Gucci for men 1 страница

Будь европейцем. Пахни лучше.

Татарский вооружился синим карандашом.

"Очень хорошо, - написал он под текстом. - Утвердить,

только заменить мух Машей Распутиной, литературного

обозревателя - новым русским, а Пушкина, Крылова и Чаадаева

- другим новым русским. Сортир обтянуть розовым шелкам.

Переписать монолог - говорящий вспоминает драку в ресторане

на Лазурном берегу. Пора завязывать с литературоведением и

думать о реальном клиенте."

Сценарий вдохновил Татарского, и он решил наконец разобраться с

"Явой". Взяв в руку рецензируемый объект, он еще раз внимательно его

оглядел. Это была пачка сигарет, к ней была приклеена полая картонная

коробка такого же размера. На картонке был изображен Нью-Йорк с высоты

птичьего полета, на который боеголовкой пикировала пачка "Золотой

Явы". Под рисунком была подпись: "Ответный Удар". Подтянув к себе

чистый лист, Татарский некоторое время колебался, какой карандаш

выбрать - красный или синий. Положив их рядом, он закрыл глаза,

покрутил над ними ладонью и ткнул вниз пальцем. Выпал синий.

"Большой удачей, - застрочил Татарский синей скорописью,

- следует, несомненно, признать использование в рекламе идеи

и символики ответного удара. Это отвечает настроениям

широких слоев люмпен-интеллигенции, являющейся основным

потребителем этих сигарет. В средствах массовой информации

уже долго муссируется необходимость противопоставления

чего-то здорового и национального засилью американской

поп-культуры и пещерного либерализма. Проблема заключается в

нахождении этого "чего-то". Во внутренней рецензии, не

предназначенной для посторонних глаз, мы можем

констатировать, что оно начисто отсутствует. Авторы

рекламной концепции затыкают эту смысловую брешь пачкой

"Золотой Явы", что, несомненно, приведет к чрезвычайно

благоприятной психологической кристаллизации у

потенциального потребителя. Она выразится в следующем:

потребитель будет подсознательно считать, что с каждой

выкуренной сигаретой он чуть приближает планетарное

торжество русской идеи..."

После короткого колебания Татарский переписал "русскую идею" с

заглавных букв.

С другой стороны, необходимо рассматривать совокупное

воздействие всей символики, сливающейся в brand essence. В

этой связи представляется, что сочетание слогана "Ответный

Удар" с логотипом компании "British-American Tobaccos Co.",

выпускающей эти сигареты, может вызвать у части target group

своего рода умственное короткое замыкание. Возникает

закономерный вопрос: падает ли пачка на Нью-Йорк или,

наоборот, стартует оттуда? В последнем случае (а это

предположение кажется более логичным, так как пачка

расположена крышкой вверх) неясно, почему удар называется

ответным.

Из-за окна донесся быстрый перезвон колокола с расположенной

неподалеку церквушки. Несколько секунд Татарский задумчиво слушал, а

потом написал:

И поневоле задумываешься об изначальном превосходстве

западной пропаганды, в более широком смысле - о

невозможности информационной конкуренции интровертного

общества с экстравертным.

Перечитав последнее предложение, Татарский нашел, что от него разит

закомплексованным русопятством, зачеркнул его и решительно закрыл

тему:

Впрочем, к таким сложным аналитическим умозаключениям

способна лишь самая низкообеспеченная часть target group,

так что вряд ли эта промашка существенно скажется на объемах

продаж. Поэтому проект следует утвердить.

На столе зазвонил телефон, и Татарский снял трубку:

- Алло.

- Татарский! К шефу на ковер, - сказал Морковин.

Велев секретарше перепечатать написанное, Татарский спустился вниз.

Дождь еще шел. Подняв воротник, он помчался через двор к другому

крылу. Дождь был сильным, и он промок почти насквозь, пока добежал до

входа в мраморный холл. "Неужели нельзя было внутри переход сделать, -

подумал он с раздражением, - дом-то один. Весь ковер изгажу". Но вид

охраны с автоматами подействовал на него успокаивающе. Один из

охранников со "скорпионом" на плече ждал его у лифта, поигрывая ключом

на цепочке.

