Часть 2 1 страница

1 Индивидуальное сознание не отличается от общественного сознания: скука, счастье и запредельное

2 Опыт всегда выражен в терминах вашего происхождения, вашего прошлого: Ум клеток и первичное состояние без примитивизма

3 Поиск всегда бывает в терминах завтрашнего дня: бесполезность методов и техник. Структура мышления и привязанности. Видение – это окончание.

4 То, как мы функционируем, и инерция мышления * Что такое смерть?

5 Мысль – это время, мутация и мутант: Дж. Кришнамурти и его методы * Секс и инстинкт * Муладхара, корневая чакра * Сублимация сексуальной энергии и состояние за пределами секса * Ардханаришвара – состояние, где ты наполовину мужчина, наполовину женщина

6 Тело и природа ума: проделки создателя образа * Структура цивилизации и культуры строится на неправильном фундаменте * Никакого внешнего фактора нет * Ощущения – это движение жизни без мысли, образа, слова * Объект есть субъект * Заявление Декарта: «Я мыслю, значит я существую» и его следствие – Если нет мышления, то есть ли «я»? * Различие между фактической и психологической памятью: Естественное состояние – это чистое и простое физическое и физиологическое состояние бытия.

7 Что такое правильная пища? * Мы кладем в желудок идеи * Религиозные практики направлены на подражание жизням мудрецов * Как пранаяма и хатха‑йога влияют на тело * Что такое эмоция * Чувство – это тоже мысль * Желание – это животная энергия * Есть ли что‑нибудь в западных психологических понятиях сознания, подсознания и бессознательного?

Индивидуальное сознание не отличается от общественного сознания: скука, счастье и запредельное

У. Г. Кришнамурти: Индивидуальное сознание не отделено от общественного сознания. Хотя мы отделяем себя этими границами («я», убеждения и так далее) и думаем, что эти два сознания отдельны, это не так. Это один и тот же ум. Это Мировой Ум, за исключением того, что он действует внутри вас. Восточный ум слегка другой из‑за его акцента на определенных вещах. Но это различие в акценте, а не в структуре. Структура в точности та же самая – ты рассматриваешь что‑то здесь, а он рассматривает что‑то другое там.

И когда происходит этот взрыв в структуре индивида, это будет оказывать влияние на общественное сознание в целом.

Пол Семпе: Я не понимаю как.

У. Г.: Оно не может не оказывать. Это то, как у нас есть все эти вопрошания и исследования.

Пол: Так что вы говорите о…

У. Г.: Цветок есть и он не может не испускать свой аромат. Не имеет значения, видите вы его или нет, нравится он вам или нет. Быть может, вы любите розы, а кто‑то другой – нарциссы, а кто‑то еще любит что‑то еще, но это ваш индивидуальный выбор – вам нравится это и не нравится другое. Но каждый отдельный цветок по‑своему обладает собственным ароматом. Он есть. Вы можете его топтать и выбрасывать в море; вы можете делать то, что вам нравится, но цветок есть. Поэтому он наполняет воздух своим ароматом, и это не может не оказывать влияния на людей. Вот что я имею в виду. Кажется, это единственный способ вызывать изменение в человеческом мозге. Все другие преобразования, все другие интеллектуальные поиски, учения, философии – все они представляют собой мышление о самом мышлении, которое является простым и чистым диалектическим мышлением. Оно никуда не ведет. Вы построили вокруг него удивительную структуру; у вас есть эта идея отчаяния, о котором говорят экзистенциалисты, но они никогда не переживали отчаяния. На основе этой идеи, на фундаменте этого интеллектуального понятия они построили грандиозную структуру экзистенциалистской философии.

Пол: И когда мы видим ужасную неразбериху в которой находится мир, все эти войны и страдания и все такое, и все ищут средство, чтобы это исправить, я думаю, нам нужна ваша помощь, чтобы быть способными...

У. Г.: Вызвать это изменение?

Пол: Вызвать это изменение.

У. Г.: В вашей собственной структуре. И поскольку вы тоже делаете в точности то же самое, мир находится в той же ситуации. Мир не отличается от вас или меня.

