ВВЕДЕНИЕ 1 страница

"Когда пришла полнота времени, послал Бог Сына Своего..." Перед каждым, кто задумывается над этими словами, неизбежно встают двавопроса: почему подготовка к явлению Христа потребовала стольких веков и чтоимел в виду апостол Павел, говоря о "полноте времени"? Прежде, когда история человечества казалась сравнительно недолгой,первый вопрос редко затрагивал читателей Библии. Но с тех пор, как былоустановлено, что люди возникли на земле около пятидесяти тысяч лет назад,"промедление" Избавителя представляется поистине загадочным. Пусть нам не дано до конца проникнуть в тайны божественных замыслов, нонельзя ли найти в самой истории духа объяснение тому факту, чтохронологическая дистанция, отделявшая первых людей от Богочеловека, быластоль огромной? Мир услышал Благую Весть в "последние дни", то есть наисходе этого необозримого периода; а это значит, что на всем его протяжениирод человеческий еще не был готов встретить Воплощенного лицом к лицу. Мы уже не раз обращались к этой проблеме (1). Остается лишь вкратцеподытожить сказанное ранее. Обитатель пещер палеолита или земледелец, живший на заре цивилизации,по своей природе мало чем отличались от современников новозаветных событий;но следует помнить, что характер доисторической и раннеисторической культурвсецело определялся мировоззрением магизма. Это мировоззрение можно считать прямым следствием той болезни духа,которую принято называть первородным грехом человечества Обладая свободой, неся на себе печать Творца, человек - образ Его иподобие - призван был возрастать, поднимаясь ко все более полному единению сСущим. Однако уже с первых шагов своего существования он предпочелориентироваться на силы, разлитые в природе, которые он ощущал каксверхъестественные. Мало того, люди захотели подчинить себе эти силы, "быть,как боги", независимо от Творца достигнуть внешнего господства надокружающим миром. Грехопадение, отдалив человека от Бога, привело к утратеили к ослаблению многих заложенных в нем возможностей Сама природа обреладля него двоящийся лик грозной Кормилицы-Врага, за которым скрывались сонмынечеловеческих существ. Первобытные люди искали у них помощи в охоте,сражениях, земледелии В результате возникла магия с ее неисчислимымиобрядами, табу и церемониями, целью которых было повлиять на духов и демоновили обуздать их враждебность. Страх перед неведомыми силами парализоваллюдей, но в то же время они рассчитывали отстоять себя, прибегая к ритуалам.Так, в ложном самоутверждении, в желании "стать, как Бог", человек обреллишь оковы. Постепенно сложился взгляд на священнодействия как неотъемлемую частьприродного целого, необходимую и людям и богам. Вселенную стали восприниматькак единственный из возможных миров, лишенный перспективы коренногопереустройства. Ритуализм питался навязчивыми неврозами психики и в свою очередьпорождал новые, на сотни веков заворожив сознание людей. Он создавалстойкие, освященные культом иерархические общества, подчиненные жесткимканонам. Он сказался не только на социальном порядке и религии, но и наискусстве и промыслах, где одни и те же приемы и традиции упорноподдерживались многими поколениями. Чтобы убедиться в этом, достаточнопроследить историю древней керамики и орудий. Магизм почти не оставлял места творческому порыву личности. Оспариватьколлективные представления значило ставить под угрозу незыблемый стройобщества и природы. Разумеется, даже в этих условиях отдельные гении поройпробивались сквозь темную пелену табу и мифов, но в целом духовный ростчеловечества оказался надолго заторможенным. Люди сами избрали для себятемницу. И все же магизм не смог сломить человека, который изначала призван бытьвенцом творения. Застывшая лава начала плавиться. Вулкан пробудился. Первыесимптомы этого стали заметны около 2000 года до н.э. в развитых городскихцивилизациях Ближнего и Дальнего Востока; но настоящее восстание противрабства природе и традиции, против институтов и верований, построенных намагической основе, произошло лишь в I тысячелетии до н. э. Мы имеем в видупроповедь великих Учителей человечества (2). На фоне старых ритуальных культур переворот этот представляетсякаким-то чудом, таинственным посещением из иного мира. Пошатнув тысячелетниеустои, пророки, философы и основатели религий дали народам мощный импульс,который, подобно расходящимся по воде кругам, захватил почти всецивилизованные страны. Это и было событие, подготовившее "полноту времени", когда сознаниелюдей созрело для принятия Евангелия. Были созданы прототипы всех мировоззрений, существующих