Статья Белкина. Обычаи и обыкновения. 11 страница

Мы в силу разных исторических, правовых причин нашего государства вынуждены гораздо больше уделять внимания (в США не то, чтобы совсем отсутствует доктрина ограничения прав, другое дело, что она не столь разнохожая) европейской традиции, и даже еще более конкретно – традиции ЕСПЧ в части оценки того, насколько допустимо то или иное ограничение прав.

КС РФ в некоторых случаях пытается подражать ЕСПЧ, он пытается использовать более или менее те же самые критерии, но разница в том, что у КС РФ отсутствует столь формализованная, столь логически выстроенная доктрина оценки и критериев оценки того или иного ограничения на конституционную его допустимость, которое существует в ЕСПЧ и в некоторых европейских государствах. Об этой доктрине мы несколько слов скажем.

ЕСПЧ систему оценки выстраивает путем последовательного ответа на несколько вопросов, задаваемых самому себе.

Первый вопрос: имеет ли место вообще вмешательство в право?

Вопрос довольно интересный, интересный с т.з. тех изначальных концептуальных, отчасти философских оснований для осуществления соответствующей проверки. Здесь, возвращаясь к США, можно сказать, что подход к пределам того, где имеет место вмешательство в права человека, он довольно разный. В США принято считать, что само право не распространяется на те пределы, в которых бы оно входило бы в конфликт, например, с правами других лиц. Оно ограничивается публичными интересами и в этом смысле нельзя говорить о существовании права как такового. Один очень известный судья ВС США Холм в свое время сказал фразу, которая стала крылатой: Никакая свобода слова не может оправдать человека, который в переполненном театре вдруг крикнет «Пожар». В этом суть американского подхода к ограничению прав, свобода слова так широко не распространяется, оно существует в более узких пределах.

В Европе подход другой, в частности ЕСПЧ склонен рассматривать право едва ли не в бесконечных пределах. ЕСПЧ склонен считать, что право в этом случае, даже в случае с переполненным театром, право на свободу слова существует, но оно подвергается ограничению. И дальше мы уже будем оценивать, насколько имеет место обоснованность, необходимость и другие требования, предъявляемые к такому ограничению, но само право рассматривается достаточно широко. В европейских государствах, в частности, в Германии содержание прав оказывается шире, чем в США.

Соответственно и вопрос о том, имеет ли место вмешательство в право, имеет ли место ограничение таковое, чаще всего имеет положительный ответ, если только затрагиваются какие-то существенные, жизненно важные и гарантированные Конвенцией или Конституцией права гражданина.

Второй вопрос касается некой объективной обоснованности, объективной в смысле того, что речь идет о существовании неких объективных пределов, или речь идет о юридическом ограничении?

В ситуациях, когда мы говорим, например, о праве на частную жизнь, в какой-то части мы будем говорить о том, что частная жизнь не охватывает защиту персональных данных профессионального характера, поскольку здесь речь не идет о праве как таковом, а в других случаях мы будем говорить о том, что право на защиту частной жизни в случае распространения персональных данных личного характера может быть ограничено в силу определенных конституционных оснований, конституционных, конвенционных оснований. Соответственно, второй вопрос, который задает себе ЕСПЧ, имеет ли место в данном случае это до какой-то степени именно подлежащее правовой оценке вмешательство со стороны государства, вмешательство со стороны законодательства.

Дальше (третий) оценивается само вмешательство. Первый и второй вопросы относятся к наличию и обозначению вмешательства как такового, остальные вопросы к оценке допустимости этого вмешательства. На первые два вопроса ответить достаточно легко, а ответить на вопросы о допустимости, как правило, сложнее, потому что здесь требуется оценка, оценка может носить двоякий характер, оценка может осуществляться субъективным способом. «Нам кажется, что баланс соблюден», «На лицо баланс между частными и публичными интересами…» - так обычно пишет КС РФ, не вдаваясь в детали, в чем именно этот баланс заключается и почему он может считаться соблюденным. Другой подход, который и отражается в практике ЕСПЧ – это попытка оценить сами ограничения, само вмешательство в право, с т.з. формальных допустимых условий, и с т.з. содержательно допустимых условий.