Пол: Но есть что‑то, что мы можем делать, чтобы устранить этот беспорядок.

У. Г.: Разве мы не в беде? Наши отдельные жизни в беде. Так и с жизнью мира.

Пол: Да, именно человеческий ум создал этот беспорядок, но мы должны найти выход.

У. Г.: Но единственный инструмент, который у нас есть, – это ум, и нам приходится использовать тот же самый ум, чтобы его «обездвиживать», если можно использовать это слово. Нет, это не [то] слово. Какие другие процессы у нас есть? У нас нет никаких других процессов. Так как нам понять самих себя?

Пол: Если мы в этом согласны, то можем что‑то делать. Мы остались животными и не стали человеческими существами.

У. Г.: Я думаю, мы должны принимать тот факт, что мы в большей степени животные, чем люди. Но мы думаем, что мы люди, из‑за наших идей… из‑за прекрасных образов нашей культуры. Но во всех практических отношениях мы – животные. Разве не так?

Пол: Разновидность животных.

У. Г.: Разновидность животных. Но мы чувствуем превосходство по отношению к животным, не так ли? Так что мы не признали тот факт, что мы – тоже животные.

Пол: Мне очень сильно кажется, что в нас есть эта живучесть, которая может показывать нашу животную сторону И мы использовали эту живучесть, эту энергию, чтобы создавать и производить чудесные, а также ужасные вещи вроде компьютеров и бомб и всего такого. Это какая‑то разновидность могучего разума, но только чтобы выражать...

У. Г.: Животную энергию. По сколько часов работали люди вроде Роберта Кеннеди? По двадцать два часа в день! Вы видите, животная энергия есть. Она приходит. Все наши желания дают энергию, не так ли? Это животная энергия.

Но та энергия, о которой я говорю, полностью, абсолютно отличается от этой энергии. В тебе начинает действовать другой вид сознания, и это влияет на каждое слово, которое ты говоришь, на все, что ты чувствуешь. Это не может не влиять. Вы можете не видеть осязаемые результаты. Если мы возвращаем в картину Иисуса, это не потому, что церкви сделали с его учением и что они делают сегодня. Это из‑за воздействия того взрыва, который случился две тысячи лет назад. Это ощущается сегодня, по крайней мере, некоторыми людьми. Так же и с Буддой – не с тем, что они сделали из Будды в сегодняшнем буддизме.

Это нечто слишком опасное, вы видите, вы этого не хотите. Это не то, чем вы это считаете. Я могу заверить вас, что это не то, что вы думаете, чувствуете и надеетесь получить. Как я на днях рассказывал, я отправился в Нью‑Йорк. Я знал о Нью‑Йорке все (смеется). У меня был и собственный личный опыт Нью‑Йорка. У всех нас есть собственный опыт. Это подобно духовной истине. Но я приземлился где‑то еще. Что‑то во мне говорило – дружище, это именно то, что ты искал всю свою жизнь. Это Нью‑Йорк – не образ, который у тебя есть, не чудесные идеи, которые у тебя есть. О нет, это не то. Это покинутое Богом, покинутое дьяволом место (смеется). Это ты искал всю свою жизнь, не то.

Но теперь это чувствуется по‑другому. Это единственный способ жить. Почему бы вам хотеть жить иначе? То была бы вообще не жизнь.

Пол: Да. И недавно вы спрашивали: почему вы что‑то ищете? За чем вы гоняетесь? Единственное, чем вы являетесь, – жизнь, которая у вас есть сейчас, это единственная реальность. Все остальное…

У. Г.: Будет уводить вас от этого.

Пол: И вы также говорили мне, что единственное, что у вас есть, это ваша теория жизни.

У. Г.: Да. Воображение… у нас есть идея реальности. И эта идея реальности – продукт воображения. Если воображение выключается, то, что есть, – это реальность. Это звучит очень просто; но что такое реальность?

Пол: То, чем я сейчас живу.

У. Г.: Да. Моя жизнь; мое проживание.

Пол: И тогда мы возвращаемся к вопросу «что такое жизнь?». И я думаю, я не могу понять, что вы говорите.