вплоть до нашихдней; в рамках человеческих возможностей были даны основные ответы наважнейшие вопросы жизни и мысли. Совершился поворот от политеизма к единомуБогу, хотя понятие о Нем в разных учениях было неодинаково. Новый характер приобрела и сама религиозность. Вместо своекорыстноймагии явилось мистическое созерцание и доверие к благости Божества. Индия иГреция искали путей к Нему через экстаз, умозрение и отрешенность, Иран иИзраиль - через волевую и сердечную преданность Творцу. Абсолютная ценность земных благ была поставлена под сомнение илиполностью отвергнута. Порой (как, например, в Индии) это проявлялось вяростной борьбе против всего плотского и чувственного. Превыше всегоставились духовное просветление и мир, даруемые единением с Высшим. Большинство Учителей пересмотрело веру в космическую роль обрядов исделало основой религиозного служения сферу нравственности. Тем не менее магизм полностью преодолен не был (жив он и поныне). Вчастности, уцелела идея о круговом движении Вселенной и истории. Толькоизраильтяне и персы впервые увидели в истории путь вперед и ввысь кбожественной Цели. Выходу новых учений за пределы породивших их стран помогловозникновение больших держав-Македонской, Маурийской, Римской. Они облегчиликультурный обмен нациям, дотоле жившим изолированно. Не случайно идея"человечества" утвердилась именно в эту эпоху, эпоху эллинизма, о которой ипойдет речь в настоящей книге. Когда армия Александра прокладывала в Азии дороги, связавшие Европу сдальними землями, эра Учителей осталась позади. Отныне Индия не увидит ужечеловека, равного Будде, не родится второй Заратустра или Сократ. Завершилсяпуть классической метафизики греков и израильского профетизма.Эллинистический мир становится той средой, где наследие реформатороввступает в стадию распространения. Это пора эпигонов, популяризаторов,миссионеров. Но именно в процессе усвоения мировых религий и философскихдоктрин обнаруживаются их слабости, что приводит к разочарованию и реакции. Эллинизм в значительной мере есть эпоха кризиса, отмеченная пессимизмоми скепсисом. Неудовлетворенные люди все чаще находят прибежище в старине.Оживают архаические культы и суеверия. С особой остротой переживаетсябеспощадная власть Судьбы. Но это вовсе не означало, что мир снова вернулся к магизму. Великаяодиссея духа продолжалась. Новая волна религиозных исканий свидетельствует,что в человеке не угасла жажда истины, свободы и спасения. Принесет же их миру Тот, Кто сказал: "Я - Путь, Истина и Жизнь".

ПРИМЕЧАНИЯ

ВВЕДЕНИЕ 1. См.: тт. I и II. 2. Им были посвящены три предыдущие книги. Часть I БУДДИЗМ, ЙОГА И ИНДУИЗМ Глава первая АШОКА. ТРИУМФ И КРИЗИС БУДДИЗМА В ИНДИИ. Империя Маурьев, 325-180 гг. до и. э. Легко проповедовать нравственность, труднее ее обосновать. А. Шопенгауэр Есть в истории моменты, которые можно обозначить двумя словами:торжество духа. Таким моментом, бесспорно, был расцвет буддизма в Индии прицаре Ашоке. В ту эпоху бури, потрясавшие Европу и Ближний Восток, докатились доИндостана. Александр Македонский вступил в Пенджаб и нанес поражение раджеПору. Только бунт, поднятый солдатами, принудил неутомимого завоевателяповернуть назад (1). Если верить Плутарху, великий западный полководец произвел большоевпечатление на молодого офицера-индийца Андракотта, который после встречи сним сказал, что Александру ничего не стоит покорить всю страну, лишеннуюпрочного единства (2). Этот Андракотт был не кто иной, как ЧандрагуптаМаурья, ставший основателем новой династии и создателем самой большойимперии, которую дотоле знала Индия. Вскоре после ухода Александра Чандрагупта сверг старого царя Магадхи ив 321 году изгнал греческие гарнизоны из Пенджаба. Быть может, вдохновляясьпримером македонца, он поставил себе задачу объединить множество областей иплемен в единую индийскую монархию. В 305 году один из преемников Александра, Селевк Никатор, попыталсяповторить его поход к берегам Инда, но на этот раз он столкнулся с сильнойдержавой, о покорении которой не приходилось более мечтать. Междусоперниками был заключен мир, и по его условиям царству Маурьев отошел почтивесь Афганистан. Утверждают, что союз греков и индийцев даже закрепилибраком Чандрагупты с дочерью Селевка. С тех пор начался период сравнительно частых и продолжительныхконтактов Востока с Западом. Греческий посол Мегасфен посетил столицуМаурьев Паталипутру и впервые познакомил европейцев с загадочным миромИндии. Многое в ней восхитило его, кое-что показалось странным. Он описывалдемократический характер индийского двора, высокие