Современная статистика религии 3 страница

Глава третья НА ПОРОГЕ ПОСЛЕДНЕЙ ТАЙНЫ /1/. См.: Н. Bergson. Les deux sources de la morale et de la religion.Paris, 1969. P. 101. /2/. W. James. The Varieties of Religion Experience. 1902. Русск, пер.:У. Джеймс. Многообразие религиозного опыта. М., 1910. О работах У. Джеймсасм.: Э. Бутру. Уильям Джеймс и религиозный опыт. М., 1909; В. Эрн.Размышления о прагматизме. - В кн.: В. Эрн. Борьба за Логос. М., 1911. С. 1сл; Н. Шемелин. Религиозно-философские воззрения У. Джеймса. 1911; Л.Шестов. Логика религиозного творчества. - Собр. соч. Т. VI. С. 291. /3/. С. Булгаков. Свет невечерний. М., 1917. С. 6. В этой книге автор сбольшим проникновением ставит вопрос о религиозной гносеологии иприоткрывает мир собственного религиозного опыта. См. также кн.: Н.Арсеньев. О жизни преизбыточествующей. Брюссель, 1966. /4/. "Невероятно трудно, - пишет Э. Фромм, - если вообще возможноопределит специфику религиозного опыта. Только те, кто пережил его, могутпонять это, но они и не нуждаются ни в каких определениях". /5/. У. Джеймс. Многообразие религиозного опыта. С. 58. /6/. R. Otto. The Idea of the Holy. London, 1956. P. 26. /7/. Цит. по кн.: Die Schonsten Gebiete der Welt. Munchen, 1964.Эйнштейн считал даже, что никакая истинная религия невозможна без познаниямира, ибо религиозное вдохновение тесно связано с созерцанием Вселенной.Отсюда его известный афоризм: "Естествознание без религии хромает, религиябез естествознания слепа" (A. Einstein. Wissenschaft und Religion). См.довольно неточный перевод этой статьи в кн.: А. Эйнштейн. Собр. научн.трудов. Т. IV. М., 1967. С. 176. Цит. по кн.: М. Борн. Физика в жизни моегопоколения. М., 1963. С. 389. /8/. Дж. Бруно. О безмерном и неисчислимом. - Цит. по кн.: А. Риль.Введение в современную философию. СПб., 1904. С. 25. /9/. К. Фламмарион. Бог в природе. Гл. 2. Даже позитивист А. Форельговорит "Мы преклоняемся с глубочайшим благоговением перед вечным, повсюду,в каждом мировом атоме проявляющем себя... непостижимым всемогуществом... Мыне имеем никакого права отрицать его потому лишь, что не знаем и не можемпонять метафизического учения о мировой силе" (А. Форель. Мозг и душа. С.31-32). /10/. Э. Леруа. Догмат и критика/Пер. с фр. М., 1915. С. 309. /11/. В. Несмелов. Наука о человеке. Т. 1. Казань, 1906. С. 242. /12/. P. Эйкен. Основные проблемы современной философии религии. СПб.,1910. С. 6-7. /13/. В. Несмелов. Цит. соч. С. 262. См. также: П. Нечаев. Теизм какпроблема разума. Серг. Пос., 1916. С. 327; А. Введенский. Вера в Бога, еепроисхождение и основание. СПб., 1891. /14/. Existentialisme chretien: Gabriel Marcel. Paris, 1948. P. 15. /15/. См.: Н. Bergson. Les deux sources de la morale et de la religion.P. 325. /16/. Цит. по кн.: К. Зелиг. Альберт Эйнштейн. М., 1964. С. 67. /17/. Ж. Ж. Руссо. Эмиль. М., 1911. С. 402. /18/. Цит. по кн.: К. Зелиг. Альберт Эйнштейн. С. 39. См.: А. Эйнштейн.Собр. науч. трудов. Т. IV. С. 142. /19/. Ч. Дарвин. Собр. соч. Т. 1. СПб., С. 724. /20/. Цит. по кн.: А. Г. Табрум. Религиозные верования современныхученых. М., 1912. С. 55. /21/. X. Шепли. Звезды и люди. М., 1962. С. 14. Аналогичную мысльвысказывал в свое время и Менделеев. Он говорил о "троице вечных исамобытных: веществе (материи), силе (энергии) и духе" (Д. И. Менделеев.Попытка химического понимания мирового эфира. СПб., 1910. С. 17). /22/. О целесообразных явлениях в живой природе см.: Д. Котт.Приспособительная окраска животных. М., 1946; Г. Карпентер, Э. Форд.Мимикрия. М.; Л., 1935; Л. Д. Лиознер. Восстановление утраченных органов.М., 1962; P. Шовен. Поведение животных. М., 1972. О философском значениицелесообразности см. работу ботаника Эберхарта Деннерта (1861-1942) "Умер лиБог?" (Одесса, 1914). Даже позитивисты вынуждены говорить здесь о вере."Все, что совершается на свете, - писал неодарвинист Август Вейсман, -покоится на силах, в нем господствующих, и совершается закономерно; откудаже происходят эти силы и их субстрат - материя, этого мы не знаем, а здесьникому не возбраняется верить) (А. Вейсман. Лекция по эволюционной теории.Пг., 1918. С. 15). /23/. Винер. Кибернетика и общество. С. 193. /24/. Э. Бернс. Введение в марксизм. М., 1961. С. 70. Делая такоезаявление, материалисты совершенно игнорируют возражение: "...если разумупредшествует сила, то и эта сила должна быть не слепая, а разумная, ибоиначе она не могла бы произвести разум" (Б. Чичерин. Наука и религия. С.96). /25/. Механический, или "вульгарный", материализм Ленин характеризуеткак "неполный и неточный" способ изложения материалистических идей (Соч. Т.38. С. 72). Механицисты отождествляли сознание с материей. Диаматотбрасывает эту точку зрения, но, поскольку для него основой бытия все жеостается только материя, принципиально он стоит на той же позиции, что имеханицизм. То, что последний знает лишь механическую форму движения, адиамат признает и другие, есть лишь деталь, не меняющая сути центральногоматериалистического догмата. С этим фактически согласен Энгельс, объединяявсе разновидности материализма в единое целое. См.: К. Маркс и Ф. Энгельс.Соч. 2-е изд. Т. 21. С. 283. /26/. В. И. Ленин. Соч. Т. 14. С. 117. /27/. К. Маркс и Ф. Энгельс. Из ранних произведении. М., 1956. С. 98. /28/. Особенности антирелигиозного пафоса Маркса раскрыл С. Булгаков всвоей работе "Карл Маркс как религиозный тип" в кн.: С. Булгаков. Два Града.Т. 1. С. 69 сл. /29/. М. И. Шахнович. Ленин и проблемы атеизма. М., 1961. С. 207. /30/. Как мы уже отмечали выше, сами предпосылки науки выходят застрогие ее пределы и основаны на недоказуемых постулатах. А развитие науки вбудущем не позволяет делать из нее абсолютных выводов. "На любом уровнеразвития цивилизации, - признает акад. Наан, - наши знания будутпредставлять лишь конечный островок в бесконечном океане непознанного,неизвестного, неизведанного" ("Наука и религия". 1968. Ном. 12. С. 23). /31/. В начале XIX века, как замечает палеонтолог акад. А. Борисяк,"эволюционисты, современники Кювье, не могли достаточно солидно обосноватьсвои воззрения, и, отрицая эти воззрения, Кювье оставался на единственнострого научной в то время точке зрения" (Предисловие к переводу книги: Ж.Кювье. Рассуждение о переворотах на поверхности земного шара. М.; Л., 1937.С. 46). /32/. Цит. по кн.: П. Я. Светлов. Религия и наука. СПб., 1911. С. 128. /33/. "Я знаю, - писал он, - что заключения, к которым приводит этосочинение, будут названы крайне нерелигиозными; но тот, кто клеймит их,обязан доказать, что безбожнее объяснять начало человека как отдельного видапроисхождением от какой-нибудь низшей формы путем изменений и естественногоотбора, нежели объяснять рождение отдельного неделимого посредством законовобыкновенного воспроизведения. Рождение как вида, так и неделимого одинаковосоставляет часть того ряда последовательных явлений, которые наш умотказывается признать за результат слепой случайности". Ч. Дараин. Собр.соч. Т. 2. СПб., 1896. С. 416. См. приложение 5 - "К вопросу о миросозерцании Чарлза Дарвина". /34/. Эта мысль была сформулирована Вл. Соловьевым в гл. 1 его книги"Философские начала цельного знания" (1877), где он излагает свое воззрениена идею развития (Собр. соч. Т. 1. С. 250 сл.). /35/. Мчедлов. Разбивая духовные тенета. - "Наука и жизнь". 