Статистики и информатики 6 страница

Клубок, полученный тоже от элементарных задач. Произойдет

явление, которое очень напомнит то, что я писал

в главе о таланте (см. т. 1, гл. «Талант»).

При обыкновенном отношении к интересному объекту

бывает так, что он захватывает нас целиком: и сознание,

* 1п

зЬаЬи

пазсепсН

— «В момент зарождения» {лат.). —

Ред.

и

подсознание. Техника же допускания такова, что сознание

обходится, минуется, и все целиком идет в подсознание.

А наружу появляется готовый результат.

Серьезные и крупные результаты должны получиться

от соединения «допускания» и «дыхания» (см. кн. 5,

гл. «Дыхание»). Попробовать.

Великолепный способ (дальнейшая разработка «допускания

») собирания материала — это «чувственно-осязательное

чтение слов роли». С каждым словом входят в

душу целые страницы жизни действующего лица и его

окружения.

Полезно попробовать так читать пьесу режиссеру.

К допусканию

Сегодня по делу службы читал клавир «Снегурочки».

Меня раздражает этот стиль, «а ля рюсс», весь этот

обыкновенный наш язык, пересыпанный разными «любо

мне», «Лель пригожий», «приказывать не смею» и прочая

дребедень. Древний — так древний; народный — так народный,

а этот, подвергнутый ректификации, подкрашенный,

надушенный — не могу его терпеть.

Читал и ругался, ругался и читал. Дошел до того места,

где Бобыль берет ее <Снегурочку> к себе, глупо хвастается

все тем же «а ля рюсским» стилем —

обозлился я

совсем. Читаю дальше, как Снегурочка прощается с лесом,

а деревья и кусты ей отвечают, кланяются... и вдруг,

неожиданно, вот уж совсем ни с того ни с сего, — чувствую,

слезы подступают, заволновался.

Ну, как водится, стал другим человеком, перестал придираться

к «стилю» и начал следить за другим, за ходом

действия.

Обращаю внимание на эту неожиданность, неподготовленность

к слезам, как будто даже подготовленность и

предрасположенность совсем к другому.

И помню, прочел все слова о поклоне деревьев совсем

механически, с налетом все того же раздражения, и вдруг,

откуда-то изнутри, снизу —

волна, — и захлестнула.

Что это? Допускание?

Об ощущении

(Нечего бояться примитивности ощущений — вот

пример, как примитивное соединяется со сложным)

По определению психологии, ощущение — это нечто очень

темпераментное. Раздражение «ощущается».

Лежу, закрыв глаза, до кожи на руке кто-то коснулся

— получилось элементарное раздражение и ощутилось

прикосновение. Прикосновение холодное, горячее, тупым,

острым, сухим, влажным...

Что я ощутил? Что-то коснулось руки. Слегка влажное

и не твердое.

Это не хочется даже называть актом психологическим,

даже и элементарно-психологическим, это как будто акт

совсем физический, не затрагивающий жизни моих ассоциаций.

Моей «души».

Но вот я раскрываю глаза и смотрю на то, что коснулось

меня. Рука. Быстро взглядываю наверх, в лицо —

это мой друг, которого я тысячу лет не видел. Я схватываю

руку и т. д.

Вот два резко отличающихся отношения к одному

и тому же прикосновению: 1.

что-то теплое и мягкое, может

быть, человеческая рука; 2. рука любимого друга.

В первом ощущения чисто физические, во втором примешиваются

какие-то психологические, но тоже «ощущения

». Есть «ощущение» от друга и от врага. И прикосновение

ко мне друга или врага вызывает определенное,

почти физическое ощущение: коснулось что-то теплое,

слегка влажное и еще: что-то враждебное (или дружественное)

— это тоже входит в аккорд ощущений и может

заглушить собою все остальные (чисто физические)

ноты.

Большей частью ищут чувство.

Как бы

его ни искали —

дурацким ли способом нахрапа

и нажима, хитроумным ли «если бы», — настоящего,

живого и сильно волнующего меня чувства, до физично-

сти ощутимого — не получим, все будет как-то вне меня

на значительном расстоянии. Не ощущаемое организмом

моим, а какое-то умозрительное. Не живое чувство с кровью,

с физическим притяжением или отталкиванием, а

чувство в мечтах, как бы чувство. Можно, конечно, начать

и с этого. Если владеть методом «отдачи», так развернешься,

раскроешься и дальше.

