Действительность, мышление, логика, язык

Прежде чем обозначить проблему, определим «ключе­вые» слова. Действительность — объективно существую­щее подлинное бытие, в отличие от видимости. Мышле­ние — форма практического и теоретического освоения (познания) действительности. Логика — наука об общезна­чимых формах и средствах мышления, необходимых для рационального познания действительности. Язык (вер­бальный) — система словесных знаков, служащая сред­ством мышления, выражения вовне его мышления, а так­же средством общения. Понятие «язык» не сводится только к вербальному, но в данном разделе речь будет идти только о вербальном языке.

Очевидно, что все указанные выше термины — поня­тия взаимосвязаные. Смысл этой взаимосвязи философия выражает в нескольких проблемах, не потерявших акту­альность до сего дня. Назовем некоторые из них. Совпа­дает ли содержание мышления с содержанием действи-

тельности? Если «да», то «вычерпывает» ли логическое мышление все содержание действительности? Может ли язык адекватно передать содержание логического мышле­ния? Как соотносятся логика мышления и грамматика? Насколько можно быть уверенным в том, что в языке фик­сируется содержание действительности? Является ли язык обязательной формой выражения мышления или оно мо­жет существовать без языка? и т. д.

Эти проблемы рассматриваются применительно ко всем сферам познавательной деятельности, но мы ограни­чимся только научным познанием. Наука, в отличие от иных форм отношения к действительности, не имеет дела с не­посредственной очевидностью восприятия, опыта. Она пытается познать сущность (глубинное внутреннее содер­жание) процессов, явлений не только макро-, но также микро- и мегамиров, параметры которых лежат за поро­гом непосредственного восприятия, т. е. за порогом воз­можности наших органов чувств. Сущность не есть нечто непосредственно наглядное, а потому ученые изобретают с помощью мышления замену наглядности: конструиру­ют математические модели, алгоритмы, т. е. строят идеаль­ные объекты. Особенность мышления в том и состоит, что оно может получить знание о действительности только построив идеальные объекты. Вот здесь и возникает воп­рос: насколько сконструированные с помощью мышления математические модели, алгоритмы, теоретические рас­суждения и объяснения соответствуют действительности.

Начиная с Декарта, классическая философия выводи­ла онтологическую картину мира (картину действительно­сти) из анализа тех общих идей, которые обнаруживались в сознании, и принадлежали не нашей субъективности, а чему-то, что находится вне нас. Это — идеи Бога, причи­ны, субстанции, сущности и т. д., т. е. логические и фило­софские категории. Философия исходила из того, что ка­ково содержание общих идей в мышлении, таково и содержание действительности «как она есть сама по себе». Такой акт называется онтологизацией мышления. Впер­вые его применил Аристотель, который, открыв десять категорий в качестве общих видов сказывания о бытии, приписал им объективный статус и стал рассматривать их

одновременно как общие роды бытия, т. е. общие спосо-бы существования действительности. Вся идеалистическая философия трактовала мышление как субстанцию, опре­деляющую и устанавливающую порядок и закономернос­ти в действительности. Так обосновывалось совпадение содержания мышления с содержанием действительности.

От Аристотеля до Гегеля философия понимала мышле­ние как нормирование, организацию и обоснование рас­суждений и других способов получения знаний о действи­тельности. Способность к суждению рассматривалась как способность оперировать универсальными логическими категориями. Поэтому философской теорией мышления была логика. Мышление судит, т. е. строит суждения, о причинах и следствиях, сущности и явлении и т. д., но то, о чем мышление судит, одновременно является и сред­ством мыслить, т. е. средством создавать всеобщие сужде­ния. Поэтому категории бытия выступали одновременно и как категории мышления. А это означает, что логика мышления (субъективная логика) и логика действитель­ности (объективная логика) имеют одно и то же содержа­ние. Логика, как наука о мышлении, выступала одновре­менно и как наука о всеобщих закономерностях развития действительного мира. Так доказывалось тождество онто­логии и логики. Гегель утверждал, что логика есть «всежи-вотворящий дух всех наук», ибо она изучает системы чис­тых определений мышления (логических категорий), а последние есть основания всего, что есть в мире.