добродетели народа,рассказывал о праздниках и старинных обычаях, которые ему пришлосьнаблюдать. Его поражало, что крестьяне могут спокойно трудиться на полях,когда по соседству идет битва. Приезжали в Индию и другие греки. СынЧандрагупты даже выписал к себе западного философа. Из-за скудости индийских источников по истории этого временисвидетельства греков имеют большое значение, для понимания эпохи Маурьев. Вчастности, Мегасфен и географ Страбон касались верований индийцев иотмечали, что их философы "во многих случаях согласны с эллинами" (3). Из сообщений греческих писателей можно заключить, что при первых двухмаурийских царях буддизм еще не заявил о себе по-настоящему и был сектой, ненастолько известной, чтобы ее заметили иностранцы. Мегасфен и Страбонрассказывают о брахманах и отшельниках, но о Сангхе молчат. Сохранилосьпредание, что Чандрагупта был последователем джайнизма. Если же, какполагают, трактат о политике "Артхашастра" был составлен советникомЧандрагупты Каутильей, то, очевидно, буддизм в то время еще не попал в полезрения даже многих просвещенных индийцев. Каутилья говорит о трех "Ведах", аиз даршан, философских школ, у него упомянуты лишь санкхья, йога и локаята(4). Положение изменилось при внуке Чандрагупты, Ашоке Приядарши (272232)(5). На первых порах царствования он проявил себя как человек суровый и дажежестокий. Легенда утверждает, что, добиваясь трона, он умертвил своихсводных братьев и без колебаний казнил неугодных людей. Во время войны свосточным княжеством Калинги Ашока перебил более ста тысяч людей и угнал вплен сто пятьдесят тысяч. Рассказывали, что пленных он подвергал страшнымпыткам и посылал на каторжные работы. Все эти зверства стали наконец тяготить самого Ашоку. По преданию,мужество некоего монаха-буддиста, попавшего в царские застенки, пробудило вимператоре угрызения совести и способствовало коренной перемене какхарактера, так и политики Ашоки (6). Около 264 года царь принял буддизм, и последующие годы его правлениявписали в историю страницу, которая никогда не перестанет вызыватьудивление. С того дня, когда верный Ананда закрыл глаза старцу Гаутаме, минуло ужеболее двухсот лет. Орден, созданный им, значительно разросся. Бхикшу, монахив желтых рясах, почти оставили прежний бродячий образ жизни и селились впостоянных обителях, разбросанных по всей стране Магадхе. Они были далеки отмира и от мысли воздействовать на общественную жизнь, но приток в Сангхуновых людей, и особенно упасаков, мирян, поставил перед ней множествотрудных проблем. Возникли новые направления буддизма, которые расширили егограницы и сделали его влиятельной духовной силой Индии. Обратившись к Будде, Дхамме и Сангхе, Ашока торжественно объявил, чтоон потрясен горем людей, пострадавших от войны, и что расправы, подобныепоследней войне, никогда больше не повторятся. Оставшиеся в живых обитателиКалинги отныне станут предметом его постоянных милостей (7). Заявление Ашоки не было пустой декларацией. Он искренне и серьезноотнесся к этическим требованиям Дхаммы и сделал их исполнение целью своегоцарствования. Что же могло привлечь Ашоку к новой вере? Разумеется, монах Упагупта,который, как говорят, обратил его, не посвящая царя в тонкости умозрений иаскетических правил. Буддийская легенда, сохраненная у Даранаты,рассказывает о смущении простого бхикшу, который должен был говорить передцарем об учении Будды. Не будучи знатоком доктрины, он терялся в догадках,какими словами воздействовать на сердце монарха. Наконец, когда насталовремя, он, обращаясь к Ашоке, торжественно произнес: "Великий царь! Если сама земля со всеми горами подвергнется разрушению,то что и говорить о твоем царствовании! Великий царь! Стоит об этомподумать". И эти простые слова произвели глубокое впечатление на Ашоку. Даже если это предание достоверно, вряд ли только мысль о бренностимира могла вдохновить Царя. Скорее всего, Ашоку пленил нравственный обликГаутамы и красота буддийской жизненной мудрости. Что должно делать узревшему благо, Тому, кто ступил на стезю покоя? Он должен быть сильным, прямым и честным, Сдержанным в речи, негордым, кротким, Всегда довольным и недерзким, Нетребовательным, несуетливым, Благоразумным и спокойным, Нежадным, довольствующимся немногим, И он не должен делать такого, Что мудрецы осудить могли бы. Пусть будут в радости и покое, Пусть все существа счастливыми будут! (8) Эти или подобные им изречения, которые монахи знали наизусть, вероятно,слышал и Ашока. Странно только, как они могли тронуть человека, запятнавшегосебя насилием и кровью. Очевидно, Ашока