Наиболее верным будет искать ощущения. Это рука

друга. «Если бы» это был друг, то как бы я ощутил его

руку? Что за физический «ток» проник бы в меня?

Искание ощущений (а не чувства) приближает к нам

то, чем мы должны сейчас жить. Делает все физичнее.

Сюда же относится тот эффект, какой был получен

при работе с Ефановым над Пухивочкой в «Ссоре»: и

Правда, и весь образ, и весь комизм найдены во время

питья варенухи со сливками. Он пил, смаковал и об этой

варенухе говорил.

Сюда же — общение и отношение, найденное при помощи

сидения рядом, прикасаясь друг к другу, или обнявшись.

Теплота тела.

Если говорить о «если бы», то необходимо сказать о

том, что самый важный момент (который обычно проворонивают),

самый, самый первый. Он такой короткий,

что неуловим. Важно пустить себя на прямую реакцию, а

не на размышления: «если бы было то-то, я почувствовал

бы себя так-то и сделал бы то-то». Это — уже все самое

важное пропущено. Осталась одна умозрительная психофилософия.

Умение отметить в себе первичное раздражение и умение

отдаться реакции — это одно и то же.

Ощутить и не отдаться реакции — все равно, что ничего.

Если нет отдачи — погашено ощущение.

Ощущение текуче. Чтобы оно определилось, надо дать

ему «протечь». А дать протечь можно, только если дал

ему свободу развиться. А разовьется оно только тогда,

когда ему не мешаешь.

В умении ловить ощущение и отдаваться реакции,

возникшей от него, и есть секрет и сущность темперамента.

Говорят: «есть темперамент, нет темперамента...» Не

лучше ли было сказать: не развит, или закрыт, или вывихнут.

«Ощутительность»

Первая. Постановочно-режиссерская:

введение актера

в самочувствие данной сцены (иногда и образа).

Вторая. Как камертон, по которому можно узнать:

вот оно какое должно быть, самочувствие-то.

Я всё должен воспринимать физиологически. Сколько

раз я, для введения актера в надлежащее самочувствие,

сначала давал ему сыграть сцену совсем из другой пьесы,

налаживая его физиологичность, а там переводил актера

на другие обстоятельства, на другую пьесу, на другую роль,

а самочувствие, полученное на первой сцене, оставалось.

И третья. Уяснив, ощутив на этой работе, что такое

физиологичность, — понять, что в жизни мы говорим обо

всем с большей или меньшей долей физиологической ощутительности.

Например, я могу спросить вас: пили вы грушевый квас

или варенуху? Или не пили? А могу сказать так: во рту у

меня сладкая, липкая, клейкая варенуха, я втягиваю ее в

себя маленькими глотками, смакую и, весь отдавшись этому

наслаждению, восторгаюсь: «Уж и на что только не

мастерицы эти бабы!..» Отопью немного... еще... и глотать

не хочется, так и прилип этот самый квас к языку, к нёбу...

«Вот, друзья мои, пили ли вы когда грушевый квас с изюмом?

Или варенуху с терновыми ягодами?..» Опять отопью,

во рту еще большее блаженство! «Сладость такая, что

и рассказать трудно!»

А можно пить, есть, делать, не входя во вкус.

Можно и говорить, не входя во вкус того, о чем говоришь,

не переживая этого вновь, не ощущая в своем воображении.

Можно говорить о чем бы то ни было абстрактно, отвлеченно,

как будто это сейчас меня непосредственно не

касается, а можно так, что и сейчас я, ощутительно физиологически,

не только чувствую, а просто вновь переживаю

(Порог) (см. «Культура физиологической правды»).

Чуткость аффективного — особая, ощутительная,

физиологическая. Он отождествляет себя с объектом.

Поэтому и обжигается, и ранится.

Мы, рассказывая, видим вещи на некотором от нас

расстоянии, аффективный же видит их только близко, —

они физически касаются его. А при касании происходит

слияние, и, как сливаются две капли, сливается воедино

актер и то, о чем думает, что чувствует, о чем говорит он.