a, b - Формально допустимые условия – «предписания законом» и преследование «легитимной цели». Предписание законом, кстати, в Конституции РФ фигурирует как условие ограничение прав человека, ч.3 ст. 55 Конституции РФ – самое важное положение во всей Конституции РФ, предусматривает, что права человека могут быть ограничены только федеральным законом. Соответственно, ЕСПЧ предъявляет примерно те же требования, считает, что вмешательство может быть осуществлено только на основании закона. Вмешательство должно преследовать определенную цель, цель эта должна быть конституционно допустимой, или конвенционно допустимой. В ч.3 ст. 55 Конституции РФ написано, что ограничении прав возможно, если это необходимо для обеспечения обороны страны, безопасности государства, защиты прав и законных интересов других лиц. Это есть те самые легитимные с т.з. ЕСПЧ цели. В Европейской конвенции эти цели перечисляются применительно к некоторым правам. В отношении некоторых статей Конвенции указано право и возможные цели его ограничения. Например, право на свободу слова может ограничиваться в целях защиты авторитета суда.

с - более содержательная оценка: является ли ограничение необходимым в демократическом обществе?

Необходимость вмешательства, допустимость вмешательства в демократическом обществе оценивается ЕСПЧ по целому ряду рациональных критериев, каждый из которых предполагает, в каком-то смысле, анализ тех ограничений, которые введены законом. У нас обычно из этого длинного перечня критериев любят упоминать три основных, наверное, они действительно основные. Это необходимость, обоснованность и соразмерность (пропорциональность).

В этом перечне можно говорить о том, что:

1, 5 – необходимость. Необходимость – это требование, которое предполагает, что без ограничения прав добиться защиты конституционной ценности, добиться конституционной цели невозможно. Что другими средствами невозможно, например, обеспечить общественную безопасность, иначе как ограничить права. Это первое требование.

3,6 – обоснованность. Обоснованность предполагается в части разумности, внимательности и добросовестности государства. Обоснованность предполагается, если решение принимается на оценке относящихся к делу фактов. Обоснованность предполагает наличие у государства неких объективных данных, свидетельствующих о том, что, во-первых, существует действительная, реальная угроза безопасности, или иным интересам, иным целям. Эта угроза требует немедленного реагирования со стороны государства и, соответственно, эта угроза требует именно ограничения прав.

Самое сложное требование – требование соразмерности (пропорциональности). Требование соразмерности, в целом, можно сформулировать как необходимость введения ограничения только такого, которое будет менее серьезным ущербом для прав граждан, нежели та угроза, на предотвращение которой ограничение направленно. Пропорциональность предполагает соотношение вреда, причиненного ограничением прав и вреда, предотвращенного для защиты, от которого вводятся те или иные ограничения. Скажем, для защиты от террористической угрозы – угона самолета – существует предполетный досмотр. Понятно, что он причиняет определенные неудобства, но те неудобства, которые причиняются пассажирам, намного менее серьезны и менее значимы, чем вред, который потенциально предотвращается. В этом основная суть пропорциональности, а дальше ее можно еще подробнее раскрывать, в частности, например, вмешательство преследует строго легитимные цели, это значит, что вмешательство или ограничение прав существует только в тех пределах, в которых необходима борьба с соответствующей угрозой. Если вмешательство оказывается чрезмерным, если оно осуществляется на всякий случай, еще и в более широких пределах, то оно выходит за рамки строго определенной цели, т.е. оно выходит за рамки того, что может считаться пропорциональным вмешательством.

Пропорциональность, преследуемой законной цели, или легитимной цели – это общее требование, которое вытекает из пропорциональности.

Мы должны понимать, что эта доктрина, эта концепция пропорциональности очень хорошо разработана в Германии, очень активно применяется, и можно сказать, существует в разработанном виде в практике ЕСПЧ. О ней много написано в зарубежной литературе, и о ней почти ничего нет в России, почти никаких работ, посвященных проблема теста на пропорциональность, почти никакой практики КС РФ, где бы реально применялась последовательная, рациональная оценка пропорциональности, соответственно, едва ли можно говорить о том, что это часть российской конституционной доктрины. Но, при этом в самой Конституции, у нас говорится там, где речь идет о возможности ограничения прав, ч. 3 ст.55 Конституции РФ, она фактически указывает на то, что ограничение возможно только в той мере, в которой это обусловливают соответствующие перечисленные там цели и ценности, подлежащие защите, но, видимо, дело будущего все-таки строгая оценка соответствия тех ограничений, которые вводятся и тех ограничений, которые допустимы с точки зрения общего принципа.