был натурой необыкновенной,способной к настоящему перерождению, ибо, приняв буддийский закон, онпоистине стал новым человеком. Из сохранившихся эдиктов Ашоки, которые он приказывал высекать наколоннах и скалах, видно, что в Дхамме ему ближе всего была ее моральнаясторона. Мы нигде не находим у него упоминаний о Нирване и других догматахбуддийской метафизики. Он глубоко верил в посмертное воздаяние за добро изло. Об осуждении Гаутамой жизни как таковой он не говорит ни слова, но,напротив, стремится сделать ее мирной и прекрасной. По его убеждению,человек должен посеять добро и радость в этой жизни, чтобы пожать их послесмерти (9). Буддизм зародился как монашеская религия личного спасения-царьПриядарши превратил его в действенное орудие преобразования общества. Идостигнуть этого он стремился без насилия, исключительно путем проповеди иубеждения. Он повсюду рассылал учителей, которым вменял в обязанностьнасаждать добродетельную жизнь. Этой же цели служили его указы "Дхаммапрекрасна, - гласит один из них - Но что такое Дхамма? Безгрешны многиедела: милосердие, щедрость, правда, чистота". В другом эдикте эта мысльповторяется "Прекрасно послушание родителям. Прекрасна щедрость к друзьям,родным и знакомым, брахманам и бхикшу. Прекрасно неубиение живых существ.Прекрасно воздержание от расточительности и скупости" (10). Большое внимание уделял император реформе суда, он установил строгийконтроль за действиями чиновников на местах, настаивал на гуманном отношениик слугам и невольникам. Он требовал, чтобы ему сообщали о делах в любоевремя, не боясь оторвать его от работы и отдыха. Пекся Ашока и о здоровьеграждан: насаждал рощи, строил лазареты, приказал вырыть множество новыхколодцев. Главной своей задачей и задачей своих сподвижников Ашока считал"обеспечение счастья в этом и том мире" (11). Даже животные вошли в круг егозабот. Сам Будда тоже нередко говорил о сострадании ко всем существам, но егоцели очень далеки от того, что явилось идеалом его царственногопоследователя. В центре учения Гаутамы стояло освобождение от бытия, котороерисовалось ему безнадежно обреченным прозябать в скорбях и зле. Ашока жезаимствовал у Гаутамы только то, что было понятно и близко ему самому и чтомогло оздоровить и облагородить жизнь подданных империи. Ашока отменил потерявшие смысл церемонии и праздники и ввел такие,какие смогли бы укрепить добрые нравы. Он поощрял паломничества иблагочестивые собрания, чтил места, связанные с жизнью Будды. Говорят, поего повелению соорудили 84 тысячи ступ, хранивших реликвии Совершенного(12). Однако буддизм не превратился при Ашоке в государственную религию, астал религией государя, что далеко не одно и то же. Существенное сходствобольшинства индийских верований позволило царю проводить политику широкойверотерпимости. "Царь Приядарши, милый богам,-провозглашает он,- почитает все сектыстранствующих отшельников, мирских людей даяниями и другими способами. Номилый богам не так ценит даяния и поклонения, как (видит главное) в развитииосновных принципов учений всех сект... Пусть почитается и чужая секта прикаждом случае. Если делают так, то развивают свою секту и помогают такжечужой. Если поступают наоборот, то разрушают свою секту и вредят чужой...Приядарши, милый богам, желает, чтобы все учения могли повсюдуобосновываться беспрепятственно. Ибо все они стремятся к обузданию чувств ик чистой жизни. Одни учения хотят осуществлять все полностью-другие лишьотчасти" (13). Ашока поддерживал и одаривал джайнистов, брахманов и сторонников многихрелигиозных толков, хотя самого себя считал последователем Будды. ВРупнатском эдикте он прямо называет себя членом Сангхи. Единственной мерой,отразившейся на старых культах, был запрет убоя животных, который нанес ударкровавым жертвоприношениям. Но принцип ахимсы, то есть отказ причинять вредвсему живому, был уже давно знаком Индии и прививался без труда. Царствование императора-буддиста-явление почти неправдоподобное,исключительное во всей мировой истории. Своим примером он показал, какойсилой могут стать религиозно- нравственные принципы, принятые всерьез иреализованные в жизни общества. Ашока не довольствовался тем, что рассылал эмиссаров в границах своихвладений. Он положил начало всемирному буддийскому миссионерству. Емухотелось, чтобы свет добра, который озарил его самого, как можно ширераспространился по земле. В одном из эдиктов Ашока призывает своих потомковоставить мысли о завоеваниях. "Пусть они не думают, что завоевание мечомзаслуживает имени завоевателя, а видят в нем бедствие и насилие. Пусть онисчитают истинными завоеваниями лишь завоевания Дхаммы. Такие завоеванияимеют значение для всего мира" (14). Некоторые историки, пытаясь опорочить намерения Ашоки, усматриваютздесь попытку под видом религии распространить политическое влияние Маурьев.