1961. Ном.4. С. 57. /36/. Д. Джинс. Движение миров/Пер. с англ. М., 1933. С. 132. /37/. М. Овенден. Жизнь во Вселенной. М., 1965. С. 115. /38/. "В целом можно считать установленной общую картину эволюции,объединяемую названием "теория горячей Вселенной". Эта картина включает всебя изотропное (одинаковое во всех направлениях) однородное (одинаковое вовсех точках пространства) расширение Вселенной... Каждая частица (или еепредки) вышла из горнила сингулярности более чем 10 миллиардов лет назад"(Я. Б. Зельдович, И. Д. Новиков. Современные тенденции в космологии. -"Вопросы философии". 1975. Ном. 6. С. 6, 56, 51). См. также: У. Крейг. Самоеначало. Чикаго, 1987. /39/. P. Пайерлс. Законы природы. 1962. С. 335. "Мистическое, - говоритсторонник логического позитивизма Витгенштейн, - не то, как мир есть, но то,что он есть" (Л. Витгенштейн. Логико-философский трактат. М., 1958. С. 96). /40/. X. Шепли. Звезды и люди. С. 15. /41/. М. Plank. Religion und Naturwissenschaft. S. 25. /42/. Jeans. The Mysterious Universe. Cambridge, 1931. /43/. A. Eddington. New Pathways in Science. London, 1935. P. 44. /44/. В. Гейзенберг. Физика и философия. С. 38; его же. Открытие Планкаи основные философские вопросы учения об атомах. - "Вопросы философии".1958. Ном. II. С. 65. /45/. Ph. Frank. Wahrheit relativ absolut? 1952. S. 103. /46/. П. А. М. Дирак. Эволюция взглядов физиков на картину природы. -"Вопросы философии". 1963. Ном. 12. С. 85 сл. /47/. М. Plank. Vortrage und Errinnerungen. См. также: А. Г. Табрум.Религиозные верования современных ученых. М., 1912; Э. Бутру. Наука ирелигия в современной философии. М., 1910; Р. Куртуа. Что говорят о Богесовременные ученые. Брюссель, 1960. Согласно Дарвину, положительный ответ навеликий вопрос о Боге "давали величайшие из когда-либо живших умов" (Ч.Дарвин. Цит. соч. С. 64). Глава четвертая ЧЕЛОВЕК ПЕРЕД БОГОМ Религиозный опыт имеет абсолютный характер. Он не подлежит спору и дискутированию. Обладающий этим опытом обретает сокровище, которое приносит уверенность и мир. К. Г. Юнг Глубокий смысл заключен в том, что Божественная Реальность остаетсясокровенной и не подавляет человека необходимой очевидностью. Этимнесовершенный дух ограждается от безмерного, от того, что превышает егосилы, и это сохраняет нашу свободу перед Богом. Постижение его совершаетсяпостепенно, в строгом соответствии с готовностью человека к мистическойВстрече. Бог как бы завуалирован, скрыт от элементарного восприятия. Шаг зашагом входит Он в сознание людей через природу, через любовь, через чувствотайны и переживание Священного. С этим связано и историческое многообразиерелигий, которое отражает различные фазы и уровни Богопознания. Тем не менее у нас есть право говорить о некоем родстве религий. Оносвязано и с единством человеческой природы, и со сходством переживаний,которые вызывают чувство Высшего и мысль о Нем. Пусть зачастую веразатемняется эгоизмом, корыстью, примитивным страхом - ее подлинное ядро,благоговение, роднит между собой и язычника, и последователя высших мировыхрелигий /1/. Даже атеист в какие-то моменты своей жизни оказываетсяпричастным к этому чувству и испытывает близость "неведомого Бога". Природа едина, но суждения о ней многообразны: теории, догадки,открытия в какой-то степени приближают человека к ее познанию. Здесь естьнекоторая аналогия с религиозным постижением. Однако нужно помнить, что естьи существенная разница между научным открытием и религиозным Откровением. Прежде всего, Откровение ставит человека перед сверхприродным инеисследимым, и поэтому богословы не опасаются лишний раз сказать:"ignoramus" - "не знаем". Между тем в науке речь идет об объектах в принципепознаваемых. Когда мы имеем дело с открытием, то активность зависит, как правило,целиком от человека. Именно его воля и его разум проникают в тайны веществаи в звездные дали; именно человек ставит эксперименты, наблюдает, сравниваети делает заключения; природа остается здесь как бы пассивным началом. Еслимы иногда говорим, что она "хранит свои тайны", то это не более какфигуральное выражение; на самом же деле какого-то сознательногосопротивления исследующему разуму природа не оказывает. Умственныеспособности, подготовка и настойчивость ученого безусловно играют огромнуюроль в открытиях и в познании мира. Словом, в процессе познания, встолкновении человека с природой единственным действующим лицом остается, посуществу, он сам. Иной характер имеет Откровение, то есть познание сверхчувственногобытия, когда две активности входят в соприкосновение между собой. Воля, духчеловека встречают другую Волю, другой Дух. И поэтому здесь - процесс, впринципе отличающийся от исследования природы. Откровение зависит уже нетолько от инициативы одного человека, но и от таинственной активностиЗапредельного. "Бог не есть объект, который человек может найти и которым онможет овладеть для себя в качестве ключа ко всем проблемам. Бог естьЛичность, Существо трансцендентное: Личность должна обнаружить Себя, бытьпонятой и любимой" /2/. В силу этого и субъективные предпосылкивоспринимающего Откровение человека должны быть более сложными, чем в первомслучае. Впрочем, здесь все же можно найти и некоторое сходство с научнымпознанием. Согласно выводам квантовой физики, при исследовании микрочастицпроисходит их взаимодействие с прибором, существенно влияющее на объектизучения. Это взаимодействие не может быть сведено к минимуму, как вклассической физике, и возрастает по мере увеличения точности эксперимента.Следовательно, опыт требует особого способа описания явления /3/. Нечто подобное происходит и в области духа, в таинстве Откровения. Пословам Мартина Бубера, оно состоит в том, что человек "выходит из моментавысшей Встречи уже не таким, каким он вступил в него. Момент Встречи - этоне "переживание", которое возникает и блаженно завершается в воспринимающейдуше; тут что-то происходит с человеком. Иногда это - как дуновение, иногда- как схватка в борьбе, но все равно это происходит. Человек, которыйвыходит из сущностного акта чистого отношения, имеет в своем существе нечтобольшее, выросшее в нем" /4/. Это означает, что Откровение есть процесс,тесно связующий того, кто познает, с Тем, Кто ему раскрывается. Между Откровением и открытием есть еще одна параллель. Три основныхусловия: одаренность, подготовка и воля играют немалую роль в обоих случаях.Во-первых, одаренность. Если для одного человека легкодоступны самые сложныеформулы высшей математики, а для другого даже простые арифметическиедействия - трудный, мучительный процесс, то это нисколько не подрываетобъективной значимости математической науки как таковой. Если одногочеловека музыка заставляет плакать, другому доставляет просто удовольствие,а для третьего она может казаться лишь утомительным шумом, - то это вовсе неумаляет ее объективной красоты и величия /5/. Особенно это различие дает себя знать в отношении к высшим типампознания. Так, если существуют люди, способные "читать" мысли других, товстречаются и такие, которые с трудом усваивают чужую мысль, даже выраженнуюясным языком. Поэтому нет ничего удивительного в том, что среди многообразияпсихических типов должны встречаться люди с различной мистическойвосприимчивостью и с различной степенью интенсивности духовной интуиции. Во-вторых, для каждого очевидно, что познание объекта, недоступногопростому невооруженному глазу, требует специальной подготовительной работы.