Развитие идеи правового государства

Правовое государство – это одновременно и практика организации политической власти и определенная философско-правовая теория. Сам термин «правовое государство» утвердился в юридической литературе Германии первой трети XIX века в работах К.Т. Велькера и Р. фон Моля, то есть довольно поздно. В дальнейшем этот термин получил широкое распространение в юридической и философской литературе, в том числе и в дореволюционной России, где среди видных сторонников теории правового государства были Б.Н. Чичерин, Б.А. Кистяковский, П.И. Новгородцев, П.А. Покровский, В.М. Гессен др.

Сама концепция правовой государственности, разработанная в Новое время, опиралась на исторически сложившиеся общеевропейские ценности, традиции гуманизма, правовые идеи и институты Античности, античный опыт демократии, республиканизма и правопорядка.

Важным теоретическим моментом, несомненно оказавшим влияние на формирование теории разделения властей в Новое время является трактовка Платоном принципа разделения труда, высказанного им в проекте идеального государства. Впрочем, следует признать, что подобные идеи Платона в дальнейшем стали базисом и для совершенно противоположных по смыслу коммунистических проектов, совершенно отрицающих подобное разделение.

Другое дело – идеи Аристотеля. Аристотель отмечал, что во всяком государственном строе имеется три элемента: законосовещательный орган о делах государства, магистратуры и судебные органы. Конечно, в духе теории правового государства, эти мысли Аристотеля еще не содержат концепции разделения властей, так как он отмечает только различие организации вышеназванных элементов, а не форму их взаимосвязи.

В античной концепции, эффект, достигаемый в современности посредством надлежащего распределения власти среди различных общественных слоев и государственных органов, осуществляется путем сочетания в неком единстве различных форм правления. Аристотель, Полибий, Цицерон высказывают мысли о различии «правильных» форм правления (то есть там, где господствует правовой закон), неправильных форм и, так называемых, «смешанных» форм. Последние – самые лучшие, поскольку объединяют достоинства различных правильных форм. Образцом, разумеется, здесь является Рим, где различные элементы (демократическое, аристократическое и монархическое начала) взаимно сдерживают друг друга, благодаря чему обеспечивается стабильность политического строя.

У Полибия, особо высоко оценивающего римскую государственность, довольно четко прослеживается связь между традиционно античным и современным пониманием теории разделения властей. У него монархическое начало – это консулы, аристократическое – сенат, демократическое – комиции. Эти три власти могут, как мешать друг другу (не допуская усиления одной), так и оказывать взаимную поддержку.

Весьма значительным представляется вклад римских авторов в предысторию теории правового государства в плане раскрытия взаимосвязи политики и закона. Так Цицерон трактует государство как публично-правовую общность. Государство у него предстает не только как выражение общего интереса, что характерно для эллинов, но и как согласованное правовое общение людей, как общий правопорядок. Это очень важное достижение Цицерона на пути к уяснению правового смысла государственности. У него государство – это правовая организация дела народа, где присутствует и идея республики (общего дела) и идея народного суверенитета.

Идеи античных авторов были востребованы в Новое время, когда в контексте правового преобразования феодальной монархии в конституционную монархию, концепция разделения властей была теоретически развита.

Для ранних теоретиков разделения властей, таких как Дж. Локк и Ш. Монтескье, идея правового государства представляла на практике ограничение власти монарха, путем рассредоточения власти среди различных социальных слоев и представляющих их интересы правовых институтов. Монтескье в связи с этим отмечает, что поскольку греки не знали практики разделения властей в условиях монархии, они не могли составить о ней верного представления. «Они дошли до этого представления только в применении к правлению многих и назвали государственный строй такого рода политией».[243]

В Новое время существенные преобразования претерпела и трактовка человеческой свободы. Мыслители Нового времени, противопоставляя свободу людей античности и современников, отмечали, что в древности под свободой подразумевалась свобода политическая, в форме доступа граждан к участию в государственных делах, а в Новое время под свободой имеется ввиду свобода личная или гражданская, понимаемая как определенная независимость личности от государства. В принципе, свобода может быть реальной и полной только в условиях сочетания двух тесно взаимосвязанных аспектов: правовом оформлении разделения властей и гражданских прав и свобод.