В приемной Азадовского сидел Морковин. Увидев мокрого Татарского,

он довольно засмеялся:

- Чего, ноздри раскатал, да? Обломайся. Леня в отъезде, так что

сегодня никакого пчеловодства.

Татарский почувствовал, что в приемной чего-то не хватает. Оглядев

комнату, он заметил, что со стены пропали круглое зеркало и золотая

маска.

- Куда это он поехал?

- В Багдад.

- А зачем?

- Там развалины Вавилона рядом. Чего-то его пробило на башню эту

подняться, которая там осталась. Он мне фотографию показывал - очень

круто.

Татарский не подал виду, что на него как-то подействовало

услышанное. Стараясь, чтобы его движения выглядели естественно, он

взял со стола сигареты и закурил.

- А чего это ему интересно так? - спросил он.

- Говорит, душа высоты хочет. Что это ты побледнел?

- Не курил два дня, - сказал Татарский. - Бросить хотел.

- Купи пластырь никотиновый.

Татарский уже пришел в себя.

- Слушай, - сказал он, - а я вчера Азадовского опять в двух клипах

видел. Я его каждый раз вижу, как телевизор включу. Или в кордебалете

танцует, или прогноз погоды объявляет. Что это все значит? Почему так

часто? Сниматься любит?

- Да, - сказал Морковин, - есть у него такая слабость. Мой тебе

совет - ты в это пока не суйся. Потом, может быть, узнаешь. Идет?

- Ладно.

- Давай к делу. Что у нас нового по сценарию для "калашникова"?

Только что их брэнд-менеджер звонил.

- Нового ничего. Все то же самое: два деда сбивают Бэтмена над

Москворецким рынком. Бэтмен, короче, падает на жаровню для шаурмы и

бьет по пыли перепончатым крылом, а потом его закрывает хоровод баб в

сарафанах.

- А почему два деда?

- У одного укороченный, а у другого - нормальный. Они весь спектр

моделей просили.

Морковин немного подумал.

- Лучше, наверно, не два деда, а отец и сын. У отца нормальный, а у

сына - укороченный. И тогда уж давай не только Бэтмена, а сразу

Спауна, Найтмена и всю эту ихнюю пиздабратию. Бюджет огромный, надо

закрывать.

- Если по уму, - сказал Татарский, - то у сына нормальный, а у отца

укороченный.

Морковин подумал еще немного.

- Правильно, - согласился он. - Рубишь. Только не надо матери с

подствольником, будет перебор. Ладно, я тебя не для этого вызвал. У

меня хорошие новости.

Он сделал интригующую паузу.

- Это какие? - спросил Татарский с вялым энтузиазмом.

- Первый отдел тебя наконец проверил. Так что идешь на повышение -

Азадовский велел тебя в курс ввести. Что я сейчас и сделаю.

В буфете было пустынно и тихо. В углу на штанге висел большой

телевизор с отключенным звуком, передававший программу новостей.

Кивнув Татарскому на столик у телевизора, Морковин подошел к стойке и

вернулся с двумя стаканами и бутылкой "Smirnoff citrus twist".

- Выпьем. А то ты мокрый - простудишься.

Сев за столик, он каким-то особым образом потряс бутылку и долго

разглядывал возникшие в жидкости мелкие пузырьки.

- Нет, ну надо же, - сказал он с изумлением. - Я понимаю, в ларьке

на улице... Но даже тут поддельная. Точно говорю, самопал из Польши...

Во как прыгает! Вот что значит апгрейд...

Татарский понял, что последняя фраза относится не к водке, а к

телевизору, и перевел взгляд с мутной от пузырьков водки на экран, где

румяный хохочущий Ельцин быстро-быстро резал воздух беспалой ладонью и

что-то взахлеб говорил.

- Апгрейд? - спросил Татарский. - Это что, стимулятор такой?

- И кто только такие слухи распускает, - покачал головой Морковин.

- Зачем. Просто частоту подняли до шестисот мегагерц. Кстати, сильно

рискуем.

- Опять не понял, - сказал Татарский.

