Эпилог. Психология и философия 5 страница

Гений и рутина привычного мышления. Замечание
Штейнталя вполне выясняет глубокое различие между
психологическими концептами и тем, что мы называем
концептами в логике. В логике понятие неизменно, но
то, что мы называем «понятиями о вещах» в обыденном
смысле слова, изменяется при употреблении. Наука по-
ставила себе цель добиться такой адекватности и точ-
ности понятий, при которой нам нет надобности более
изменять их. В наших умах идет постоянная борьба за
их обновление. Наше воспитание есть непрестанный
компромисс между консервативным и прогрессивным

факторами. Каждый новый опыт должен быть отнесен
нами под известную рубрику, обнимающую некоторую
группу впечатлений из минувшего опыта. Вся задача
при этом заключается в подыскании такой рубрики,
которая нуждалась бы в наименьшей модификации для
того, чтобы под нее можно было подвести новый факт.

Некоторые жители Полинезии, впервые увидев ло-
шадей, стали называть их свиньями, так как рубрика
«свиньи» была в их языке наиболее подходящей для ни-
когда не виданного животного — лошади. Мой двухго-
довалый сын играл целую неделю с апельсином, кото-
рый увидел в первый раз, называя его мячиком. Его
кормили яйцами всмятку, которые подавались ему без
скорлупы в жидком виде, вылитые в стакан; когда ре-
бенок увидел впервые цельное яйцо, он назвал его кар-
тошкой, так как раньше он видел и ел картофель без
кожуры и знал его название. Складной карманный
пробочник мальчик не колеблясь назвал «дурные нож-
ницы».

Немногие из нас могут с легкостью образовывать но-
вые рубрики и подводить под них новые впечатления
опыта. Большинство все более и более порабощаются
привычным запасом концептов и все более и более теря-
ют способность ассимилировать новые впечатления в
непривычных комбинациях. Короче говоря, рутина при-
вычного мышления составляет для каждого из нас в
известный момент жизни предел «его же не прейдеши».
Явления, идущие вразрез с установившимся, привычным
способом апперцепции, просто-напросто не принимают-
ся в расчет — игнорируются нами; или в тех случаях,
(когда мы вынуждены признать их существование, через
^утки признанные нами факты снова как бы исчезают
|для нас, и малейшие следы неассимилированных фак-
тов совершенно улетучиваются из нашего сознания.
В сущности гениальность заключается почти только в
способности воспринимать объекты не совсем обычным,
не рутинным путем.

В то же время с детства и до конца жизни ничего
не может быть приятнее умения ассимилировать новое
со старым, встречать всякое новое явление, дерзко на-
рушающее установившиеся в нашем уме группы кон-
цептов, разоблачать его загадочность и заносить его в
старые, давно установленные группы, в область знако-
мых явлений. Победоносное ассимилирование нового
со старым есть, в сущности, типичная черта всякого

227.

интеллектуального удовольствия. Жажда подобного ас-
симилирования составляет научную любознательность.
Отношение нового к старому, пока не совершилась ас-
симиляция, выражается в удивлении. Мы не питаем
любопытства и не испытываем удивления по отноше-
нию к вещам, настолько превышающим доступное нам
познание, что мы не имеем концептов, под которые мог-
ли бы подвести их, и мерок, при помощи которых могли
бы наглядным образом их измерить'.

Фиджийцы, как рассказывает Дарвин, удивлялись
при виде маленьких лодок, большие же корабли не вы-
зывали у них удивления. Только то, что нам хоть отча-
сти знакомо, возбуждает у нас жажду дальнейшего
знания. Сложнейшие по устройству ткацкие фабрики,
обширнейшие металлические сооружения для большин-
ства из нас, так же как вода, воздух или земля, просто-
напросто представляют собой обыденные явления, не
вызывающие в нас никаких идей. Нет ничего удиви-
тельного, что выгравированная на медной пластинке
надпись красива. Но если нам покажут рисунок пером
такого же достоинства, это невольно вызовет в нас удив-
ление искусством художника. Одна старая дама, с вос-
хищением рассматривая картину академика, спросила
его: «Неужели вы это сделали рукой?»

