Просоциальное поведение как нормативное поведение: нормы социальной ответственности и взаимности

Зачастую мы оказываем помощь другим не только потому, что сознательно высчитали, что такое поведение в наших интересах, а просто потому, что нечто нам подсказывает, что мы должны поступить именно так. (Например, вернуть потерянную кем-то вещь. Защитить слабого и т.д.).

Т.е. о казание помощи также ориентировано на соблюдение норм или некоторых универсальных правил поведе­ния. (Нормы – это общественные ожидания). Эти нормы и правила предписывают нам определенное поведение, определенные жизненные обязанности.

Вопрос состоит лишь в том, насколько каждый человек присвоил эти кон­венциональные нормы, ибо именно от этого зависит их дей­ственность. Чем ме­нее они переживаются личностью как внутренне обязательные стандарты пове­дения, тем менее радикально их влия­ние, тем больше они ограничиваются лишь предвосхищением пози­тивных и негативных санкций, которые будут на­ложены извне в виде наказания или награды. В этом случае соответствие дей­ствия нормам сильно зависит от того, насколько оно доступно последующей оценке и подкреплению другими людьми.

Напротив, чем более нормы интериоризованы в качестве стандартов поведения личности, тем сильнее деятель­ность определяется предвосхищением ее последствий для са­мооценки и тем меньше она зависит от внешних обстоятельств.

Исследователи просоциального поведения выделили две социальные нормы, которые мотивируют альтруизм - ответственность и взаим­ность.

Нормы социальной ответственности. Эти нормы предписывают, что следует помогать людям, которые зависят от твоей помощи в силу того, что они слишком стары, больны или бедны, а также нет другого человека или социального института, ко­торые взяли бы на себя заботу о них.

Ответственность, основанная на зависимости другого человека, может видоизменяться под влиянием различных факторов, особен­но под влия­нием каузальной атрибуции возникновения потребнос­ти в помощи.

Акцентировать норму ответственности и тем самым усиливать готовность к помощи может влияние образца. Например, если один человек видел, как дру­гому оказывалась помощь, то он скорее окажет помощь при скорой встрече с новой жертвой. Причем влия­ние образца бывает более сильным в случае, ко­гда субъект непос­редственно видит само действие помощи, а не слушает нра­воучи­тельный рассказ о нем.

Норма взаимности. Взаимность часто является универсаль­ным принципом социального взаимодействия и происходящего в обществе обмена материаль­ными благами, действиями, благодея­ниями и вредом. Плата как за добро, так и за зло ("как ты мне, так и я тебе"), направленная на восстановление равновесия между ин­дивидами и группами, очевидно, представляет собой наиболее рас­пространенный и основополагающий принцип, оцениваемый как справедли­вость, как компенсирующее равновесие. Согласно Л. Колбергу, следование этому принципу является сравнительно поздней стадией развития морального суждения. Если инициативу в осуществлении нормы социальной ответствен­ности должен взять на себя помогающий, то норма взаимности мотивирует, скорее, от­ветную реакцию на полученную помощь, т. е. на благодеяние чело­век отвечает признательностью. Однако если помощь оказывается, по сути, с расчетом на взаимность, т. е. с расчетом на будущую ком­пенсацию, то она те­ряет свой альтруистический характер.

Действенность нормы взаимности была подтверждена экспери­ментально. Так, было определено, что люди значительно больше помогают в выполнении определенной работы другому человеку, если он до того не отказывался помочь им самим. Признательность оказывается особенно сильной, если человек приходит на помощь не вследствие предписания, а по доброй воле.

Помощь, оказываемая с расчетом на взаимность, может пресле­довать различ­ные цели. Во-первых, субъект может хотеть полу­чить компенсацию за оказан­ную помощь. Во-вторых, он может рас­считывать, что получивший помощь че­ловек будет помогать или обязательно окажет ему помощь в будущем. И, нако­нец, помощь может быть оказана с тем, чтобы благодарность как погашение дол­га получившего помощь человека была возможна лишь в опреде­ленной сте­пени.