- Раньше такой сюжет два дня считать надо было. А теперь за ночь

делаем. Поэтому и жестов больше можем посчитать, и мимики.

- А что считаем-то?

- Да вот его и считаем, - сказал Морковин и кивнул на телевизор. -

И всех остальных тоже. Трехмерка.

- Трехмерка?

- Если по науке, то "три-дэ модель". А мужики их "трехмерзостью"

называют.

Татарский уставился на приятеля, стараясь понять, шутит тот или

говорит всерьез. Тот молча выдержал его взгляд.

- Ты что мне такое рассказываешь?

- То и рассказываю, что Азадовский велел. В курс ввожу.

Татарский посмотрел на экран. Теперь показывали думскую трибуну, на

которой стоял мрачный, как бы только что вынырнувший из омута

народного остервенения оратор. Неожиданно Татарскому показалось, что

депутат действительно неживой - его тело было совершенно неподвижным,

шевелились только губы и изредка веки.

- И этот тоже, - сказал Морковин. - Только его погрубей

просчитывают, их много слишком. Он эпизодический. Это полубобок.

- Чего?

- Ну, мы так думских трехмеров называем. Динамический видеобарельеф

- проработка вида под одним углом. Технология та же, но работы меньше

на два порядка. Там два типа бывает - бобок и полубобок. Видишь, ртом

шевелит и глазами? Значит, полубобок. А вон тот, который спит над

газетой, - это бобок. Такой вообще на винчестер влазит. У нас, кстати,

отдел законодательной власти недавно премию получил. Азадовский

смотрел вечером новости, а там депутаты про телевидение говорят, что

продажное, блядское и так далее. Азадовский, натурально, в обиду -

разбор хотел начинать, трубку даже снял. Уже номер набирает и вдруг

думает - с кем разбираться-то? Не, хорошо работаем, раз самих

пробивает.

- Так что, они все - того?

- Все без исключения.

- Да ладно, не гони, - неуверенно сказал Татарский. - Их же столько

народу каждый день видит.

- Где?

- По телевизору... А, ну да... То есть как... Но ведь есть же люди,

которые с ними встречаются каждый день.

- Ты этих людей видел?

- Конечно.

- А где?

Татарский задумался.

- По телевизору, - сказал он.

- То есть понимаешь, к чему я клоню?

- Начинаю, - ответил Татарский.

- Вообще-то чисто теоретически ты можешь встретить человека,

который скажет тебе, что сам их видел или даже знает. Есть специальная

служба, "Народная воля". Больше ста человек, бывшие гэбисты, всех

Азадовский кормит. У них работа такая - ходить и рассказывать, что они

наших вождей только что видели. Кого у дачи трехэтажной, кого с

блядью-малолеткой, а кого в желтой "ламборджини" на Рублевском шоссе.

Но "Народная воля" в основном по пивным и вокзалам работает, а ты там

не бегаешь.

- Ты правду говоришь? - спросил Татарский.

- Правду, правду.

- Но ведь это же грандиозное надувательство.

- Ой, - наморщился Морковин, - только этого не надо. Надуем -

громче хлопнут. Да ты чего? По своей природе любой политик - это

просто телепередача. Ну, посадим мы перед камерой живого человека. Все

равно ему речи будет писать команда спичрайтеров, пиджаки выбирать -

группа стилистов, а решения принимать - Межбанковский комитет. А если

его кондрашка вдруг хватит - что, опять всю бодягу затевать по новой?

- Ну допустим, - сказал Татарский. - Но как это можно делать в

таком объеме?

- Тебя технология интересует? Могу рассказать в общих чертах.

Сначала нужен исходник. Восковая модель или человек. С него снимается

облачное тело. Знаешь, что такое облачное тело?

- Это что-то типа астрального?

- Нет. Это тебя какие-то лохи запутали. Облачное тело - это то же

самое, что цифровое облако. Просто облако точек. Его снимают или

щупом, или лазерным сканером. Потом эти точки соединяют - накладывают

на них цифровую сетку и сшивают щели. Там сразу несколько процедур -

stitching, clean-up и так далее.

