СОЦИАЛЬНЫЕ 1 страница

Г

I

I

ценностей, благополучия, туземцы Амазонки основной своей целью считают согласие с природой, а материальное благополучие под­чинено этот основной цели. Вполне возможно, сделав такой исто­рический выбор, туземцы достигли куда большего на своем пути, чем так называемые цивилизованные народы — на своем*.

Данный пример демонстрирует еще один нюанс изучения соци­альной реальности.

Культурно-исторический выбор «втягивает» социального субъекта (личность, социальную группу или общество) в новый социальный континуум. Он сталкивается с теми обстоятельствами, теми функ­циональными целесообразностями, с которыми вряд ли столкнет­ся тот, кто сделал иной выбор.

Возникает эффект, который мы называем «ветвями» развития социальной реальности — у каждой из этих ветвей возникают (по­мимо всеобщих) собственные ограничения и содействия, функци­ональные целесообразности, которые обусловливаются данными специфическими условиями.

Можно ли сказать, что у народов Амазонки будут те же законы, тенденции организации социальной жизни? Обязательно ли воз­никнут развитые отношения власти, господства—подчинения, го­сударство или, провозглашая другие ценности, данная ветвь раз­вития социальной жизни порождает и иную фундаментальную ло­гику? Возможно, социальное неравенство, власть, отношение гос­подства—подчинения, государство возникают в том случае, если народы избирают приоритеты, связанные с подчинением, приспо­соблением и преобразованием природы, т.е. избирают путь циви­лизованного развития. А не ведет ли этот цивилизованный путь к экологической катастрофе, которая уничтожит подобную органи­зацию общественной жизни? Не является ли данный путь в свете вероятных экологических катастроф тупиковым? Может быть, ра­зумнее было пойти по пути народов Амазонки? Наверное, "были народы, решившие сделать это, но они оказались порабощенными народами, которые выбрали путь цивилизованного развития, т.е. развития, связанного с вычленением человеческого сообщества из природы, ее подчинением и приспособлением. Мы не имеем достаточных эмпирических наблюдений, фактов для подобного вывода, но пример, приведенный К. Леви-Строссом, явно свидетельствует о том, что выбор различных «ветвей» развития может породить различия (и достаточно ощутимые) самой логики органи­зации социальной жизни.

Не может ли быть такого, что различие вариантов развития и, соответственно, возникновение различных социальных континуу­мов приводит к такому положению, при котором то, что признает­ся эффективным, целесообразным в одном обществе, не признает-

* См.: Леви-Стросс К. Первобытное мышление. — М. 1994, с. 338—348.

139

ся таковым в другом обществе? Можно ли образцы, рецепты, вы­работанные для общества со своими традициями, логикой разви­тия, использовать в обществах с другой логикой развития? Причем речь идет не просто о культурных особенностях того или иного общества. Выбор социально-исторического пути обусловливает боль­шее — определенную (иную) логику социальных процессов, эф­фективных социальных процедур и т.д.

Последние размышления из области дискуссий, сомнений, ко­торые движут современной наукой. Имея большое значение для понимания фундаментальных программ социальной жизни, они

заслуживают того, чтоб стать предметом исследований.

* * *

Нет гарантий того, что каждое общество найдет адекватный от­вет на требования природы и истории. Согласно социологическому пониманию в истории успех, процветание или возникновение ту­пиковых ситуаций не запрограммированы, не предопределены фа­тально. История знает все — и тупики, и гибель, и процветание. Позитивная реакция на внешние условия может соседствовать с менее позитивной или вообще вызывающей губительные послед­ствия.

В истории человечества народы, которые не смогли организо­вать сеть социальных взаимодействий достаточно эффективно, за­частую оказывались вытесненными с исторической арены народа­ми-конкурентами, лишь оставляя не всегда величественные памят­ники — свидетельства своего бывшего существования; другие на­роды «топчутся на месте», с завистью взирая на успех своих более удачливых и разумных соседей.