У. Г.: Нет. Вы никогда не будете это знать. Вы можете осознавать живое качество жизни, вот и все. Но оно меняется. Оно все время движется. Согласно древнегреческому изречению (из Гераклита), «Нельзя дважды войти в одну и ту же реку». Она все время движется.

Пол: В этом ли причина, почему вам никогда не скучно? Это нечто такое, что мне очень важно понять.

У. Г.: Да. «Я» – это скука.

Пол: Множеству людей скучно.

У. Г.: Из‑за «я», действующего внутри вас.

Пол: Поскольку мы всегда видим одни и те же вещи.

У. Г.: Это факт, что жизнь в точности одинакова день за днем. Я каждое утро ем в точности одно и то же – ту же самую овсянку. Но вы хотите поменять ее на кукурузные хлопья, или кто‑то еще хочет чего‑то еще, и вы только обогащаете этих ребят, Келлогов.

Пол: Кукурузные хлопья – это не то же самое.

У. Г.: Эта овсянка такая же питательная, такая же удовлетворяющая, как что угодно другое. Но тогда не важно, что я ем, это в точности одно и то же.

Пол: Все это время вы были здесь, в этой комнате, и если я чувствую, что совершенно обязан находиться здесь, не читая или не слушая музыку, то через какое‑то время мне станет скучно.

У. Г.: Мы создали всю эту структуру – музыку, поэзию, драму и все те воображаемые вещи, чтобы заполнять эту пустоту – скуку. Она началась с пещерного человека, которому было скучно.

Ладно, тогда что вы делаете? Можете ли вы заполнять ту пустоту? Это бездонная чаша. Вы можете помещать туда все, что хотите. Она никогда не бывает пустой. Когда она пуста, туда может попадать все, что угодно, что бы вы ни делали.

Пол: Практикуя медитацию, трудно оставаться неподвижным и ничего не делать. Поэтому я начинал считать дыхания и иногда удары сердца, но это было своего рода избавлением. Со временем, когда ты к чему‑то привыкаешь, все в жизни кажется скучным. Даже когда ты видишь проходящих мимо людей, это своего рода избавление от скуки. Но вы говорите, что можете просто продолжать смотреть на то, что находится перед вами, в течение часов. Если вы это делаете, то, наверное, начинаете скучать, разве нет?

У. Г.: Как я могу начинать скучать? Понимаете, звук волн обладает живым качеством. Звук оказывает на меня воздействие – будь это звук волн океана, или Девятая симфония Бетховена, или Моцарт, или какофония звуков, или кошачий концерт – все это звуки. Вы проводите различие, а я нет. Я не могу иначе. Все, что ни есть, есть для меня. У меня нет выбора. Вероятно, это то, что Дж. Кришнамурти подразумевает под термином «неизбирательное осознавание». Ты осознаёшь. Вещи таковы, как они есть. Нет никакого выбора. А что происходит, когда нет никакого выбора? Все, что ни есть, есть для тебя, это единственное, что есть для тебя. Это великая музыка.

Как вы можете заскучать? Вы скучаете потому, что можете выбирать что‑то другое. Вам нравится Моцарт, а поп‑музыка не нравится, но современной девушке наплевать на Моцарта. Она любит поп‑музыку. Она впадает в экстаз от «Битлз».

Пол: Вы не говорите, что свобода – это способность делать выбор. Это в точности наоборот.

У. Г.: Это совсем наоборот.

Пол: Так что если вы не способны выбирать, то нет никакой скуки. Нет никакой возможности для скуки.

У. Г.: Не совсем. У человека, которого посадили в тюрьму, нет никакого выбора. Но это не значит, что он свободен от скуки. Он пытается сбежать, он ждет освобождения, будь то через десять или пятнадцать лет. У заключенного вообще нет никакого выбора. Он заперт в четырех стенах. У него нет выбора, но ему тоже скучно. Вы видите разницу.

Пол: Людям так ужасно скучно. И это действительно нечто важное, когда они способны это понимать и не боятся это признавать. Поскольку если вы спрашиваете любого, не скучно ли ему он ответит: «Нет, не скучно», потому что ему кажется постыдным скучать.