Физиологический процесс, обусловливающий вос-
приятие. Мы уже достаточно подробно рассмотрели вос-
приятие и можем дать общую формулировку его за-
кона: в то время как часть объекта восприятия прони-

' Великое педагогическое правило заключается в следующем:

всякий новый отрывок знаний следует связывать с каким-нибудь
образовавшимся в уме ребенка интересом, т. е., иначе говоря, ка-
ким-нибудь путем ассимилировать этот отрывок с заранее приобре-
тенными сведениями. Отсюда вытекает преимущество, получаемое
из сравнивания отдаленного и чуждого непосредственному опыту
с близким и знакомым и неизвестного с известным, из связывания
сообщаемых сведений с личным опытом ученика. Предположим,
учитель рассказывает ученику о расстоянии от Земли до Солнца;

в таком случае всего лучше задать ученику вопрос: «Если бы кто-
нибудь с Солнца вздумал выстрелить прямо в вас и вы бы заме-
тили это в момент выстрела, что бы вы сделали?» — «Я бы отско-
чил в сторону»,— ответит ученик. Тогда учитель может сказать:

«Вам нет необходимости отскакивать, вы можете преспокойно лечь
спать у себя в комнате и снова встать на другой день, прожить
спокойно до совершеннолетия, выучиться торговле, достигнуть мое-
го возраста, тогда только ядро станет к вам приближаться и вам
нужно будет отскочить. Итак, видите, как велико расстояние от
Солнца до Земли»,

Kaei в наше сознание посредством органов чувств от
внеч него объекта, другая часть (и она может быть наи-
бол1 шей) проникает изнутри, из недр нашего сознания.
В с; щности, это простое констатирование того, что нерв-
ные центры суть органы, реагирующие на чувственные
впе' атления, и что, в частности, полушария наши пред-
назг ачены для того, чтобы воспоминания о минувшем
опыц'е могли участвовать в этой реакции. Конечно, та-
каяь общая формулировка туманна. Если мы попытаем-
ся Придать ей точное значение, то всегда естественнее
все о будет предположить, что мозг реагирует по пу-
тям! которые проложены впечатлениями предшествую-
щего опыта и при возбуждении которых мы получаем
вероятное восприятие, восприятие того, что прежде
чаг,е всего вызывало аналогичную реакцию. Реакция
полушарий выражается в возбуждении некоторых групп
неявных путей токами, вызываемыми впечатлениями вне-
шнего мира. Психологически этому физиологическому
процессу соответствует своеобразный импульс, именно
мы<Ьли о наиболее вероятном объекте восприятия. Далее
в Анализе этого процесса мы едва ли можем идти.

^Галлюцинации. Мы видели, что между нормальным
восприятием и иллюзией нет резкого различия, так как
психофизиологические процессы, связанные с тем или
другим явлением, тождественны. Последние виды ил-
'лкКзий, описанные нами, почти могут быть названы
галлюцинациями. Рассмотрим теперь этот вид ложных
во:приятий. Обыкновенно различие между галлюцина-
ций и иллюзией мы усматриваем в том, что иллюзия
порождается некоторым внешним объектом, при гал-
люцинации же всякий объективный стимул отсутствует.
МЭл сейчас увидим, что те ученые, которые отвергают
нг^личие объективных стимулов при галлюцинации, оши-
баются и что галлюцинации нередко бывают только
крайним проявлением обыкновенного процесса восприя-
тия, когда вторичная мозговая реакция ненормально
перевешивает периферический стимул, вызывающий дея-
тельность мозговых центров. Галлюцинации, как прави-
ли!, появляются внезапно и не зависят от нашего произ-
вела. Они обладают весьма различными степенями объ-
ективной реальности. В этом отношении я должен пре-
достеречь читателя от весьма распространенной невер-
ной точки зрения: обыкновенно в галлюцинации видят
о2)раз, ошибочно проектируемый человеком вовне. Но
Годная галлюцинация есть нечто гораздо большее, чем
с

образ, спроектированный в пространство. С субъектив-
ной точки зрения галлюцинация есть ощущение столь
же живое и столь же реальное, как и то, которое мы
воспринимаем при наличии вне нас реального объекта.
Вся разница лишь в том, что в одном случае восприни-
маемый объект имеется, а в другом случае его нет.

