Риторические фигуры

Риторика, поэтика и поэзия

Выше я определил поэтику как попытку объяснить художественные эффекты через описание обусловливающих их конвенций и опера­ций чтения. Поэтика тесно связана с риторикой, которая со времён античности исследовала заложенные в языке возможности убежде­ния и выражения – приёмы языка и мышления, используемые при пост­роении результативных высказываний. Аристотель отделял риторику от поэтики, считая риторику искусством убеждения, а поэтику – искусст­вом подражания или воспроизведения. В филологической традиции средневековья и Ренессанса два эти предмета слились: риторика ста­ла рассматриваться как искусство красноречия, а поэзия (постольку, по­скольку она учит, доставляет удовольствие и побуждает) – как высшее проявление этого искусства. В XIX веке риторика впала в немилость как система ухищрений, чуждая подлинной мыслительной деятельно­сти или поэтического воображения. В конце XX века риторика возро­дилась как учение о структурных особенностях дискурсов.

Поэзия связана с риторикой, поскольку она изобилует языковыми и речевыми фигурами, призванными придать тексту убедительность. Со времён Платона, который считал необходимым изгнать поэтов из идеальной республики, поэзию критиковали и принижали за то, что она-де является обманной и легкомысленной риторикой, вводит людей в заблуждение и вызывает у них нелепые, сумасбродные стремле­ния. Аристотель защитил поэзию, акцентировав в ней не риторику, а подражание (мимесис) и высказав мнение о том, что поэзия даёт вы­ход нашим аффектам. Он также видел в поэзии модель ценного опыта перехода от незнания к знанию (так, в трагедии в переломный момент «узнавания» герой осознаёт свою ошибку, а зритель понимает, что должен «славить милость Бога»). Поэтика, учение о стратегиях и воз­можностях литературы, не сводится к изучению риторических фигур; в ней можно видеть часть более широко понимаемой риторики, изу­чающей возможности языковых актов любого типа.

Теория литературы много внимания уделяет вопросам риторики. Тео­ретики обсуждают природу и функции риторических фигур. Ритори­ческие фигуры в целом можно определить как модификации «обычного» словоупотребления или отклонения от него. Например, во фразе «Моя любимая роза» слово «роза» обозначает не цветок, а нечто прекрасное и драгоценное (такая фигура называется метафорой). В стихотворении «Тайна сидит» тайна превращается в существо, обладающее способ­ностью сидеть (олицетворение). В прошлом исследователи различали специфические «тропы», «переворачивающие» или меняющие значе­ние слова (как в случае метафоры), и более многообразные «фигу­ры», то есть употребление слов в непрямом значении с целью до­стижения специальных эффектов. Назовем некоторые из фигур: алли­терация (повторение одинаковых согласных), апострофа (обращение к неодушевлённым предметам и абстрактным понятиям, например: «Стой, сердце! Сердце, стой!»), ассонанс (повторение гласного звука).

В последние годы теоретики редко разделяют фигуры и тропы и даже ставят под сомнение понятие «обычного», «прямого» значения, отклонениями от которого являются фигуры и тропы. Например, является ли сам термин «метафора» буквальным или фигуральным? Жак Деррида в «Белой мифологии» показывает, что теоретические рас­суждения о метафорах неизбежно вынуждены оперировать метафо­рами. Некоторые теоретики даже приходят к парадоксальному выводу: язык в основе своей фигурален, и то, что мы называем буквальным, строится из фигур, чья фигуральная сущность забыта. Когда мы про­износим словосочетание «уловить суть проблемы», то воспринимаем это выражение как буквальное, поскольку не помним о его фигураль­ной природе.

Это не значит, что различия между буквальным и фигуральным зна­чениями вообще нет, но следует признать, что тропы и фигуры явля­ются фундаментальными структурами языка, а вовсе не исключениями или искажениями. Традиционно считается, что наиболее важной фи­гурой является метафора. Метафора показывает кого-то или что-то как нечто иное (так, мы говорим метафорами, называя, например, Джорджа ослом или возлюбленную – красной розой). Таким образом, метафора – это вариация основного способа познания: мы узнаём что-то, видя это как что-то ещё. Теоретики говорят о «метафорах, которы­ми мы живём», имея в виду основополагающие метафорические схемы, как, например, «жизненный путь». Такие схемы образуют струк­туру нашего мышления, представления о мире: мы пытаемся «достичь чего-то в жизни», «понять, к чему мы пришли», «сталкиваемся с труд­ностями» и т. д.

Метафора считается основой языка и воображения, так как на ней строится познание, она не является случайным высказыванием или украшением. Тем не менее её литературное воздействие зависит от её уместности. Строка Вордсворта «Кто есть Дитя? Отец Мужчины» зас­тавляет нас остановиться, задуматься и увидеть в новом свете взаи­моотношения поколений: отношение ребенка к мужчине, которым ему предстоит стать, сравнивается с отношением отца к своему ребёнку.

Поскольку метафора может заключать в себе тщательно выработан­ную концепцию, даже теорию, она является наиболее легко опреде­ляемой риторической фигурой.

Но теоретики говорят о важности и других фигур. По мнению Рома­на Якобсона, метафора и метонимия являются двумя фундаментальны­ми языковыми структурами. При этом метафора связывает предметы по сходству, а метонимия – по смежности. Метонимия движется от од­ного предмета к другому, близкому; так, мы говорим «корона» вместо «королева». Метонимия упорядочивает структуру, выстраивая предме­ты в пространственные и временные ряды, ведёт нас от одного пред­мета к другому внутри данной области, а не связывает одну область с другой, как это делает метафора. Другие теоретики включают в число «четырёх главных тропов» синекдоху и иронию. Синекдоха – это выяв­ление целого через его часть: «десять пар рук» в значении «десять работников». Синекдоха приписывает свойства целого его частям, и части, таким образом, представляют целое. Ирония сопоставляет ви­димое и реальное: что произойдет, если случится противоположное ожидаемому (что будет, если дождь пойдёт во время пикника, кото­рый устраивает синоптик?). Эти четыре главных тропа – метафора, метонимия, синекдоха и ирония – были использованы историком Хайденом Уайтом для анализа исторического объяснения (исторического «сюжетосложения», по выражению Уайта): они представляют собой основные языковые структуры, с помощью которых происходит ос­мысление опыта. Базовое представление о риторике как дисциплине, которая зиждется на этих четырёх тропах, приводит к выводу о том, что существуют фундаментальные языковые структуры, лежащие в основе широкого спектра дискурсов и позволяющие им обрести смысл.

Дата добавления: 2014-10-23