Становление и развитие судебного прецедента в уголовном праве зарубежных стран 3 страница

стным судьям, которые, подбирая указы, на которую сторону хотят, решают»⁵⁸

Поэтому понятно, что во все царствования, начиная с Петра I и

завершая Николаем I, идет постоянный поиск путем согласования многочисленных новых уголовных законов с уголовно-правовыми нормами Уложения 1649 г. При этом обозначилось два варианта, ре­шения указанной задачи: первый - произведение кодификации уго­ловного законодательства и, второй - замена его на новое законода­тельство. В конечном итоге был выбран первый вариант решения проблемы, где важное историческое значение сыграла судебная прак­тика того времени.

6 июня 1695 г. Петр I издает Указ, согласно которому повелено всем приказам составить из дел выписки таких статей, которые могли бы служить дополнением к статьям Уложения и Новоуказным стать-

ям, и эти выписки иметь в приказах в готовности до нового указа Затем, 18 февраля 1700 г., вышел новый Указ, которым учреждалась Особая палата об Уложении, или «палата бояр, которые сидят у Уло­жения». На обязанности ее было возложено внести в подлежащие места Уложения последовавшие после его издания именные указы и постановления, известные под именем Новоуказных статей, а также состоявшиеся по делам решенным боярские приговоры и, таким обра­зом, составить Новоуложенную книгу. Таким образом, решения бояр ских приговоров легли в основу многих норм при формировании по­следующих источников уголовного права.

В дальнейшем в ряде законодательных документов петровской эпохи законодатель попытался ограничить применение судейского прецедента в уголовном праве, однако, несмотря на это, мы также на-

Тамже. С. 102.

₅₉ См.: Таганцев Н.С. Указ. соч. С. 171 См.: Российское законодательство XXX веков. В 9 т. Т.4. М.: Юридиче-^{Ская л}"тература, 1986. С. 165.

40

ходим указание на применение правовых институтов, близких к су, дебному прецеденту. Указы от 2 и 17 апреля 1722 г., провозглашали незыблемость законов и в то же время сохраняли право сената решать дело в случаях., когда нет соответствующего закона, путем создания нового закона, «Дело сенатское то, когда кому в коллегии такое дело случится, которое в той коллегии решить невозможно, то те дела пре­зиденту коллегии приносить и объявить генерал-прокурору, который должен представить в сенат и иное решить в сенате, а чего невозмож­но решить, о том приложа свое мнение учинить предложение в док-

лад»,

Как известно, идеи итальянского правоведа Чезаре Беккариа легли в основу политической доктрины российской императрицы Ека­терины II, в связи с чем положение о недопустимости судебного нор­мотворчества почти дословно были воспроизведены в Наказе Екате­рины И. 15 декабря 1763 г. в «Манифесте об утверждении в сенате де­партаментов» содержится ряд положений, запрещающих применение судебного толкования в уголовном праве: «Нет ничего опаснее, как общее сие изречение: надлежит в рассуждение браги смысл или разум закона, а не слова. Сие ничто иное значит, как сломити преграду, про­тивящуюся стремительному людских мнений течению» (гл, 10, ст. 153).

В законодательных актах при Александре I был сохранен отказ от признания судебного прецедента в качестве источника права. Так, статья 65 Свода законов постановляла: законы должны быть испол­няемы по точному и буквальному смыслу оных, без всякого измене­ния или распространения. Все без изъятия места, не исключая и выс­ших правительств, во всяком случае должны утверждать определения

свои на точных словах закона, не переменяя в них, без доклада Императорскому Величеству, ни единой буквы и не допуская обманчивого непостоянства самопроизвольных толкований. Статья 52, дополняя данное положение, устанавливала, что в случае неясности или недостатка существующих законов всякое место и правительство имеют право и обязанность представить о том своему начальству, и если со­мнение не разрешается прямым смыслом закона, то начальство обяза­но представить Сенату или министерству по принадлежности. Те же начала с еще большей определенностью выражены в ст. 200-202 Уч­реждения Правительствующего Сената, Но уже и в Основных законах этот принцип не был проведен последовательно, так как часть 2 ста­тьи 65 говорила: «Но если бы где-либо по различию буквального смысла узаконений встретилось затруднение в избрании и приложе­нии закона к рассматриваемому делу, в таком случае, по невозможно­сти согласить буквальный смысл одного закона с таковым же другого, самая необходимость предписывает, особенно в высших местах, сле­довать общему духу законодательства и держаться смысла, наиболее оному соответствующего».