У. Г.: Да, это так. И так называемые поиски истины – или свободы – тоже обусловлены тем, что вам скучно. Когда человеку скучно, он пробует все на свете. Кино, музыка, любая форма ухода от реальности; потом он наконец обнаруживает, что есть нечто такое, что раз и навсегда освободит его от всякой скуки. Вот почему он ищет эту истину – и это все тот же уход от реальности. Это в точности то же самое, для заполнения той пустоты, скуки. Поэтому поиски должны заканчиваться – не важно, что это, поиски удовлетворения чувств или поиски какой‑то более высокой реальности.

Здесь поиски должны заканчиваться. Я больше ничего не ищу. Вот и все. Поэтому автоматически должна заканчиваться скука.

Пол: Это как‑то связано со смертью?

У. Г.: Это и есть смерть. Каждый раз я умираю и снова рождаюсь. Только тогда ты будешь понимать жизнь. Жизнь и смерть – не две отдельные вещи. Когда ты рождаешься, ты отделяешься от жизни. Рождение – это смерть. Понимаете, вы отделяетесь от потока жизни в чреве своей матери. Вы выходите наружу. Вы отделяетесь и называете это независимой жизнью. Это вовсе не независимая жизнь – это смерть. Вы отделили себя от течения жизни и называете это жизнью. Это не жизнь. А здесь жизнь от момента к моменту. Жизнь от момента к моменту – это физиологический и физический феномен. Это не мистическое состояние; это не склад ума, чтобы жить от момента к моменту. Пока есть ум, есть непрерывность. Что представляет собой этот мыслитель, который поддерживает непрерывность мышления? Мысли существуют также и для меня. Они мертвы. Я не наделяю их никакой жизнью. Они вообще не имеют смысла. Они просто приходят и уходят. Подобно ветру, они будут входить через эту дверь и выходить там. Поэтому никто не обращает никакого внимания. Не думайте, что вы можете не иметь мыслей или воспоминаний. Как вы можете не иметь воспоминаний? Это часть человеческого мозга. Только когда он повреждается – возможно, поврежденный мозг не имеет воспоминаний, или того, что можно назвать блоком памяти…

Пол: Амнезия?

У. Г.: Амнезия. Это не то. Моя фактическая память огромна.

Пол: Мне кажется, что если я перестаю чувствовать изнутри себя, это как будто что‑то забирается из меня и там ничего не будет...

У. Г.: Понимаете, это очень просто. Определенные мысли дают вам удовольствие, определенные мысли причиняют вам боль. Так что вы хотите двигаться с приятными мыслями, жить с приятными мыслями, со всем, доставляющим удовольствие.

Раньше вы узнали удовольствие, вы узнали счастье. И теперь вы хотите, чтобы то счастье продолжалось. Ваша духовная цель – постоянное счастье. Так многие понимают духовность, как непрерывное, вечное счастье. Но такой вещи, как счастье, вообще нет. Поэтому ваши поиски счастья создают печаль; в ином случае никакой печали нет.

Если вы спрашиваете меня, счастлив ли я, как я могу ответить на этот вопрос? Я действительно не знаю. По правде говоря, просто нет никакого поиска счастья. Поиск закончился. Он завершен. Здесь нет никакого счастья, и потому никакой печали, никакой скуки. Это просто жизнь. И это – физическое и физиологическое, а не какое‑то ментальное или духовное состояние, как вы их понимаете.

Опыт всегда выражен в терминах вашего происхождения, вашего прошлого: Ум клеток и первичное состояние без примитивизма

У. Г. Кришнамурти: Ты так тих, что ощущаешь пульс без всякой внешней помощи. В твоем теле есть шестьдесят восемь точек, где ты ощущаешь биение пульса. И ты слушаешь собственное сердцебиение без стетоскопа. И, понимаете, все тело – это электромагнитное поле. Каждое человеческое тело вырабатывает около ю‑12 ватт электричества. Внезапно, поскольку весь твой организм бездействует, происходит увеличение в миллионы раз. Это момент, когда жизнь осознает свои невероятные глубины. Ты никогда не сможешь передать тот момент.

Спрашивающий: Кто осознает это?