Можно видеть огонь... Представлять силу его жара...

А он сует в огонь руку...

Кроме того, время отдаляет от нас впечатления, а к

нему приближает (как у Флери про того, кто весь день

таскал раненых с баррикады, а придя домой и вспомнив,

что каждую минуту мог погибнуть, упал в обморок).

А какова же техника? Приближение (ближайшее про-

плывание

мысли).

В отличительные качества аффективного актера добавить

то, что я называл как первичность.

Он все воспринимает первичными ощущениями — осязательно,

обонятельно и чувственно.

(Посмотреть свои записи о воспитании первичности

ощущений.)

Запорожье правды

(К первичности)

Правда — это хорошо. «Отсекай все, что не правда...»,

но правда правде — рознь. Не только маленькая или большая,

а житейская, с тормозами или полная абсолютно

ощутительная, за порогом повседневной будничной.

Словом, правда физически ощутимая.

Как подумаешь, как проверишь, так и видишь, что старик

Станиславский.

—

Ред.> ничего до конца не додумал

и не довел. Отсюда и скучность правдоподобия его театра.

Без «первичности» будет скучно, скромно, «благородно».

О свободе как о силе

Свобода (импульсивность?). Редчайшее качество актера,

совершенно не свойственное волевым и интеллектуальным

типам.

Заключается оно в том, что человек безраздельно отдается

тому, о чем он говорит. Человека нет, есть только

объекты, о которых он думает или которые видит.

Реакция получается совершенно непроизвольной и полной

до конца. И в момент реакции нет и не может быть

никакого самонаблюдения.

Непроизвольность, полное забвение себя, даже отсутствие

себя (причем реакция протекает остро и бесконтрольно,

без тормозов) — вот о чем речь.

Это -- качество. И его надо развивать всеми силами.

Начальный, исходный пункт —

отдача непроизвольным

реакциям. Полное «отсутствие головы».

Может быть, дело в «фактах»?

Нет. Факт хорошая вещь, но на один и тот же факт я

буду реагировать совсем по-разному, в зависимости от

состояния и от легкой воспламенимости аппарата.

Есть тугоподвижность и есть легкоподвижность аппарата

и темперамента.

Как развить ее?

«Дурак». «Без головы»

До сих пор я советовал для освобождения от рассудочности

«выбрасывать голову за окно» и воспринимать все и

действовать «без головы».

Или другой прием — спрашивать себя: «достаточно ли

я идиот?» Мало, не достаточно! Надо еще! Больше!

Эти приемы давали хорошие результаты. Но появляются

еще и новые мысли.

Что такое глупость? Когда она у нас бывает? Да очень

часто. Чаще, чем мы думаем.

Как только мы живем под влиянием эмоции, так —

непременно, и дурак.

Мы опечалены, и нам все кажется в мрачном свете —

ну и дурак, —

того, что есть, не видишь, а выдумал свое,

чего и нет вовсе.

Мы веселы, и самый мерзкий осенний день нам кажется

красивым и приятным. Ну, и опять дурак. Опять видишь

то, чего нет.

Отдача ощущениям и эмоциям — вот наш постоянный

и естественный ход в глупость. Правда, эта «глупость» в

искусстве превращается в высшую мудрость. А «мудрость

века сего» оказывается безумием и скудостью.

«Бряканье» после «отпускания» тоже есть прием, обходящий

наш рассудок и, значит, — путь к «дураку».

К тренингу

Сядь и будь дураком. Встань, не рассуждая, дураком.

Сядь. Пойди к окну и т. п. элементарные физические

движения и действия, а на сложном споткнешься.

Когда налажена дурацкая послушность (только не вялая):

сядь и будь дураком. Встань и делай то, на что

зовет.

Ученик начинает делать, а ему надо чаще напоминать:

будь дураком, будь дураком!

Много подряд действий с сохранением нужного состояния

ему сделать не удастся, и не надо. Одно, два,

три, и это уже много. Переход же на целые импровизации

более чем опасен.