- А чем сшивают?

- Цифрами. Одни цифры сшивают другими. Я вообще сам не все до конца

понимаю - гуманитарий, сам знаешь. Короче, когда мы все сшили и

зачистили, получаем модель. Они бывают двух видов - полигональные и

так называемый nurbs patch. Полигональные - из треугольничков, а

"нурбс" - из кривых, это продвинутая технология, для серьезных

трехмеров. Депутаты все полигональные - возни меньше и лица народнее.

Ну вот, когда модель готова, в нее вставляют скелет. Тоже цифровой.

Это как бы палочки на шарнирах - действительно, выглядит на мониторе

как скелет, только без ребер. И вот этот скелет анимируют, как

мультфильм, - ручка сюда, ножка туда. Вручную, правда, мы уже не

делаем. У нас специальные люди есть, которые скелетами работают.

- Скелетами?

Морковин поглядел на часы.

- Сейчас как раз съемка в третьем павильоне. Пойдем посмотрим. А то

я тебе до вечера объяснять буду.

Помещение, куда Татарский робко вошел вслед за Морковиным через

несколько минут, походило на мастерскую художника-концептуалиста,

получившего большой грант на работу с фанерой. Это был зал высотой в

два этажа, заставленный множеством фанерных конструкций разной формы и

не очень ясного назначения, - тут были ведущие в никуда лестницы,

недоделанные трибуны, фанерные плоскости, спускавшиеся к полу под

разными углами, и даже длинный фанерный лимузин. Ни камеры, ни софитов

Татарский не заметил - зато у стены громоздилось множество непонятных

электрических ящиков, похожих на музыкальную аппаратуру, возле которых

сидело на стульях четверо человек, по виду инженеров. На полу возле

них стояла полупустая бутылка водки и множество пивных банок. Один из

инженеров, в наушниках, глядел в монитор. Морковину приветственно

помахали руками, но никто не стал отвлекаться от работы.

- Эй, Аркаша, - позвал человек в наушниках. - Ты будешь смеяться,

но придется еще раз.

- Что? - раздался сиплый голос из центра зала.

Татарский обернулся на голос и увидел странное приспособление -

фанерную горку вроде тех, что бывают на детских площадках, только

выше. Скат горки обрывался над гамаком, растянутым на деревянных

стойках, а на ее вершину вела алюминиевая стремянка. Рядом с гамаком

сидел на полу пожилой грузный человек с лицом милицейского ветерана.

На нем были тренировочные штаны и майка с надписью "Sick my duck"

[Больная моя уточка (англ.)]. Надпись показалась Татарскому слишком

сентиментальной и не вполне грамотной.

- То, Аркаша, то. Давай по новой.

- Сколько ж можно, - пробормотал Аркаша. - Голова кружится.

- Да ты накати еще стакан. У тебя как-то зажато выходит. Серьезно,

накати.

- До меня еще прошлый стакан не доехал, - отозвался Аркаша,

поднялся с пола и побрел к инженерам. Татарский заметил, что к его

запястьям, локтям, коленям и щиколоткам прикреплены небольшие диски из

черной пластмассы. Такие же были и на его теле - всего Татарский

насчитал четырнадцать.

- Кто это? - шепотом спросил он.

- Это Аркаша Коржаков. Не, не думай. Просто однофамилец. Он

скелетоном Ельцина работает. Та же масса, те же габариты. К тому же

актер - раньше в ТЮЗе работал на шекспировских ролях.

- А что он делает?

- Сейчас увидишь. Хочешь пива?

Татарский кивнул. Морковин принес две банки "Туборга" и какую-то

фотографию. Со странным чувством Татарский увидел на банке знакомого

человека в белой рубахе - Tuborg man все так же вытирал платком пот со

лба, страшась продолжить свое окончательное путешествие.

Выпив, Аркаша вернулся к горке, вскарабкался по стремянке вверх и

замер над фанерным скатом.

- Начинать? - спросил он.

- Подожди, - сказал человек в наушниках, - сейчас откалибруем

заново.

Аркаша присел на корточки и взялся рукой за край площадки,

сделавшись похожим на огромного жирного голубя.