У. Г.: Не может быть и речи о какой‑то сущности внутри тебя, имеющей прямой контакт. Ты и есть то живое. Нет ничего, пытающегося устанавливать прямой контакт. То, что пытается смотреть на жизнь – и иметь опыт или знание жизни, – это ум, «я», и этого здесь нет.

С: Так что вы функционируете иначе.

У. Г.: Ваше тело функционирует точно так же, как мое. Это ваше естественное состояние, а не только мое. Когда происхождение, прошлое человека – не важно какое, итальянское, американское, японское или индийское – уничтожается, не буквально уничтожается, но исчезает, тогда то, что берет на себя руководство, – это только физическое. Все встает на свои места; даже мысль, которая была господином этого тела, становится слугой, позволяя телу функционировать его собственным естественным образом.

С: Человеческое тело одинаково во всем мире.

У. Г.: И то, что отличает одного человека от другого, это ум – ум индийца, ум американца, ум итальянца…

С: Они разные.

У. Г.: Они разные из‑за их образования, их прошлого. Я глупый, а вы гений потому, что в вашем мозгу функционирует больше клеток.

С: Нет, это тот же случай. Вы – индийский гений, а он – итальянский гений.

У. Г.: Он итальянский гений, и в его мозгу функционирует больше клеток. (От души смеются над этим.)

С: И мы используем преимущество этой имеющейся у нас небольшой дополнительной способности мозга для того, чтобы эксплуатировать других.

У. Г.: Да, я эксплуатирую свою способность, чтобы получать из нее все больше и больше чего‑то. Но если я вижу, что я в действительности делаю с этим, и когда эта структура приходит к концу, то, что у нас остается, – это то, что у нас есть, физический мозг, который обладает замечательным собственным разумом. Ваш интеллект с ним не сравнится.

С: Вы спрашивали меня: «Что есть истина? Что есть Бог?»

У. Г.: Реакция или ответ на этот вопрос зависит от подоплеки. Без исходных данных нет никакого ответа на вопрос. Вы не можете не давать ответ в соответствии со своим происхождением и образованием, будь то итальянское происхождение, американское или индийское. Я задаю этот вопрос с целью выяснить, можете ли вы давать любой ответ без этой подоплеки. Смотрите сами на свое происхождение. Не важно, что это за происхождение.

С: Так я ищу свой ответ в своем происхождении, в своем прошлом.

У. Г.: Да, в соответствии с вашим происхождением, с вашей подоплекой. Так что в действительности на тот вопрос нет ответа. Мне интересно поместить вас в то состояние, где вы прекратите это движение внутри себя. Не имеет значения, что это за подоплека. Я могу приводить вам цитаты из «Бхагавад‑гиты», из упанишад или других религиозных писаний, но эти ответы вас не заинтересуют, поскольку у вас есть свои ответы, соответствующие вашей собственной подоплеке. Вот почему я говорю, что там нет никакой коммуникации. Поэтому мне интересно поставить вас в ситуацию, где эта подоплека перестает давать ответы.

С: Но я думаю, отключить это очень трудно.

У. Г.: Вы не можете это прервать, поскольку боитесь это отключать. Все время должна быть непрерывность.

С: Подоплека продолжается.

У. Г.: Ваш ответ – это ваша подоплека. И также движение, которое продолжается внутри вас, – это подоплека.

С: Да, когда вы задаете вопрос, ответ появляется немедленно, в соответствии с моей подоплекой.

У. Г.: И это означает, что вы по‑прежнему продолжаете иметь дело со структурой – своей подоплекой.

С: Я понимаю, что это моя подоплека.

У. Г.: Я не хочу, чтобы вы давали такой ответ. Можете ли вы оставаться с вопросом? Я хочу, чтобы вы были в том состоянии не‑знания – «Я не знаю». Не говорите это мне или себе.

С: Я не знаю, правильно ли это...

У. Г.: Все правильно. Движение структуры внутри вас выкинуло слова. Это означает, что внутри вас по‑прежнему действует та же память.

С: Ответ внутри меня.

У. Г.: Понимаете, ответ, который вы дали, – это непрерывность. «Я не знаю» – даже когда вы так говорите, она не прекратилась. Это что‑то для вас значит?

