В современном российском праве реализуются все три функции критерия наиболее тесной связи. 11 страница

--------------------------------

<386> См.: Private International Law at the End of the 20th Century: Progress or Regress? P. 114.

<387> См.: Vischer Frank, Connecting factors. P. 6.

<388> Именно так трактуется позиция английского суда в описанном выше деле Ralli Brothers v. Compania Naviera Sota y Aznar. См.: Dicey, Morris & Collins, The Conflict of Laws; Kaye P. The New Private International Law of Contract of the European Community. Implementation of the EEC's Contractual Obligations Convention in England and Wales under the Contracts (Applicable Law) Act 1990. Aldershot, 1993. P. 260 - 261; Mann Fr. The Proper Law in the Conflict of Laws // International and Comparative Law Quarterly. 1987. Vol. 36. Issue 3. P. 449.

Некоторые английские авторы оспаривают данную позицию и полагают, что принцип учета императивных норм по месту исполнения обязательства является полноценным правилом международного частного права, что сближает данных авторов со сторонниками теории специальной связи. Например, Дж. Фосетт считает, что "невозможно полагать всерьез, будто бы правило, сформулированное в деле Ralli Brothers в отношении незаконности сделки, определяемой в соответствии с предписаниями иностранного права по месту исполнения обязательства, является внутренней нормой английского (материального) права. Это правило международного частного права" (Fawcett J. A United Kingdom Perspective on the Rome I Regulation. P. 206).

Интересно отметить, что ведущий советский коллизионист Л.А. Лунц в своем Курсе международного частного права также высказывает позицию, которая находится в русле теории учета сверхимперативных норм в качестве фактических обстоятельств дела: "В большинстве случаев ставится вопрос о том, может ли отказ в выдаче экспортной лицензии или запрещение вывоза определенного товара или невыдача разрешения на валютную операцию иметь какие-либо юридические последствия за пределами страны, от властей которой исходит такой акт? Может ли сделка, наталкивающаяся на подобного рода запрещения, быть признана недействительной? Разрешение вопросов признания указанных актов требует надлежащей правовой квалификации рассматриваемых явлений. Правильно и здесь будет считать, что речь идет не о применении иностранного административного акта как такового, не о приведении его в действие, а о признании (или непризнании) тех или иных гражданско-правовых последствий такого рода актов; ставится вопрос гражданско-правового характера, который, следовательно, должен быть разрешен методами гражданского и (или) международного частного права. Иногда иностранные девизные правила, ограничивающие перевод денег за границу, или иностранный запрет вывоза или ввоза товаров могут создавать невозможность исполнения обязательств, и суду приходится учитывать эти иностранные запреты как доказательство фактической невозможности для должника исполнять обязательство. Но здесь нет вообще вопроса о применении какого-либо иностранного закона, а налицо лишь положение, при котором неисполнение должником обязательства по собственному праву суда (а не по иностранному праву) не может быть признано виновным. Такие случаи относятся, следовательно, не к сфере международного частного права, а к сфере внутреннего гражданского права. Следовательно, в рассмотренных нами категориях случаев речь шла о признании гражданско-правового эффекта иностранных "публично-правовых норм", а не о применении их как таковых (выделено в оригинале. - А.А.) <389>".

--------------------------------

<389> Лунц Л.А. Курс международного частного права. С. 163 - 164.

Преимуществом теории учета сверхимперативных норм в качестве фактических обстоятельств дела в сравнении с теорией специальной связи является сведение к минимуму проблемы расщепления применимого права , которая неизбежно сопутствует применению сверхимперативных норм в рамках теории специальной связи. В последнем случае неизбежность связана с тем, что сверхимперативные нормы, как правило, регулируют только отдельно взятые аспекты отношения сторон, в то время как по оставшимся вопросам необходимо обращение к lex causae <390>. Вот как данный механизм описывает А. Бономи: "Сверхимперативные нормы требуют подхода, который основан на анализе каждого отдельного вопроса (issue-by-issue approach). В действительности, каждая императивная норма регулирует очень узкий вопрос и только в отношении этого вопроса возможно решить, следует ли применять норму независимо от двусторонних коллизионных правил. И наоборот, сверхимперативные нормы обычно не регулируют все правоотношение в целом исчерпывающим и исключительным образом; поэтому они не претендуют на полную замену двусторонних коллизионных норм. Поскольку последние имеют функцию выбора права, применимого к правоотношению в целом (lex causae), то определенное с их помощью право применимо, даже если один или более специальных вопросов регулируются сверхимперативными нормами права суда. В результате нормы lex causae и сверхимперативные нормы права суда сосуществуют, они применяются одновременно и кумулятивно" <391>.