Более слабые степени галлюцинации называются
псевдогаллюцинациями. Определенное различие между
теми и другими было сделано всего несколько лет назад.
Псевдогаллюцннации отличаются от обычных продуктов
памяти и воображения большей живостью, тонкостью,
детальностью, устойчивостью, немотивированностью и
самопроизвольностью в том смысле, что при всех усили-
ях нашей душевной деятельности мы не в состоянии
вызвать псевдогаллюцинации по собственному желанию,
У Кандинского был больной, который после приема
опиума или гашиша имел обильные псевдогаллюцина-
ции. Так как этот больной обладал в то же время боль-
шой силой зрительного воспроизведения и был обра-
зованным врачом, то он легко мог сравнивать все три
психических явления. Псевдогаллюцинации, хотя и про-
ектируются вовне (обыкновенно не далее предельного
отчетливейшего зрения, на расстоянии примерно фута
от глаз), не имеют того характера объективной реаль-
ности, которым обладают галлюцинации, но в то же
время отличаются от образов зрительного воспроизве-
дения почти полной невозможностью вызывать их по
желанию. В огромном большинстве случаев «голоса»,
слышимые некоторыми лицами, суть псевдогаллюцина-
ции независимо от того, вводят они в заблуждение дан-
ное лицо или нет. Эти звуки описываются людьми, ко-
торые их слышат, как «внутренний голос», хотя подоб-
ный голос отличается от так называемой мысленной
речи самого субъекта. Я знаю многих лиц, которые, спо-
койно и внимательно прислушиваясь к «внутреннему
голосу», слышат совершенно непредвиденные замечания.
Указанные душевные состояния — обычное явление при
умопомешательстве, они могут разрастись до живой и
вполне объективированной галлюцинации; последняя
как спорадическое явление довольно обыкновенна, а у
некоторых индивидов бывает часто. Статистические све-
дения о галлюцинациях, собранные Гэрнеем, привели к
следующим результатам: примерно на каждые десять
человек хоть один раз в жизни имел очень яркую гал-
люцинацию. Следующий рассказ здоровой женщины

может дать понятие о том, что такое галлюцинация:

«Когда я была еще 18-летней девушкой, однажды вече-
ром крупно поспорила с человеком значительно старше
меня. В порыве раздражения я машинально взяла тол-
стую костяную вязальную иглу, лежавшую на камине,
и изломала ее во время разговора на мелкие кусочки.
В разгаре спора мне очень захотелось узнать мнение
моего брата, с которым я была дружна. Я обернулась
и увидела его сидящим у противоположного конца сто-
ла с руками, скрещенными на груди (что было мало
свойственной ему позой): к великому моему смущению,
я заметила на его губах саркастическую усмешку, ко-
торая свидетельствовала о том, что он не сочувствует
мне, о том, что он, как я бы сказала тогда, «не за ме-
ня». Удивление охладило мой пыл — и спор прекратил-
ся. Через несколько минут, желая заговорить с братом,
я обернулась к нему, но не увидела его. Я спросила при-
сутствующих, когда он вышел из комнаты; мне сказали,
что его вовсе здесь не было; я не поверила, думая, что
он вошел в комнату на минуту и вышел из нее, не бу-
дучи никем, кроме меня, замечен. Часа через полтора
он вернулся домой и не без труда убедил меня, что це-
лый вечер находился вдали от дома».

Галлюцинации при горячечном бреде представляют
смесь псевдогаллюцинаций, настоящих галлюцинаций и
иллюзий. В этом отношении они сходны с галлюцина-
циями, вызванными опиумом, гашишем или белладон-
ной. Самая обыкновенная галлюцинация заключается
в том, что вы слышите, как вас кто-то называет по име-
ни. Почти половина спорадических случаев, собранных
мной, относится к этому типу.