Но если в этой гипотезе и может содержаться доля истины, то все же нетникаких оснований подозревать Ашоку в неискренности проповеднического рвения(15). Обширные международные связи позволили царю отправить учителей в самыеотдаленные земли. Они обошли не только южную Индию, Ланку, Кашмир, Бирму,Таиланд, Среднюю Азию, но побывали и в Афинах, Македонии, в селевкидскихмонархиях Египта и Сирии (16). Замечательно, что среди апостолов буддизмабыл азиатский грек, принявший имя Дхаммаракхиты. Через сто лет после Ашокигреческий царь Менандр, или Милинда, стал ревностным буддистом, одним изправедников, прославляемых Сангхой. Надо заметить, что философские учения, господствовавшие в то время взападном мире, были весьма созвучны индийским. Уже Мегасфен заметил ихсходство с платонизмом. Несомненно, близка к буддизму доктрина Пиррона иособенно-стоиков. Их возвышенная, героическая этика и космополитизм вомногом совпадали с буддийскими взглядами. Ведущие умы Греции послеАристотеля, в том числе и Эпикур, уделяли, как и Будда, большое вниманиевопросам морали (17). Тем не менее буддизм не смог пустить на Западе прочных корней. Онпродолжал распространяться и развиваться преимущественно в восточноазиатскихстранах. Лишь теософские системы гностиков и неопифагорейцев, зародившиесяна рубеже новой эры, свидетельствуют о том, что контакты с Индией не прошлидля греков бесследно. Хотя Будда желал, чтобы его учение приняло как можно большее числолюдей, Сангха, будучи монашеским орденом, по самой своей природе не былапредназначена насаждать популярную религию. Когда же началось массовоеобращение в буддизм, оно не могло не породить многочисленных трудностей,связанных и с вопросом об отношении Сангхи к мирянам, и с монашескойдисциплиной, и с различными сторонами вероучения. "Все, что сказано Господом Буддой,-прекрасно",- провозглашал Ашока(18). С этим были согласны все монахи и миряне, но сложность заключалась втом, что сам Гаутама не оставил своим последователям ни строчки. Сутрыпередавались из поколения в поколение изустно, и большинство их былозаписано века спустя после смерти Гаутамы. Вероятно, Будда сознательноотказался от письменного изложения Дхаммы, ибо, подобно Пифагору, Конфуцию идругим великим Учителям, не поощрял склонность людей к обожествлению буквы,что может ослабить живой и творческий дух учения (вспомним, что и Христоспроповедовал лишь устно). Будда был вообще противником формального авторитета. Одно из егопредсмертных изречений гласило: Теперь или после моей кончины Кто сам будет светить себе, Сам будет охранять себя, Не прибегая ни к какому внешнему убежищу, Но свет найдя в Дхамме, Убежище себе найдя в Дхамме, И нигде не ища иного убежища, Тот среди учеников моих Достигнет высочайшей вершины! (19) Последователи редко бывают в состоянии вместить всю глубинупровозвестия учителя; каждая из школ выделяет какую-либо сторону егодоктрины. Так случилось и с буддизмом, когда он стал перерастать из ордена исекты в мировую религию. Проповедуя отречение, Будда, однако, не одобрял крайностей аскетизма,культивировавшихся брахманскими муни. За это ухватились те монахи, которыехотели смягчить требования устава. Другие же во главе с братом Гаутамы,Девадаттой, ополчились против любых послаблений. Вскоре после кончины Буддыполемика вокруг его правил переросла в острые конфликты, которые омрачалижизнь Сангхи в течение десятков лет. Легенда повествует, что еще около 470 года бхикшу собрались в пещере уРаджагрихи и под руководством Кашьяпы, самого ученого из последователейБудды, утвердили главные пункты устава Общины. Сведения об этом I буддийскомсоборе вызывают у историков серьезные сомнения. Точно так же оспариваетсядостоверность рассказов о II соборе в Вайшали, якобы утвердившемВинайю-Питаку, дисциплинарный кодекс Сангхи (20). С уверенностью можносказать лишь одно: за эти годы в Сангхе уже наметились двепартии-ортодоксальная и либеральная. Первая настаивала на большей строгостив аскетических упражнениях и буквальном соблюдении всех сохранившихсязаповедей Будды; другая делала упор на нравственное совершенствование,ослабляя, однако, требования устава. Возникли различные толкования и вбуддийской философии. Все это привело к тому, что в эпоху Ашоки существовалоуже 18 направлений буддизма, оспаривавших друг у друга право считатьсяистинной Дхаммой (21). Император, видимо, мало вникал в споры бхикшу об уставах и доктринах.