Дуракам — счастье. Когда я думаю о таланте, то в

это состояние: талантливо —

входит как неотъемлемая

часть — счастливость

и вот поискать, что за состояние

— счастливость. Это будет что-то вроде «дурака в

творчестве», а то ведь может быть просто дурак — очень

скучный и бесплодный.

Наш Иванушка-Дурачок

— очень счастлив. Это одно

из отличительных его качеств.

Брать!

Мы в жизни берем все время, и не брать не можем, но так

ли берем, чтобы то, мимо чего мы проходим или на что

смотрим во всем объеме, во всей полноте успело дойти,

спуститься до самой нашей глубины?

Посмотрите, как берет ребенок от каждого нового предмета!..

Но постепенно приходит рассеянность, нас уже

ничем не удивишь, и мы смотрим на все бегло, сквозь

пальцы, только оглядываем.

Новое изобретение? А, интересно, — и мимо. Великий

человек? Это который? Этот? Да, интересное лицо,

похож на Ивана Павловича. Война?! Черт возьми, только

бы меня не задело. И т. д.

И все мимо, мимо, и мимо, поскорее мимо!

А ну-ка теперь, после приобретения такой привычки к

поверхностности, попробуй «взять», как брал раньше,

ребенком, как брали сохранившие свою «наивность», свой

темперамент Пушкин, Мочалов и другие, —

оказывается,

и аппарат не берет, скользит по верху, и какие-то палки

попадают в колеса (очевидно, благодатная самозащита),

если бы что мог взять, так что-то во мне тормозится и

брать мешает.

Постепенное возрождение этой способности вижу только

через упражнения во вдыхании объектов, сначала в

голову, а потом и глубже.

Надо брать, брать! Тогда будет что отдавать.

Научиться брать.

1. Брать сейчас, чтобы отдать сейчас.

2. Брать сейчас и куда-то спровадить, погрузить в себя

(образ, объект, мысль), чтобы иметь материал для отдачи

потом, когда нужно.

Вахтанговская теория

о бессознательном восприятии материала

(Допускание)

«Задача» —

есть последствие допущенных предлагаемых

обстоятельств. Задача — есть уже проявление.

Причина —

допущенный в душу материал. Значит, главное

— иметь материал, все остальное — реакция, рефлекс.

Для приобретения материала самый лучший способ —

допускание.

Это есть приобретение, во-первых, бессозна-

тельное, во-вторых, материал находится (ин стату насцен-

ди). И, значит, обладает чудесной, волшебной силой.

Материал может быть таким же образом (бессознательно)

вложен в гипнотическом состоянии {Даль и Макбет).

И художник, и не художник воспроизводят то,

что

они видят. Главная разница в том, что они видят разное.

Видеть прекрасное — это, может быть, основной стимул,

заставляющий накапливать в душе активный материал,

который будет сам проситься на волю.

Второе. Быть искренним при восприятии. Видеть искренно

и думать о том, что видишь искренно —

тогда и

скажется искренно, т. е. единственно и с темпераментом.

К

общению или восприятию (к видению и слышанию)

— фотографическое выражение «в фокусе», «не в

фокусе». Видишь, но «не в фокусе».

1944 г. 25.11

И еще новость: делают всё за меня обстоятельства,

предметы. Меня даже вовсе и нет, а есть вот дождь, сырость,

холодная слякоть. Ну и отдавайся — пусть она

делает. А ты ни при чем.

Предметы и обстоятельства всесильны, они сделают

то, чего ты сам никогда и не сделал бы! Сила вся в них.

Только отдайся предмету или факту, и получится «ближайшее

проплывание мысли».

И еще (1944.10.11): не я думаю, а думают за меня

вещи и факты. «На улице праздник, у всякого в доме

праздник...» — не я думаю, а пусть и думает за меня

праздник. Пусть думает череп Йорика, а я что же?

№ЬП...

ничто.

Потерять себя

Потерять себя, исчезнуть в вещах, фактах — это важное

дело. Существуют они, а меня нет.

Всеми средствами уйти от себя! Если не удастся прямо,

то через действие, через восприятие и проч.

Брать!

Каждая мелочь мне нужна, она будит, будоражит меня —

разве она для меня мелочь? Если мелочь, так я бы не

обратил на нее внимания!