Галлюцинация и иллюзия. Галлюцинации легко вы-
зываются словесным внушением у лиц, подверженных
гипнозу. Покажите такому человеку пятно на листе бу-
маги и скажите, что это фотографический портрет гене-
рала Гранта, и испытуемый увидит на месте пятна фо-
тографию. Пятно придает объективный характер обра-
зу, а внушенное понятие о генерале сообщает пятну
определенную форму. Заставьте испытуемого рассмат-
ривать пятно сквозь увеличительное стекло; удвойте
•изображение пятна при помощи призмы или надавли-
вая на глазное яблоко, отразите пятно в зеркале, пере-
верните вверх ногами, наконец, сотрите его, и пациент
скажет, что «портрет» увеличился в размерах, удвоился,
отразился в зеркале, был перевернут и, наконец, исчез.

Согласно психологической терминологии Бинэ, пятно на
бумаге есть внешнее point de repere (опорная точка),
которое необходимо для того, чтобы придать внушен-
ному образу характер объективной реальности, и без
которого испытуемый получит только мысленный образ
предмета. Бинэ показал, что подобные периферические
points de repere играют роль в огромном количестве не
только гипнотических галлюцинаций, но и галлюцина-
ций душевнобольных. У последних галлюцинации быва-
ют нередко односторонними, т. е. пациент слышит «го-
лоса» только с одной стороны или видит какую-нибудь
фигуру, только когда один его глаз открыт.

В подобных случаях весьма часто удавалось вполне
точно доказать, что болезненный процесс во внутреннем
ухе или помутнение преломляющих свет жидкостей в
глазу были начальным стимулом для того нервного то-
ка, который, проникнув в пораженные слуховые или
зрительные центры, вызвал своеобразные психические
явления в виде известных идей. Галлюцинации, получен-
ные таким путем, суть иллюзии, и теория Бинэ, утверж-
дающего, что всякая галлюцинация имеет первоначаль-
ным стимулом периферическое раздражение, может быть
названа попыткой свести галлюцинации и иллюзии к
общему типу, именно к тому, к которому принадлежит
нормальное восприятие. Согласно Бинэ, и в восприятии,
и в галлюцинации, и в иллюзии мы получаем отличаю-
щееся большой живостью ощущение при посредстве то-
ка, идущего от периферических нервов. Ток может быть
крайне слаб, но все-таки может оказаться достаточно
сильным, чтобы возбудить максимальный процесс дезин-
теграции в нервных клетках (см. главу XIX) и придать
воспринимаемому объекту характер вовне существую-
щей реальности. Природа воспринимаемого объекта
всецело обусловлена системой возбужденных нервных
путей. Во всяком случае известная сторона объекта
создается под влиянием органа чувств, остальное кон-
струируется возбуждением центральных частей. Но пу-
тем самонаблюдения мы не можем вскрыть, что именно
в воспринимаемом объекте периферического и что цент-
рального происхождения, и характеризуем этот объект
просто как результат реакции мозга на внешнее раздра-
жение, не разлагая этот результат на составляющие
элементы.

Теория Бинэ дает объяснение огромного количества
случаев, но, конечно, не всех. Призма не всегда удваи-
вает призрачный образ, и последний не всегда исчезает
при закрывании глаз. С точки зрения Бинэ, ненормаль-
но, сильно возбужденная часть мозговой коры порож-
дает природу возникающего перед сознанием объекта,
а периферический орган чувств сам по себе может со-
общить образу достаточно сильную интенсивность, бла-
годаря которой образ кажется спроектированным в ре-
альное пространство. Но ведь интенсивность есть только
известная степень напряжения ощущения. Почему же,
спрашивается, в исключительных случаях эта степень
напряжения не может быть вызвана причинами только
центрального происхождения? Тогда мы имели бы из-
вестные галлюцинации, вызываемые центральным воз-
буждением, наряду с галлюцинациями, получаемыми
посредством периферического возбуждения, которые
только и допускаются, согласно теории Бинэ. Но, вооб-
ще говоря, не лишено вероятия, что галлюцинации чи-
сто центрального происхождения действительно суще-
ствуют. Другой вопрос, как часто они встречаются. Су-
ществование галлюцинаций, поражающих сразу несколь-
ко органов чувств, уже служит доводом в пользу нашего
соображения. Ибо если мы допустим, что образ чело-
века, видимый нами в галлюцинации, имеет для себя
point de repere во внешнем мире, то голос этого чело-
века, слышимый нами, должен иметь своим источником
центральное возбуждение.