Существование этого принципа не столь широко признано и не столь широко распространено в науке, как предыдущих принципов, но, тем не менее,он тоже явно относится к числу базовых, общих и фундаментальных принципов. В чем его смысл? С одной стороны, мы представляем, что есть некие отношения между государством и личностью, конкретном государством и с тем государством, к которому человек, личность имеет какое-то отношение, имеет какую-то связь с этим государством. Имеется ввиду, что такой человек может находиться на территории государства, может обладать гражданством этого государства, в этом случае достаточно очевидна связь этого человека с государством, соответственно, и обязанности государства по отношению к этому человеку. Помимо этой, достаточно отчетливой и очевидной связи, есть еще одна связь, менее отчетливая и менее очевидная. В определенном смысле, все государства мира перед всеми людьми, перед всем человечеством несут ответственность за реализацию прав человека. Если какой-то человек вынужден покинуть государство своей гражданской принадлежности и переместиться в другое государство, он может получить статус беженца, может получить политическое убежище, но в любом случае, он будет защищен от нарушения его прав тем государством, с которым у него наиболее тесные связи, к гражданству которого он принадлежит и т.д. В свою очередь, любое другое государство обязано не только принять такого человека, но и, по возможности, обеспечить ему защиту, причем, защиту как от другого государства, так и защиту иных прав, личных прав, социальных прав. В этом можно усмотреть некую солидарную ответственность всех государств мира, или стремление всех государств мира к наиболее полному обеспечению всех людей на земле правами и свободами. Естественно, здесь есть разумные пределы, здесь, в некоторых случаях, требуется доказывание того, что человек не может прибегнуть к защите государства своей гражданской принадлежности. Разумеется, здесь защиты будет обеспечиваться в не столь широких пределах, и не столь очевидно далеко, как она обеспечивается гражданам этого государства, но, тем не менее, какая-то защита обеспечена будет. И, в целом, правовая политика государств должна быть ориентирована на существование этого принципа, должна максимально стремиться к тому, чтобы обеспечить всех граждан необходимыми правами и свободами.

Мы на этот принцип неоднократно будем ссылаться. Пример: все государства мира стремятся к сокращению безгражданства, почему? Это, вроде, не затрагивает интересы каждого конкретного государства, но лицо, которое не имеет гражданства никакого государства, не пользуется никакой защитой, и не может полноценно реализовать свой статус человека, статус личности, в частности, в политических отношениях. В связи с этим государства борются против без гражданства, именно исходя из того, что нужно обеспечить всем гражданам максимально полный набор прав и свобод.

Еще один принцип, который часто, с т.з. обывательской, вызывает недоумение – это принцип неотчуждаемости прав человека. Само понятие неотчуждаемости можно толковать буквально, и можно представить себе, что речь идет о невозможности лишения прав человека, но, на самом деле, это не совсем о том. Неотчуждаемость не предполагает воспрепятствование лишению прав, потому что лишение прав – не что иное, как умаление, некая форма ограничения прав, когда выхолащивается сама суть права человека, и в этом отношении, неотчуждаемость прав, скорее, имеет другое содержание, другой смысл. Неотчуждаемость означает, что сам человек не вправе свободно распоряжаться своими собственными правами и свободами. Он не может свободно от них отказываться. Такое теоретически философское обоснование, этот принцип находит в идее того, что права и свободы, защищаемые ими жизненно важные интересы у человека, они принадлежат ему не как личное благо, а как благо общественное, т.е. само устройство государства и общества, рамках которого права человека защищены, предопределяет необходимость предоставления прав конкретному человеку. В частности, это означает, что человек не может, например, свободно распоряжаться своей жизнью и здоровьем, отсюда проблема эвтаназии, или других форм самостоятельного распоряжения своей жизнью и здоровьем. Законодательством оно ограничивается, предполагается, что человек не может отказываться от жизни и здоровья, поскольку они, если принимать во внимание религиозное обоснование, человеку были кем-то дарованы, соответственно, и распоряжаться свободно ими он не может. Религиозное основание – важная часть, важный элемент основания принципа неотчуждаемости, потому что сильнее всего проявляется действие этого принципа именно в тех государствах, где религия играет серьезную роль. Предполагается, что там, где государство и правовые нормы испытывают влияние религиозных догматов, то там ограничение на свободное распоряжение жизни и здоровья, оно устанавливается. Сегодня только в государствах Азии сохранилась юридическая ответственность за неудачную попытку самоубийства, хотя такие нормы существовали раньше и в Европе, в частности, в Великобритании, это всегда вызывает нездоровую реакцию. На самом деле, в этом нет ничего особенно удивительного, государство не может существовать, если граждане начнут массово налагать на себя руки, это подорвет и экономическое благосостояние государства. Создаст соответствующий психологический климат, государство в этом отношении оберегает некое более или менее здоровое состояние общества, соответственно, в этом отношении, все средства хороши. Конечно, юридическая ответственность, может быть, не самое эффективное средство. В РФ, например, стали бороться с самоубийствами детей, защищают детей от той информации, которая теоретически может причинить им вред – это информация для наркотиков и информация о самоубийстве. В этом отношении, РФ рассматривает детей как наиболее психологически уязвимую часть общества, но потенциально преследует те же самые общие цели, которые преследуют и другие государства, негативно оценивающие, в целом, эту практику.