Сложнейшие вычисления, тончайшие машины и инструменты, многолетниекропотливые поиски с неудачами и ошибками - все это предшествует тому, чтобыпроникнуть хотя бы еще на шаг в царство тайн природы. Но если орудиемнаучного познания являются математическая абстракция и приборы, то врелигиозном познании инструментом становится сам человек и от него требуетсяособая внутренняя, духовно-нравственная подготовка. На это указывал еще Плотин, говоря, что в мистическом знании"необходимо прежде всего создать орган зрения, похожий на объект созерцанияи равный ему... Душа никогда не увидит красоты, если она сама раньше нестанет прекрасной, и каждый человек, желающий увидеть прекрасное ибожественное, должен начать с того, чтобы самому сделаться прекрасным ибожественным". Великие святые потому и были "боговидцами", что их души былидействительно инструментом Богопознания. И кроме них такими инструментамиявлялись миллионы других чистых сердец, искренне любящих Истину. Быть может,разница в Богопознании религиозных гениев, таких, как Франциск Ассизский,Тереза Авильская, Мейстер Экхарт, Серафим Саровский, и людей обыкновенногоуровня заключается в том, что для последних встреча с Богом подобнамгновенной вспышке молнии, за которой нередко вновь наступает мрак, а первыевсем своим существом приобщались Божественной жизни и сами становились ееносителями. Их сознание восходит на такие ступени созерцания, где бессильнычеловеческие слова и мысли. Поэтому-то, когда они пытаются поведать нам оботкрывшихся им горизонтах, они с трудом выражают лишь тысячную часть. Указывая на ту дистанцию, которая отделяет прозрения мистиков от нашего"житейского" мышления, Морис Метерлинк писал: "Здесь мы видим себя у предела человеческой мысли и далеко за границамиразума. Тут необыкновенно холодно, тут необыкновенно темно, а между тем выне найдете здесь ничего другого, кроме света и пламени. Но для тех, кто тудавступает, не приноровив душу к новым ощущениям, пламя это и свет так жехолодны, как если бы они были нарисованы. Речь идет здесь о самой точной изнаук. Необходимо пройти здесь пространства самые неприветливые и наименееобитаемые... Речь идет здесь о науке очень глубокой, а не о сне; сны небывают одинаковы, сны не имеют корней, между тем как пламенный цветокбожественной метафизики расцветает из корней мистических, находящихся вПерсии и в Индии, в Египте и в Греции" /6/. В-третьих, важнейшим условием постижения Бога является воля к вере,жажда Истины, благоговение перед ней и бесстрашие перед лицом какпрактических, так и теоретических трудностей. Если один человек, раз коснувшись запредельных глубин, навсегдаподчиняет свою жизнь зову оттуда, то другой может не придать ему никакогозначения, даже просто не распознать его...Голос Незримого, прозвучавший в один из моментов жизни человека, частовоспринимается им через призму предрассудков и недоверия ко всему, чтовыходит за пределы повседневного. Иногда этот Голос раздается в душе вялой,ограниченной, прикованной к примитивным интересам и целям, в обоих случаяхон поистине остается "гласом вопиющего в пустыне", ибо душа, не ответившаяна Божественный призыв, есть духовная пустыня. Встреча с Богом происходит в жизни каждого человека, и религиозный опытесть опыт универсальный, всечеловеческий. Разница лишь в том, к какомурезультату приводит эта встреча, осознает ли ее человек или проходит мимо. Но даже если внешние или внутренние преграды заслоняют от человеказначимость встречи, у него навсегда останется смутная тоска по чему-товысшему и духовная жажда, которую он будет пытаться заглушить или утолить уподножия науки, общества, прогресса и любого другого идола его эпохи. Велико должно быть наше внутреннее усилие, направленное на то, чтобысбросить отягчающие цепи и ослепляющие повязки, но велик будет и результатусилия. "Имеется много определений Бога, - говорил как-то Махатма Ганди, - ибопроявления Его бесчисленны. Они наполняют меня удивлением и благоговейнымтрепетом и на какой-то момент ошеломляют. Но я поклоняюсь Богу только какИстине. Я еще не нашел Его, но ищу. Я готов в этих поисках пожертвовать всемсамым дорогим для меня. Я отдам даже жизнь, если это понадобится". Такоевнутреннее состояние является важным шагом на пути к Богопознанию. "Блаженныалчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся". В известной книге свящ. Павла Флоренского дана волнующая картина усилийума и воли ищущих Истину. Философ начинает свои поиски, отталкиваясь отглубокого и безысходного скептицизма. Он показывает как утомленный разумкружит где-то возле Истины, будучи не в силах ее постичь, показывает, чтоединственный путь к ней лежит через тонкий мост, висящий над бездной, черезволевое усилие, рождающее интуицию веры. "Человек мыслящий уже понял, что на этом берегу у него нет ничего. Новедь вступить на мост и пойти по нему! Нужно усилие, нужна затрата сил. Авдруг эта затрата ни к чему? Не лучше ли быть в предсмертных корчах тут же,у моста? Или идти по мосту - может быть, идти всю жизнь, вечно ожидаядругого края? Что лучше: вечно умирать, в виду, быть может, обетованнойстраны замерзать в ледяном холоде абсолютного ничто... или истощать усилия,последние быть может, ради химеры, ради миража, который будет удаляться помере того, как путник делает усилия приблизиться? - Я остаюсь, остаюсьздесь. Но мучительная тоска и внезапная надежда не дают даже издыхатьспокойно. Тогда я вскакиваю и бегу стремительно. Но холод столь жевнезапного отчаяния подкашивает ноги, бесконечный страх овладевает душой. Ябегу, стремительно бегу назад. Идти и не идти, искать и не искать, надеятьсяи отчаиваться, бояться истратить последние силы, из-за этой боязни тратитьих вдесятеро, бегая взад и вперед. Где выход? Где прибежище? К кому, к чемукинуться за помощью? "Господи, Господи, если Ты существуешь, помоги беднойдуше, Сам приди. Сам приведи меня к Себе! Хочу ли я или не хочу, спаси меня.Как можешь и как знаешь, дай мне увидеть Тебя. Силою и страданиями привлекименя!" /7/. "Царство Божие силою берется, - говорит Христос, - прилагающий усилиевосхищает его". Это усилие должно стимулироваться не гордым и вызывающимсамомнением человека, уверенного, что он "может познать все", а искренней иглубокой любовью к Истине.Религиозное озарение может быть мгновенным, но одного мгновения, когдачеловек всем своим существом ощутил присутствие в мире Высшего Смысла,достаточно, чтобы наложить печать на всю дальнейшую жизнь. Более того, этопереживание преображает, делает совсем иным, осмысленным наше повседневноесуществование. "Я жил, - говорил Лев Толстой в своей "Исповеди", - толькотогда, когда верил в Бога. Как было прежде, так и теперь: стоит мне знать оБоге, и я живу; стоит забыть, не верить в Него, и я умираю" /8/. Даже телюди, которые пережили религиозный опыт, так никогда и не осмыслив его,подсознательно сохраняют в себе безотчетную веру в высшую разумность жизни имирового процесса, и именно это чувство, пусть смутное, служит для нихвеликой жизнеутверждающей силой. Переворот в сознании верующего человека, совершившийся благодаря еговстрече с Вечностью, отражался на всем его существе и на его общественнойдеятельности. Пророк Исайя или Будда, Магомет или Савонарола, Гус или Лютери другие духовные вожди вносили огромные, радикальные изменения в тусоциальную среду, в которой им пришлось жить, и эти изменения пережили века. "История всех времен и народов, - говорил Макс Планк, - весьмаубедительно свидетельствует о том, что из непосредственной, незамутненнойверы, которую религия внушает своим последователям, живущим деятельнойжизнью, исходили самые сильные стимулы и значительные творческие достижения,причем в области социальной не меньше, чем в области искусства и науки" /9/.