Спорадические случаи галлюцинации, испытываемой
раз в жизни (случаи, по-видимому, весьма обыкновен-
ные), трудно вполне уяснить при помощи какой бы то
ни было из существующих теорий. Нередко эти галлю-
цинации бывают весьма сложны, и тот факт, что мно-
гие из них подтвердились в опыте (т. е. галлюцинатор-
ные. явления совпали с реальными событиями, каковы
несчастья, смерть и т. д., которые постигали лиц, уви-
денных в галлюцинации), дополнительно осложняет
это явление. Первое строго научное исследование явле-
ний галлюцинации во всех возможных ее видах, иссле-
дование, опирающееся на массу эмпирических данных,
было предпринято Гэрнеем и продолжается другими
членами Общества психологических изысканий (Society
for Psychical Research), и статистические материа-
лы собираются теперь в различных странах под ру-
ководством Международного конгресса эксперименталь-
ной психологии. Можно надеяться, что дружные усилия
многих научных исследователей приведут к прочным

решительным выводам. В настоящее время собираемые
факты пытаются истолковать при помощи моторного
автоматизма, транса и т. д., но более поучительные ре-
зультаты получатся лишь при широком сравнительном
изучении этих явлений.

Глава XXI. Восприятие пространства

Мы, взрослые люди, познаем, по-видимому, мгновенно
и вполне определенно величину и размеры предметов,
среди которых живем и двигаемся, и расстояния между
ними; сверх того, мы имеем довольно определенное по-
нятие о целом, необъятном и непрерывном реальном
пространстве, в котором находятся наш мир и все по-
знаваемые нами предметы. Тем не менее несомненно,
что мир ребенка представляется ему в этих отношениях
очень неясным. Как же выросло у нас определенное пред-
ставление о пространстве? Вот один из спорных вопро-
сов психологии. Настоящая глава по необходимости дол-
жна быть коротка, ввиду чего я не буду вдаваться в по-
лемику по этому вопросу и не представляю здесь исто-
рического обзора учений о происхождении идеи прост-
ранства, ограничившись догматическим изложением тех
выводов, которые мне кажутся наиболее правильными.

Протяженность есть свойство, которым обладают на-
ряду с интенсивностью все ощущения. Раскаты грома
и "шум бури мы называем более объемистыми, чем скрип
грифеля об аспидную доску; погружение нашего тела в
теплую ванну дает более массивное ощущение, чем укол
булавкой. Слабая невралгическая боль в лице, легкая,
как паутина, кажется менее массивной, чем мучительно-
тяжкое ощущение ожога или сильная боль в виде колик
или люмбаго на большом участке тела; одинокая звезда
кажется меньше полуденного неба. Мышечные ощуще-
ния и ощущения, связанные с функциями полукружных
каналов, имеют объем; не лишены его вкусы и запахи,
а органические ощущения обладают им в довольно
значительной степени.

Чувства переполнения и пустоты, одышки, трепета,
головной боли наряду с общим осознанием протяжен-
ности нашего тела при тошноте, жаре, тяжелом чувстве
сонливости и усталости служат примерами массивных
ощущений. В таких случаях общий объем нашего тела

начинает сознаваться значительно яснее и сильнее по
сравнению с местными ощущениями толчков, давления
и неудобства. Во всяком случае кожа и сетчатка суть
органы, в которых пространственные элементы играют
наиболее активную роль. Не только с помощью сетчат-
ки мы воспринимаем большие объемы пространства,
чем с помощью других органов чувств. Та чрезвы-
чайная тонкость, с которой наше внимание может под-
разделять объем зрительных впечатлений и сознавать
в нем друг подле друга сосуществующие части, не име-
ет себе ничего подобного. Ухо обладает способностью к
подразделению этих объемов на части. Сверх того, объ-
ем ощущений для уха одинаков во всех направлениях.
Измерения пространства в слуховых ощущениях созна-
ются так неясно, что здесь не может быть и речи о
противоположении «поверхности» и «глубины»; всего
лучше обозначить эти ощущения неопределенно-объем-
ными.