Все рассуждения, надо сказать, необходимы для выяснения

всей вещи, предлагаемых обстоятельств, углубления

и конкретизирования текста, но помнить, помнить и

помнить! надо о том, что воспринимать все это надо на

абсолютной свободе, без тени физической нервности!

Иначе придешь только к неврастении, развертишь себя

на нее, а это будет рассеянность, соединенная с паникой,

а еще вернее просто: паника.

Если ошибка сделана, то пусть эта слишком нервная

обстановка уляжется и завтра можно начать пожинать

плоды сегодняшней работы. Но начать со спокойствия,

хорошего глаза азаны62 и т. п. Если ошибки этой нет, то

тут же можно и результат верный получить.

Режиссер! имей в виду эту ошибку и не «бери» сам

при показе с нервностью и физическим беспокойством,

научись и сам «брать». А если не умеешь — что же мудреного,

что актеры у тебя нажимают и плохо «живут»?

Чтобы брать, меньше всего нужно разжевывание.

А нужно мгновенное допускание. Так было и с черной

шалью

<у Мочалова.

— Ред.>. В помощь этому — отпускание.

Глава

О НЕКОТОРЫХ ПРИНЦИПАХ

ТЕАТРАЛЬНОЙ ПЕДАГОГИКИ

О легком, радостном,

вдохновенном преподавании

Вопросы и Ответы можно делать так, что все по порядку

проделывают одно и то же упражнение, а можно иначе —

одна или две пары только, а там — новый текст. Это

интереснее, веселее, занятнее, а то скучновато, особенно

если 10 пар, да приходится повторять, да даешь меняться

текстами. В этом случае получается, что один и тот же

текст пройдет раз сорок!

Непременно надо освежить новой струей.

Или же пропускать быстро всех без особых поправок.

Как я делал в Камерном театре, в школе. В этом методе

тоже есть какая-то легкость, свободность, безответственность.

А ведь и надо, чтобы была безответственность (хорошее

слово), а то уж очень ответственность запугивает.

Что-то вышло — хорошо. Что-то провалилось —

ну, наплевать!

Что за беда? Можно повторить еще раз. Опять

сорвалось? Ну, будет, иди на место!.. На месте все и переварится.

Чтобы все-таки было всем легко и весело. Чтобы прицел

был больше на «свободное творчество», а не упражнение

на «правду», «свободу», «отдачу» и далее

«веру в

себя». Когда это без легкости может утомлять и этим отталкивать.

Что-то вышло, какой-то кусочек удался, поощрить:

«Хорошо! Особенно это хорошо. Здесь было то-то, пустил

себя, и вышло живо. Ну, еще раз! Живо, легче, еще

свободнее — все прекрасно!»

Взять живой быстрый темп для всего урока, и все пройдет,

что называется, на аплодисменты.

Если начнут распускаться, врать, переигрывать, опять

завинтить гайку. Но лучше менять текст, а то при «завинчивании

» на одном тексте скучно и трудно будет для них.

Да и для преподавателя нелегко. Нужно быть уж очень,

уж чрезмерно внимательным. Это хоть и полезно, очень

полезно, иначе тоже начнешь распускаться и плохо видеть.

Но и трудно. А раз будет чувство трудности, труда,

надсадности, оно начнет в тебя входить незаметно и постепенно,

а, в результате, превратишься в строгого ментора,

а не вдохновителя. Потеряешь самое главное — радость.

И для них потеряешь, и для себя.

Хороший прием: сделал ученик упражнение, теперь

сядь, подумай над своими ошибками, а в это время пройдут

2—3 другие пары, а потом опять иди. После этого

можно делать и поправки.

Важно (не важнее ли всего?) быть вдохновителем.

Если это поймано, можно делать чудеса.

К плану

Работа над собой делится на части: работа явная, работа

тайная,

работа при всех и с помощью всех, работа

в уединении - сам с собой. Работа на физических задачах

—

на объектах и над объектом (хорошая формулировка:

«над объектом»), работа над субъектом, над его

механизмом, наблюдая его, — это-то и названо у меня

работой «интимной».

Вообще надо разделять все не только по принципу триады

и рефлексологии, но и по характеру работы, по условиям

работы.