Прежде всего он был поборником добродетели и тревожился, что разномыслиевнесет в Сангху дух вражды и соперничества. Подобно Константину Великому, скоторым его часто сравнивают, он решил добиться единства верующихсобственными мерами. С этой целью около 253 года он созвал в Паталипутре собор (обычноименуемый третьим). Цейлонская хроника утверждает, что на нем присутствовало60 000 монахов, которые канонизировали все священное писание буддистов,Трипитаку. Но одна из надписей Ашоки перечисляет священные книги, которыеотличаются от Трипитаки как по числу, так и по содержанию (22). Кроме того,установлено, что Трипитака приняла окончательную форму лишь в начале I в. дон. э. Примечательно, что в официальных текстах нет упоминаний и о самомсоборе, из чего можно заключить, что собрание бхикшу было гораздо болеескромным по масштабам и значению, чем его рисуют поздние легенды (23). Как бы то ни было, отношение царя к спорам среди буддистов ясновыражено в его Санчийском эдикте. "Да не будет расколота Сангха,-призывает Ашока.-Эта Община создана длямонахов и монахинь, и пусть при моих сыновьях и внуках, пока будет светитьсолнце и луна, она сохраняется. Монаха и монахиню, которые будут раскалыватьединство этой Общины, следует одеть в белую одежду и изгнать. Я желаю, чтобыСангха и ее путь были долговечными". Но сохранить целостность Общины было уже невозможно. Слишком изменилисьусловия ее существования, ее состав и масштабы деятельности. Глубокиеразличия во мнениях стали очевидным фактом. Покровительство царя привело к тому, что многие бихары, буддийскиемонастыри, стали богатеть. Понятно, что это вызвало протесты ригористов.Происходило нечто подобное тому, что случилось в средние века сфранцисканским орденом после смерти его основателя. Но буддизм уже давноперерос рамки иноческого братства. Приток новых членов вел к послаблениям.Антагонизм между двумя партиями стремительно возрастал, что имело огромныепоследствия и в недалеком будущем должно было расколоть буддизм на хинаяну имахаяну (24). Сторонники хинаяны стремились по возможности сохранить вчистоте первоначальный дух монашеской общины, махаянисты же постепеннопревратили буддизм в общедоступную религию. В сборнике монашеских песен "Терагатха" есть мрачные пророчестваправоверных бхикшу о последствиях, которыми чреваты уступки приспособленцам. Глупцы исказят учение, Что возвестил Учитель, В Сангхе будут говорить те, Кто лишены истинной добродетели, Те, кто следуют закону и уставу, Добродетельные в Сангхе, Те ничего не значат, никакой цены не имеют, Ибо для этого слишком скромны. Элегия, оплакивая упадок ордена, обличает охлаждение веры среди бхикшу: Они принимают серебро, золото, и поля, И земли для построек, а также овец и коз, Сверх того рабов и рабынь. Это принесет нам грядущее. Орденское одеяние, радость освобожденных, Святых, окрашенное в красный цвет знамя, Желтое одеяние-это им не по нраву. Они возлюбили белые одежды. Они будут любить лишь земные блага, Нерадивые, чья сила иссякла; Не влечет их тишина леса, Они станут жить по селеньям (25). Скорее всего мы имеем здесь дело с полемическим преувеличением, но этистроки достаточно ярко отражают перемены в Сангхе и распри, которые онивызывали. Ашока формально едва ли принадлежал к какой-либо партии, но на деле онспособствовал росту либерального течения. Император, вероятно, сознавал, что"малый путь"- не для всех и что Дхамма будет оказывать воздействие на народлишь при том условии, если выдвинет на первый план не отрешенность ипессимизм, а понятный простым людям религиозно-нравственный идеал. Однакомахаяна еще только зарождалась, и, проповедуя этот идеал, Ашока сам невольноотошел от первоначального буддизма. Гаутама отодвигал достижение совершенства за пределы этой жизни и дажеза пределы загробного блаженства, в которое верил Ашока. Проникнутыйотвращением ко всякому бытию, Будда рассматривал угасание жизни как конечнуюцель для познавшего истину. Продолжая традицию Упанишад, он учил о тщетевсех земных усилий и довел до апогея жажду чистого Абсолюта. Есть величие в этом сознании суетности мира, в том горьком прозрении,которое позднее вдохновило Экклезиаста написать свой сумрачный некрологтленному. Но "суета сует" иудейского мудреца звучала совершенно иначе вконтексте всей ветхозаветной веры. Будда же остановился на радикальномотрицании бытия со взором, прикованным всецело к Трансцендентному. В егоглазах истинно совершенным был тот, кто, "отказавшись от