Фаллические мотивы культуры

ИСКУШЕНИЯ МИФА

ЧАСТЬ 3

ГЛАВА 1. ФАЛЛОЛОГИЯ МИФА

Итак, миф - это целая Вселенная, которая в своих истоках оказывается тождественна феномену человеческой культуры. И, в частности, миф - это фундаментальный механизм, посредством которого осуществляется диалог первобытного человека с окру­жающим его предметным миром и создается то, что можно было бы назвать культурной сущностью человека.

Впрочем, те мифологические механизмы культуры, которые были описаны в предшествующих главах, вовсе не лежат на по­верхности. На поверхности же лежат так называемые священные предания, которые на протяжении тысячелетий транслируются из поколения в поколение народами всех континентов, и которые представляют из себя смесь иррационального абсурда, откровен­ной жестокости и изощренного секса. Идет ли речь о мифологии, уже трансформированной историей цивилизации, или же о мифо­логии девственно-первобытной, - знакомство с нею всегда оставля­ет ощущения более чем странные. Абсурд, жестокость и нравст­венная распущенность - таковы три основных составляющих у аб­солютного большинства мифологических сюжетов. Каким же об­разом столь странная реальность мифов решает описанные выше задачи культурного диалога? И как вообще соединить описанные в предшествующих главах тонкие механизмы культуры с той гру­бой фактурой разнузданности, жестокости и абсурда, которые столь часто составляют внешнюю канву мифологических повествований?

В ближайших главах я попробую ответить на этот вопрос, и попробую доказать, что первобытный миф может быть интерпре­тирован как грандиозный ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ механизм куль­туры. Тот механизм, посредством которого произошло своеоб­разное возделывание человека из животного в процессе антропо­генеза. И попробую доказать, что все странное, абсурдное, жес­токое и разнузданное содержание архаической мифологии есть, с одной стороны, следствие, а, с другой - предпосылка работы это­го педагогического механизма.

Начнем с анализа, возможно, наиболее загадочной стороны любой исторической мифологии - ее сексуально-фаллической нагруженности.

То, что сексуально-фаллические мотивы весьма и весьма объ­емно представлены в любой без исключения исторической мифо­логии - факт хорошо известный. Тем не менее, этот факт остается обычно на периферии теоретического анализа, если не считать психоаналитической традиции с ее достаточно односторонней интерпретацией соответствующих фактов. Однако есть основа­ния полагать - и этому будут посвящены страницы трех ближай­ших глав - что сексуально-фаллические мотивы архаической ми­фологии являются важным ключом к пониманию того, каким образом возникает сам феномен мифа, и того, каким образом возникает сам феномен человеческой культуры.

Почему практически все древние цивилизации - зачастую со­вершенно независимо друг от друга! - создали многочисленные религиозные культы, центром которых являлись мужские и жен­ские гениталии, а также сам момент священного коитуса? Во многих древних религиях центральный бог совершенно недву­смысленным образом отождествляется с мужским детородным органом, и именно фаллос является объектом культового покло­нения в этих ранних религиозных системах. Последующий анализ покажет, что подобное отождествление бога с фаллосом является глубоко не случайным и является проекцией наиболее глубоких и сущностных мотивов первобытной мифологии, являющейся живым арсеналом для древних религиозных систем.

Позволю себе в этой связи краткий обзор древнейших куль­тур под этим, весьма специфическим, углом зрения.

Европейскому человеку, имеющему за плечами две тысячи лет истории христианства, может показаться совершенно неестест­венным тот факт, что древнейшие формы культурной манифеста­ции бога являлись глубоко сексуализированными формами. Ведь одна из стратегических тем христианской религии - это тема глу­бокого противопоставления духовного и плотского. Однако одна из самых поразительных вещей, связанных с древнейшими рели­гиями - идет ли речь о религиях египетских, шумерских, гречес­ких или индийских, - заключается в том, что все они в значи­тельной степени были проникнуты идеей обожествленной сексу­альности, т.е. представляли собой странную смесь, если не ска­зать ТОЖДЕСТВО плотского и духовного. И весьма изощрен­ные здания религиозных конструкций, построенных древними цивилизациями, были густо замешаны на весьма откровенной сексуально-фаллической тематике, а оргии духа, творимые в древ­них храмах, находились в сложной гармонии с сексуальными оргиями. Причем последние рассматривались в качестве подлинного источника культово-религиозного экстаза.