Мышление как логическая действительность не мыс­лилось вне языка. Выстраивалась такая взаимосвязь. Ло­гические категории определяют форму суждения, которое находит свое выражение в предложении. Предложение — это вербализованое суждение. Отсюда: язык и мышление связаны непосредственно; мышление не может существо­вать без языка. Гегель считал, что логические категории мышления отложились прежде всего в языке, а логика и грамматика взаимосвязаны: анализируя грамматические формы можно открыть логические категории. Мыслитель­ная деятельность, представляющая собой нахождение единства во многообразии, совершается преимуществен­но в языке и через язык. А это значит, что в языке адек-

ватно выражены и зафиксированы свойства, структуры, законы объективной реальности.

Итак, классическая философия исходила из убеждения, что мышление есть прежде всего логика, содержание ко­торой совпадает с содержанием реальной действительно­сти, что язык есть способ существования логического, непосредственно связан с мышлением, а потому есть сред­ство адекватного отображения действительности.

Но уже после работ Канта появилось сомнение в том, что логическое мышление полностью «вычерпывает» со­держание действительности «как она есть сама по себе», ибо стало ясно, что логическое мышление «порождает» соответствующие формы действительности, объекты, ко­торые затем и изучает. За пределами возможности логи­ческого мышления остается непознаваемый с его помо­щью «остаток» («вещь в себе», в терминологии И. Канта). Научное знание характеризует не действительность как она есть «сама по себе», а некую сконструированную мышлением реальность. Физики конструируют «физичес­кую» реальность, химики — «химическую» и т. д. Эписте-мология и гносеология конца XX в. не принимают жест­кого утверждения Гегеля о тождестве (полном совпадении) онтологии и логики, бытия и мышления. Признание та­кого тождества открывало простор для уверенности, что обо всем, находящимся на земле, под землей, над землей можно с помощью логического мышления получить ис­тинное знание, т. е. узнать каково содержание действи­тельности как она «есть сама по себе» и адекватно выра­зить это содержание в языке науки.

Но в XX в. начался пересмотр классического решения проблемы «действительность, мышление, логика, язык». Хайдеггер, например, считал, что онтология шире логи­ки, логическое мышление не может дать исчерпывающе­го знания о действительности. Более того, логическое мышление было «обвинено» в том, что оно узурпировало знание о мире, а опосредуя своими логическими катего­риями отношение человека к бытию, представило в науч­ном знании искаженное содержание действительности. Э. Гуссерль пытался преодолеть указанное опосредование и перейти к непредубежденному описанию «самоданнос-

ти бытия». С его точки зрения, классическая философия абсолютизировала логическое мышление в качестве ос­новного структурного элемента сознания. Таким элемен­том, с его точки зрения, является интенциональность, т. е направленность, мотивированность, преднамеренность Интенциональность — это слитность с бытием, где фор­мируется содержание, обладающее подлинной очевидно­стью и достоверностью. В сознании существуют первич­ные интенции, или смыслообразующие элементы «жизненного мира». Онтология — сфера таких элементов. Абсурдным является утверждение, что содержание мира совпадает с содержанием логики, что логическое мышле­ние есть субстанция, определяющая и устанавливающая содержание действительности.

В классической философии существовало убеждение, что «если слово что-нибудь обозначает, то должна быть какая-то вещь, которая имеется им в виду». Логический позитивизм (Дж. Мур, Б. Рассел, Л. Витгеншгейн и др.) занялся уточнением логического статуса обозначающих выражений. Логический метод анализа языка, в отличие от лингвистического, рассматривает вопрос об отношении язы­ка к реальности. Философы, отмечал Рассел, не всегда чет­ко проясняли для себя существующие типы отношений языка к действительности, что и приводило к формули­ровке псевдопроблем. Одной из таких псевдопроблем, по его мнению, является вопрос о том, что соответствует в действительности общим понятиям, таким, как сущность, причина, субстанция и т. д. Люди пользуются в обыден­ном языке обобщающими словами: «дерево», «человек» и др. Но они не замечают парадоксальности суждений типа «Я увидел дерево», «Я встретил человека» и т. д. Парадокс в том, что увидеть «дерево вообще» или встретить «чело­века вообще» невозможно: увидеть можно только «вот это» дерево, встретить можно только «вот этого» человека. Язык вводит нас в заблуждение: называя некие абстракт­ные сущности, он порождает нашу склонность верить в их реальное существование. Из этой веры и родился идеа­лизм, который наделял общие идеи и понятия, логичес­кие категории, имеющие языковое выражение, статусом объективного существования. Из этой веры родился клас-