В связи с этим Д. Юм пишет: «Важнейшая задача состоит в том, чтобы ради собственного сохранения проявлять бдительность по отношению к правителям, устранять всякую неограниченную власть и охранять жизнь и состояние каждого при помощи всеобщих и обязательных законов».[244]

С философским обоснованием либеральной теории правового государства выступил И. Кант. И. Кант считал, что благо государства состоит в высшей степени согласованности государственного устройства с правовыми принципами и стремиться к такой согласованности нас обязывает разум через категорический императив «Поступай внешне так, чтобы свободное проявление твоего произвола было совместимо со свободой каждого, сообразной со всеобщим законом».[245]

В духе регулятивной идеи разума Кант раскрывает и идею республики (то, что потом стали называть правовым государством). Реализация требований категорического императива в сфере государственности предстает у него как правовая организация государства с разделением властей. Нет разделения властей – нет и правового государства, а есть деспотия. В своем учении о разделении властей Кант отвергает идею их «равновесия» и отстаивает верховенство законодательной власти, как выразительницы народной воли. При этом, Кант формулирует следующий ограничительный принцип ее деятельности: то, что народ не может решить относительно самого себя, то и законодатель не может решить относительно народа. Власти, исходя из единой воли народа должны действовать согласованно и в общем направлении. Кант пишет: «Воля законодателя безупречна, способность к исполнению у верховного правителя неодолима, а приговор судьи неизменяем».[246]

Считается, что соблюдение этих принципов возможно в рамках разных форм правления, в том числе и монархии. Однако, в литературе конца XVIII века ясно прослеживается мысль, что наилучшим воплощением идеи правовой государственности является демократическая республика. Дело в том, что при любых других формах правления лимит закона налагается на государство извне, со стороны противостоящего ей народа. Все государственное устройство оказывается как бы «двусуверенным». На нем, говоря языком И. Канта, лежит печать «гетерономии» («чужезакония»). И только в том случае, если народ в качестве единственного неоспоримого суверена связывает себя священной клятвой конституции, политическая организация получает достоинство и прочность автономного установления.

XVIII – это время быстрого вызревания новоевропейской философии права и решительной перестройки в правосознании. Все начиналось с определения, что нет иного права, чем право королей, а закончилось пониманием того, что высшая мудрость власти заключается в том, чтобы всячески подавлять в себе необузданное желание править – самую пагубную болезнь современных государств.

Мыслители кантианской закалки убедительно разъяснили достоинства правовой свободы, как свободы формальной и подвели под различные категории личных прав единое этическое обоснование. Исходя из этого, кантовская концепция правового государства выступает не как эмпирическая реальность, а как идеальная конструкция, которой следует руководствоваться. При этом возможно лишь приближение в историческом будущем к этому состоянию, но никак не полное его осуществление. Вместе с тем, жестокие условия генезиса капитализма все настоятельнее задавали проблему материально-экономического обеспечения формальных свобод.

Если у И. Канта правовое государство – это долженствование, то у Г. Гегеля – действительность, практическая реализация разума в определенных формах наличного бытия людей. Всем известна фраза Г.Гегеля «Что разумно, то действительно, а что действительно, то разумно». Однако, в качестве действительного по Гегелю выступает не всякое случайное бытие той или иной вещи. Цель Г. Гегеля – это познание вечного. Не все что существует, является действительным и разумным.

Свободу индивида Г. Гегель понимал как совпадение с всеобщей разумной волей. Право по Гегелю – это царство осуществляющейся свободы. В гегелевской трактовке государство – как идея разума и действительность конкретной свободы в своем развитом виде, представляет собой конституционную монархию, основанную на разделении властей. Г. Гегель, как и Дж. Локк считает, что разделение властей есть гарантия свободы, однако мысль об их взаимном ограничении считает ложной, поскольку в этом случае предполагается их противодействие. Гегель выступает за органическое единство властей, при котором, все власти являются органическими частями целого.