С: Я не могу не давать ответ. Я всегда реагирую словами, внутренне или внешне.

У. Г.: Да. Так что вы видите, что это уловка выживания. Он хочет продолжать существовать. Движение мысли так или иначе хочет продолжать существовать. Иначе оно останавливается.

С: Я ничего не могу с этим поделать.

У. Г.: Нет нужды так говорить или даже говорить «Я не знаю». Это по‑прежнему подоплека. Это непрерывность. Она хочет продолжать существовать, и это выживание. Видите, поэтому я пытаюсь обращать ваше внимание просто для того, чтобы вы там останавливались. Там будет происходить нечто потрясающее, если вы можете останавливать это отвечание на вопрос самому себе или кому‑то.

Вы должны действительно быть в состоянии незнания, что означает: я действительно не знаю. То, что я знаю, – это то, что я прочитал до этого, что я услышал до этого. Я не могу дать ответ. Я не хочу, чтобы кто бы то ни было давал мне ответ. Я хочу находить ответ сам. Я хочу сам находить для себя ответ, потому что мне не интересны ответы, данные другими.

С: Но я могу пытаться ответить?

У. Г.: Вы можете пытаться. Мне нужен ваш ответ, если вы вообще можете дать какой‑то ответ. Все ответы, которые вы можете дать, до этого были даны другими, что я уже слышал или что «вы» сами пережили. Что такое переживание? Вы переживаете, если «вы» превалируете – посредством идей, посредством понятий. Это то, что мы называем переживанием. Но я говорю, что есть переживание, независимое от этой мысленной структуры. Когда вы перестаете давать ответ на тот вопрос, внутри вас берет верх нечто живое. Есть что‑то живое, начинающее выражать себя, когда вы прекращаете это делать. Но мы не хотим это прекращать. Если вы действительно находитесь в состоянии ума «Я не знаю», то не можете говорить «Я не знаю» – иначе это означало бы, что вы даете этому непрерывность. Слова дают жизнь подоплеке. Если и как только эта подоплека останавливается даже на долю секунды, она закончится.

С: Как формируется эта подоплека?

У. Г.: Подоплека обусловливается матерью в ее чреве, а также клеточными структурами. Они передаются. Клетка обладает собственной памятью.

Каждый нерв, каждая клетка в вашем теле имеет собственную подоплеку. Умственно вы можете быть спокойным. Но есть другие вещи, которые очень активны. Там царит невинность. В клетках еще есть живое качество. Но оно уничтожается родителями, уничтожается обществом, уничтожается всеми окружающими. Вы когда‑нибудь говорили с детьми? Дети спрашивают нас: «Что это?» и «Что то?». И потому вы говорите: «Это цветок, это цветочный горшок, это тюфяк, это книга». И так ребенок повторяет снова и снова, пока не связывает слово с объектом. И с этого момента мы всегда связываем объект только со словом. И мы теряем способность смотреть на вещи как они есть.

Возьмем пример пищи. Когда вы что‑нибудь едите, вы едите свои воспоминания, свои идеи, посредством чего уничтожаете возможность того, что может с вами делать пища. Вы помещаете в свой желудок идеи, вы помещаете в него теории. Скажем, вы никогда не ели манго. Я даю вам манго и даже не говорю вам, что это такое. Как только вы видите его цвет, вы соотносите его с персиками, которые вы ели до этого. Чувствуя его вкус на языке, вы стараетесь вспомнить все вкусы, похожие на этот. Так процесс продолжается, и вы ничего не едите. Возможно, когда вы что‑нибудь едите впервые, вы получаете от этого наслаждение. Во второй раз вы вообще не получаете наслаждения ни от чего. Нет никакого наслаждения. Мы вообще не получаем наслаждения – мы живем в мире удовольствия. Удовольствие означает момент повторения. Я хочу, чтобы конфеты имели точно такой же вкус, как раньше. Поэтому я ем свои воспоминания – я не ем вещь, которая есть.

С: Первый процесс – это думать желудком. Это мне известно.

У. Г.: Вкус.

С: Я уверен в этом, потому что когда взрослый человек что‑либо пробует на вкус, он знает, что может думать желудком. Первое впечатление, первое признание исходит от желудка. Я в этом уверен, потому что пробовал достаточно раз, чтобы знать это состояние.