--------------------------------

<390> Проблема расщепления применимого права не возникает только в том случае, если применимые сверхимперативные нормы содержатся в праве, признаваемом lex causae.

<391> Bonomi A. Mandatory Rules in Private International Law. The quest for uniformity of decisions in a global environment // Yearbook of Private International Law. 1999. Vol. I. P. 227. Автор в данном случае пишет только о сверхимперативных нормах lex fori, однако его рассуждения равным образом применимы к сверхимперативным нормам третьих стран.

Описанное выше "сосуществование" правил договорного статута и сверхимперативных норм lex fori или третьих стран порождает сложный вопрос о том, насколько широко должны учитываться положения правопорядка, к которому относятся сверхимперативные нормы, в изъятие из действия договорного статута. В частности, если речь идет о запрете совершения определенной сделки, то должен ли применяться только сам запрет, непосредственно зафиксированный в сверхимперативной норме, либо также присутствующие в данном правопорядке положения о недействительности сделок и последствиях их совершения. В какой момент суд должен перейти к использованию lex causae, определенного на основании традиционных двусторонних коллизионных норм?

Швейцарские авторы предлагают решать данную проблему за счет разделения непосредственных (unmittelbare) и опосредованных правовых последствий (mittelbare Rechtsfolgen) действия сверхимперативной нормы. К непосредственным последствиям предлагается относить, например, признание сделки недействительной и подчинять их тому правопорядку, в котором находится соответствующая сверхимперативная норма. Опосредованные последствия, связанные с имущественными результатами признания сделки недействительной (реституция, возмещение убытков, неосновательное обогащение), считается необходимым определять уже по lex causae <392>.

--------------------------------

<392> См.: Honsell H., Vogt N., Schnyder A., Berti St. A.a.O. S. 175.

Данное предложение вписывается в преобладающий в коллизионном праве общий подход, в соответствии с которым имущественные последствия недействительности сделки входят в сферу действия договорного статута, вне зависимости от основания недействительности сделки и вне зависимости от того, на основании какого права сделка была признана недействительной (п. 6 ст. 1215 ГК РФ, ст. 10(1)(e) Римской конвенции 1980 г., ст. 12(1)(e) Регламента Рим I). Тем не менее в некоторых случаях проблема адаптации положений правопорядка, содержащего сверхимперативную норму, и lex causae может становиться весьма сложной. В качестве примера можно привести ситуацию, когда сверхимперативная норма прямо квалифицирует сделку в качестве ничтожной и предоставляет право на предъявление требований о применении правовых последствий такой ничтожности любым лицам, в то время как lex causae может быть не знакомо деление недействительных сделок на ничтожные и оспоримые, а также право на предъявление соответствующих требований любым заинтересованным лицом. В качестве более сложной иллюстрации может выступать ситуация, когда сверхимперативная норма прямо указывает на то, что спорная сделка порождает натуральное обязательство, не обеспеченное исковой защитой, в рамках которого сторона тем не менее не может потребовать обратно исполнение, произведенное ею добровольно <393>. Договорному статуту институт натуральных обязательств может быть вообще не известен.

--------------------------------

<393> Примерами натуральных обязательств по российскому гражданскому праву являются требования, по которым истекла исковая давность (ст. 206 ГК РФ), а также требования, связанные с организацией игр и пари или с участием в них (ст. 1062 ГК РФ). Вопрос о возможности признания последнего правила сверхимперативной нормой получил важное значение в рамках требований, связанных с неисполнением обязательств по так называемым расчетным форвардным сделкам.

Приведенные выше примеры не следует расценивать в качестве излишнего теоретизирования или необоснованного усложнения вопроса. Практические сложности квалификации последствий применения сверхимперативной нормы наглядно проявляются на примере одной из наиболее известных сверхимперативных норм, нашедшей закрепление в международном договоре, участниками которого являются большинство стран мира. Речь идет о ст. VIII(2)(b) Бреттон-Вудского соглашения 1944 г. о Международном валютном фонде: "Валютные контракты (exchange contracts), которые затрагивают валюту какого-либо из государств-членов и которые заключены в нарушение валютного контроля этого государства-члена, действующего или введенного в соответствии с настоящим Договором, лишены исковой силы (shall be unenforceable) на территории любого из государств-членов" <394>.