Важная страница истории судебного прецедента в России связа­на с судебной реформой XIX в. Как и все реформы 60-70-х гг. XIX е., она была следствием определенного кризиса российского общества, в том числе и правового. Судебная реформа в корне изменила судоуст­ройство, процессуальное и отчасти материальное право Российской империи. Одним из важнейших ее результатов стало признание су­дебного прецедента в качестве источника уголовного права. В частно­сти, в статье 12 Устава уголовного судопроизводства от 20 ноября °64 г. закреплялась норма следующего содержания: «Все судебные

Там же. С 184.

См.: Таганцев Н.С. Указ. соч. С. 161.

42

установления обязаны решать дела по точному разуму существующих законов, а в случае неполноты, неясности или противоречия законов коими судимое деяние воспрещается под страхом наказания должны основывать на общем смысле законов». Кроме того, в соответствии со статьей 13 Устава воспрещалось «останавливать решение дела под предлогом неполноты, неясности или противоречия законов. За нару­шение сего правила виновные подвергаются ответственности, как за противозаконное действие власти»⁶². Таким образом, толкование ста­ло не только правом, но и обязанностью судьи, так что остановка дела под предлогом неясности, противоречия или неполноты закона, влек­ло в отношения правоприменителя ответственность.

Судебная практика XIX в. знала немало примеров, когда своими судебными решениями Сенат нередко разъяснял букву уголовного за­кона, ложно понятых нижестоящими судебными инстанциями, и как инстанция, имевшая право высшего надзора, часто требовал подчине­ния делаемым им разъяснениям. Таким же образом и Государствен ный Совет, как судебная инстанция, признавал, что разъяснения зако­на, даваемые им по некоторым частным делам, являются обязатель­ными для будущего применения закона.

Так, в утвержденном 9 декабря 1849 г. судебном решении Госу­дарственного Совета по уголовному делу Сивцевых было сказано, что «эти соображения, как основанные на точной силе постановлений Уложения о наказаниях и вполне соответствующие цели и разуму оных, поставить в виду всех мест и лиц, рассматривающих уголовные дела, для руководства на будущее время, не издавая, впрочем, никако­го дополнения к существующим постановлениям в порядке законода­тельном, так как соображения те не содержат в себе ничего нового, но

⁶² Российское законодательство Х-ХХ веков. В 9 т. Т.8. М: Юридическая литература, 1991 С. 121.

только указывают и объясняют примерами образ применения действующего закона к могущим встретиться в юридической практике случаям”.

На эту точку зрения стал и Уголовный кассационный де-

партамент Сената в своем разъясняя неоднократно (относи-льно дел уголовных, начиная с 1868 г.), что даваемое им толкование кона обязательно для всех судебных мест Империи (по уголовному делу Фроловых о порубке в Макарьевской даче), а в случае неподчи­нения таковому толкованию или в случае игнорирования его судом нередко делая замечания всему составу присутствия.

Правовую основу судебной практики Сената составляли две статьи Устава уголовного судопроизводства - 930 и 933, Согласно первой: «Суд, в который обращено дело для нового решения, обязан, в изъяснении точного разума закона, подчиняться суждениям Прави­тельствующего Сената. Жалобы против постановленного на сем ос новании решения не допускаются..» (выделено мной. - К.В.).

Более важное значение имела статья 933 Устава уголовного су­допроизводства, согласно которой все решения и определения Касса­ционного департамента, в которых разъясняется точный смысл зако­нов, «печатаются во всеобщее сведение для руководства к единооб-

разному исполнению и применению законов».

Однако данная норма не давала четкого ответа на вопрос о юри­дической силе разъяснений Сената по уголовным делам, что стало предметом острых дискуссий среди дореволюционных юристов. Мне­ния авторов на этот счет в юридической литературе разделились на два совершенно противоположных лагеря. Идею возможности и до­пустимости судебного прецедента как источника уголовного права

65 •

См.: Таганцев Н.С. Указ. соч. С. 162. ⁶⁴ Российское законодательство Х-ХХ веков. В 9 т. Т.8. М.: Юридическая литература, 1991. С. 208.

Гам же. С. 209.