- Что это на нем за шайбы? - спросил Татарский.

- Это датчики, - ответил Морковин. - Технология "Motion capture".

Они у него там же, где у скелетона шарниры. Когда Аркаша двигается,

снимаем их траекторию. Потом ее фильтруем чуть-чуть, совмещаем с

моделью, и машина все считает. Это новая система, "Star Trak". Самая

сейчас крутая на рынке. Без проводов, тридцать два датчика, работает

где угодно - но и стоит, сам понимаешь...

Человек в наушниках оторвался от монитора.

- Готово, - сказал он. - Значит, повторяю по порядку. Сначала

обнимаешь, потом приглашаешь спуститься, потом спотыкаешься. Только

когда рукой вниз будешь делать, величественнее и медленнее. А падай по

полной, наотмашь. Понял?

- Понял, - пробурчал Аркаша и осторожно встал. Его чуть покачивало.

- Начали.

Аркаша повернулся влево, развел руки и медленно сомкнул их в

пустоте. Татарский поразился - его движения мгновенно наполнились

государственным величием и державной неспешностью. Сначала Татарский

вспомнил про систему Станиславского, но сразу же понял, что Аркаша

просто с трудом балансирует на пятачке высоко над полом, изо всех сил

стараясь не упасть. Разжав объятия, Аркаша широким жестом указал

своему невидимому спутнику на скат, шагнул к нему, качнулся на краю

фанерной бездны и безобразно обрушился вниз. За время падения он два

раза перекувырнулся, и, если бы не гамак, в который приземлилось его

грузное тело, не обошлось бы без членовредительства. Упав, Аркаша так

и остался лежать в гамаке, обхватив руками голову. Инженеры столпились

вокруг монитора и стали тихо о чем-то спорить.

- Что это такое будет? - спросил Татарский.

Морковин молча протянул ему фотографию.

Татарский увидел какой-то кремлевский зал с малахитовыми колоннами,

в который спускалась широкая мраморная лестница с красной ковровой

дорожкой.

- Слушай, а почему его бухим показывают, если он виртуальный?

- Рейтинг повышаем.

- У него от этого рейтинг растет?

- Да не у него. Какой у электромагнитной волны рейтинг. У канала.

Почему в новостях в прайм-тайм минута сорок тысяч стоит, прикидывал?

- Уже прикинул. А давно его... того?

- После танца в Ростове. Когда он со сцены упал. Пришлось в коды

переводить в аварийном режиме. Помнишь, операцию делали по

шунтированию? Проблем была куча. Когда доцифровывали, все уже в

респираторах работали. С тех пор под фанеру и пашем.

- А как лицо делают? - спросил Татарский. - Жесты, мимику?

- То же самое. Только не магнитная система, а оптическая, "Adaptive

optics". А для рук - перчатки "CyberGlove". Два пальца на одной

отрезали - и порядок.

- Эй, мужики, - сказал кто-то из инженеров, - вы бы потише, а?

Аркаше сейчас опять прыгать. Пусть отдохнет.

- Что? - спросил Аркаша, приподнимаясь в гамаке. - Да вы чего,

опухли?

- Пойдем, - сказал Морковин.

Следующее помещение, куда Морковин привел Татарского, называлось

"Виртуальной студией". Несмотря на название, в ней стояли самые

настоящие камеры и софиты, которые приятно грели. Студия была большой

комнатой с зелеными стенами и полом, где снимали нескольких человек в

модном сельскохозяйственном прикиде. Обступив пустое пространство, они

вдумчиво кивали головами, а один мял в руках спелый пшеничный колос.

Морковин объяснил, что это зажиточные фермеры, которых дешевле снимать

на "кодак", чем анимировать.

- Говорим им, куда глядеть примерно, - сказал он, - и когда вопросы

задавать. Потом с кем угодно свести можно. Смотрел "Starship troopers"

["Звездный десант" (англ.)]? Где космический десант с жуками воюет?

- Смотрел.