Завершая анализ связи социальной реальности и внешних усло­вий, подчеркнем, что история — это живое творчество людей. Но для социолога это не просто тривиальное признание того, что без усилий людей история вообще не состоялась бы. Люди живут в пред­лагаемых обстоятельствах, которые налагают на них определенные требования, ограничения. Но все, что пережило человечество, что создали, достигли, утратили народы, обусловлено не только и не столько этими ограничениями, сколько тем, что они сумели выбрать, изобрести, уразуметь, какие цели и идеи смогли выдвинуть, вокруг каких идей объединиться, какую степень настойчивости в их достижении сумели проявить, а чем они сами себе навредили.

140

Глава VI. Социально-исторические типы организации социальной жизни

§ 1. Постановка проблемы

Социальные мыслители на протяжении многих веков стремятся установить способ определения основного своеобразия того или иного обустройства социальной действительности, сути организации со­циальной жизни того или иного народа на данном историческом отрезке его развития. Это позволило бы докопаться до сути любого общества на любом историческом отрезке его развития, сопоста­вить, сравнить на самом фундаментальном уровне различные наро­ды в различные исторические эпохи.

Среди множества исследований были и достаточно зрелые, кон­цептуально цельные — например, учение К. Маркса об обществен­но-экономической формации, основанное на принципе соответ­ствия производительных сил и производственных отношений. Но по мере развития социологии все больше авторитетных исследова­телей склонялись к тому, что за основу понимания исторического своеобразия организации социальной жизни необходимо прини­мать, во-первых, те показатели, свойства, которые непосредствен­но связаны с социальной реальностью, а не технологические или дру­гие внесоциальные факторы — ведь необходимо понять своеобра­зие не уровня и объема материальных благ и т.п., а собственно социальной жизни. Во-вторых, надо исследовать самое элементар­ное, повседневно воспроизводимое в социальной жизни, а потому определяющее — наиболее устойчивые характеристики (типы) со­циальных связей, социальных действий и взаимодействий (Конеч­но, понятие социальных действий возникло лишь у М. Вебера, но стремление выявить наиболее устойчивое в повседневной жизни того или иного общества характеризовало поиски и его непосред­ственных предшественников.)

При таком подходе исследователь как бы докапывается до пер­вооснов, «первокирпичиков» организации социальной жизни, из которых соткана вся ткань социальной реальности, воплощенная как в простых формах, так и в сложных социальных образованиях. Выявленные особенности носят общесоциальный характер, при­обретая значение базовой характеристики организации как эко­номической, так и политической жизни, становясь основой по­нимания как иерархически-стратификационной организации об­щества, так и норм взаимоотношений в малых группах, коллек­тивах и т.д.

Итак, для того, чтобы понять ту или иную социальную реальность, основные принципы, правила игры организации социальной жизни у опре­деленного народа на определенном историческом отрезке его развития, следует изучить наиболее устойчивые характеристики социальных дей­ствий индивидов, из которых соткана ткань социальной реальности.

Учитывая, что творцом социального действия, его смыслообра-зующей и смыслонаполняющей основой является мотивация, изу­чение мотивации каждодневных действий становится ключом к пониманию социально-исторического своеобразия той или иной социальной действительности.

Мотивации людей крайне многообразны, их варианты и нюан­сы весьма многочисленны. Наука не может, да и не должна изучать все это многообразие. Она стремится определить наиболее устойчи­вые, неизменные в данном обществе типы, модели мотивации со­циальных действий, которые и представляют собой своеобразный общий знаменатель всего многообразия мотиваций социальных дей­ствий членов данного общества. Самая трудная задача исследовате­ля — найти в этом предельном многообразии мотиваций, разнооб­разных по форме, конфигурациям, смыслу социальных действий, этот общий знаменатель, который и позволит выявить сущность той или иной социально-исторической реальности.

Прежде чем приступить к анализу различных типологий органи­зации социальной жизни, необходимо сделать ряд уточнений от­носительно применения термина «социально-исторический тип».