--------------------------------

<394> Российская Федерация, как член Международного валютного фонда (МВФ), является участницей данного Соглашения (Постановление Верховного Совета РФ от 22.05.1992 N 2815-1 "О вступлении Российской Федерации в Международный валютный фонд, Международный банк реконструкции и развития и Международную ассоциацию развития"). Официальным текстом Соглашения является только текст на английском языке. Неофициальный русский перевод приводится по след. изданию: Эбке В. Международное валютное право / Пер. с нем. М., 1997. с. 122.

Сверхимперативный характер данной нормы (ее применение независимо от указаний коллизионных норм страны суда) был подчеркнут в Резолюции Исполнительных директоров МВФ 1949 г. (IMF Annual Report 1949. P. 82) - подробнее см.: Proctor Ch. Mann on the Legal Aspect of Money. 6th ed. Oxford, 2005. P. 374 - 375.

Использование в процитированной норме понятия, свойственного англо-американскому праву (unenforceability) и не знакомого континентальным правопорядкам, породило на практике серьезные сложности и самые различные точки зрения. Как отмечает В. Эбке, "попытка приспособить понятие "unenforceability", в основе которого лежат представления англо-американского права о состязательности процесса, к условиям правопорядков континентальной Европы вызывает вполне ожидаемые трудности" <395>.

--------------------------------

<395> Эбке В. Указ. соч. С. 192.

Некоторые авторы предлагали приравнивать "unenforceability" к понятию недействительности сделки. Данной точки зрения, в частности, придерживался Фр. Манн, который являлся автором первых изданий авторитетной работы, специально посвященной правовому режиму денег и денежных обязательств <396>. Данная точка зрения была воспринята в ранней судебной практике некоторых немецких судов (в частности, Верховного земельного суда Франкфурта и Земельного суда Гамбурга) <397>. Однако практика Верховного суда Германии пошла по другому пути и стала квалифицировать норму ст. VIII(2)(b) Бреттон-Вудского соглашения 1944 г. в качестве процессуального условия допустимости иска. Подобная квалификация имела существенные практические последствия. Суд был обязан применять данную норму ex officio, а наличие оснований для применения этой нормы проверялось не на момент совершения сделки, а на момент завершения слушания дела. Это означало, что, в частности, основания для применения нормы ст. VIII(2)(b) Бреттон-Вудского соглашения 1944 г. отсутствовали в ситуации, когда на дату совершения сделки соответствующий валютный запрет был нарушен, однако к моменту слушания дела этот валютный запрет был отменен, либо соответствующее государство перестало быть членом МВФ <398>.

--------------------------------

<396> См.: Mann Fr. Legal Aspect of Money. 5th ed. 1991.

<397> См.: Эбке В. Указ. соч. С. 193.

<398> Там же. С. 193 - 202.

В. Эбке критикует сложившуюся практику Верховного суда Германии и предлагает третье толкование последствий применения нормы ст. VIII(2)(b) Бреттон-Вудского соглашения 1944 г. - признание обязательства, возникшего из нарушающей валютный запрет сделки, в качестве имеющего характер натурального (неполного) <399>.

--------------------------------

<399> Там же. С. 202 - 212. Данная позиция поддерживается в российской литературе. См.: Узойкин Д.А. Валютные сделки, лишенные исковой силы // Законодательство. 2001. N 8.

Теория учета сверхимперативных норм в качестве фактических обстоятельств дела снимает описанную проблему адаптации незнакомых правовых институтов к договорному статуту, поскольку как правовая квалификация нарушения запрета, установленного сверхимперативной нормой, так и определение имущественных последствий недействительности сделки осуществляются на основании одного и того же права - договорного статута.

Однако данная теория может породить обратную проблему в случае, когда заложенный в сверхимперативной норме публичный интерес не может быть реализован в рамках lex causae, поскольку последнему не известны используемые в сверхимперативной норме правовые институты. Так, Фр. Вишер, критикуя теорию учета сверхимперативных норм в качестве фактических обстоятельств дела, отмечает следующее: "Нахождение адекватного решения всегда будет зависеть от наличия соответствующего материально-правового способа защиты (substantive relief) в рамках lex causae; как уже было отмечено, сомнительно, что договорный статут во всех случаях способен предоставить необходимый механизм. Поэтому мои предпочтения склоняются в пользу коллизионного подхода (подхода, связанного с использованием теории специальной связи. - А.А.)" <400>.