Ощущения различных порядков можно грубо срав-
нивать между собой в отношении их «объемности». Сле-
порожденные, прозрев, удивляются величине восприни-
маемых предметов, которые кажутся им, вопреки ожи-
данию, слишком большими. Франц рассказывает о па-
циенте, которого он вылечил от катаракты и которому
все казалось гораздо большим по сравнению с понятия-
ми, составленными им о величине предметов на основе
одного лишь чувства осязания. Движущиеся предметы,
особенно одушевленные существа, казались ему необык-
новенно большими. Громкие звуки вызывают в нас ощу-
щение чего-то огромного. Блестящие тела, по словам
Геринга, вызывают у нас восприятие предметов с боль-
шим объемом (Raumhait), нежели тела неблестящей
окраски. <...> Полость рта кажется большей при
ощупывании ее языком, чем на глаз. Дупло, образо-
вавшееся во рту после удаления зуба, и движения рас-
шатанного зуба кажутся неестественно значительными.
Попавшая в ухо мошка, жужжа возле барабанной пере-
понки, может показаться величиной с бабочку. Давле-
ние воздуха на перепонку барабанной полости уха вы-
зывает удивительно сильное впечатление.

Объемность ощущения, по-видимому, имеет очень
мало отношения к размерам органа чувств, при посред-
стве которого оно возникает. Ухо и глаз—сравнитель-
но малые органы, а между тем они дают ощущения с
наибольшим объемом, То же несоответствие между объ-

емностью ощущений и размерами частей органа наблю-
дается в границах отдельных органов чувств. Предмет
кажется меньше на боковых частях сетчатки, чем на
желтом пятне. Это легко проверить, держа параллельно
указательные пальцы перед глазом на расстоянии двух
вершков и перенося взор с одного на другой; тогда палец,
видимый боковым зрением, покажется более тонким.
Если мы возьмем две точки, например ножки циркуля
или острые концы ножниц, и, сохраняя неизменным рас-
стояние между ними, будем проводить по коже две па-
раллельные линии, то в некоторых частях пути линии
будут казаться отстоящими далее, чем на самом деле.
Если, например, мы проведем циркулем или ножницами
поперек лица испытуемого, то субъекту будет казаться,
что в средних частях пути ножки инструмента расходят-
ся и описывают своим движением правильный незам-
кнутый эллипс (рис. 17).

Из только что сказанного вытекает прежде всего
следующее: протяжение, различаемое во всяком ощу-
щении (хотя в одних более развитое, чем в других),
есть первичное ощущение протяженности, из которого
все последующее точное познание пространственных от-
ношений слагается при помощи процессов ассоциации,
различения и подбора.

Построение реального пространства. Хотя для ново-
рожденного, начинающего познавать внешний мир при
помощи органов чувств, опыт обладает характером про-
тяженности, однако пространственные отношения по-
знаются им без отчетливого различения отдельных ча-
стей, направлений, размеров и расстояний. Потенциаль-
но комната, в которой находится новорожденный, может
быть подразделена им на множество частей, неподвиж-
ных и двигающихся, и в каждый данный момент эти
части находятся в известных отношениях друг к другу
и к самому ребенку. Потенциально комната эта может
помещаться ребенком в пространстве большего объема