44

поддерживали такие известные ученые-криминалисты, как: Г.В. Дем. ченко, А.Ф. Кони, Н.М. Коркунов, Э.Я. Немировский, Г.С. Фельд-штейн, И.Я. Фойницкий и другие. В то же время имелось немало про-тивников судебного прецедента, среди которых: А.Ф. Бернер, А.д Градовский, Н.Д. Сергиевский, В.Д. Спасович, Н.С, Таганцев и неко­торые другие,

А.Ф. Бернер писал, что необходимо оградить судей от влияние на применение уголовного закона, поскольку: «Однообразие судеб­ных решений бывает часто следствием произвола, случайности, обя­зательности мнения высшего места для низшего суда, хотя бы оно было ошибочно и противно закону»⁶⁶.

Вместе с тем, даже у противников судебного прецедента нахо­дились весьма неоднозначные оценки его реальной роли. Отрицая обязательное значение правоположений, содержащихся в судебных решениях Сената по уголовным делам, Н.С. Таганцев в то же время признавал, исходя от учреждения, так высоко поставленного в су­дебной иерархии, эти разъяснения, несомненно, могут и должны иметь сильное влияние на практику, но это будет влияние нравствен­ное, а не юридическое^6;,

На наш взгляд, основным препятствием на пути формирования прецедентного права в России во многом явилось отсутствие практи­ки официального опубликования судебных решений Сената. Так, вплоть до Реформы 1877 г. официально публиковалась только одна двадцатая часть от всех судебных решений, выносимых Сенатом и Государственным Советом. После судебной реформы по Уставу уго­ловного судопроизводства публикуются только определения департа­мента, а на практике и из них не все.

Названное обстоятельство ставило под сомнение юридическую £, чательность судебных решений Сената. На этот счет Н.С. Таганцев сал что нужно «признать, что юридическая обязательность сенат-ого толкования заключается не в природе самого судебного реше-а в усмотрении первоприсутствующего или разрешении департа­мента, предназначающих к печатанию то или другое из состоявшихся

- 68

определении».

Один из самых авторитетных судебных работников царской России А.Ф. Кони положительно высказывался за применение судеб­ного прецедента в случае молчания уголовного закона. В одном из своих выступлений он говорил: «Современная жизнь представляет столько особенностей, что закон всегда будет отставать от «последне­го слова» в проявлениях преступной воли»⁶,

И.Я. Фойницкий писал: «Необходимость пополнения закона су­дебными местами, или применения законов по аналогии, вытекает из необходимости отделения судебной власти от законодательной. При всей предусмотрительности законодатель не в состоянии обнять вполне всего разнообразия жизни. Преподаваемые им правила осно­вываются на данных, прошедшего, которые могут значительно услож­няться и видоизменяться в будущем. Необходимость сообщить зако­нам значительную прочность, частыми изменениями законодательства ослабляемую, приводит и к необходимости признать за судебными установлениями право пополнения неизбежных его пробелов. Попол­няя закон, судья становится на место законодателя, но проникается ^его духом, стараясь разрешить встретившийся вопрос так, как он был °Ь1 разрешен самим законодателем, если бы представился ему при формулировании закона. Чем менее способен законодатель к обобще­ниям, чем более конкретный характер имеют преподаваемые им пра-

Таганцев Н.С. Указ. соч. С. 163. Кони А.Ф. Избранные произведения. Статьи и записки. Судебные речи. Упоминания. М.: Госюриздат. 1956. С. 620.

⁶⁶ Бернер А.Ф. Учебник уголовного права. Части Общая и особенная. Т.1-
Часть общая. СПб., 1865. С. 147.

⁶⁷ См.: Таганцев Н.С. Указ. соч. С. 163.

вила, тем более встречается и необходимость в судебном пополне­нии». Как отмечал П.А. Сорокин: «Правотворческая роль судьи про­должается и поныне, ибо фактически путем толкования казуистики решений по вопросам, не предусмотренным законом, судья значи­тельно изменяет, дополняет и улучшает положительный закон»⁷¹.

В исследованиях Г.В. Демченко на многочисленных примерах судебной практики показывалась реальная роль судебного прецедента в регулировании правоотношений. Автор приходил к выводу, подобно тому как законодатель одним росчерком пера не может создать или уничтожить творческой силы обычая, не может он, исключительно опираясь на собственную власть, определить и силу судебных преце­дентов⁷².