Действительно, невозможно переоценить вдохновляющую роль веры в жизнивеликих мыслителей, поэтов, художников, ученых и реформаторов. А если мыобратимся к миллионам людей обыкновенных, то увидим, что вера вливает в нихсилу, утешает, ободряет, раздвигает горизонт и позволяет подняться над серойобыденностью. Она остается путеводной звездой и в радости и в печали. Невозможно охватить мыслью все те духовные кризисы, из которых вывелачеловеческие сердца вера. Она не изменяет даже там, где все изменило, всебессильно, всему пришел конец; она поднимает упавшего, вселяет надежду вотчаявшегося, укрепляет борца, возвышает униженного. В чем же секрет такойее силы? "Существование Бога, - отвечает на этот вопрос У. Джеймс, - являетсяручательством за то, что есть некий высший гармонический порядок, которыйостанется нерушимым вовеки. Мир погибнет, как уверяет наука, - сгорит илизамерзнет; но если он является составной частью высшей гармонии, то замыселэтого мира не погибнет и даст, наверное, плоды в ином мире; где есть Бог,там трагедия только временна и частична, а крушение и гибель уже не могутбыть действительным концом всего существующего" /10/. Верующий не закрывает глаза на мировое зло, но при этом он отказываетсяпризнать его непобедимым. Он может сказать словами Альберта Швейцера: "Моезнание пессимистично, моя вера - оптимистична". Этот религиозный оптимизм,охватывая все мироздание, в первую очередь распространяется на нашучеловеческую жизнь, которая благодаря ему начинает сверкать краскамивечности. Когда мы задумываемся над всем этим, то невольно еще и еще развозникает вопрос: как можно отбросить такое великое, благотворное,преобразующее начало в человечестве, как религия, объявив его пустымзаблуждением? Ведь если уже отвлеченное мышление подводит нас к идее Творца,то духовный опыт людей на протяжении тысячи лет громко свидетельствует о Егобытии.Часто приходится слышать, что самым надежным критерием проверкитеоретических построений и философских схем является практика. Если это так,то вера подтверждается самой достоверной практикой, какая только может быть,- внутренним опытом человека. Для таких людей, как Паскаль или Августин,связь с Богом - подлинный воздух жизни, ее сущность и смысл. И даже длялюдей с более ослабленным религиозным чувством вера является могучимфактором в их практической жизни. "Питая в доступной мне небольшой степени веру в это религиозноепредставление, - говорит У. Джеймс, - я черпаю в этой вере такое чувство,будто становлюсь более сильным и ближе подхожу к истине. Я могу, конечно,заставить себя вжиться в настроение ученого сектанта и живо представитьсебе, что не существует ничего, кроме чувственного мира и познаваемых наукойзаконов и явлений природы; но всякий раз, когда я пытаюсь сделать это, яслышу, как тот внутренний руководитель, о котором писал однажды Клиффорд,шепчет мне: "Прочь отсюда!" Заблуждение остается заблуждением, даже если ононазывается наукой, и вся совокупность человеческого опыта, поскольку я могуобъективно понять его, непреодолимо влечет меня выйти за "научные" пределы.Да, реальный мир гораздо более сложен, чем это предполагает и допускаетестествознание" /11/. Но путь к высшей Реальности в человеческом мышлении слишком частобывает затруднен рядами заграждений, препятствующих движению вперед. Частодаже само слово "Бог" настолько пугает из-за неправильного, примитивногопонимания его что встречает упорное психологическое сопротивление. Но почемукогда речь заходит об объективном существовании материи, данной нам черезобманчивую призму ощущений и познаваемой опосредствованно, атеизм исповедуетнепоколебимую веру в ее реальность, а когда говорят об Объектенепосредственного. внутреннего религиозного опыта, мы встречаем недоуменныевзгляды и замечания о несовместимости знания и веры? "Разумеется, - говорил Вл. Соловьев, - факты внутреннего религиозногоопыта без веры в действительность их предмета суть только фантазии игаллюцинации, но ведь такие же фантазии и галлюцинации суть факты внешнегоопыта, если не верить в собственную реальность их предметов. В обоих случаяхопыт дает только психологические факты, факты сознания, объективное жезначение этих фактов определяется творческим актом веры. При этой веревнутренние данные религиозного опыта познаются как действие на насБожественного Начала, как его откровение в нас, а оно само является, такимобразом, как действительный предмет нашего сознания" /12/. Поэтому понятие религии естественно должно включать в себя понятие обОбъекте религиозного опыта, то есть понятие о Перворазуме мира, высшем иконечном Источнике Истины, красоты и добра, понятие об Абсолютном Начале -Боге. Это Он действует на человеческую душу, заставляя ее трепетать. Он естьто таинственное Нечто, или, вернее, тот Некто, Кто скрыт за всеммногообразием явлений мира. Он существует неизменно над непрерывным потокомБытия. Он определяет ту разумную структуру Вселенной, поражающую всякого,кто не утратил способности наблюдать и изумляться... Везде я чувствую, везде Тебя, Господь. В ночной тиши И в отдаленнейшей звезде, И в глубине моей души... Пока живу, Тебе молюсь, Тебя люблю, дышу Тобой. Когда умру, с Тобой сольюсь, Как звезды с утренней зарей. Д. С. Мережковский Эта внутренняя настроенность и это направление умауказывают нам на истоки истинной религиозности. Ощущение человекомприсутствия Бога, встреча с Ним, любовь к Нему, жажда познавания Его иединения с Ним - вот в чем состоит подлинная сущность, ядро религии. Или,если перевести это на язык отвлеченного мышления, "вера означает сознаниесуществования в связи с Запредельным" /13/. Это совсем не "гипотеза" и не только определенная система взглядов, аживое реальное соприкосновение. Фома Аквинат, написавший восемнадцать фолиантов, посвященных философиии теологии, пережив мистическую встречу. сказал, что все написанное кажетсяему теперь ворохом соломы. Это та встреча, о которой свидетельствовалПаскаль, записавший на клочке бумаги отрывистые слова: "Огонь... БогАвраама, Исаака и Иакова. А не философов и ученых. Уверенность... Мир..."