- То же самое. Только вместо десантников - фермеры или там малый

бизнес, вместо автоматов - хлеб-соль, а вместо жука - Зюганов или

Лебедь. Потом сводим, сзади накладываем Храм Христа Спасителя или

космодром Байконур, перегоняем на "бетакам" - и в эфир... Пойдем еще в

аппаратную зайдем.

Аппаратный зал, находившийся за дверью с игривой надписью "Машинное

отделение", не произвел на Татарского особого впечатления. Произвели

впечатление два автоматчика, стоявшие у входа. Само помещение

выглядело скучно - это была комната со скрипучим паркетом и пыльными

обоями в зеленых гладиолусах, которые явно помнили еще советское

время. Никакой мебели в комнате не было; на одной стене висела цветная

фотография Гагарина с голубем в руках, а у другой стояли металлические

стеллажи со множеством однообразных синих ящиков, единственным

украшением которых была похожая на снежинку эмблема "Silicon

Graphics". Внешне ящики мало отличались от аппарата, когда-то

виденного Татарским в "Драфт Подиуме". Никаких интересных лампочек или

индикаторов на этих ящиках не было - так же могла бы выглядеть

какая-нибудь банальная трансформаторная подстанция. Но Морковин вел

себя чрезвычайно торжественно.

- Азадовский говорил, что ты любишь, когда у жизни большие сиськи,

- сказал он. - Вот это самая большая. И если она тебя пока не

возбуждает, то это просто с непривычки.

- Что это такое?

- Рендер-сервер 100/400. Их "Силикон Графикс" специально для этих

целей гонит - хай энд. По американским понятиям в принципе уже старье,

но нам хватает. Да и вся Европа на таких пашет. Позволяет просчитывать

до ста главных и четырехсот вспомогательных политиков.

- Крутой компьютер, - без энтузиазма сказал Татарский.

- Это даже не компьютер. Это стойка, где двадцать четыре

компьютера, которыми управляют с одной клавиатуры. В каждом по четыре

процессора, частота восемьсот мегагерц. Кадры каждый блок считает по

очереди, а вся система работает примерно как авиационная пушка, у

которой стволы крутятся. Американцы с нас бабок взяли немеряно. Но что

делать - когда все начиналось, у нас таких не было. А теперь, как ты

сам понимаешь, уже никогда и не будет. Американцы, кстати, и есть наша

главная проблема. Опускают нас, как козлов.

- Это как?

- Да на мегагерцы. Сначала за Чечню на двести опустили. На самом

деле, конечно, из-за нефтепровода, ты ведь понимаешь. Потом за то, что

кредит украли. И так по любому поводу. Мы, конечно, разгоняем по

ночам, но они же в посольстве тоже телевизор смотрят. Как только мы

чуть-чуть частоту поднимем, они просекают и инспектора шлют. В общем,

позор. Великая страна, а сидим на четырехстах мегагерцах. Да и те не

наши.

Морковин подошел к стойке, выдвинул из нее узкий синий блок и

откинул вверх его крышку, на которой оказался жидкокристаллический

монитор. Под ним была клавиатура с трэк-болом.

- С этой клавиатуры и управляют? - спросил Татарский.

- Да ты что, - махнул рукой Морковин. - Чтобы в систему войти,

нужен допуск. Все терминалы наверху. Это просто контрольный монитор -

хочу посмотреть, что считаем.

Он потыкал в кнопки, и в нижней части монитора появилось окно с

прогресс-индикатором и несколькими малопонятными надписями: memory

used 5184 М, time elapsed 23:11:12 и что-то еще очень мелким шрифтом.

Потом выскочил набранный крупными буквами путь: C:/oligarchs

/berezka/excesses/vo_pole/slalom.prg.

- Понятно, - сказал Морковин. - Это Березовский в Швейцарии.

Экран стал покрываться квадратиками с фрагментами цветного рисунка,

как будто кто-то собирал головоломку. Через несколько секунд Татарский

увидел знакомое лицо, в котором чернело несколько недосчитанных дыр, -

его особенно поразила сумасшедшая радость, которой сиял правый, уже

посчитанный глаз.

- На лыжах катается, сука, - сказал Морковин, - а мы тут с тобой

пылью дышим.