сический идеализм. Соблазн объективировать (вывести во вне и приписать объективное существование) содержание общих понятий и категорий лежит в основе идеалистичес­кой идеи тождества мышления и бытия. С точки зрения Рассела, реальное отношение к действительности имеют только имена единичных вещей. Все другие обозначаю­щие выражения, особенно общие понятия и категории, ни к чему в реальности не относятся, ни чему не соответству­ют, а признание такого соответствия есть языковые «ло­вушки», в которых мышление запутывается и начинает формулировать псевдопроблемы, а затем их решать.

Мышление должно покончить с иллюзией о каком-то адекватном соотнесении вербального языка и действи­тельности. Витгенштейн, например, поделил все высказы­вания на осмысленные (информативные повествования о фактах и событиях) и бессмысленные (которые ничему не соответствуют в действительности, но в силу своей язы­ковой фактуры создают видимость наличия в них инфор­мации о действительности). Несмотря на существенные различия этих высказываний, они определяют все же об­ласть того, «что вообще может быть сказано» и «сказано ясно». За ее пределами находится невысказываемое, т. е. нечто, что не поддается высказыванию. Это — религиоз­ный и этический опыт, мистическое мироощущение, а в теории познания — неявное знание.

Вопрос о соответствии языка реальной действительно­сти, о его возможностях адекватно выражать объективное содержание вещей и процессов, стал одним из главных в философии языка XX в. До Витгенштейна считалось само собой разумеющимся, что этот вопрос имеет смысл. Тако­го типа вопросы допускают существование отношений, в которых язык соотносится с неязыком. Признавать по­средничество языка — значит признавать существование объекта познания, субъекта познания и связь между ними, т. е. признавать субъект — объективную модель познания. Но в XX в. смысл данного вопроса был поставлен под сомнение. Так, французский лингвист Ф. Де Соссюр на­стаивал на произвольности связей между словом и пред­метом, знаком и означаемым, а американский философ-прагматист Р. Рорти отказал языку в способности быть

посредником репрезентации (представительства) или вы­ражения содержания действительности. Но это означало и отказ от признания субъект-объектной модели позна­ния, согласно которой язык человека связан, с одной сто­роны, с его мышлением, а с другой — с внешней действи­тельностью. В конце XX в. в аналитической философии, в постструктурализме, в постмодернизме сформировалось вполне определенное толкование проблемы «язык—дей­ствительность», согласно которому признается наличие «демаркационной линии» между вещами и словами: то, что выражено в слове, предложении, не существует вне последних. Ни одно описание мира, даже научное, не яв­ляется точной репрезентацией действительности как она есть «сама по себе». Более того, сама идея такой репрезен­тации лишена всякого смысла, а высказывание, содержа­щее эту идею, является бессмысленным. Язык не связан с действительностью, а она не имеет способности гово­рить. Говорим только мы, люди, на вербальном языке, который сами же и сотворили для своих нужд. Языковые тексты имеют отношение только к другим текстам. Итак до бесконечности. У них нет никакого основания (Боже­ственного, природного) вне языка. Тексты включены в языковую игру, которая и определяет их смыслы. По сути, предлагается отказаться от прежней гносеологической проблематики, связанной с познанием сущности, истины, от представления, что научный язык способен адекватно описать и выразить содержание действительности.

Современные постмодернистские философы «освобож­дают» язык не только от функции репрезентации действи­тельности, но и от его непосредственной связи с мышле­нием. Они считают, что язык искажает мысль, ибо диктует ей правила и нормы оформления в порядок. Отсюда по­пытки найти способы выражения содержания мысли до ее логического и грамматического оформления, что и дела ет тексты постмодернистов трудными для читателя, вос­питанного на философской классике.

Разорвав связи и взаимоотношения между действитель­ностью, мышлением, логикой, языком, представители аналитической философии, философии языка, постструк­туралисты породили гносеологический (познавательный)

плюрализм множественный) и релятивизм (относитель­ный) «на грани удручающей бессвязности». Понятия ис­тины, действительности стали неоднозначными, и более того, истине было отказано в праве на существование.

Дата добавления: 2014-11-28