Вместе с тем, помощь, не рассчитанная на взаимность, также может вызвать слабую благодарность или даже враждебность. Это происходит, когда полу­чивший помощь чувствует себя чрезмерно обязанным и не имеет возможности отблагодарить за нее. В данном случае вновь может наблюдаться эффект "реак­тивности" вслед­ствие ограничения свободы действий. Напротив, получивший по­мощь будет тем сильнее стремиться к взаимности, чем быстрее она последо­вала и чем больше отвечала ситуации, чем бескорыстнее (не связанными с рас­четом на взаимность) были намерения помога­ющего и чем выше оказались за­траты на оказание помощи.

1.5 Эволюционистский подход – защита рода.

Третье объяснение альтруизма вытекает из эволюционной теории. Как можно вспомнить, эволюционная психология настаивает на том, что сущностью жизни является сохранение рода. Гены заставляют нас действовать так, чтобы максимально увели­чить возможность их выживания. Когда наши предки умирали, их гены продолжали жить.

Если судить по названию популярной книги Ричарда Докинза (1976) «Ген эгоизма», эволюцион­ная теория представляет уничижительный образ челове­ка — образ, который психолог Дональд Кампбелл (1975) назвал биологическим подтверждением идеи о наличии глубоко укоренившегося в человеке «пер­вородного греха», заставляющего людей печься только о своих интересах. Гены, которые побуждают отдельных лю­дей действовать бескорыстно в интересах других, не выжи­вут в ходе эволюционного соревнования. Генетический эго­изм, таким образом, настраивает нас только на два вида бес­корыстного или, точнее, побуждающего к самопожертвова­нию альтруизма: защиту рода и поиску взаимной выгоды.

ЗАЩИТА РОДА. Наши гены заставляют нас заботиться о тех, с кем мы имеем кровное родство. Так, одной из форм самопожертвования, которая действительно способствует сохранению генов, является самозабвенная любовь к своим детям. Родители, которые благополучие своих детей ставят выше собственного, скорее передадут свои гены следующим поколениям, нежели родители, игнорирующие своих де­тей. Как заметил Дэвид Бараш (1979), «гены помогают себе тем, что симпатизируют только самим себе, даже если находятся в разных телах». Хотя эволюция одобряет альтруизм по отношению к детям, дети имеют мень­шую заинтересованность в выживании генов своих родителей. Таким образом, родители, как правило, более преданы своим детям, чем дети своим родителям.

Наши родственники являются носителями тех же генов в той пропорции, насколько они биологически нам близки. Вы делите половину своих генов с вашими братьями и сестрами, одну восьмую — с вашими двоюродными братьями и сестрами. Это заставило биолога-эволюциониста Дж. Б. С. Холдейна шут­ливо заметить, что он пожертвовал бы собой не ради брата, а ради трех братьев или же девяти двоюродных братьев. Холдейн не удивился бы, узнав, что по сравнению с двуяйцевыми близнецами генетически идентичные близнецы более склонны к взаимопомощи (1984).

Дело не в том, что, прежде чем оказать помощь, мы интересуемся генетиче­ским родством, а в том, что мы запрограммированы природой оказывать помощь близким родственникам. За спасение родственника никогда не вручается ме­даль за героизм. И это вполне отвечает нашим ожиданиям. Но вот чего мы не ожидаем (и поэтому высоко ценим) — так это альтруизма, когда рискуют ради спасения совершенно чужих людей.

У нас также имеются общие гены со многими людьми. Все голубоглазые люди имеют определенные общие гены. Но как мы определяем людей, в кото­рых преобладают наши гены? На примере голубоглазых можно предположить, что один из ответов следует искать в общих физических особенностях. Кроме того, на предшествующих этапах эволюции общие гены были характерны для соседей, а не для чужестранцев. Так не по этой ли причи­не мы биологически запрограммированы поступать более альтруистично по отношению к тем, кто похож на нас, и к тем, кто живет рядом с нами? Сложившийся под давлением природных бедствий и других угрожающих жизни ситуа­ций порядок, определяющий, кому следует оказывать по­мощь в первую очередь, вряд ли удивил бы эволюционного психолога: сперва молодые, потом старики; члены семьи, а потом друзья; соседи и только уж потом незнакомцы.