путем присоединения к ее объему частей пространства,
составляющих остальной внешний мир. Но на самом
деле части пространства, выходящие за пределы ком-
наты, и пространственные подразделения внутри комна-
ты не осознаются ребенком, и главный элемент его вос-
питания в течение первого года состоит в подробном
ознакомлении с пространственными отношениями, в
распознавании в них различий, в отождествлении сход-
ного. Этот процесс может быть назван построением
реального пространства как вновь воспринимаемого
объекта, слагающегося из первичных хаотических впе-
чатлений объемности. Построение (конструирование)
заключает в себе ряд подчиненных друг другу процес-
сов: 1) цельный объект зрения и осязания должен быть
расчленен на меньшие объекты, различаемые в нем
вполне определенным образом; 2) видимые или пробуе-
мые на вкус объекты должны отождествляться с объ-
ектами осязаемыми, слышимыми и т. д. и наоборот, так
что та же «вещь» должна познаваться ребенком как
таковая, хотя он в отдельных случаях будет познавать
ее весьма различными путями; 3) непосредственно по-
знаваемый в данную минуту объем пространства дол-
жен стать в глазах ребенка определенно локализован-
ной частью внутриокружающих объемов пространства,
в которые заключен наш мир; 4) все объекты должны
для ребенка расположиться в известном порядке по от-
ношению друг к другу по трем так называемым изме-
рениям; 5) ребенок должен научиться различать отно-
сительные размеры предметов, другими словами, изме-
рять их.
Рассмотрим эти процессы по порядку.

1. Подразделение или различение. Здесь мне оста-
ется немногое прибавить к тому, что было сказано в
главе XIV. Движущиеся, острые, ярко освещенные кус-
ки всего поля восприятия привлекают внимание и тогда
различаются как особые объекты, окруженные осталь-
ной частью зрительного или осязательного поля. То об-
стоятельство, что эти объекты, будучи раз выделены
из окружающей области впечатлений, сохраняют свою
обособленность от окружающего, останется всегда пер-
вичным фактом нашей чувственной восприимчивости,
не поддающимся никакому дальнейшему объяснению.
Впоследствии, после того как отдельные предметы один
за другим выделялись из общего хаоса впечатлений и
сделались привычными, внимание ребенка может на-

237.

правляться на несколько предметов одновременно. Он
может тогда видеть и осязать сразу несколько предме-
тов, находящихся один подле другого среди поля вос-
приятия. Это осознание «сосуществования предметов
друг подле друга» сначала очень неясно и может не
заключать в себе различения определенных направлений
и расстояний—и его также следует принять за нечто
первично-данное в нашей чувственной восприимчивости.

2. Объединение различных видов ощущений в одну
вещь. Когда два ощущения сознаются одновременно, мы
стремимся объединять вызывающие их причины в по-
нятие одной и той же вещи. Когда кондуктор электри-
ческой машины близко поднесен к нашей коже, то ис-
кра, блеск, которые мы видим, треск, который слышим,
и укол, который осязаем, локализуются в том же ме-
сте и рассматриваются как различные стороны одного
и того же явления — электрического разряда. Простран-
ства, занимаемые видимым, слышимым и осязаемым
объектами, сливаются в нашем представлении в одно
пространство благодаря основному закону нашего со-
знания, закону, согласно которому мы упрощаем, объ-
единяем и отождествляем воспринимаемые впечатления,
насколько это возможно. Всякое чувственное впечатле-
ние, воспринимаемое вместе с другим, локализуется
нами в том же месте. Места, занимаемые первым и
вторым, сливаются для нас в одно место, занимаемое
обоими впечатлениями. Место, в котором возникает
одно, впоследствии кажется в то же время и местом
нахождения другого. Таков первый чрезвычайно важ-
ный акт, при помощи которого познаваемые нам'и ми-
ровые явления распределяются в известном простран-
ственном порядке.

При этом слиянии разнородных ощущений в один
образ вещи одно из объединяемых ощущений принима-
ется нами за вещь, остальные же рассматриваются на-
ми как более или менее случайные свойства или спо-
собы проявления. Обыкновенно за коренное свойство
вещи принимается то ощущение, которое отличается
наибольшей устойчивостью и имеет наибольшее прак-
тическое значение по сравнению с остальными: таким
бывает по большей части ощущение твердости или тя-
жести. Но тяжесть и твердость всегда бывают связаны
с осязанием некоторого объема; мы всегда, имея воз-
можность «видеть» осязаемое нашей рукой, сравниваем
величины осязаемого и видимого, после чего образо-

Дата добавления: 2014-11-07