Возникновение и образование Русского государства 499

3. Сознательное допущение влияния одной редакции на другую: в Сильвестровской встречаются заимствования из Ипатьевской, и наоборот.

Существует лишь один список, где третья редакция свободна от заимствований из второй: это Синодальный список так называемой 1-й Новгородской летописи.

Начальный Киевский Свод тоже дошел до нас, но не полный и, так сказать, в скрытом виде. Списки, где его можно найти:

1. Синодальный список 1-й Новгородской летописи (ее первая
редакция). Здесь Начальный Свод однако без начала: сохранились
лишь годы 1016-1094 (или 1016-1074?).

2. Другие списки 1-й Новгородской летописи (ее вторая редакция):
Археографический, Академический, Толстовский (Софийская 1-я ле­
топись), Комиссионный и др. летописи: Новгородская 4-я, Тверская,
Воскресенская.

Чтобы составить представление о содержании Начального свода, необходимо предварительно восстановить его. Это и делает Шахматов в своем труде: «Повесть Временных Лет. Том I. СПб., 1916».

Критика Истрина

Шахматов вскрывает Древнейший Свод 1039 года путем выделения из Повести Временных Лет тех строк и иногда целых страниц, которые он считает позднейшими вставками; Истрин же, анализируя эти «встав­ки», приходит к заключению, что они совсем не были вставками, но органически связаны с текстом, из которого выделены; что «во всех ра­зобранных примерах исходным пунктом для признания той или другой вставки является исключительно субъективное понимание каждого от­дельного летописного рассказа». Он отмечает «особенное стремление» Шахматова «видеть чуть ли не на всякой странице позднейшую встав­ку, между тем как в действительности построение речи в тех местах По­вести Временных Лет, в которых Шахматов видит вставки, идет вполне правильно, логических скачков нет никаких, а последовательность текста нисколько не противоречит той последовательности самих собы­тий, в какой представлены эти последние» («Начала», 56 — 57).

Из тех же оснований выходит Истрин и в другой своей статье «Замечания о начале русского летописания» (См. ниже «Литературу» Приведем главнейшие из его возражений:

1. В тех строках «Повести Временных Лет», которые Шахматов считает позднейшими вставками в «Древнейший Свод 1039 г.», нет оснований видеть непременно вставки: эти якобы «вставки» могли находиться уже и в Древнейшем своде (Замечания, 51—61).

2. Точно так же ошибочно искать в Новгородской 1-й летописи остатки Свода 1039 года (61—62): отсутствие в ней ряда известий

Е. Ф. Шмурло

еще не есть признак ее древности, так как Новгородская 1-я летопись могла намеренно выпустить эти известия, как излишние и не подхо­дящие к программе, которой держался ее составитель (65 — 66).

3. Новгородская-1 есть простое механическое сокращение Повести Временных Лет (79); уже в силу этого она не могла сохранить в себе «остатков» Древнейшего Свода, а потому нет оснований допускать, будто Свод 1095 года вставил в Свод 1039 года ряд известий (75).

4. Происхождение Хроники Георгия Амартола, появившейся на Руси, не болгарское, а туземное: она «была переведена на Руси в конце первой половины XI века, когда у нас в связи с прибытием митрополита и греческого клира некоторое время продолжался пере­водческий период, за который летописец посвятил под 1037 годом похвалу князю Ярославу». «Хроника оказалась очень громоздкой, и тогда был составлен из разнообразных источников, но главным об­разом по той же хронике Георгия Амартола, особый хронограф, который был назван «Хронограф по великому изложению». Некоторые события русской истории (нападение Руси на Царьград) перешли из этого Хронографа в Древнейший Свод, и Нестор, «настоящий агтор» Повести Временных Лет, брал их отсюда (67 — 73).

5. Шахматов полагал, что Летопись идейно возникла под непо­средственным воздействием греческого направления, а в смысле сло­жения и составления — «явилась совершенно самостоятельно, без всякого литературного влияния со стороны чужих образцов, т. е. византийских». Истрин — наоборот: литературная самостоятельность Летописи явилась бы делом необыкновенным, исключительным, един­ственным в ряду всех других произведений древнерусской литературы. Первоначально интерес русского читателя сосредоточивался на житиях и поучениях, так как на первом плане для него стояло назидательное чтение; «чисто же исторический интерес, интерес к своему прошлому, должен был проявиться позднее, когда уже до известной степени у русских книжных людей явилось чувство самосознания, вызванное своим славным прошлым, когда уже накопилось достаточно материала для исторического изображения». «И древнерусский книжник с те­чением времгни пришел к мысли изобразить небольшое прошлое своей земли, пришел к этой мысли самостоятельно, хотя и под воздействием той же чужой, византийской литературы. Но это воздействие было, прежде всего, литературное; живого же побуждения, вроде непосред­ственной инициативы со стороны заезжих просветителей не было. Правда, было как бы воздействие и идейного характера, но оно было совсем иного рода. Среди побуждений к составлению летописи у русского книжника участвовал протест против известного отношения греков к новопросвещенной земле, но этот протест был скрытым, едва ли я с н о сознаваемым самим автором» (7 8 — 7 9).

Дата добавления: 2014-11-25