XVIII в., но почти всю ее он ошибочно зачисляет в разряд дворянской культу­ры. Исследования Фонвизина, Новикова. Радищева рассмат­риваются как труды типичных представителей французской просветительской философии.

Таким образом, Плеханов идет на некую уступку идеа­лизму. Известно, что передовые деятели русской науки и культуры XVIII—XIX вв. находились в тесной связи с запад­ноевропейским просвещением, но при этом они не были только слепыми подражателями. Главным источником воз­зрений русских ученых являлись противоречия русской кре­постнической действительности.

Много ценного сделал Г. В. Плеханов по исследованию деятельности революционеров-демократов, о чем уже гово­рилось ранее.

В последних работах были всесторонне рассмотрены теоретические взгляды В. Г. Белинского, А. И. Герцена, Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова. Но при этом несколь­ко в тени остались революционная и практическая деятель­ность названных исследователей.

Дата добавления: 2014-01-03