У. Г.: Понимаете, если бы для вас было возможно есть – не важно что, будь то макароны или что угодно еще, – если вы можете есть без того, чтобы действовала эта мысленная структура, тогда вы едите. Вместо этого, как только вы что‑нибудь едите, вы начинаете распознавать вкус – соленый он или сладкий. Но без этого процесса, все время функционирующего внутри вас, вы будете чувствовать необычайную безмятежность. Это обусловлено физическим действием… кровь устремляется к желудку, потому что желудку нужна кровь. Если я думаю, когда ем, то думаю потому, что узнаю вкус, я вспоминаю, что мне нравится и не нравится, – весь этот процесс мышления продолжается. Я одновременно думаю и ем. Вот почему некоторые религиозные системы запрещают говорить. Это не помогает, поскольку даже если я не говорю, я внутренне думаю. Мысли продолжаются все время. Так что нет никакого наслаждения.

Поэтому если человек может есть, не думая, кровь устремляется к желудку. Когда вы что‑нибудь едите, желудку нужна кровь. Поток крови к желудку вызывает необычайный покой, выходящий за пределы понимания. Есть наслаждение – чистое наслаждение. Но то, что имеет место в вашем случае, – это удовольствие. Удовольствие – это повторяющийся процесс. Я ничего не говорю против удовольствия. Это повторяющийся процесс, и потому он истощает чувства. Но здесь (в случае У. Г.) чистая и простая жизнь со своими чувствами в максимально возможной степени.

Что я пытаюсь делать – это помещать вас в то состояние не‑осознавания. Это исследование происходит при совершенно другом образе жизни с вашими чувствами. Это означает, что вы позволяете этим чувствам действовать их собственным образом. Здесь нет ничего мистического. Это вообще не имеет отношения к мистицизму. Это чистое и простое функционирование чувств в максимально возможной степени.

Глаз смотрит. Понимаете, глаз обладает панорамным видением вещей, поскольку он воспринимает все полностью. Вы можете заметить, что я не моргаю. Рефлективное действие отсутствует. Поэтому имеет место полное внимание к тому, на что я смотрю. Врачи‑офтальмологи говорят вам, что веки обязательно должны моргать. Это не обязательно. Рефлекторное действие означает, что вы испуганы. Они говорят, что это защита от страха[5]. Но когда я смотрю на объект, мои веки вообще не моргают. Даже рефлекторные действия претерпевают преобразующее изменение. Поэтому ты смотришь на вещи всем своим существом. В этом участвует все твое существо, а не просто ум, не просто мышление.

Между тобой и объектом имеется своего рода осмос[6]. Движение собаки порождает движение внутри вас. Не называйте это единством жизни. Это не то, что вы думаете. Имеется живой контакт с тем движением. Движение там и движение внутри вас это одно и то же – не в мистическом смысле, поскольку на глаз ничто не влияет. Я никогда не называю это собакой. Если я называю это собакой, значит, вмешалась мысль. Иначе ты наблюдаешь эту вещь как субъект, который раньше никогда не видел такую сцену. Не то чтобы я не знал, что это собака. Если вы спросите меня, что это такое, я скажу – это собака. Возможно, это пудель или что угодно другое. Налицо вся подоплека. Доступная вам подоплека – все научное знание, не только ваше, но и всего человечества. В этом нет ничего мистического. Это чистое и простое функционирование человеческого организма на максимуме его возможностей.

С: Утром вы говорили о человеческом инстинкте. Отличается ли он от животного инстинкта?

У. Г.: Человеческий инстинкт? Мы не дали человеческим инстинктам возможности развиваться, поскольку не знаем, как они начинают функционировать. Мы так напуганы, мы так привыкли к этой жизни в этом мире идей, мыслей и воспоминаний; все окружающие – все общество – заинтересованы в продолжении этого. Так что вы хотите помещать себя в эту структуру общества. Вы это приняли и вы принимаете непрерывность, потому что хотите продолжаться. Мы прошли долгий путь от пещерного человека.

Дата добавления: 2014-12-08