Некоторые эволюционные психологи говорят, что мы должны также учитывать этнический внутригрупповой фа­воритизм — источник бесконечных исторических и совре­менных конфликтов. Например, Е. О. Уилсон (1978) отмечает, что отбор по принципу родовой принадлежности — фаворитизм по отношению к тем, у кого такие же гены, как и у нас, — является «противником цивилизации. Если поведение человеческих существ в значительной степени определяется... предпочтениями в пользу своих родственников и своего племени, то всемирная, гармония невозможна».

ВЗАИМНОСТЬ. Генетический эгоизм также предопределяет действия в соответствии с принци­пом взаимности. Один организм оказывает помощь другому, считает биолог Роберт Триверс, потому что ожидает в ответ оказания помощи (1980). Дающий надеется, что позднее станет получающим, а нежелающий ответить взаимностью будет наказан: обманщиков, отступников и предателей презирает весь мир.

Акты взаимности лучше всего проявляются в малых, изолированных группах, в которых человек часто встречается с людьми, которым оказывает помощь. *Если летучая мышь-вампир в течение дня или двух остается без еды, — а чтобы умереть от голода, ей нужно не более 60 часов, — она обращается к своей сытой соседке, которая отрыгивает ей часть проглоченной пищи. Мышь-донор делает это действительно добровольно, поскольку теряет меньше часов до наступления голода, чем получает реципиент. Но такая поддержка существует только между знакомыми мышами, которые выступают и дающими и получающими. Те же, кто только берет и никогда ничего не дает взамен, и те, кто не имеет родственной связи с мышью-донором, остаются голодными.

По тем же причинам взаимность сильнее на отдаленных островах Кука, рас­положенных в южной части Тихого океана, чем в Нью-Йорке (ВагааЬ, 1979). Небольшие школы, городки, церкви, рабочие бригады и студенческие общежития способствуют возникновению общинного духа, когда люди заботятся друг о дру­ге. По сравнению с людьми, проживающими в маленьких городках или в сель­ской местности, жители больших городов менее склонны сообщать друг другу о телефонных звонках, передавать по назначению «потерявшиеся» письма, содей­ствовать исследователям, оказывать помощь потерявшимся детям и оказывать прочие небольшие любезности.

Если индивидуальный эгоизм неизбежно побеждает в генетическом соревно­вании, почему же тогда существует безответный альтруизм по отношению к незнакомцам? Что заставляет мать Терезу поступать так, как она это делает? Что побуждает солдат закрывать своим телом неразорвавшиеся снаряды?

Дональд Кампбелл (1975) дает следующий ответ: челове­ческие общества разработали этические и религиозные правила, которые вы­ступают тормозами для биологической склонности к эгоизму. Заповеди, такие как «Возлюби ближнего своего», напоминают нам о необходимости уравнове­шивать свои интересы с интересами группы и, таким образом, способствовать выживанию группы. Ричард Докинз (1976) пришел к анало­гичному заключению: «Давайте стараться учить великодушию и альтруизму, потому что мы от природы эгоистичны. Давайте поймем, на что нас толкают эгоистичные гены, потому что только тогда мы сможем, по крайней мере, уме­рить их воздействие, что невозможно ни для одного биологического вида, кро­ме человека».

Некоторые эволюционные психологи настаивают на том, что самопожертво­вание могло также возникнуть при групповом отборе. Группы предлагают защиту от хищников и от других групп, а также способству­ют осуществлению совместной охоты и обработки земель. Таким образом, груп­пы, состоящие из индивидуумов, склонных к взаимному альтруизму, вероятнее всего, должны были выжить.

Дата добавления: 2014-01-07