- А почему каталог "excesses"? Что в этом такого - на лыжах

покататься?

- А у него по сюжету вместо этих палок с флажками голые балерины

стоят, - ответил Морковин. - У одних синие банты, у других красные.

Девок на "кодак" снимали, прямо на трассе. Вот они довольны-то были -

на халяву в Швейцарию съездить. Две там до сих пор еще вертятся.

Он выключил монитор, закрыл его и задвинул контрольный блок

обратно.

Татарскому пришла в голову тревожная мысль.

- Слушай, - спросил он, - а что, у американцев то же самое?

- Конечно. И гораздо раньше началось. Рейган со второго срока уже

анимационный был. А Буш... Помнишь, когда он у вертолета стоял, у него

от ветра зачес над лысиной все время вверх взлетал и дрожал так?

Просто шедевр. Я считаю, в компьютерной графике рядом с этим ничего не

стояло. Америка...

- А правда, что у нас на политике их копирайтеры работают?

- А вот это вранье. Они для себя-то ничего хорошего придумать не в

состоянии. Разрешающая способность, число точек, спецэффекты - это да.

Но страна бездуховная. Криэйторы у них на политике - говно полное.

Кандидатов в президенты двое, а команда сценаристов одна. И работают в

ней только те, кого с Мэдисон-авеню поперли, потому что деньги в

политике маленькие. Я недавно их предвыборные материалы пересматривал

- просто ужас. Если один про мост в прошлое заговорит, то другой через

два дня обязательно про мост в будущее скажет. Бобу Доулу просто

найковский слоган переделали - из "just do it" в "just don't do it". А

позитивного ничего придумать не могут, кроме минета в Оральном

офисе... Нет, наши сценаристы раз в десять круче. Ты посмотри, какие

характеры выпуклые. Что Ельцин, что Зюганов, что Лебедь. Чехов. "Три

сестры". Так что пускай все люди, которые говорят, что в России своих

брэндов нет, этим базаром подавятся. У нас здесь такие таланты, что ни

перед кем не стыдно. Да вон, например, видишь?

Он кивнул на фотографию Гагарина. Татарский поглядел на нее

внимательнее и понял, что на ней изображен не Гагарин, а генерал

Лебедь в парадном мундире, и в руках у него не голубь, а поджавший уши

белый кролик. Фотография до такой степени напоминала снимок-прототип,

что возникал своеобразный обман зрения: кролик в руках Лебедя в первую

минуту казался неприлично разжиревшим голубем.

- Шахтерский парнишка один сделал, - сказал Морковин. - Это на

обложку "Плейбоя". Слоган к нему - "Россия будет красивой и толстой".

Для голодных районов - в десятку. Раньше парень, бывало, ел раз в два

дня, а теперь один из главных криэйторов. Правда, у него все как-то

вокруг еды вертится... Помнишь, у Ахматовой: "Когда б вы знали, из

какого сора..."

- Погоди, - сказал Татарский, - у меня мысль хорошая. Дай запишу.

Вынув из кармана свою книжечку, он написал:

Silicon Graphics/большие сиськи - новая эмблема. Вместо

снежинки - контур огромной сиськи, как бы раздутой

силиконовым протезом (небрежно прочерченный пером, т.к.

graphics). В динамике (клип) - из соска выползает

кремнийорганический червяк и сгибается в виде $ (модель -

species-ll). Подумать.

- Потный вал вдохновения? - спросил Морковин. - Даже завидно.

Ладно, экскурсия кончена. Пошли в буфет.

В буфете было по-прежнему пусто. Так же беззвучно работал

телевизор, а на столе под ним стояла недопитая бутылка "Smirnoff

citrus twist" и два стакана. Морковин наполнил их, молча чокнулся со

стаканом Татарского и выпил. После экскурсии Татарский ощущал какое-то

смутное беспокойство.

- Слушай, - сказал он, - я чего понять не могу, Вот, допустим,

копирайтеры им всем тексты пишут. Но кто за тексты-то отвечает? Откуда

мы берем темы и как мы определяем, куда завтра повернет национальная

политика?

Дата добавления: 2014-12-23