желания, бездомныйбродит вокруг, в ком угасло желание существовать... кто освобожден отпривязанностей и ничего не имеет, для кого ничего нет ни в прошлом, ни вбудущем, ни в настоящем" (26). Свое кредо он выразил в словах: Мгновенно, мгновенно все составленное; Жизнь в нем повита смертью; Все разрушается, созидаясь; Блаженны притекшие к месту покоя (27). Для многих верующих буддистов эта позиция в корне подрывала ценностьжизни. В свое время Освальд Шпенглер определил буддизм и стоицизм как явления,характерные для увядающей культуры (28). Но если в ту эпоху античный мир и всамом деле приближался к поре усталости и заката, то Индия еще была полнасил и энергии. Впереди она предощущала огромное будущее, поэтому пессимизм имироотрицание Будды не отвечали духовным запросам ее народов. В результате Индия постепенно отказалась от своего великого сына и егоучения. Только за пределами страны махаянисты сумеют заполнить роковыепробелы буддизма, внеся в него идею личного Бога. К ним мы еще вернемся, апока приходится констатировать, что вскоре после Ашоки буддизм в своейортодоксальной форме стал вытесняться из Индии. Знаменательно, что, попреданию, сам Гаутама предчувствовал непрочность своего дела. Он говорилАнанде: Совершенная жизнь будет длиться недолго, Пятьсот лет будет длиться благое учение (29). Правда, предсказание этоне исполнилось буквально. После периода упадка буддизм вновь расцветет вИндии. В первые века нашей эры он вдохновит мощный подъем индийскойкультуры. Он оставит храмы, изваяния, поэмы и трактаты как памятник своейвторой весны. Но все же эта победа окажется временной и сменитсяокончательным поражением. Показательно, что сегодня среди индийцев во многораз больше мусульман и даже христиан, чем последователей Будды (30). Возникает вопрос: не могла ли благородная мораль буддизма спасти делоАшоки? Разве не она превратила деспота в коронованного праведника? Разве неона озарила Индию светом добра и человечности? Бесспорно, нравственныезаповеди-главное, что привлекало народ в буддизме; именно они дают основаниепризнать в нем одно из величайших учений дохристианского мира. Тем не менееэтика не в состоянии заменить религию, она должна корениться в вере. ЕслиЗаратустра говорил, что Мазда требует от своих верных правды и мужества,если пророки Израиля не отделяли добро и справедливость от воли Господней,то какое прочное обоснование добродетели мог дать Будда? Между его этикой иего оценкой бытия, по существу, не было органической связи. В этом бессмысленном и гнусном мире узникам, заключенным в однутемницу, следует сочувствовать друг другу-вот основа его морали. Другого,более надежного источника и критерия она не имела. По мнению Будды, человекугуманному и сострадательному легче отрешиться от земных уз и уйти в Нирвану.Это самое большее, что мог сказать Гаутама о связи между поведением человекаи смыслом его существования. Между тем вся история духа показывает, что человек ищет не толькоправил поведения, но и уверенности в том, что они имеют высшее значение,отражают абсолютное Добро. Именно поэтому одна лишь этика не может заменитьверы. Даже Лев Толстой, тяготевший к буддизму, в поисках нравственностипришел к мысли, что добро-это воля Бога о нас. Будда решительно противопоставил Божество миру и невольно обесцениллюбую человеческую деятельность, а следовательно, и мораль. Если Вселеннаяесть своего рода болезнь бытия, которая подлежит полному исчезновению радибезмолвия Нирваны, для чего нужны труд, творчество, этика?.. Так обозначилась трещина, возвестившая о близком крушениивеличественного здания, которое возвел Ашока. Заслуги царя-буддиста несравненны, и не на нем лежала вина запротиворечия, обнаружившиеся в доктрине Будды, когда она вошла всоприкосновение с миром. Некоторые историки видят главную причину поражения буддизма на егородине в прочности кастовой системы, которую Гаутама призывал игнорировать.Другие обвиняют во всем монахов, поколебавших авторитет Сангхи своимиспорами. Третьи сводят все к политическому перевороту, который в 187 году дон.э. привел к падению дома Маурьев. Действительно, родоначальник новойдинастии брахман Шунга уже не оказывал буддизму такой поддержки, как Ашока.Наконец, считают, что большую роль в упадке буддизма сыграла направленнаяпротив него пропаганда брахманов. И в самом деле, в некоторых текстах мыможем найти намеки на это. В Махабхарате, например, есть такие строки: Шудры будут возвещать законы, а брахманы внимать им будут, Учениками станут, станут следовать их примеру. Сверху донизу весь мир извратится, Почитать станут мощи, а богов отвергнут (31). Здесь нетрудно распознать выпады и против небрежения кастовымпринципом, и против "атеизма" Будды, и против почитания его реликвий.