--------------------------------

<400> Vischer Fr. General Course on Private International Law. P. 177.

В качестве примера можно представить себе ситуацию, когда определенное государство вводит новую сверхимперативную норму, распространяет ее на договоры, заключенные до этого момента, и предписывает применение для данной ситуации существующих в этом правопорядке правил об изменении или расторжении договора в связи с существенным изменением обстоятельств (rebus sic stantibus) <401>. Если в lex causae вообще будет отсутствовать институт изменения и расторжения договора в связи с существенным изменением обстоятельств, то применение lex causae неизбежно приведет к существенному искажению интереса, преследуемого законодателем при принятии подобного рода сверхимперативной нормы.

--------------------------------

<401> В российском гражданском законодательстве данный институт закреплен в ст. 451 ГК РФ.

С теоретической точки зрения указанная зависимость реализации положений сверхимперативной нормы от наличия необходимых средств правовой защиты и правовых институтов в составе lex causae означает, что случаи и объем принятия сверхимперативных норм во внимание будут зависеть не только от соответствия критериям, определяемым на основании lex fori, но и принципам, на которых строится lex causae. Подобного рода подчинение механизма действия сверхимперативных норм, реализующего однонаправленный подход, контролю со стороны договорного статута, определенного с помощью разнонаправленного подхода, основанного на совершенно иных нормообразующих факторах (частноправовые интересы и интересы в эффективном функционировании правопорядка вместо публичных интересов), выглядит довольно странно и не может найти адекватного объяснения. В связи с этим представляется неверным рассматривать теорию учета сверхимперативных норм в качестве фактических обстоятельств дела в качестве той единственной теории, которая способна наилучшим образом отразить механизм применения сверхимперативных норм третьих стран.

В целях оптимального решения проблемы и определения подходящего места для рассматриваемой теории в работах немецких и швейцарских авторов были предложены интересные подходы, основанные на сочетании теории специальной связи (или теории автоматического применения сверхимперативных норм lex causae, если речь идет о сверхимперативных нормах договорного статута), с одной стороны, и теории учета сверхимперативных норм в качестве фактических обстоятельств дела, с другой стороны.

В статье, опубликованной в 1988 г. <402>, известный швейцарский коллизионист К. Зир выстраивает следующий многоступенчатый механизм использования института иностранных сверхимперативных норм. На первое место он ставит непосредственное применение (unmittelbare Anwendung) сверхимперативных норм lex causae, которое осуществляется в силу традиционных механизмов международного частного права - определения договорного статута на основании соглашения сторон или двусторонних коллизионных норм <403>. Применительно к сверхимперативным нормам третьих стран К. Зир говорит об их "опосредованном принятии во внимание" (mittelbare ) на двух различных уровнях (Zweistufigkeit). Первый уровень - это так называемый коллизионный уровень или уровень международного частного права (kollisionsrechtliche Ebene), который предполагает проверку возможности применения сверхимперативной нормы в качестве самостоятельной правовой нормы с помощью критериев, заложенных в ст. 7(1) Римской конвенции и ст. 19 швейцарского Закона 1987 г. В случае когда соответствующая сверхимперативная норма третьей страны не может быть применена на уровне международного частного права, поскольку не выполняется одно из условий, сформулированных в рамках теории специальной связи (например, суд на основе применения стандартов lex fori приходит к выводу о том, что отсутствует тесная связь правопорядка с отношением, либо характер и цели иностранной сверхимперативной нормы приходят в противоречие с принципами lex fori), то возможность учета той же сверхимперативной нормы следует проверить на втором уровне - материально-правовом уровне (sachrechtliche Ebene). На данном уровне проверяется, не следует ли в рамках договорного статута учесть существование сверхимперативной нормы третьей страны, если она оказывает фактическое влияние на способность должника к надлежащему исполнению обязательства. При этом учет иностранной сверхимперативной нормы на материально-правовом уровне уже может быть не связан со столь жесткими условиями, которые свойственны уровню международного частного права.

--------------------------------

<402> См.: Siehr K. Eingriffsnormen im Wirtschaftskollisionsrecht // RabelsZ. 1988. Band 52. S. 41 - 103.

<403> Таким образом, К. Зира следует отнести к числу сторонников разобранной выше теории автоматического применения сверхимперативных норм lex causae.