Государство, согласно Гегелю, это тоже право, наиболее содержательное и богатое право, вся система права, включающая в себя более абстрактные права: личности, семьи и общества. Гегель превозносит государство, но государство правовое, как наиболее развитую действительность свободы.

Концепция правового государства, с одной стороны стоит в одном ряду с утопическими проектами, но с другой носит весьма заметный отпечаток реализма, который сказывается в том, что:

1) Принцип правового государства опирается на многовековую научную традицию и обширный практический опыт.

2) Правовое государство не претендует на окончательное усовершенствование общества, а выступает лишь в качестве пути движения к искомому идеалу. Идея правового государства особенно актуальна в нашей стране, где долгое время использовались различные способы достижения социального идеала, только не правовые. Так, известный советский теоретик 20-х – 30-х годов Пашуканис писал: «Правовое государство – это мираж весьма удобный для буржуазии, потому что он заменяет выветрившуюся религиозную идеологию, заслоняет от масс факт господства буржуазии».[247]

В самом общем виде, правовое государство можно определить как государство, в котором господствует право. Согласно же более конкретному определению – правовое государство – это правовая форма организации и деятельности публично-правовой власти и ее взаимодействий с индивидами как субъектами права.[248]

Конечно, в любой цивилизации сила очерчена правом и в этом смысле любое государство связано правом в меру его цивилизованности. Но концепция правого государства предполагает достаточно высокий уровень развитости права как исходную базу для сознательной разработки, конституционного закрепления и практической реализации государственности. Из этого исходят ученые, считающие, что верховенства закона, и даже связанность государства законами еще не достаточно для характеристики государства как правового.

Целью правового государства является защита прав и интересов граждан в соответствие с общечеловеческими ценностями в рамках устоявшихся представлений о справедливости. При таком подходе В.С. Нерсесянц выделяет следующие компоненты правового государства:

1) юридическо-нормативный;

2) индивидуально-правовой;

3) институцуионально-правовой.

Первый из названных компонентов заключается в такой форме правопонимания, в рамках которой, так или иначе проводится различие между правом и законом. При этом, под правом понимается особый, независимый от воли законодателя социальный феномен со своими объективными свойствами, а под законом – вся совокупность властных установлений.

Второй компонент теории и практики правового государства состоит в утверждении правовой формы и правового характера взаимоотношений между публичной властью и подвластными как субъектами права, в признании формального равенства и свободы всех индивидов. Предполагается, что правосубъектность индивидов, их права и свободы не дар власти, а объективно сложившееся в данном обществе право.

Реализация этих 2-х компонентов возможна только при наличии третьего – разделения властей, исключающей концентрацию власти в одних руках.

Это точка зрения либертарно-юридической концепции права. Однако, уже Г. Гегелю принадлежит идея о материальной обеспеченности формальной свободы граждан. В самом деле, бедняк, которого нужда обрекла на кабально-зависимое существование, скорее всего, будет изъявлять не свою собственную волю, а волю работодателя. Толпу всегда можно купить по недорогой цене. Половинчатое и сомнительное решение этих трудностей, известное с середины XVII века, а именно – ведение имущественного ценза, Г. Гегеля не удовлетворяет, он вплотную подходит к проекту смягчения крайней нужды с помощью государственных мер, имеющих смысл реализации всеобщего права нового типа.

Эти идеи Г. Гегеля в дальнейшем стали развиваться по двум путям. Первый представил К. Маркс, который, оттолкнувшись от гегелевской идеи частной собственности, стал эволюционировать в сторону полного отказа от нее как источника отчуждения. Второй подход получил свое развитие в трудах гегельянца Лоренца Штейна в сочинении «Социализм и коммунизм в современной Франции», вышедшем в 1842 году, то есть почти одновременно с «Критикой гегелевской философии права» К. Маркса.