Все умозрительные концепции в сравнении с этой живой встречей - не более чемкартонные макеты. В вере не только нет слепоты, но, напротив, она естьглубочайшее ясновидение. Пусть рассудок в недоумении бьется над проблемами:Бог и зло, свобода и предопределение - живая вера пребывает уже там, гдеснимаются все эти противоречия. В книге французского писателя Роже Мартена дю Гара "Жан Баруа" естьзнаменательный эпизод: встреча отца-атеиста с верующей дочерью. Они невидели друг друга много лет, и вот дочь приходит к отцу с тем, чтобы войти вмир его идей. Между ними завязывается беседа: "Баруа. Скажите, Мари... вы прочли эти восемь статей "Почему нельзяверить"? Мари. Да. Баруа. А это: "Догматы и наука"? "Истоки возникновения различныхрелигий"? Мари. Да. Баруа. Вы все это прочли внимательно и все же то, во что вы верили досих пор, не показалось вам... Он хочет сказать: "Вам не убедить меня в том, что все научные труды,плоды всей моей жизни, всецело посвященной борьбе с религией, бессильныперед вашей детской верой!.." Мари (стараясь яснее выразить свою мысль). Но, отец если бы возражениямогли поколебать мою веру, то это уже не была бы настоящая вера... Баруа. Скажите, Мари, что делает вашу веру такой прочной? Она вся сжимается, но не уклоняется от ответа. Мари. Когда испытываешь то, что испытала я, отец... Не знаю, как вамэто объяснить... Присутствие Самого Бога... Бог овладевает душой, наполняетее любовью, счастьем... Если человек испытал это хоть раз в жизни, вседоводы, придуманные вами для того, чтобы доказать самому себе, что ваша душане бессмертна, что она не частица Бога, - все ваши доводы, отец!.. Баруа неотвечает". "Касание мирам иным" - это действительность, это факт этодостовернейшая реальность; именно поэтому подлинная вера стоит вышеконцепций и конструкций ума, хотя в принципе их не отвергает. Не так липроисходит и тогда, когда человек пpoникaeт в тайны природы? Ему даетсянекая действительность, и он должен считаться с ней, даже если его теорияподчас не в силах справиться с ней.Вера меньше всего есть бегство от жизни, замыкание в мире грез. Слово"религия" не случайно происходит от латинского глагола religare -"связывать". Она есть сила, связующая миры, мост между тварным духом и ДухомБожественным. И укрепленный этой связью человек оказывается активнымсоучастником мирового созидания. Те, кто видит в преклонении перед Богом нечто унизительное, бесконечнодалеки от понимания подлинно религиозной жизни. Они утверждают, что вераякобы развивает рабское сознание, вырабатывает пассивность. На самом же делестремление привести свою волю в согласие с волей Божественной есть акт,проистекающий из нашей свободы. Бог не порабощает человека, не сковывает еговолю, а, напротив, дает ему полную возможность отвергнуть Его, искать своихпутей. Это проявляется во всем: и в том, что Бог не предстает перед нами спринудительной очевидностью (ни в опыте, ни в доказательствах), и в том, чтоникакое действие Бога в мире по своему характеру не связывает нашей свободывыбора. В единении с Богом человек обретает полноту бытия, а не жалкуюпокорность. "Когда человек, - замечает историк религии О. Пфлейдерер, - всвободном повиновении отдает себя Богу, он не боится потерять через это своючеловеческую свободу и свое достоинство, а, наоборот, верит, что только всоюзе с Богом он может поистине стать свободным от тяготы мира, от тисковприроды вне нас и от еще худшего ига природы внутри нас... Повиновение Богуесть свобода, сказал уже Сенека" /14/. Для религиозного сознания добро в жизни есть служение высшемуобъективному Добру, красота - отображение высшей Красоты, и наше восприятиеистины есть приобщение к Истине целокупной, обнимающей все, в том числе нассамих. Поэтому жизнь по заветам религии неотделима от борьбы за торжестводобра, борьбы за все светлое и прекрасное; она должна быть не пассивныможиданием "манны небесной", а мужественным противостоянием злу. Когда молодой пастор Дитрих Бонхеффер ожидал смерти в нацистскойтюрьме, он писал своему другу: "Я хочу говорить о Боге не на границе жизни,а в ее центре, не в слабости, а в силе". Церковь, по его словам, должна бытьне только там, "где слабеют человеческие силы, не на окраине, а в центреселения" /15/. А о. Максимилиан Кольбе и монахиня Мария, которые отдали своюжизнь за других в аду концлагеря, или пастор Дэвид Уилкерсон, современный"апостол преступного мира", - разве не в вере черпали они силу совершитьсвой жизненный подвиг? Религия есть подлинное основание нравственной жизни. В природе мы ненаходим основ для этических принципов. По остроумному замечанию биологаТомаса Гексли, и преступник и добродетельный человек одинаково следуютприроде, причем первый - в большей степени. Могут возразить, чтонравственность диктуется долгом перед обществом. Но ведь само сознание этогодолга есть, в свою очередь, не что иное, как нравственное убеждение, в товремя как именно отрицание осмысленности бытия, отрицание Бога есть путь кторжеству безграничного эгоизма и взаимной борьбы /16/. Но почему, спросят нас, существует немало людей, которые являютсябезупречными с нравственной стороны, но в то же время остаются неверующими?Спрашивая об этом, забывают, что все эти "добродетельные атеисты" невозникли в безвоздушном пространстве. С детства они были окружены средой ивоспитанием, которые всегда имели связь с религиозной культурой. Все"моральные кодексы" наших дней, как бы они от этого ни отрекались,основываются на принципах религиозной нравственности. Добролюбов, Чернышевский, революционеры прошлого века или героиСопротивления были людьми замечательной чистоты и самоотверженности; но неследует упускать из виду, что большинство из них вышли из христианских семейили даже семей священников, где они получили нравственную закваску.Итак, религия - это связь человека с самим Источником бытия, котораяделает его жизнь полной смысла, вдохновляет его на служение, пронизываетсветом все его существование, определяет его нравственный облик. Многие могут возразить на это: "Если бы религия сводилась только кэтому своему духовному ядру, было бы прекрасно. Но она дает еще какие-тоформулы, догматы, допускает теоретические богословские построения. Не лучшели все это отбросить, чтобы сохранить лишь чистую религию? Пустьдействительно существует некая таинственная Сила, которая оказываетблаготворное, вдохновляющее воздействие на человека. Примем это сблагодарностью и радостью. Но зачем здесь слова? Ведь они больше мешают, чемпомогают". Такой взгляд отражен в известном "исповедании" Фауста перед Гретхен: Кто с полным чувством убежденья Не побоится утвержденья: Не верую в Него? Он, Вседержитель И Всеохранитель, Не обнимает ли весь мир - Тебя, меня, Себя? Не высится ль над нами свод небесный? Не твердая ль под нами здесь земля? Не всходят ли, приветливо мерцая, Над нами звезды вечные? А мы? Не смотрим ли друг другу в очи, И не теснится ль это все Тебе и в ум и в сердце, И не царит ли в вечной тайне И зримо и незримо вкруг тебя? Наполним же все сердце этим чувством, И если в нем ты счастье ощутишь, Зови его как хочешь: Любовь, Блаженство, Сердце, Бог! Нет имени ему! Все в чувстве! И имя только дым и звук, Туман, который застилает небосвод.