Обобщая высказанные предложения, К. Зир приходит к выводу, что "возможность принятия во внимание сверхимперативных норм третьих стран должна быть проверена в отношении одних и тех же обстоятельств дела на двух уровнях, а именно на уровне международного частного права, когда нормы lex fori предусматривают для соответствующей сверхимперативной нормы специальное или общее правило о возможности ее применения, и затем на материально-правовом уровне. В двухступенчатой проверке нет потребности, когда иностранная сверхимперативная норма применяется уже на основании специальных правил вне зависимости от точки зрения lex causae. Если, напротив, иностранная сверхимперативная норма не может быть учтена через общий коллизионный механизм, то это по общему правилу не означает, что не следует провести другую проверку (возможности принятия во внимание иностранной сверхимперативной нормы. - А.А.) на основании договорного статута" <404>.

--------------------------------

<404> Siehr K. Eingriffsnormen im Wirtschaftskollisionsrecht // RabelsZ. 1988. Band 52. S. 97 - 98.

В своих более поздних работах К. Зир сохранил идею о двухступенчатом принятии во внимание сверхимперативных норм третьих стран, однако поменял эти ступени местами: "Важно отметить, что не всегда требуется, чтобы ст. 19 швейцарского закона или ст. 7(1) Римской конвенции признавали действие иностранной сверхимперативной нормы. Необходимо в первую очередь спросить у lex causae, не могут ли сверхимперативные нормы проявить свое действие в его рамках путем признания наличия невозможности исполнения или противоречия сделки основам правопорядка, которые по этому праву (lex causae. - А.А.) приводят к ничтожности сделки. Только когда сверхимперативная норма не вписывается в рамки lex causae и используется швейцарское международное частное право, получает применение ст. 19 швейцарского закона, которая как прямо, так и опосредованно (через наполнение неопределенных правовых понятий неправомерности или противоречия основам правопорядка) создает основу для учета сверхимперативных норм третьих стран" <405>.

--------------------------------

<405> Schweizerisches Privatrecht. Band XI. Internationales Privatrecht. S. 325.

К. Зир демонстрирует данный механизм на примере описанного выше немецкого дела о незаконно вывезенных нигерийских культурных ценностях. По мнению К. Зира, если бы спор рассматривал швейцарский суд и, установив на основании общих положений международного частного права применение немецкого права, смог учесть нигерийские сверхимперативные нормы в рамках немецкого lex causae (признав сделку недействительной через параграф 138 ГГУ о сделках, противоречащих добрым нравам), то отсутствовала бы необходимость в обращении к ст. 19 швейцарского Закона 1987 г. о международном частном праве, посвященной сверхимперативным нормам третьих стран. Такая необходимость появилась бы только в ситуации, когда сверхимперативные нормы нигерийского права не могли быть учтены в рамках немецкого lex fori, что потребовало бы постановки вопроса о прямом принятии во внимание нигерийского права через механизм ст. 19 швейцарского Закона <406>.

--------------------------------

<406> См.: Siehr K. Das Internationale Privatrecht der Schweiz. S. 611.

С нашей точки зрения с учетом отмеченных выше недостатков теории учета сверхимперативных норм в качестве фактических обстоятельств дела более предпочтительной является ранняя версия идеи К. Зира о двухступенчатом принятии во внимание иностранных сверхимперативных норм, когда в первую очередь проверяется возможность учета иностранной сверхимперативной нормы на уровне международного частного права, а не в границах lex causae. Теория специальной связи позволяет наилучшим образом реализовать интересы, которые преследует иностранное государство при принятии своих сверхимперативных норм. И только невозможность применения сверхимперативной нормы в рамках теории специальной связи должна вести к постановке вопроса о возможности применения своеобразного суррогата - теории учета сверхимперативных норм в качестве фактических обстоятельств дела.

Другая интересная идея, связанная с использованием сочетания различных теорий учета иностранных сверхимперативных норм, высказывается в одном из ведущих немецких учебников по международному частному праву <407>. Данная идея основана на необходимости разграничения двух разновидностей правовых последствий, вызываемых иностранной сверхимперативной нормой.

--------------------------------

<407> См.: von Bar Chr., Mankowski P. A.a.O. S. 285 - 290.