После революции 1917 г. новая власть уже первыми декретами Советского государства по существу санкционировала возможность применения судебного прецедента в уголовном праве. Ни одна под­линная революция не оставляла в силе старые законы - она их унич­тожала и творила свое собственное право через свои интуитивно-правовые воззрения. Положение о народном суде 1918 г. запретило ссылку на законы свергнутых правительств, в то же время в соответ­ствии с программой большевистской партии, принятой VIII съездом партии в марте 1919 г.: «Отменив законы свергнутых правительств. Советская власть поручила выбираемым Советами судьям осуществ­лять волю пролетариата, применяя его декреты, а в случае отсутствия таковых или неполноты их руководствоваться социалистическим пра­восознанием»..

Фойницкий И.Я. Курю уголовного судопроизводства. М.: Альфа, 1996. С. 182.

Сорокин П.А. Элементарный учебник общей теории права в связи с уче­нием о государстве // Хропанюк В.Н. Теория государства и права, Хрестоматия Учебное пособие. М.: Интерстиль, 1998. С. 567.

См.: Демченко Г.В. Судебный прецедент // Журнал Министерства юсти­ции. СПб., 1904. № з. С. 80.

Однако через четыре года своего существования советская пришла к тому, что наукой считалось всегда непреложным: к бходимости иметь кодекс, а не одно правосознание. С этой целью принят первый Уголовный кодекс РСФСР, который вступил в си-1 июня 1922 г. По словам Н.Ф. Кузнецовой, он был самым кратким _ВСех известных мировой истории уголовного права кодексов: всего 718 статей⁷³. Однако принятие кодифицированного уголовного закона не означал отказ от судебного прецедента в уголовном праве Статья 10 УК РСФСР устанавливала: «В случае отсутствия в Уголовном ко-дексе прямых указаний на отдельные виды преступлений, наказания или меры социальной защиты применяются согласно статей Уголов­ного кодекса, предусматривающих наиболее близкие по важности и роду преступления, с соблюдением правил Общей части сего кодек­са».

Таким образом, суду предоставлялось право широкого исполь­зования нормотворчества путем применения института аналогии. Следует отметить, что по вопросу о судебном нормотворчестве в уго­ловном праве не было однозначных оценок среди советских юристов. Одни, например ММ Исаев, считали, что аналогия носит чисто тех­нический, а не принципиальный характер. Другие, например А.А. Пи-онтковский, признавали аналогию видом расширительного толкова­ния уголовного закона. Третьи, например М.А. Челыюв-Бебутов и Н.В. Крыленко, признавали ст. 10 УК РСФСР имеющей «принципи­альное значение в деле революционизирования права»⁷⁴.

Изданный 8 июля 1922 г. циркуляр НКЮ предписывал судам: «По общему правилу наказания и другие меры социальной защиты могут применяться судом лишь в отношении деяний, точно указанных

,.. См.: Кузнецова Н.Ф. История советского уголовного законодательства

Лэщая часть) //Уголовное право. Общая часть. М.: Изд-во МУ. 1993. С. 34.

См.: Уголовное право. История юридической науки. / Отв. ред. В.Н. Куд-Р^цев.м.: Наука. 1978. С. 35-41.

в УК. Изъятие из этого правила допускается лишь в тех исключитель­ных случаях, когда деяние подсудимого, хотя точно и не предусмотре­но Уголовным кодексом, но суд признает его явно опасным с точки зрения основ нового правопорядка, установленного рабоче-крестьянской властью, но не законов свергнутого правительства».

Определенную правовую основу для судебного прецедента со­ставляла и ст.2 УПК 1923 г., где говорилось о том, что суду «воспре­щается останавливать решение дела под предлогом отсутствия, не­полноты, неясности или противоречия законов». Впоследствии данное положение было отражено в ст. 5 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1924 г.: «Судебные органы не впра­ве отказывать в принятии к своему производству или прекратить уго­ловное преследование в отношении общественно-опасного деяния на том основании, что в уголовном законе не указано признаков этого деяния, а также под предлогом неполноты, неясности или противоре­чия законов».

В период Великой Отечественной войны судебная практика также широко использовала судебный прецедент и аналогию.. Условия войны не всегда благоприятствовали изданию новых специальных за­конодательных актов по отдельным вопросам уголовного права, а иногда это и вообще было нецелесообразно, так как условия военного времени являлись преходящими, нецелесообразно было вносить из­менения в Уголовный кодекс.