1. Употребляя данное понятие, мы имеем в виду такие модели, повторяющиеся формы (типы) социальных явлений, которые ис­торически (хронологически) возникли на определенном этапе раз­вития социальной жизни. Следует сделать несколько замечаний от­носительно термина «исторический».

• Он не подразумевает смыслового оттенка «...и исторически отживший». В социальной жизни когда-то возникшее затем удержи­вается, сохраняется. Вновь исторически возникшее полностью не вытесняет ранее функционировавшее, или сосуществуя одновре­менно с ним, или включая его в свой состав.

Иными словами, говоря о социально-исторических типах, мы ведем речь не об их смене с полным вытеснением предыдущего, а об историческом пути дополнения, обогащения и доминирования (как более адекватного новым условиям) последующего. Таким образом, в живой социальной реальности сохраняются самые раз­личные социально-исторические типы форм, возникшие как дав­но, так и сравнительно недавно. Существенно меняется их удель­ный вес, новые социально-исторические типы приобретают доми­нирующее значение и начинают определять сущность той или иной социальной реальности.

• Используя термин «исторический», мы далеки от мысли при­писать тем самым истории обязательное поступательное движение вперед с нетерпеливым ожиданием счастливого конца. Иными сло­вами, мы далеки от прямого оценочного подхода к историческим явлениям. Для нас все исторически новое — это не столько оцени­ваемое как обязательно положительное, сколько оцениваемое су­губо хронологически как последующее.

2. Несколько замечаний об употреблении термина «тип». Типо­логия — это научная процедура, позволяющая разработать основ­ные обобщенные координаты анализа реальной жизни, но это не сама жизнь, а некая абстракция, схема, которая облегчает изуче­ние, понимание реальной жизни. Она как бы фокусирует наш взгляд на определенных явлениях, связях, интерпретациях этих связей, помогая тем самым более точно интерпретировать в том числе и нашу действительность, нашу историю.

Мы предложим читателю различные подходы разных авторов к определению типов организации социальной жизни. Между ними нетрудно уловить преемственность и ощутимое различие. Но глав­ное, эти подходы позволяют нашему современнику более точно и глубоко оценивать нашу жизнь.

§ 2. От «общины» к «обществу», от механической солидарности к органической

Первую довольно удачную попытку предложить подобный об­щий знаменатель социальных связей, социальных действий (это понятие вошло в научный оборот позже) и на основе этого выде­лить социально-исторические типы организации социальной жиз­ни общества предпринял Ф. Теннис в своем классическом труде «Община и общество». Выдвинутые им принципиальные положе­ния (несмотря на их некоторую противоречивость и умозритель­ность) стали импульсом к осмыслению важных проблем типоло­гии организации социальной жизни, поискам упомянутого общего знаменателя. Идеи Ф. Тенниса способствовали возникновению ги­потез, множества конкретно-социологических исследований, ко­торые в целом подтвердили эти идеи.

Основная идея Ф. Тенниса отражена в самом названии его кни­ги — противопоставление общины и общества, общинного типа социальных действий и связей и типа социальных действий, харак­терного для современного общества.

Ф. Теннис выделяет два типа воли (и соответственно два типа регуляции социальных связей):

• инстинктивная (сущностная) воля, которая как бы подтал­кивает человека к действиям на основе эмоциональной бли-

143

зости (материнская любовь, семейно-родственные отноше­ния, дружба, любовь к родине и т.д.);

• рассудочная (избирательная) воля, которая предполагает воз­можность рационального выбора и наличие специально по­ставленной цели действий (торговая деятельность, государ­ство, рациональный обмен и т.д.).