Первой из возможных разновидностей правовых последствий являются препятствия к надлежащему исполнению обязательств ( Komponente). Авторы полагают, что в данной ситуации теория учета сверхимперативных норм в качестве фактических обстоятельств дела является оптимальной. Договорный статут, как правило, будет предусматривать несколько гражданско-правовых институтов (невозможность исполнения обязательств, освобождение от ответственности в связи с наличием обстоятельств непреодолимой силы, изменение или расторжение договора в связи с существенным изменением обстоятельств), в рамках которых может быть принят во внимание факт наличия препятствующих надлежащему исполнению сверхимперативных норм третьих стран.

Вторая разновидность правовых последствий связана с пороками самой сделки, которые, как правило, приводят к той или иной форме недействительности сделки ( Komponente). В данном случае указание на возможность учета иностранной сверхимперативной нормы в качестве факта выглядит своеобразной фикцией, прикрывающей применение сверхимперативного предписания в обычном нормативном смысле. Действительно, как можно признать сделку недействительной в связи с нарушением запрета, установленного в иностранной сверхимперативной норме, и при этом утверждать, что запретительная норма была применена не в ее нормативном качестве, а всего лишь в форме фактического обстоятельства дела?

Тем не менее Кр. фон Бар и П. Манковски полагают, что теория фактического учета может найти определенное применение и в этой ситуации. В качестве примера они приводят дело, в котором немецкий продавец по просьбе иностранного покупателя указал в товаросопроводительных документах и счетах заниженную стоимость товара (не соответствующую реально получаемой продавцом покупной цене), чтобы покупатель имел возможность уменьшить размер подлежащих уплате в иностранном государстве таможенных платежей. По мнению авторов учебника, немецкий суд может прийти к выводу о недействительности сделки, основываясь исключительно на нормах немецкого права, избранного сторонами или подлежащего применению в силу указания немецкой коллизионной нормы. При этом немецкий суд посчитает, что сделка противоречит не иностранным нормам таможенного законодательства, а основным началам немецкого правопорядка, который считает недопустимым подобный умышленный обход закона <408>.

--------------------------------

<408> von Bar Chr., Mankowski P. A.a.O. S. 290.

Если совместить идею К. Зира о двухступенчатом учете сверхимперативных норм третьих стран с классификацией последствий применения сверхимперативных норм, предложенной Кр. фон Баром и П. Манковски, то, на наш взгляд, тезис о двухступенчатом учете может быть сохранен только в отношении таких сверхимперативных норм, которые создают препятствия к надлежащему исполнению обязательств ( Komponente). В данном случае даже если суд приходит к выводу о невозможности применения иностранной сверхимперативной нормы на уровне международного частного права, было бы несправедливым не принимать во внимание проблемы, с которыми сталкивается должник при исполнении обязательства, если государство, издавшее соответствующую сверхимперативную норму, способно обеспечить принудительную реализацию запрета вследствие того, что должник либо его активы находятся на территории такого государства (или другого государства, в котором принудительные меры в отношении должника, предпринятые государственными органами первого государства, будут признаны и приведены в исполнение) <409>.

--------------------------------

<409> Данная трактовка соответствует международной коммерческой практике. Например, в Рекомендациях МТП "Форс-мажорные обстоятельства" (публикация N 421(E)) в круг оснований освобождения от ответственности предлагается включать следующую разновидность форс-мажорных обстоятельств: "Действия властей, законные или незаконные, за исключением тех, в отношении которых соответствующая сторона приняла на себя риск согласно условиям контракта".

Напротив, если суд, рассмотрев возможность применения на уровне международного частного права иностранной сверхимперативной нормы, предусматривающей недействительность сделки ( Komponente) <410>, придет к выводу о невозможности ее применения вследствие несоответствия стандартам lex fori, то было бы весьма странным, если бы в том же деле тот же суд пришел к выводу о недействительности сделки, поскольку такая сделка якобы противоречит основным началам lex causae. По нашему мнению, отказ суда от признания сделки недействительной после вывода о недопустимости применения сверхимперативной нормы на уровне международного частного права влечет невозможность постановки вопроса о применении тех же правовых последствий (недействительности сделки) на материально-правовом уровне. В связи с этим теория учета сверхимперативных норм в качестве фактических обстоятельств дела в отношении разновидности норм, влекущих недействительность сделки или аналогичные правовые последствия, может иметь актуальность только для тех стран, которые вообще не признают возможность применения иностранных сверхимперативных норм на уровне международного частного права <411>.

Дата добавления: 2014-11-25