В свое время Мишель Монтень, пытаясь хоть как-то объяснить "беспутство" языческих религий, допустил в этой связи весьма примечательную ошибку. В своих знаменитых "Опытах" фран­цузский философ, не скрывая своего изумления сексуальной ори­ентированностью древних религий, попытался представить секс в храме как усмирение похоти перед молитвой. При этом ему и в

голову не приходит, что в языческом храме телесное и духовное, сексуальное и божественное не разделены, не противопоставле­ны друг другу, а являются, в сущности... тождественными.

"В былые времена насчитывалось до полусотни божеств, по­кровительствовавших этому делу и обязанных всячески его пес­товать; а был и такой народ, который, чтобы смирять похоть тех, кто приходил помолиться, содержал при своих храмах девок и мальчиков, дабы ими мог насладиться всякий, и всем вменялось в обязанность сначала сблизиться с ними, и лишь после этого можно было присутствовать при обряде богослужения" '.

Похоже, однако, что Монтень ошибается. Вся суть оргаистически-ритуальных действий в древних храмах, возможно, в том и заключалась, что в них не "плоть усмиряли перед молитвой", а непосредственно через сексуальное действо осуществляли рели­гиозный диалог. Сам духовный диалог с богом носил в этих хра­мах подчеркнуто сексуализированный характер, и это удивитель­ное тождество сексуального и божественного носило поистине универсальный характер в языческом мире, а, следовательно, свидетельствует о сверхзначимом характере сексуальности в пред­ставлении всех без исключения языческих народов. Если хрис­тианство достаточно однозначно связало сексуальность с животной природой человека, то все без исключения языческие религии слов­но исходят из предположения, согласно которому именно в своей сексуальности человек наиболее фундаментально отличается от животных, и согласно которому момент храмового сексуального совокупления есть именно тот момент, когда человек вступает в контакт с божественным.

Так, самые ранние из найденных глиняных фигурок месопотамских жрецов - это выраженные изображения фаллосов 2. А в шу­мерских храмах богини Инанны публичный половой акт на алтаре являлся священным действом, в котором человек ВОЗВЫШАЛСЯ до уровня бога, и храмовые прислужницы вовсе не похоть удовле­творяли, а через сексуальный контакт осуществляли связь челове­ческого с божественным. И.Зейберт в книге "Женщина на древнем Ближнем Востоке" так писал об этом феномене: "То, что в сфере влияния христианской религии считалось "греховным", а именно, половое удовольствие, в древневосточных религиях связывалось с самой природой. Половое соединение считалось культовым священ­ным действием и в своем сакральном значении не предполагало ничего непристойного или аморального" ³.

Подтверждение сказанному - множество клинописных табли­чек, на которых изображается акт совокупления на алтаре - сово­купления, именуемого современниками не иначе как "возвыше­нием сердца". Сексуальный акт как высшая точка СВЯЩЕННО­ДЕЙСТВИЯ был нормой религиозной жизни в шумерских хра­мах. А знаменитые вавилонские "иеродулы", т.е. те храмовые девушки, через тело которых осуществлялся прямой контакт с богами, это именно служительницы культа, а вовсе не храмовые проститутки, как их по невежеству называют.

Феномен священного полового акта, представляющего собой апофеоз религиозно-культовых мистерий, характерных для куль­тово-культурной жизни древних цивилизаций, существовал у всех без исключения древних народов, подчеркивают исследователи -и у хеттов, и у греков, и у египтян, и у древних евреев.

Возможно, одно из наиболее ярких свидетельств такого рода дает культура Древней Индии, где до сих пор предметом покло­нения в шиваитском культе является каменный фаллос ("линга"), поднимающийся из каменного основания, символизирующего женские половые органы ("йони"). При этом священный камен­ный фаллос - это не что иное, как половой член главного шиваитского божества, самого Шивы, а священное каменное основание, из которого поднимается каменный фаллос - это половые органы супруги Шивы, богини Парвати. Таким образом, непосредствен­ным предметом поклонения в шиваитском культе является боже­ственный коитус, т.е. момент священного совокупления между Шивой и Парвати.

Но что при этом особенно важно, так это то, что священный "линга" - это не просто фаллос Шивы, но и олицетворение Шины (сам Шива нередко изображается в виде огромного фаллоса), и, вместе с тем - олицетворение творческого начала культуры. Мо­мент божественного коитуса, момент священного совокупления между Шивой и Парвати рассматривается шиваитами как акт высшей духовности, акт высшей концентрации и реализации твор­ческой природной энергии. Не случайно' именно к могучему фал­лосу своего верховного бога апеллируют шиваиты, стремясь под­черкнуть древность и мощь своей религии.