На основе этого устанавливаются два типа социальных взаимо­действий: общинные (которые Ф. Теннис несколько романтизиро­вал) и общественные (ассоциативные). По мнению Ф. Тенниса, в обществе каждый человек испытывает напряженное негативное и даже враждебное отношение к другому и делает что-то для друго­го, только рассчитывая на выгоду. Достаточно точно уловив про­цесс перехода от характерной для общины эмоционально-персо-нифицированой ориентации на другого к рационально-деиндиви-дуализированной регуляции, характерной для общества, Ф. Тен­нис глубоко вскрыл основную проблему, во многом определив логику дальнейших исследований типологии социальных взаимо­действий. Конечно, многое в этой работе спорно, неубедительно и даже наивно. Но важно другое — в ней были определены основные пути дальнейшего поиска.

Свой вклад в разъяснение фундаментальных принципов органи­зации социальной жизни в различные исторические эпохи внес и Э. Дюркгейм, проанализировавший природу тех связей, которые объединяют людей, создают общество как целостность. Так же как и Ф. Теннис, он пытается сравнить два типа организации социаль­ной реальности, но приходит по существу к противоположным ре­зультатам. Если Ф. Теннис считал, что общество в отличие от об­щины не имеет внутренних источников солидарности, взаимной связи и взаимозависимости людей друг от друга (последние, по его мнению, в «обществе» сохраняются лишь благодаря силе государ­ства), то Э. Дюркгейм придерживается совершенно иного взгляда.

Определяя связь между людьми как солидарность, он делает ос­новной проблемой своего классического исследования («Разделе­ние общественного труда») различия между солидарностью (а со­ответственно, и организацией социальной жизни) в примитивных обществах и солидарностью, возникающей в развитых обществах на основе разделения труда, социальной дифференциации. Благо­даря последним факторам формируются иная по своей природе социальная связь, иные ориентации на другого и, соответственно, иная организация социальной жизни.

Коренную сущность этих различий Э. Дюркгейм выразил следу­ющим образом: «Социальная жизнь проистекает из двойного ис­точника: из сходства сознаний, а также из разделения труда. В пер­вом случае индивид социализирован потому, что, не имея соб-

Г44

ственной индивидуальности, он сливается вместе с себе подобны­ми в одном и том же коллективном типе; во втором — потому, что, имея личный облик и особую деятельность, отличающие его от других, он зависит от них в той же мере, в какой отличается, и следовательно зависит от общества, возникшего из их объедине­ния»*.

Первый тип солидарности, названный Э. Дюркгеймом механи­ческой солидарностью, возникает благодаря тому, что «все члены группы индивидуально притягиваются друг к другу потому, что они сходны...». Это «психический тип общества». Он проявляется в том, в частности, что граждане «любят друг друга и предпочитают друг друга иностранцам»**.

«Совсем иначе обстоит дело с солидарностью, производимой разделением труда. В то время как первая требует, чтобы индивиды походили друг на друга, последняя предполагает, что они друг от друга отличаются... Действительно, с одной стороны каждый тем все теснее зависит от общества, чем более разделен труд, а с дру­гой стороны — деятельность каждого тем личностнее, чем она бо­лее специализирована...» Эта солидарность напоминает связь от­дельных органов организма. «На основании этой аналогии мы пред­лагаем называть органической (курсив наш. — А.Э.) солидарность, вызываемую разделением труда»***.

Основа механической солидарности — неразвитость специали­зированных социальных функций, выполняемых индивидом. Этот тип солидарности доминирует в архаических обществах, возникая вначале на общинно-клановой, а затем на территориальной основе. Механическая солидарность существует в условиях малого объема и плотности населения, слабой функциональной взаимозависимо­сти индивидов — их связывают преимущественно кровно-родствен­ные узы, территория, этническое сходство, но не специализиро­ванные функции, делающие их ощутимо зависимыми друг от друга в повседневной жизни.

Регуляция социальных связей в обществах механической соли­дарности осуществляется на основе конкретной адресности, детали-зированности. Люди взаимодействуют не с функцией другого (для них незначимо, что он делает, чем он для него и других незаме­ним) — связь осуществляется преимущественно на эмоционально-нравственной основе, поскольку в основном это сородичи, сосе­ди, люди одной крови. Здесь нет серьезной зависимости, а значит,

* Дюркгейм Э.О Разделение общественного труда. Метод социологии, с. 213-

214.