* ------------------------------------------------ * Перевод Б. Пастернака. Действительно, религиозное переживание - это опыт, превосходящийчеловеческие слова и понятия, и поэтому попытки выразить его всегда ведут кобеднению его содержания. Это относится вообще к любому глубокомувнутреннему опыту, например к переживанию прекрасного. "Мысль изреченнаяесть ложь", - говорил Тютчев. И все-таки в жизни мы не считаемся с этим;хотя наши слова не могут адекватно передать наших чувств, мы не отказываемсяот них. Когда мужчина говорит женщине "люблю тебя", он повторяет обычнуюформулу, однако у каждого отдельного человека за этими словами стоит нечтонеповторимое. Слово - символ, за которым кроется нечто неизмеримо болееглубинное... И этот символ - мост между душами. Быть может, на высших ступенях человеческого духа или в моменты особоговнутреннего подъема слова оказываются лишними. Но, как правило, мы не можемобойтись без слов, без понятий, без мышления. Нетрудно понять теолога Гамильтона или мистика Кришнамурти, которыеополчились против всяких определений Бога и даже против самого слова "Бог",так как слова имеют тенденцию фетишизироваться. Но, с другой стороны, ихпопытка подняться над словами была заранее обречена на неудачу /17/. Человекне только созерцающее и переживающее существо, но и мыслящее, говорящее.Отказ от понятий и слов идет против человеческой природы, против потребностилюдей осмыслить жизнь и опыт. Оставаясь лишь в сфере неопределенных внутренних состояний, вераоказывается перед опасностью превратиться в "убежище", которое не имеетникакого отношения к нашим действиям. Голос Божий - это Голос, зовущий ктруду, к преодолению, к служению. А все это невозможно без каких-то слов,понятий, символов. Кроме того, формы, в которые мы облекаем религиозный опыт(миф, символ, икона), совершенно необходимы для того, чтобы люди моглиделиться им друг с другом. Поэтому попытка таких теологов, как РудольфБультман, "демифологизировать" христианство столь же бесплодна, как ипопытка Кришнамурти /18/. Другой современный богослов, Пауль Тиллих, отвергая представление оБоге, "пребывающем на небесах", предлагал говорить о Нем как о"неисчерпаемой Глубине" /19/. При этом он не замечал, что "глубина" естьтакое же условное пространственное понятие, как и "небо". Более того, образнеба с его величием и безмерностью - настолько прекрасный символБожественного, что не теряет значения в любую эпоху. Сторонники"демифологизации" упускают из виду емкость, многоплановость и многозначностьрелигиозной символики /20/. Если для древнего человека "небо" в какой-томере было тождественно пространству над землей, то в новое время это понятиеприобретает чисто духовный смысл (впрочем, такой смысл вкладывали в него имногие древние). Вся сила образа или мифа заключается именно в их органической,синтезирующей природе. Они позволяют конкретно обозначить то, чегоаналитический язык выразить не в состоянии. Вот почему намерение некоторыхтеологов изъять из духовной жизни сами понятия "Бог" и "религия" нельзяпризнать правомерным /21/. Слова, при всей их ограниченности, - вещь непростая и не второстепенная. Символы и мифы не изобретаются, а естественно вырастают из внутреннегопостижения. Человек всегда будет нуждаться в этих знаках, отображающих иразличные стороны бытия, и верховную Реальность. Социальная роль религии немыслима без того, чтобы люди не научились темили иным способом передавать друг другу свой внутренний опыт. Еслиотказаться от всех путей религиозного общения и поисков взаимопонимания, торелигия будет не объединять души, а разделять. Христианство учит, что Бог соединился с человеком во Христе, но развеэти слова имеют отвлеченное значение? Разве не возносят они человека нанесравненную высоту? Христос говорит, что люди должны быть едины, как единыБожественные Ипостаси. Не указывает ли это на глубочайшее жизненное значение догмата Троицы?Разве учение о грядущем Царстве Божием не придает смысл и цель всемуисторическому процессу? Кришнамурти прав в том, что нужно помнить обограниченности слов. Еще апостол Павел говорил: "Буква убивает, а духживотворит". Тем не менее он проповедовал словом и писал послания.Противники традиционной религиозной символики, сами того не замечая,постоянно используют очень старый язык пантеизма который был хорошо знакомеще дохристианским верованиям. При этом проповедники псевдонового богословияуверяют, что их цель - очистить понятие о Боге от наслоений антропоморфизма.Между тем, если бы они серьезно проанализировали не только богословие ОтцовЦеркви, а хотя бы индийскую или Платонову религиозную мысль, они убедилисьбы, что называют новаторством вещи давно известные /22/. Духовный опыт мистиков и умозрения философов привели уже в древности котрицанию возможности рассматривать Божество как один из объектов бытия.Даже сама категория "существования" оказалась неприложимой к Нему, ибо, посуществу, Бог превышает все тварное и условное. На этом основании за несколько веков до н. э. выросло "апофатическое"(то есть отрицательное) богословие. Оно допускает в отношении Божестватолько отрицательные понятия о том, чем Бог не является. Он - "не то и не то", утверждают Упанишады. "Он превосходит самоебытие", - провозглашает Платон. В Ветхом Завете, изобилующем антропоморфнымивыражениями, тем не менее постоянно подчеркивается, что Бог "свят". На языкеПисания это означает, что в глубине Своего существа Бог обладает природой,всецело превосходящей воображение и мысль человека*. Христианство полностьювосприняло это учение и раскрыло его в патристическом богословии. "Он вышевсего мыслимого", - учит Ориген. По словам Ареопагита, Бог есть "подлинноеНичто", то есть не исчерпывается никаким понятием и никаким видом бытия."Бог, - согласно св. Максиму Исповеднику, - есть все и ничто, и превышевсего". "Приблизиться к Богу может лишь тот, кто понимает, что Оннепознаваем", - говорит кардинал Николай Кузанский" /23/. ----------------------------------------------------- * Этот вопрос освещается в т. V - "Вестники Царства Божия". Гл. IV. И тем не менее человек не может ограничиться этим "отрицательным"богословием. В его жизни Бог являет Себя столь действенно, властно,жизненно, конкретно, что одного лишь отрицания недостаточно. Для религиознойжизни и мысли нужны и утверждающие слова. Пусть они будут постояннопроизноситься с поправками и оговорками, однако они необходимы людям. Неотделимое от мысли слово позволяет прочнее связать интуитивноепостижение со всем нашим миросозерцанием и со всем строем нашей жизни. Мысльо Боге не есть что-то кощунственное. Напротив, христианское богословие, начиная с апостола Павла, всегданастаивало на значении разума в осмыслении веры. "Ты получил разумную душу,- писал Василий Великий, - которою уразумеваешь Бога, проникаешь рассудком вприроду сущего, пожинаешь сладчайший плод мудрости" /24/. А св. ИоаннДамаскин указывал на разум как на одну из черт богоподобия человека /25/.Следует только помнить о том, что богословские понятия всегда приблизительныи метафоричны в сравнении с реальностью. В этом нет ничего, что умаляло бызначение богословия. Как мы уже видели, и наука о природе сталкивается стакими уровнями, на которых моделирование, адекватное выражение в словах -невозможно; и тогда на помощь приходят символы. В религиозном жемировоззрении данные внутреннего опыта сочетаются с его осмыслением. И чемгармоничней соединяются эти два элемента, тем совершеннее системарелигиозных обрядов. "Оттого только, что мистический опыт непередаваем, - говорит индийскийфилософ С. Радхакришнан, - он не становится менее действенным, чем другиеформы познания. Мы можем описать этот опыт только при помощи метафор... Неследует отрицать интеллект, но он нуждается в дополнении. Философия,основанная на интуиции, не обязательно противостоит разуму и пониманию.