Весьма характерный пример такого рода аргументации нахо­дим в шиваитском мифе о споре между Брахмой и Вишну за право почитаться творцом всего сущего. Спор разрешается сам собой, когда перед спорящими богами возникает пылающий фал­лос Шивы необозримой величины. Пытаясь найти его начало и конец, Вишну превращается в кабана и спускается под землю, а Брахма превращается в гуся и взлетает на небо, но оба оказы­ваются не способны достичь цели. И тогда они приходят к согла­сию, что именно Шиву следует признать величайшим из богов. Таким образом, именно божественный фаллос оказывается выс­шим и окончательным аргументом при доказательстве мудрости и величия самого бога.

В целом индуизм рассматривает храмовую сексуальность как сакральное действо, ведущее человека к духовному озарению и соединению с силами Космоса, а само духовное просветление ассоциируется здесь с оргазмом.

Точно так же подчеркивают сакрально-космическое значение совокупления тантрические религии, где точка соединения муж­ского и женского половых органов рассматривается как точка соединения человека с Космосом. Сексуально-религиозное само­выражение человека в момент соития - суть точка наивысшего напряжения творческих духовных сил человека в тантризме.

Совершенно однозначно доминируют фаллические культы и в Древнем Китае эпохи Ин и Чжоу (второе тысячелетие до н.э.), о чем свидетельствуют дошедшие до нас многочисленные фалличес­кие символы. Так, фундаментальные для древнейшего китайского мировоззрения категории "инь" и "ян" - это не просто "темное" и "светлое", "пассивное" и "активное", "женское" и "мужское", но и буквальное обозначение женских и мужских половых органов. А поскольку взаимодействие "инь" и "ян" - это наиболее глубокое космическое взаимодействие в китайской модели мира, то можно утверждать, что для древнего китайца весь мир - это фундамен­тальный половой акт, гигантский коитус, ритмическое соприкос­новение женских и мужских гениталий. Не удивительно поэтому, что древнейшая для китайского самосознания философская идея "дао" как стратегическая идея пути развития всего сущего во Все­ленной, оказывается также глубоко сексуальна по своей сути, и, в частности, представляет собой не что иное, как идею ритма сексу­ального совокупления. Вместе с тем, парная к "дао" категория "дэ" (благодать) - суть категория сублимации, категория потенци­ального источника сущего. "Дэ" - это младенец, которому "...неведомо соитие самки и самца, но детородный уд которого под­нят, что означает предельность цзин" ⁵, говорится в "Дао дэ цзин".

Характерно, далее, что один из ключевых терминов даосской философии "цзин" (исходное значение: "отборный, очищенный рис") - это одновременно и "семя" (в том числе и мужская спер­ма, и "женское семя"), и "дух" (а вместе с тем и универсальная оплодотворяющая энергия, и высшая разумность, и разумная справедливость). Характерен афоризм: "Когда ЦЗИН наполняет глаза, они ясно видят" ⁶. А поскольку "цзин" - это "сперма", которая одновременно - и суть, и смысл, и канон, данный афо­ризм можно перевести так: "Когда СМЫСЛ наполняет глаза, они ясно видят". Но ни чуть не меньше оснований перевести его и так: "Когда СПЕРМА наполняет глаза, они ясно видят..." Поэ­тому, скажем, и название знаменитой книги "ДАО ДЭ ЦЗИН" лишь весьма условно может быть переведено традиционным "Канон пути и благодати". В не меньшей степени это звучит как "Сперма дао и дэ" или "Смысл совокупления и потенции"...

Впрочем, удивительным семантическим богатством отличают­ся и другие термины древнекитайского языка, что приводит к чрезвычайно интересному феномену скрытой сексуальности всей древнекитайской лирической поэзии, когда внешне невинное опи­сание природы могло одновременно являться... описанием сексу­ального совокупления. В частности, подчеркивают исследовате­ли, всякий раз, когда описывалась ниспадающая с небес влага -скажем, дождь или роса, это "...являлось по сути своей откро­венным физиологизмом - обозначением акта семяизвержения" ⁷. Кроме того "природное мужское начало мог воплощать и ветер, проникающий в расщелины, ущелье или другое углубление в земной коре, считавшееся местом сосредоточения женственного. Заместителем углублений в земной коре выступало искусственно

замкнутое пространство - дворец, чертог, дворик. Эта модель была впоследствии реализована в даосской терминологии, где матка обозначается посредством бинома "чжун гун" - "срединный дво­рец". Производными от указанного термина сочетаниями явля­ются поэтические эротизмы "сюань сюй" - "сокровенная обитель" и "чжун тан" - "срединный чертог" - влагалище и матка" *. А широко распространенный в китайской поэзии образ лотоса свя­зан, между прочим, с тем, что сам лотос является для древнего китайца "своего рода моделью коитуса: розовый ("Ян") среди воды ("Инь")", а "семена лотоса записываются тем же иерогли­фом, что и семя-сперма ("цзин")" ^э.