** Там же, с. 103.

*** Там же, с. 127—128.

145

эмоции и соответствующие принципы регуляции, которые умест­ны в дружбе, семье, любви, преобладают во всех социальных свя­зях, основывающихся на механической солидарности.

Механическая солидарность, доминируя в архаических обще­ствах, вместе с тем никогда полностью не вытесняется, не исче­зает. В социально-дифференцированных обществах она проявляет­ся в виде любви к Родине, своим национальным обычаям, при­сутствует в уголовном праве, поскольку оно предусматривает реп­рессивные наказания, являющиеся трансформированной формой мести.

Органическая солидарность основана на разделении общественно­го труда, социальной, профессиональной дифференциации. Она преобладает в более развитых обществах, объединяющих людей, не просто проживающих на одной территории и объединяемых эт­ническим сходством, а взаимозависимых друг от друга в экономи­ческом, политическом, культурном отношении.

Людей связывает друг с другом взаимозависимость, взаимодо­полняемость функций, профессий, умений. Соответственно, отно­шения между людьми строятся прежде всего с учетом их соци­альных функций, умений, способностей, а не на эмоциональной основе, т.е. являются деиндивидуализированными (а не эмоцио­нально-персонифицированными), носят абстрактный характер. Эти функции выполняются независимо от того, к какой этнической группе принадлежит исполнитель этой функции, чей он родствен­ник, какова его профессия.

Тем самым (и в этом основной пафос работы Э. Дюркгейма) органическая солидарность создает такой тип организации соци­альной жизни, в котором высшая ценность — индивид, выполня­ющий свои функциональные обязанности перед другими и приоб­ретающий тем самым свободу от произвола, независимость от дру­гих. Каждый зависит от каждого, а поэтому уважает его свободу и индивидуальность.

Идеи Ф. Тенниса и (особенно) Э. Дюркгейма наметили основ­ную генеральную линию исследования типов организации соци­альной жизни: путь развития социальной реальности — это эволю­ция от преимущественно эмоционально-персонифицированных отношений к рационально-деиндивидуализированным. Эти идеи получили развитие в работах М. Вебера и Т. Парсонса, чьи типоло­гии мотивации социальных действий сыграли и во многом продол­жают играть основополагающую роль в общесоциологическом ана­лизе как социально-исторических типов социальных действий от­дельных индивидов, так и (что более важно), социально-истори­ческих типов социальной реальности, порождаемой подобными действиями.

146

§ 3. М. Вебер: от мира традиций к миру рациональных действий

М. Вебер, сделавший существенный акцент на социологическом анализе мотивации социального действия, сфокусировал свое вни­мание на степени участия рациональных элементов в процессе мо­тивации социального действия.

Он классифицировал социальные действия (их мотивации) на основе целерационального действия. «Целерационально действует тот индивид, чье поведение ориентировано на цель, средства и побоч­ные результаты его действия, кто рационально рассматривает от­ношение средств к цели и побочным результатам... то есть действу­ет, во всяком случае, не аффективно (прежде всего не эмоцио­нально) и не традиционно»*.

Иначе говоря, целерациональное действие характеризуется яс­ным пониманием Деятелем своей цели и средств, которые для это­го наиболее пригодны, эффективны. Все составляющие целерацио­нального действия основаны на глубокой рефлексии сознания. Де­ятель рассчитывает потенциальные реакции окружающих, возмож­ность их использования для достижения своей цели и т.д.

Возникающее иногда противоречие между индивидуальной це­лью и ориентацией на другого может быть разрешено самим Деяте­лем — он "соотносит цель и средства, просчитывает положительные или отрицательные последствия своих действий и находит разум­ную меру сочетания личной цели и социальных обязательств.

Преимущества полностью осмысленных, просчитанных действий очевидны. В подобной мотивации в наиболее концентрированном виде проявляется все, на что способен разум человека, освобож­денного от эмоций, предрассудков, внешнего произвола, собствен­ных привычек, слабостей. И в этом просматривается мощный гума­нистический потенциал идей М. Вебера.