После войны, в 40-50-е гг., среди советских юристов продолжа­лись споры о месте и роли судебной практики в регулировании уго­ловно-правовых отношений. Ранее уже было отмечено, что во многом по политическим соображениям судебный прецедент стал «изгоем» для советской юридической науки. Многие авторы, выступая за укре­пление законности и правопорядка, считали, что в будущем Уголов­ном кодексе нет необходимости сохранять судебное нормотворчество

Кроме аналогии. Как известно, именно такая позиция была офици-

признана доктриной уголовного права и вошла в Уголовный пеке РСФСР I960 г., в связи с чем судебный прецедент был надолго ркнут _из предмета исследования советских юристов. Однако пра-оприменительная практика на каждом шагу доказывала совершенно обратное, это позволило в научной литературе со временем констати­ровать, что «изгоняемый- из уголовного права «в дверь» судебный прецедент упрямо «лез в окно» и зачастую небезуспешно». И первое его «наиболее легальное возвращение в уголовно-правовую доктрину выразилось в теоретическом обсуждении вопроса о юридической при­роде руководящих разъяснений Пленума Верховного Суда СССР»⁷⁶.

Таким образом, исторический анализ представлений о судебном прецеденте в российском уголовном праве позволяет сделать вывод,, что ни в одну эпоху отечественной истории деятельность суда не ог­раничивалась одним только применением закона к отдельным случа­ям. Законодательство, даже самое совершенное, не могло предвидеть всего и заключало в себе неизбежные пробелы, которые небезуспешно преодолевал судебный прецедент.

В дореволюционной юридической литературе судебный преце­дент стал предметом широкого изучения, преимущественно по вопро­су о роли решений Сената по уголовным и гражданским делам, К со­жалению, после Октябрьской революции проблема судебного преце­дента по причинам идеологического характера оказалась «за бортом» советской юридической науки, и появление незначительных работ не могло существенным образом повлиять на устоявшуюся доктрину, в которой судебный прецедент рассматривался в первую очередь как °РУДие буржуазных эксплуататорских режимов.

Наумов А. Судебный прецедент как источник уголовного права // Рос­сийская юстиция. 1994. № 1. С. 8.

76 т

I ам же.

50

Между тем в настоящее время назрела острая необходимость пересмотра догм и идеологических посылок советского периода д_Ля того, чтобы не только показать предназначение судебного прецедента в уголовном праве, но и выработать определенные позиции, которыми следует руководствоваться при использовании судебного прецедента.

Глава 2, Судебный прецедент как правовое явление

1 Понятие «судебного прецедента» в юридической литературе

Вопрос о содержании и понятии судебного прецедента - один из сложных и малоизученных вопросов теории права. Рассматривая раз­личные взгляды отечественных и зарубежных ученых на эту пробле­му мы видим, что в сущности не установлены определенные крите­рии, которые бы лежали в основе понятия судебного прецедента. Кроме того, нет единого мнения относительно сущности судебного прецедента, и поэтому до сих пор ведутся споры, какую роль он дол­жен выполнять в механизме уголовно-правового регулирования. В свою очередь, недостаточная теоретическая разработка этих и других вопросов, связанных с судебным прецедентом, приводит к тому, что в научной литературе встречаются трудности в отграничении судебного прецедента от других форм судебной практики. Более того, не имея отчетливого представления о судебном прецеденте, некоторые ученые сводят его только к отдельному судебному решению, приговору, оп­ределению суда. Слабая теоретическая разработка различных вопро­сов судебного прецедента приводит к умалению роли, которую он вы­полняет в регулировании уголовно-правовых отношений, к отрыву представлений теории от фактического его значения в правопримени­тельной практике. А между тем именно судебный прецедент можно и нужно использовать для повышения эффективности регулирования уголовно-правовых отношений, качества правосудия и укрепления принципа законности путем формирования единообразной практики применения уголовного закона, установления и преодоления его про­шлое, а также определения путей его дальнейшего совершенствова­ния.

52

В настоящее время в российском правоведении пока нет едино­го понимания понятия «судебного прецедента», поскольку долгое время он как правовое явление не исследовался, и в юридической ли­тературе имелось лишь ряд попыток дать общее представление данно­го явления. Следует также отметить, что юридическая наука и практи­ка нашей страны в течение многих десятилетий давали безоговорочно отрицательный ответ возможности существования в отечественной правовой системе судебного прецедента.