Впрочем, богатство семантических ассоциаций для слов, обо­значающих мужские и женские половые органы, а так же момент сексуального совокупления и сперму, характерно и для других древних языков, и это является прямым следствием того, что сек­суальный акт переживается древним человеком как сакрально-космогонический процесс, а отнюдь не в том узко-физиологичес­ком смысле, к которому тяготеет представление о сексуальности, свойственное для современной культуры.

С безусловным обожествлением фаллоса мы встречаемся в древ­неегипетской культуре. Вот как пишет об этом Мишель Монтень: "Египтянки на празднике вакханалий также носили на шее его деревянное изображение, сделанное весьма искусно, большое и тяжелое, каждая по своим силам, и, кроме того, на статуе их главного бога он был настолько большим, что превосходил свои­ми размерами его тело" ^|0. И последнее не удивительно, если вспом­нить ту роль, которую играет фаллос в теогенезе египетской куль­туры. Мифологически история Древнего Египта происходит под знаком мастурбирующего бога Атума-Ра-Хепри. родоначальника египетских богов и царских династий. В папирусе Бремнер-Ринд этот верховный бог Древнего Египта, создатель всего сущего так характеризует самого себя: "Я тот, кто совокупился со своей ру­кой, кто сожительствовал со своей дланью [до тех пор, пока] семя не попало ко мне в рот. И выплюнул я Шу и изрыгнул Тефнут" ". Таким образом, мастурбация великого бога с последующим загла­тыванием собственной спермы являлась для древнего египтянина своеобразной точкой отсчета для истории богов и людей. Впрочем, то, что для древних египтян космическая суть мира - совокупление, отчетливо видно и из многочисленных рисунков, структурирую­щих картину мира в виде акта совокупления Земли и Неба, где бог Земли Геб прорисовывается с отчетливо вздыбленным фаллосом. А Осирис - ключевая фигура древнеегипетской мифологии, бог производительных сил природы, научивший людей сеять злаки, сажать виноградники, выпекать хлеб, изготовлять пиво и вино, добывать и обрабатывать медную и золотую руды, врачевать и строить города, устанавливать культы, - то есть фактически бог культуры как таковой, однозначно отождествляется с фаллосом в "Книге мертвых". Вместе с тем, будучи оскоплен, Осирис стано­вится царем Подземного царства '².

Божественное отождествление фаллоса с самой культурой без­условно представлено и в древнегреческой мифологии. Достаточ­но напомнить, что Афродита, персонифицирующая идею эстети­ческой гармонии в структуре древнегреческого Космоса рождает­ся из кровавой пены, возникающей на поверхности моря после того, как Кронос выбрасывает туда отрубленный фаллос своего отца Урана. И не удивительно, что фаллическая сущность чело­века становится предметом непрестанных размышлений древне­греческих философов. В частности, Пифагор рассматривал спер­му, как прямое порождение мозга, а душу - как производное спер­мы. Многие другие философы, - от Левкиппа до Аристотеля - так или иначе склонялись к мысли, что сперма - это и есть матери­альная субстанция души, либо кусочек души ¹³. А знаменитые греческие споры о стихиях, лежащих в основе всего сущего (с чего, как известно, вообще начинается древнегреческая филосо­фия), представляли собой как бы различные интерпретации самого феномена фаллоса: "влажное" - это сперма; "твердое" - это эрегированный фаллос; "воздушное" - это духовная сущность кои­туса; "огненное" - это энергия соития. И не случайно В.В.Розанов, известный своей склонностью к нетривиальным суждениям, на вопрос "За что Вы любите античность?" отвечал: "за то, что сам ее воздух пронизан ароматом мужского семени!" ^и.

Что касается собственно русской ментальности, то и здесь нельзя не вспомнить, что ключевая фигура восточнославянского пантеона, бог солнца Ярило - это так же глубоко фаллическое божество. "Значение корня "яр" - животная похоть, плотская лю­бовь и оплодотворяющая сила. "Яриться" - иметь похоть..." ^1э.

Дата добавления: 2014-11-29