Возможно ли обойти тренировку чисто человеческую?

Не вдвинуть ли ее под видом тренировки, развивающей

«индивидуальность».

Да это, конечно, и верно.

Человек так тренированный будет индивидуальный

артист. Художник сам по себе.

Упаси Боже заниматься или репетировать без ответственности,

кое-как, приблизительно, лишь бы время про-

шло. Сеешь скверный поступок! Вырастет отвратительная

пр>ивычка.

Потом и не справишься!

Можно начать и с малого, незначительного, но уж его

надо доводить до конца. См. «Энергия».

В этом главная неудача занятий со своими, лечения

своих — все небрежно, все как-то не всерьез.

То же и в занятиях с самим собой.

Нельзя позволить себе работать вполсилы, какая есть

сила, велика

ли, это не важно, но уж давай ее всю. Не в

смысле физических напряжений и действий, а в смысле

спокойного и острого чувственного внимания.

Об интимной работе над собой

и о работе без усилия

(см. о силе мелочей (методика),

о ближайшем проплывании мысли.

«Что» и «как»)

Кроме обычной работы над собой, должна существовать

еще интимная или, может быть, вернее, интимнейшая,

когда ты один со своим аппаратом. Когда следишь за

мыслью, за ощущением, наблюдаешь и, в тиши своего

уединения, спокойно, без торопливости, видишь: близко

ли она течет от тебя или далеко, в тебе или вне тебя.

Дотрагивается до тебя или не касается... и так же, в полном

спокойствии и даже в созерцательности, осторожно

попробовать приблизить ее к себе, или себя к ней. Делать

надо только то, что делается почти совсем без усилия.

То же и относительно отыскивания верного «что».

У нас есть совершенно неверное отношение к работе:

«работать — так работать!» Ничуть не бывало!

Молено

работать — шалить, работать —

созерцать,

работать — забавляться, работать —

наслаждаться, работать

—

отдыхать! Это и есть работа самая продуктивная.

Навело меня на эту интимную работу размышление о

гантелях. Каждое гантельное движение таково, что и ребенок

может его сделать, а результаты изумительны. Упражнения,

вообще, могут быть или с силой, или совсем

без силы. Двух сортов, и путать их не нужно.

К Системе

Гантельные упражнения легки и исполнены могут быть

всегда, и этим, кроме прочего, они отличаются от других,

более трудных. Кроме того, они не сложны, элементарны.

И, в добавление ко всему, они обязательны и ежедневны.

Значит, по этим признакам и должны выбираться в

систему упражнения. И такие, как дутье, свист и дыхание

на свечку, вероятно, войдут в первую голову.

Кроме того, не забыть это связать с «интимностью упражнения

».

О профессиональных физических привычках

Самое важное — «сойти с ума», стать мономаном, только

и думать о своем увлечении, только и делать. Например,

ты увлекаешься писанием, ну и пиши, пиши, пиши, все

время: на бумаге, на клочках бумаги, если ее нет, на щепках,

на земле, на листьях — на всем... Надо стать одержимым.

Пусть будет самый настоящий писательский зуд.

И эта, чисто физическая привычка, приведет к тому, что

писать станет второй натурой и войдет в существо твоей

организации. Так и художнику —

все время рисовать.

Так футболист не может пропустить ни одной щепки,

чтобы не чекнуть ее ногой.

Борец — все хватает, сгибает, тянет и толкает.

Нужно приобрести привычку к физическому действию,

а оно, должно быть, по закону Джемса, потянет тебя и на

более глубоко сидящие эмоции, идеи и желания.

Какие физические действия у актера?

Ванька-Встанъка

Нет плохого в том, что актер или ученик делает ошибки,

важно, чтобы он их начал чувствовать. Не важно, что

падаешь, надо уметь встать.

Необходимо приучить актера к тому, чтобы это делалось

само собой, как у Ваньки-Встаньки.

Можно нарочно его выбивать, если он уж очень благополучен,

т. к. берет упражнения спокойные, неторопливые

(если даешь ему в этом свободу).

Можно еще такой способ. Идет упражнение на одном

каком-то состоянии — чем-то «живет» актер. Подается

Дата добавления: 2017-01-14