Л. Штейну совершено чужд радикальный способ рассуждения: раз бедность сводит на нет гражданские права, надо отложить борьбу за эти права как преждевременную, сугубо элитарную задачу и любыми способами вырвать народ из нищеты. Л. Штейн настаивает на том, что успешное преодоление бедности возможно лишь в качестве продолжения и увенчания двухвековой борьбы за формальные права. Идея правового государства, подчеркивал он, «не только не исключает, а логически требует устранения социальной несправедливости, защиты слабых и обездоленных и борьбы с эгоизмом сильных».[249]

В 1897 году, В.С. Соловьев в своей работе «Оправдание добра» выдвигает требование «минимального обеспечения достойного существования», которое государство, считающее себя нравственным, обязано проводить неукоснительно и, если потребуется, в принудительном порядке (то есть так, как если бы прожиточный минимум был «правом от рождения»).

П.И. Новгородцев и его школа настаивает на том, что:

1) с одной стороны, гражданские и политические права обладают идеально-смысловым приоритетом по отношению к задаче обеспечения «минимальных условий достойного существования»: в обществе, где не существует свободы совести, свободы перемещения, выбора занятий и гражданского волеизъявления, предоставление прожиточного минимума не может иметь значения правовой формы. В таком государстве право будет лишь формой опеки, зависящих от произвола;

2) с другой стороны – гарантия «минимальных условий достойного существования» рассматривается как необходимая предпосылка всего комплекса гуманитарных прав. Самый радикальный кодекс свобод может остаться простой декларацией, если не будет включать в себя прав социальных. Права человека в этом случае не смогут образовать и целостной нормативной системы.

Позитивное право и естественное право различаются в том, чему корреспондирует внешняя свобода индивида: обществу или государству. Сущность естественного права составляет общественно оправданная свобода, сущность же позитивного права – государственно оправданная свобода. Через философское понимание свободы проводится также и разграничение права частного и права публичного, а также соответствующих им основных методов правового регулирования.

По словам Б. Н. Чичерина, полным выражением юридических начал, без всякой посторонней примеси, является право частное, или гражданское. Здесь человек представляется как свободное, самостоятельное лицо, которому присваивается известная область материальных отношений, и которое состоит в определенных юридических отношениях к другим, таковым же лицам. По самой природе этих отношений в этой сфере господствует индивидуализм; здесь находится главный центр человеческой свободы.[250]

Философия, утверждая в праве выражение свободы, не может не признавать, что истинный источник свободы лежит в отдельном лице, в его внутреннем самоопределении, а не в таком безличном явлении как государство. Поэтому и она не может допустить, чтобы частное право поглощалось публичным. И с метафизической точки зрения истинная область свободы есть частное право; публичное же право воздвигается над ним как высшая область, но не с тем, чтобы его уничтожить, а напротив, с тем, чтобы охранять его от нарушения.[251]

Однако, в XXI веке и гражданское общество и государство можно рассматривать как понятия абстрактно-инструментальные, в реальности они как бы погружены в общество в широком смысле слова. Не надо думать, что гражданское общество основано на принципе свободы, а государство на принципах порядка и прогресса. На самом деле эти части общества живут одной жизнью и дополняют друг друга. Постепенно, различия между гражданским обществом и государством становятся несущественными. Групповой характер одного и силовая природа другого заменяются системой плюрализма интересов, что является современным вариантом правового государства.

Идеал правового государства нигде, ни в одной стране мира не осуществлен полностью. Есть даже основание утверждать, что к нему можно лишь бесконечно приближаться. Вместе с тем – это идеал современного нам мира: он не лежит где-то за чертой новой социальной или культурной революции, коренного переворота в технологиях и образе жизни. Это не идеал - мечта, а идеал – норма, которому граждански ответственный член общества должен следовать.

Раздел 6. Специфика правового бытия.

Дата добавления: 2014-12-27