Особенно сильный протест должен был вызывать радикальный отход Будды отведической традиции. Хотя его учение было родственно Упанишадам и из нихвыросло, Гаутама не признавал авторитета Писаний и исходил лишь из опыталичного озарения. Дня индийцев же, безмерно почитавших древность, такойподход был сомнителен и даже "еретичен". Любая философия могла считатьсяприемлемой, только если она хотя бы формально была основана на Ведах. Этонедвусмысленно выражено в заповедях Ману: "Все те учения, несогласные сВедой, которые возникают и погибают, бесполезны и ложны, ибо они новейшеговремени" (32). И все же нет никаких достоверных свидетельств о том, что брахманыпо-настоящему боролись против Сангхи. Точно так же и цари новой династии,хотя и не исповедовали буддизм, гонителями его не стали. Напротив, ониделали вклады в монастыри, и именно при них были отстроены и украшенызнаменитые буддийские ступы в Санчи и Тэхархуте. Участь буддизма в Индии определилась не монашескими распрями, непротиводействием царей или брахманов, а связана с самой философией Будды,его отношением к миру. Именно это побудило индийцев вернуться к старымдобуддийским верованиям, что проявилось прежде всего в возрождениибрахманизма. Гаутама, как и авторы Упанишад, был выразителем устремленности человекак Абсолютному (33). Тем не менее брахманизм выгодно отличался от доктриныБудды в одном пункте: он не считал мир отвратительным мельканием дхарм, новидел в нем проявление Божества. Индийской душе издревле было присущечувство Священности бытия, которое воспринималось как эманация мировогоДуха. Этим пантеистическим ощущением проникнуты еще раннеарийские верования.Оно вообще не ограничивается Индией, представляя собой поистине всемирноеявление. Мысль о том, что Вселенная одухотворена, что Бог сокровенно пребываетво всем,-одна из самых стойких в человечестве. Китайские мудрецы находилидля ее выражения изумительные по красоте формы. Даос Чжуан-цзы (IV в. до н.э.) звал людей к единению с природой, отражающей вечное Дао, космическоеЦелое, или Дух. "Будь беспределен,-писал он,-как беспредельность четырех сторон света,у которых нет границ. Обними все вещи одинаково... У Дао нет ни начала, никонца... Все различные признаки являются моими признаками, и все различияотбрасываются. Одинаково хорошо быть былинкой, балкой дома, прокаженным,красавицей Си Ши. Все вещи со странными и необычными признаками - всеслилось воедино. Все является Дао, все является мною" (34). Растворение во Вселенной, слияние с ней - таков идеал пантеизма,согласно которому Бог пронизывает мир с его добром и злом, ибо все в немравно божественно. Отсюда - безмятежность, воспетая не только даосами, но имногими греческими мудрецами. Мы находим пантеизм и у Анаксагора, и уГераклита, и у Плотина. Библейская вера, преодолевшая его, была плодомОткровения, хотя еврейскому мышлению как таковому идея "всебожия" былаприсуща не меньше, чем индийскому, китайскому и греческому. Об этомдостаточно ясно свидетельствуют каббала, хасидизм, философия Спинозы.Пантеизм обнаруживается и в исламе (суфии). Элементы его просочились даже вхристианский мир, как это видно из писаний Мейстера Экхарта и НиколаяКузанского. Эта универсальность пантеизма позволяет смотреть на него как на одну изважнейших интуиций человека. Он порожден живым духовным опытом, подлиннымпереживанием божественного присутствия в мире. Слабость же его заключалась втом, что, пытаясь осмыслить свой опыт, пантеисты строили теологию,отождествляющую Творца и тварь. Если для Будды высшая Реальность пребывалапо ту сторону бытия, то для пантеистов она всецело слита с природой. Лишь вБиблии открылось единство этих двух интуиции. Бог Израиля столь женепостижим и запределен, как Нирвана Будды, Его творческая сила дает бытиемиру, а Слава Его исполняет Вселенную. В этом двуединстве открывался путьдля богочеловеческой религии, утверждающей трансцендентность Бога исозерцающей космос как Его создание. Вслед за буддийским мироотрицанием в Индии снова возрождается попыткаобрести Бога на путях пантеизма. Однако учение брахманов оставалось, как ипрежде, далеко не однородным. В описываемую нами эпоху оно приняло двеосновные формы. Одна ставила в центре религии бхакти - благочестие и любовьк Богу, другая стремилась преобразить существо человека так, чтобы ужездесь, на земле, он сделался причастником жизни вечной.

ПРИМЕЧАНИЯ

Дата добавления: 2014-12-25