Вместе с тем это лишь идеальная модель, некий образец, по степени приближения к которому можно судить о разумности дей­ствий и поступков. В реальной жизни, на наш взгляд, такого рода действия отнюдь не часты.

Более распространенным является ценностно-рациональное дей­ствие, подчиненное определенным требованиям, учитывающее принятые в этом обществе ценности. Индивид в этом случае не имеет какой-либо внешней, рационально понятой цели, он строго ориентирован на выполнение своих убеждений о долге, достоин­стве, красоте. Ценностно-рациональное действие, по словам М. Вебера, всегда подчинено «заповедям» или «требованиям», по­виновение которым человек считает своим долгом.

Вебер М., Избранные произведения, с. 629.

147

В этом случае сознание Деятеля не полностью раскрепощено, поскольку, принимая решения, разрешая противоречия между лич­ной целью и ориентацией на другого, он строго ориентируется на ценности, принятые в обществе.

Два других вида социальных действий — аффективное и тради­ционное — находятся, по выражению М. Вебера, на самой границе, а часто даже за пределом того, что «осмысленно», т.е. на границе действий, подлежащих социологическому анализу.

Аффективное действие обусловлено чисто эмоциональным со­стоянием и осуществляется в состоянии аффекта, при котором роль сознания минимизирована. Человек, находящийся в подобном со­стоянии, стремится немедленно удовлетворить испытываемые им чувства (жажда мести, гнев, ненависть и др.). Это, конечно, не инстинктивное, а преднамеренное действие. Но основанием такого мотива является не рациональный расчет, не «служение» ценнос­ти, а чувство, аффект, который ставит цель и вырабатывает сред­ства ее достижения.

В традиционном действии также предельно минимизирована са­мостоятельная роль сознания. Такое действие осуществляется на основе глубоко усвоенных социальных образцов поведения, норм, ставших привычными, традиционными, не подверженными про­верке на истинность. И в этом случае самостоятельное моральное сознание данного человека «не включено», он поступает «как все»,

«как принято испокон веков».

* * *

В реальной х<изни причудливо переплетаются все перечислен­ные виды социальных действий.

Например, приобретая телевизор или видеомагнитофон, вы рацио­нально взвешиваете их достоинства, недостатки и цену. При этом вы учитываете свои материальные возможности, веяния моды, пре­стиж, насколько приобретение данного товара по данной цене и уровню престижа «приличествует» для вас, и т.д. Конечно, в данном потребительско-экономическом социальном дей­ствии (покупка товара) доминирует рациональная мотивация. Во­обще экономическое поведение в условиях рынка, свободы выбора и конкуренции считается в какой-то мере образчиком целерацио-нальной мотивации. Вы взвешиваете, соотносите различные обсто­ятельства, условия, хотя и к этому рациональному выбору примеши­ваются отнюдь не сугубо рациональные элементы: престиж, прили­чия, а может быть, и чаевые. С точки зрения рациональной логики надо платить лишь за работу, но чаевые — это традиция, поэтому вы их даете — таксисту, грузчику и т.д. Чаевых ожидают даже в самом рационально организованном обществе, и ваш рационализм будет воспринят как нечто неприличное, как жадность и т.д.

Следовательно, в экономическом поведении переплетаются це-лерациональный момент и традиции, обычаи, ценности культуры,

148

которые нельзя не учитывать при анализе, прогнозировании эф­фективности того или иного экономического плана, проекта. Эко­номику, эффективные варианты ее развития нельзя рассчитать су­губо рационально, поскольку это сфера социальных действий с ориентацией на другого. Экономика ежедневно, ежечасно погру­жена в культурный контекст. Важно учитывать, как в той или иной культуре принято работать, распределять доходы, расходовать их, а не только руководствоваться чисто рациональными (математи­ческими) расчетами прибыли, схемами ее распределения, расхо­дования. Пренебрежение социокультурным контекстом, традиция­ми экономического поведения очень опасно для тех, кто осуществ­ляет экономическую политику в той или иной стране — будь то члены правительства или руководители фирм.