В энциклопедическом словаре правовых знаний читаем: «В СССР решение суда по конкретному делу не считаются обязательны­ми для других судов при решении аналогичных дел. Ст. 112 Консти­туции СССР гласит: «Судьи независимы и подчиняются только зако­ну». Таким образом, советское право не знает судебного прецедента как способа установления норм права, в чем находит свое проявление строго последовательное осуществление принципа социалистической законности в судопроизводстве»⁷⁷. В других источниках также отме­чалось: «Социалистические государства не знают такого источника права, как судебный прецедент, который ведет к отступлениям от на­чал законности и подрывает роль представительных органов государ­ства в законодательной деятельности. Социалистические судебные органы осуществляют правосудие как одну из форм применения зако­на, не связанную с правотворческими полномочиями суда при разре­шении конкретных дел»⁷⁸.

Таким образом, в советской юридической литературе признание судебного прецедента в качестве самостоятельного источника права трактовалось как покушение на принципы социалистической законно-

сти и социалистической демократии, выражающейся в полновластии

Советов народных депутатов.

Для того, чтобы отчетливо была видна причина сложившейся туации по вопросу судебного прецедента в советский период, сле-

хотя бы в общем виде, очертить позицию, которую занимала в анном вопросе правовая доктрина советской эпохи. Рассматривая причины подобной негативной оценки юридической наукой судебно­го прецедента, Р.З. Лившиц указывает, что эти причины заключаются в исходных положениях, которых придерживалась теория права в то время⁷⁹. Дело в том, что в основе правопонимания лежал нормотиви-стский подход. Опираясь на формулу К. Маркса и Ф. Энгельса о том, что буржуазное право есть возведенная в закон воля буржуазии, А.Я. Вышинский говорил, что право - это не один закон, а вся сумма или вся совокупность законов. В результате продолжительное время юридическая наука исходила из понимания права как совокупности законов, системы норм. Отсюда и тезис о том, что наиболее распро­страненная форма советского правотворчества - прямое установление-норм права органами государства, что эта форма имеет большие пре­имущества перед прецедентной формой⁸¹.

Таким образом, политическая мысль и правовая доктрина того времени отражали, с одной стороны, позицию, согласно которой су­дебный прецедент признавался характерным явлением буржуазного правопорядка, при котором на первый план выдвигается судебное ус­мотрение в ущерб требованиям закона, с другой стороны, в нормати-вистском правопонимании, лежащим в основе исходных положений теории права.

⁷ Энциклопедический словарь правовых знаний. М,: Советская энцикло­
педия, 1965. С. 374.

⁸ Социалистическое право. М., 1973. С. 325. Там же приведена библио­
графия работ, где высказана аналогичная точка зрения.

См.: Лившиц Р.З. Судебная практика как источник права // Судебная практика как источник права. М.: Институт государства и права РАН, 1997. С. 3. См.: Вышинский А.Я. Вопросы теории государства и права. М., 1949.

С 411.

См.: Социалистическое право. М., 1973. С. 326.

54

Что же следует понимать под судебным прецедентом? Термин «прецедент» имеет латинское происхождение от слове «praecedentis», что означает впереди идущий, предыдущий. В самом общем плане «прецедент» рассматривается как предыдущий случай (решение), служащий как бы примером для подобного решения⁸². Общее представление о прецеденте сводится к следующему. Рассмат­ривая конкретное дело, суд выносит приговор или решение; этот су­дебный документ является, с одной стороны, императивным актом для участников конкретного судебного дела, а с другой стороны, как частный случай применения права он сам по себе порождает общую норму - становится прецедентом.

В Оксфордском словаре понятие «прецедент» определяется как «пример или дело, которое принимается или может быть принято в качестве образца или правила для последующих дел, либо с помощью которого может быть подтвержден или объяснен какой-либо анало­гичный акт или обстоятельство»⁸³. Аналогичное определение дается в юридическом энциклопедическом словаре: «Прецедент (от лат. praecedens - род. падеж, praecedentis- предшествующий) определяется как поведение в конкретной ситуации, которое рассматривается как образ при аналогичных обстоятельствах»⁸⁴. Если прецедент касается судебных дел, то он рассматривается как: судебный прецедент. Есть и другие определения понятия судебного прецедента, однако в главном они не отличаются от представленных.

Более развернутое понятие, но в принципе совпадающее с изло­женными дает в своей книге «Основные правовые системы современ­ности» Р. Давид. Он пишет: «Судебный прецедент - это решение по конкретному делу, являющееся обязательным для судов той же или

См.: Михельсон М.И. Русская мысль и речь: Свое и чужое: Опыт рус­ской фразеологии: Сборник образных слов и иносказаний: В 2 т. Т.2 М.: ТЕРРА. 1994. С. 116; Юридический энциклопедический словарь. М., 1984. С. 296.

Дата добавления: 2014-12-27