Еще два принципа, менее значимых, менее важных, нежели все прочие перечисленные.

Во-первых, это запрет злоупотребления правом. На взгляд Белова, хотя Конституция РФ для этого содержит все необходимые основания. В частности, в Конституции сказано, что запрещается реализация права, посягающая на права других лиц, а реализация с целью причинения вреда другому лицу – это положение, которое содержится в гражданском законодательстве. И в России, и во многих зарубежных странах именно такими нормами государство пытается ограничить граждан в тех пределах реализации прав, которые причиняют ущерб другим людям.

Само по себе злоупотребление правом – категория весьма неопределенная. С одной стороны, есть определенные теоретические разработки этого понятия, их можно разделить на два направления: в одном направлении пытаются буквально воспринимать понятие злоупотребление, т.е. анализировать, что такое зло, а что такое добро. И все, что попадает в категорию «зло» - то неправильно, а то, что во имя добра – то хорошо. Естественно, это, мягко говоря, непродуктивно, с т.з. правовой – это не очень определенно и вряд ли помогает выявить настоящие случаи злоупотребления. Другой подход теоретически, на взгляд Белова, более конструктивен. Предполагается, что любое право предоставляется в рамках определенных целей, любое право предоставляется не абстрактно для того чтобы его можно было реализовывать для всего, чего угодно, а ля определенных задач, целей, средств и способов реализации права, связанных с существом этого права. Например, есть проблема отказа депутатов от мандата после того, как они избраны. С точки зрения теоретической можно в данном случае выявить признаки злоупотребления правом. Выдвижение кандидатуры предполагает некое стремление занять выборный пост, если преследуются иные цели, если преследуется цель повысить популярность конкретной партии за счет размещения в списке популярных кандидатов, которые вообще не собираются быть депутатами, то в этом случае, наверное, можно говорить о злоупотреблении правом, т.е. использование права в несоответствии с его смыслом, целями, ради которых это право предоставляется. Белов помнит как А. Аршавин, баллотируясь в депутаты, сказал своим болельщикам, чтобы они не волновались, он будет играть в футбол дальше. Он выдвинул свою кандидатуру просто так. Это как раз в чистом виде злоупотребление правом, потому что в этом случае явно высказывается отсутствие намерения его действительно реализовать.