Интуиция может бросить свет на такие темные места, куда ум не в состояниипроникнуть. Результаты мистической интуиции должны быть подвергнутылогическому анализу. И только при помощи этого процесса взаимногокорректирования и дополнения возможно, чтобы каждый мог вести здоровуюжизнь. Плоды интеллекта будут тупыми и пустыми, незаконченными иотрывочными, если отсутствует помощь интуиции, в то время как интуитивныепровидения будут слепы и немы, темны и странны, если не будут подтверждатьсяинтеллектом. Идеал интеллекта осуществляется в интуитивном опыте, ибо ввысшем все противоречия примиряются" /26/. Это и есть тот Большой Разум, на котором должны строить свой фундаментреалистическая философия и богословская мысль. Рациональное осмысление, оперируя с данными опыта и Откровения, ставитпреграду, защищая понятие о Боге от ложного понимания. Но при этом разумобязан отчетливо видеть границы своей компетенции. "Познание Бога, - говориткатолический богослов Жан Даниелу, - есть одновременно и дело разума, и оноже ставит разум под вопрос. В данном случае "ничто не может быть болееразумным, чем непризнание разума". Разум есть необходимое средство этогопознания в той мере, в какой он не позволяет помещать Бога там, где Его нет"/27/. Необходимо, кроме того, помнить о существенной разнице между философиейи догматическими символами. Философия, хотя и опирается на интуицию,формально следует по индуктивному пути и имеет дело не с реальностями, а сидеями. Иное дело - догматический символ. Он не выводится с помощьюинтеллекта, хотя и выражается на языке понятий. Поэтому глубоко ошибаютсяте, кто приписывает создание православного Символа Веры греческомурационализму. Истины, выраженные в нем, были даны в такой форме, котораячужда отвлеченному умозрению философов. Это заметил еще Гегель. И вообще,фундаментальные христианские догматы отмечены внутренней противоречивостью,парадоксальностью, антиномичностью, которые неустранимы методами формальнойлогики. Если бы догматы были плодом философского умозрения, в них скореевсего не было бы этих противоречий: рациональная концепция любит стройность.Но учения о Триединстве и Богочеловечестве родились из мистическогопрозрения, которое на несовершенном языке понятий принимает диалектическую,противоречивую форму. Догматический символ раскрывает то, что дановнутреннему интуитивному созерцанию, умозрительная же философия осмысливаетего как факт, который нужно привести в возможное согласие с дискурсивныммышлением /28/. Итак, мы не обречены на изолированное существование на островкахиндивидуального сознания и опыта. Между этими островками мосты: это понятияи знаки, символы и догматы.Одна из первых проблем богословия касается того, как наше ограниченное,условное бытие относится к безусловному, абсолютному Бытию Божию. Духовный опыт человечества свидетельствует о том, что Бог может бытьблизок душе самым глубинным, интимнейшим образом. Следовательно, несуществует пропасти между Ним и нами. Разве не ощущается в минутывнутреннего озарения Его незримое присутствие во всей природе: в дыханиилесов, в распускающемся цветке, в таинственной жизни земли и неба?.. И Тыоткрылся мне: Ты - мир. Ты - все. Ты - небо и вода, Ты - голос бури, Ты - эфир, Ты - мысль поэта, Ты - звезда... Велика правда этого пантеизма, которыйнашел свое законченное выражение в Упанишадах, даосизме и в некоторыхгреческих и западноевропейских философских системах. Однако всей правды пантеизм заключать в себе не может.Распространенность его связана с тем, что он открывает Бога в мире природы,в том, что доступнее всего наглядному созерцанию. Свою ограниченность онпереносит на Абсолют и отождествляет Божество с безликой силой,пронизывающей Вселенную. Между тем безликость - свойство низшего бытия, навершинах же мировой иерархии стоят личностные, разумные и самосознающиесущества. Человек даже из собственного опыта познает, насколько его "Я", егодуховная личность превышает его подсознательную и телесную жизнь. Темтруднее мыслить безличным Бога, Который есть высшее совершенство. В Библиимы имеем прямое свидетельство об Откровении Творца как верховной Личности. Разумеется, в глубине Своей Божественная Личность бесконечно отличаетсяот личности тварного, ограниченного создания. Безмерная, сокровенная,непостижимая сущность Абсолюта трансцендентна человеку: она превышает какинтуитивные, так и дискурсивные его способности. Но Бог, обращенный к миру,Бог творящий, Бог-Логос открывается душе как Воля, Разум и Личность,уничтожая в Своем творческом акте пропасть между Абсолютным и относительным,между Собою и миром. Это Он вызывает тварь к бытию, направляеткосмогонический и антропогенетический процесс к совершенству, к высочайшейбогочеловеческой цели, приобщая мир к полноте божественной жизни.Но здесь перед нами неизбежно возникает загадка, которая всегдамучительно переживалась религиозным сознанием: откуда в творении явилосьнесовершенство? Как совместить Откровение о благости Божией с фактом зла,царящего на земле? Этот трагический вопрос поднят уже давно; и неДостоевским или Камю, а Книгой Иова и древними религиозными учениями. Мы пока не будем касаться зла в человеческом существовании*. Прежде чемговорить о нем, нужно обратиться к миру природы. Те гармония ицелесообразность, которые всегда изумляют людей в мироздании, не могутзаслонить и другой стороны тварного бытия. Борьба и пожирание, страдание исмерть постоянно сопровождают все жизненные процессы. Даже тогда, когдачеловек еще мало знал о мире, он видел эту мрачную тень, отбрасываемуюприродой. Демонология древних есть не что иное, как персонификациякосмического зла. Теперь же, когда наука проникла в ткань материи, размахразрушительных тенденций стал еще более очевидным. Пусть иные справедливоутверждают, что при отсутствии сознания нет ни зла, ни греха, но кто решитсяотрицать вселенское страдание? Боль и гибель, постигающие любое живоесущество, накладывают страшную печать на весь биогенез. Пусть боль визвестном смысле играет благодетельную роль как сигнал об опасности, но онапоявилась именно потому, что опасность для живых творений вполне реальна. Имало того, сферой жизни поле битвы не исчерпывается. Термодинамика открываетв космическом движении тенденцию, противоположную прогрессивномустановлению. Она ведет к распаду структур, обесцениванию энергии, увеличениюэнтропии. "По мере того, как возрастает энтропия, - говорит Норберт Винер, -Вселенная и все замкнутые системы во Вселенной естественно имеют тенденцию кизнашиванию и потере своей определенности и стремятся от наименее вероятногосостояния к более вероятному, от состояния организации и дифференциации, гдесуществуют различия и формы, к состоянию хаоса и единообразия" /29/. Таковрок неживой природы, живое же предстает перед нами как некий исполинскийзверь, поглощающий своих детей и сам содрогающийся от мук. Смертьзахлестывает жизнь, хаос - организацию. Мир созидания постоянно подрываетсясилами разрушения. ------------------------------------------------------------------ * Об этом речь пойдет в гл. VIII-IX.Религиозная мысль издавна признавала наличие этого космического зла.