В этом отношении примечательна история Волховского алюмини­евого завода. В 1995 г. американский капиталист—владелец 50% акций назначил нового директора из-за рубежа, который прибыл в Волхов со своей командой менеджеров. Жить в провинции они не захотели и снимали номера в знаменитой петербургской гостини­це «Астория». Иногда и в рабочий перерыв ездили обедать за 120 км в северную столицу. От приглашений же порыбачить, поси­деть у костра директор отказывался. Скоро стало ясно, что главная проблема нового директора в том, что он отвергал систему комп­ромиссов, на которой основана российская экономика (отказывал­ся от бартера, не соглашался на взаимозачеты и т.д.) и не хотел учитывать российские традиции в социальной сфере. Директор мог без всяких объяснений уволить рабочего, в течение года своей ра­боты ни разу не созвал профсоюзное собрание, закрыл заводскую газету, а тех, кто приходил к нему за пособием на похороны, просто выставлял за дверь.

Американский владелец акций сменил директора, ориентированно­го на западную систему рационального управления, на российско­го, имеющего опыт управления российскими предприятиями. И дела пошли в гору.

Новый директор вернул все социальные гарантии, возродил газету, договорился с партнерами о взаимозачетах и уступках и даже орга­низовал продажу свиней по низкой цене своим работникам и парт­нерам... Прощаясь с журналистом, который брал у него интервью, новый директор сказал: «А рыбалка здесь, чувствую, замечательная. Время бы выкроить»*.

Еще один пример. У вашего соседа случилось несчастье — в его доме произошел пожар. Вы пришли на помощь, потратили свои силы, время, помогли вынести мебель, одолжили денег для покупки новой мебели, хотя они вам были нужны самому. С точки зрения рациональной вы нанесли себе ущерб. Но с точки зрения ценнос­тно-рациональной — понятий товарищества, взаимопомощи, чело­веческого долга — вы поступили разумно и оправданно.

См. «Известия» от 16 ноября 1996 г.

149

Аффективных действий в нашей жизни немало: драка ребят во дворе, бурная радость футбольного болельщика и т.д. Даже самый образованный, «рациональный» человек может совершить аффек­тивное действие — так же как и традиционное, когда выполняется обычай, обряд, ритуал: празднование («обмывание») нового на­значения, покупка невесте обручального кольца и т.д. Но традици­онное действие является для некоторых людей, не отличающихся развитым социальным мышлением, достаточно типичным, и не только в быту, где это оправдано, но и в общественно-политичес­кой жизни — например, сегодня, как и в советское время, избира­тели голосуют за того кандидата, за которого «посоветовал» голо­совать председатель (раньше — колхоза, а сейчас — товарищества). Так было заведено раньше, так происходит и теперь... Кстати, су­ществует проблема совместимости (или несовместимости) демок­ратической процедуры выборов и традиционализма избирателей.

Предложенная М. Вебером типология социальных действий по степени участия в их мотивации сознательных, рациональных эле­ментов стала основой для понимания им социально-исторических типов организации социальной жизни. Согласно Веберу, основу ис­торического процесса составляет процесс нарастающей рациона­лизации социальной жизни. По мере увеличения доли рационализ­ма изменяются системы социальных действий, социально-истори­ческие типы социальной реальности. Соответственно, выделены два основных типа организации социальной жизни.

Тип организации социальной жизни, в которой доминирует тра­диционное действие, в науке принято называть традиционным об­ществом. В таком обществе доминирующим регулятором социаль­ной жизни является обычай, традиция. Человек шаблонно, по тра­диции повторяет образцы поведения, не вдаваясь в смысл своих действий. Господствует принцип «так принято», а не принцип «это эффективнее, целесообразнее».

Дата добавления: 2014-11-29