Что касается законодательства и судебной практики, практики КС, то в части применения общего принципа запрета злоупотребления, кроме гражданского законодательства мало где эта категория используется, правда, в некоторых законах, регулирующих конституционное отношение, злоупотребление возникает, но уже в другом смысле. Например, в законе «О СМИ» есть категория злоупотребления свободой СМИ – распространение экстремистских материалов. Сведений, которые разжигают всякого рода вражду или рознь, это злоупотребление общим правом. Но поскольку в законодательстве есть конкретный перечень того, что считается злоупотреблением общей свободой СМИ, поскольку существует вполне четкая определенная ответственность за распространение каждого из эти видов информации, вряд ли здесь можно говорить о злоупотреблении, скорее, здесь некий терминологический оборот, который используется законодателем для того чтобы обозначить некий тип правонарушений. Это по сути своей правонарушение, за которое предусмотрено соответствующая ответственность. Злоупотребление с точки зрения конституционного принципа гораздо сложнее, тоньше и представляет собой более общее правило, предполагающее, что права нельзя использовать в противоречие с их смыслом, в противоречии с теми целями, для которых оно предоставлено и для того чтобы причинять вред другим лицам, либо просто нарушать права других лиц. Это правило, относительно того, что нельзя реализовывать право в тех пределах, в которых оно начнет затрагивать права других, этот принцип в Конституции РФ закреплен сегодня в ст. 17, это один из важнейших принципов, служащий удобным и эффективным инструментом решения конфликтов между двумя правами и гражданина, правами человека. Если человек реализует свое право, посягая на права другого, то он должен ограничить реализацию своих прав. Во всех остальных случаях конфликт между двумя правами решается сложно, тем более, что никакой иерархии прав человека нет и не может быть в принципе. Нельзя сравнивать право на свободу совести и право на свободу слова, они входят в конфликт часто, но нельзя сказать, что одно более важно, чем другое. Только с помощью принципа запрета злоупотребления и запрета реализации права, в пределах которых оно затрагивает права других лиц, мы можем найти решение такого конфликта.

Наконец, принцип прямого действия прав человека, он закреплен в тексте 18 статья Конституции РФ. Смысл его заключается в том, что права человека должны предопределять не только содержание действующего законодательства, но и

Деятельность всех государственных органов. Если у суда есть два варианта, одинаково допустимые варианты толкования законодательной нормы, он должен исходить из того толкование, которое наилучшим образом обеспечивает защиту прав гражданина. Это находит отражение, например, в налоговом законодательстве, где сказано, что любые неточности в налоговом законе толкуются в пользу налогоплательщика. В ряде других правовых актах закреплены подобные же нормы, в целом, раскрывающие этот общий принцип.

Предполагается, что права человека связывают государство в целом, и в этом отношении мы можем говорить о том, что современная доктрина конституционализма предполагает, что права человека фигурируют в отношениях между личностью и государством. Но при этом, когда государство выполняет свои обязанности перед человеком, оно должно в законодательных актах обеспечить защиту прав, если оно не обеспечивает, то максимально полно этот недостаток должен восполняться другими государственными органами при толковании и применении закона.

Кроме того, возникает сложный вопрос относительно того, могут ли считаться связанными положениями Конституции частные лица. Если в российской науке это вопрос решается с помощью т.н. абсолютных правоотношений, если в отечественной теории права обычно утверждается, что право на жизнь связывает не только государство, но и любое частное лицо, которое должно, в целом, быть связано общими нормами Конституции, то в этом сказывается, на взгляд Белова, обще представление о Конституции как об акте, мало чем по природе своей отличающейся от закона. С точки зрения зарубежного конституционализма, зарубежной доктрины КП, теории права предполагается, что адресат прав человека – это государство, а все, то имеет эффект в отношении граждан – это косвенный, или побочный эффект, которые возникает вследствие исполнения государством его обязанностей перед личностью.

Но, поскольку, государство всегда связано Конституцией, поскольку государство всегда должно следовать общим принципам, заложенным конституцией, ввиду этой обязанности, возложенной не только на законодателя, но и на правоприменительные органы, в действительности, права человека и другие конституционные принципы имеют побочный эффект воздействия на частные правоотношения. За рубежом, в европейской науке, в последнее время много публикаций по поводу того, как, например, на гражданские правоотношения, договорные правоотношения влияют права человека, как права человека влияют на применении норм об ответственности, как именно государство должно регулировать законодательство и применять законодательство в соответствии с общей целью защиты прав человека. Здесь важно подчеркнуть, что, во-первых, сам по себе этот эффект побочный, косвенный. Но в то же время он достаточно важен и, поскольку, основным правприменителем является государство, связанность государства Конституцией имеет далеко расходящиеся пределы.

Вопрос, отчасти, общетеоретический, хрестоматийный: классификация прав человека.

Сами по себе классификации мало имеют смысл, если они не позволяют понять особенности той или иной группы прав.