Рассматривала она его, как правило, с трех точек зрения. Первая - зародилась в Индии. Там философы брахманизма далимонистический ответ на вопрос о мировом несовершенстве. Согласно Упанишадам,оно коренится в недрах самого Абсолюта: призрак эфемерного бытия время отвремени вoзмущaeт божественного Брахмана*. Изливая свою силу в небытие, онвоплощается в тленных оболочках, запутывается в сетях ложного существования.Только в конце огромного периода Абсолют высвобождается и вновь обретаетпокой безусловного совершенства. Космогенез есть, следовательно, нечтобессмысленное и, по существу, недолжное. ------------------------------------------------------------------ * См.: Т. III. У Врат Молчания. Гл. VI. В этом учении смущает и отталкивает отрицание ценности бытия и преждевсего то, что оно делает само Божество источником вселенского зла. Второй ответ, на первый взгляд более привлекательный, основан надоктрине дуализма. Картина борьбы между извечными принципами Порядка и Хаосавырисовывалась еще в древнейших мифах человечества. Наиболее последовательноэто представление было развито в религии иранского пророка Заратустры, откоторого его заимствовали гностики, манихеи и альбигойцы*. Однако дуализм,при всем своем соответствии мировой панораме, главного вопроса в конечномсчете не разрешает. Если существуют два извечных противоборствующих начала,то ни одно из них не может быть Абсолютом, к которому стремятся и вера изнание. Последнюю Реальность приходится поэтому искать за их пределами, вышеих. ------------------------------------------------------------------ * См.: Т. V. Вестники Царства Божия. Гл. XVIII. Христианский ответ не отрицает частичной правоты индийского пессимизмаи относительной справедливости дуалистического учения. Христианство согласнои с тем, что наличное бытие в самом себе несет черты несовершенства, и стем, что космогенез неотделим от борьбы полярных начал. Но Библия, говоря омире как о творении Бога, рассматривает Вселенную в плане динамическом, вперспективе ее совершенствования. Ветхий Завет знает о силах Хаоса, но он необожествляет их, а видит в них лишь тварное начало, которое противитсязамыслам Творца*. Бог, согласно Библии, не может быть источником зла. Оноесть нарушение тварью божественных предначертаний, а не просто "промедлениена пути к совершенству", как выражался Лессинг. ------------------------------------------------------------------ * См.: Т. II. Магизм и Единобожие. Приложение: Библия и учение оГрехопадении. Образы чудовища Хаоса и Сатаны, которые мы находим в Писании, означают,что катастрофа совершилась в мире духовном. Именно там возник очагдемонического "своеволия", мятеж против гармонии, который отозвался на всейприроде. "Вся тварь, - говорит апостол Павел, - совокупно стенает и мучаетсядоныне... потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по волепокорившего ее" (Рим 8). Эти таинственные слова указывают на зависимостьнынешнего состояния природы от космического Грехопадения. Не является лисамо необратимое природное время с его жестокой неумолимостью своего роданедугом мироздания? Ведь Апокалипсис предсказывает, что в грядущем космосеего не будет (Рим 10, 6). Христианские богословы не дают однозначного ответа на вопрос: каксовершилось отравление твари злом. Некоторые из них, например Вл. Соловьев,ссылаются здесь на древнее учение о Мировой Душе, полагая, что именно онабыла захвачена стихией космического зла. Во всяком случае, природа, поучению Библии, не мертвое начало и обладает известной одухотворенностью. Этумысль разделяют очень многие богословы, философы и ученые. Вполне вероятно,что на невещественном, глубинном уровне природа как-то соприкасается с миромтрансфизическим и составляет с ним некое целое. И именно поэтому онаоказалась зараженной тлением у самых своих истоков. Хаос и смерть можнорассматривать как результаты искажения духовных параметров Вселенной,которое внесло в космогенез слепые разрушительные силы, действующие вопрекиее поступательному движению. С "момента" космического Грехопадения, говорясловами германского мистика Якоба Беме, "небесное и адское царство в природевсегда и всюду боролись между собой и пребывали в великом труде, подобножене в родах" /30/. Подобное представление может показаться отрицанием божественноговсемогущества. Но христианство учит, что любой акт Бога по отношению к мируесть Его самоограничение, или, как говорили Отцы Церкви, "кенозис"(умаление) Абсолютного. Именно кенозис оставляет место тварной свободе, безкоторой целокупное бытие явилось бы искажением образа своего Создателя /31/.Самосознание Вселенной - духовные миры и человек - немыслимо поэтому безсвободы; в том числе и свободы искать "свои пути", отличные от путей Божиих.Единственное, что лежит по ту сторону любого объяснения, - это сам порывбогопротивления, он иррационален по своей природе. Нет таких слов и понятий,которые могли бы осветить эту темную бездну. "Безрелигиозное сознание, - говорит Н. Бердяев, - мысленно исправляетдело Божие и хвастает, что могло бы лучше сделать, что Богу следовало бынасильственно создать космос, сотворить людей, не способных ко злу, сразупривести бытие в то совершенное состояние, при котором не было бы страданияи смерти, а людей привлекало бы добро. Этот рациональный план творенияцеликом пребывает в сфере человеческой ограниченности и не возвышается досознания смысла бытия, так как смысл этот связан с иррациональной тайнойсвободы греха. Насильственное, принудительное, внешнее устранение зла измира, необходимость и неизбежность добра - вот что окончательно противоречитдостоинству всякого лица и совершенству бытия, вот план, не соответствующийзамыслу Существа, абсолютного во всех Своих совершенствах. Творец не создалнеобходимо и насильственно совершенного и доброго космоса, так как такойкосмос не был бы ни совершенным, ни добрым в своей основе. Основасовершенства и добра - в свободной любви к Богу, в свободном соединении сБогом, а этот характер всякого совершенства и добра, всякого бытия делаетнеизбежной мировую трагедию. По плану творения космос дан как задача, какидея, которую должна творчески осуществить свобода тварной души" /32/. Силы, заложенные во Вселенную, не могут быть полностью парализованывластью Хаоса. Библия учит о Премудрости, которая есть отображение высшегоРазума в творении. Этот принцип на протяжении всего космогенеза постояннообнаруживается в организации, совершенствовании, порядке, прогрессе.Творение есть преодоление Хаоса Логосом, которое достигает сознательногоуровня в человеке и устремлено в Грядущее. Итак, борьба - закон миротворения,диалектика становления твари. О ней говорят проникновенные слова поэта: Бог один есть свет без тени, Нераздельно в Нем слита Совокупность всех явлений, Всех сияний полнота... Но усильям духа злого Вседержитель волю дал. И свершается все снова Спор враждующих начал. В битве смерти и рожденья Основало Божество Нескончаемость творенья, Мирозданья продолженье, Вечной жизни торжество. А. Толстой К этой теме нам еще предстоит вернуться, а сейчас мы должныперейти к вопросу о миротворении, которое одновременно есть и драма борьбы,и возрастание совершенства силой божественного Слова - Логоса.

ПРИМЕЧАНИЯ

Дата добавления: 2014-12-25