На взгляд Белова, то, что касается первой группы прав, её очень часто воспринимают и используют без какого-либо смысла, без какой-либо цели, достаточно ясной или определенной. Когда речь идет о сферах действия прав, то на самом деле, характеристика юридическая в данном случае отступает на второй план. Мы можем встретить в учебной литературе много ссылок на данную классификацию, исходящую из того, что, например, есть права, которые реализуются в сфере политической, есть права, которые реализуются в сфере социально-экономической, есть права, которые реализуются и иных сферах. На взгляд Белова, это не очень точно, не очень правильно, потому что юридически мы можем примерно также делить права, но несколько по-другому распределять их по группам. Например, право собственности. С т.з. сферы действия – это социально-экономическое право, но по своим юридическим характеристикам, оно очень далеко от других социально-экономических прав, оно гораздо ближе к личным правам по юридическим свойства. Это негативное право, относящееся к status negativus по Еллинеку, и это право, которое не может быть отнесено к социально-экономическим, если мы говорим именно о правовой классификации. Поэтому мы, изучая права и их нормативное содержание, будем в целом следовать примерно такой классификации, но мы будем говорить о юридических особенностях каждой группы, и, конечно, критерием выделения для нас будет не только, и не столько сферы действия прав, сколько их юридические особенности, в частности, учитывая эти классификации Г. Еллинека.

Вторая классификация:

- 1 поколение наиболее растянуто во времени, оно выплывает из глубины веков, где-то в середине 17 века и постепенно получает всеобщее признание и закрепление в качестве правового института, но происходит это уже ближе к середине 19 века, только в середине 19 века права первого поколения можно считать действительно разработанными и отчетливо закрепленными правами: личные права, процессуальные права и политические права.

- 2 поколение прав связано с распространением определенных идей, в Европе, в первую очередь, идей социальной справедливости, идей социального равенства, идей защиты социальных интересов, то, что, с одной стороны, легло в основу социализма в марксистско-ленинской идеологии, с другой стороны, легло в основу принципа социального государства в Германии, или странах Скандинавии. По сути дела, мы можем говорить о 2 поколении прав – это конец 19 – начало 20 века, когда они стали глобальным направлением развития института прав человека.

- 3 поколение появилось после Второй мировой войны;

- про 4 поколение пока большой вопрос: есть оно, или нет его.

Третья классификация – это классификация на две группы, на самом деле, классификация может быть наиболее неопределенная, наиболее спорная, потому что некоторые права могут быть выделены в части наличия в них отчетливого содержания того жизненно важного интереса, ради которого вообще существуют права человека. Понятно, что право на жизнь относится к материальным правам, а право на судебную защиту – к правам-гарантиям. Право на судебную защиту само по себе жизненно важным интересом не является, но оно обеспечивает защиту жизненно важных интересов. Тут есть определенная условность, потому что, например, презумпция невиновности, с одной стороны, это процессуальная гарантия, с другой стороны, сама по себе она рассматривается как важнейшая ценность в рамках демократического общества, и с этой точки зрения, наверное, может претендовать на то, чтобы считаться не только правом-гарантией, но и материальным правом. В этом отношении, деление весьма условно. Но мы должны понимать, что есть права, которые именно отражают главные, основные, самые важные интересы личности, и есть права, которые защищают эти права.

В завершение общей характеристики, мы должны поговорить о двух вопросах. Во-первых, об источниках регулирования прав человек, во-вторых, о средствах защиты прав человеках. О средствах защиты поговорим более подробно, об источниках регулирования в общем виде.

Источники с средствами защиты сильно связаны, потому что средства защиты обычно пристегиваются к соответствующему источнику. Если речь идет, например, о правах, закрепленных в международном акте, то средства защиты будут международные, а если право гарантировано на национальном уровне, то и средства защиты будут национальными.

В части общего деления источников правового регулирования, самое важное – деление на внутригосударственные, национальные источники и источники международные. Национальные источники испытывают сильное влияние источников международных, в значительной степени проистекают их международно признанных, общепризнанных принципов и содержания прав человека. КС РФ в Постановлении от 26 февраля 2010 года даже сумел сформулировать идею о том, что права и свободы человека – суть одни и те же, что в Конституции РФ, что в международных актах о правах человека. Т.е. КС подчеркнул, что речь идет об одних и тех же понятиях, одних и тех же категориях, что смысл конституционных прав можно раскрывать через смысл прав международных, что они представляют собой по сути дела одно и то же правовое явление, просто защищаемое разными источниками и разными средствами. В этом отношении, конечно, разделение источников носит ограниченный характер. Тем не менее, исходя из того, что есть средства внутригосударственные и средства международные, и источники регулирвоания тоже можно делить.

Дата добавления: 2014-11-09