Психологический прагматизм У. Джеймса. Поздний Л. Витгенштейн и прагматизм. У.В.О. Куайн: критика основных догм логического позитивизма с прагматической точки зрения

Вопрос 15.

Уильям Джеймс (1941-1910): Способствовал распространению идей прагматизма благодаря своим лекциям и произведениям. (Занимался психологией, что повлияло на его идеи.) Его трактовка прагматизма – эссе «The will to belief», 1896 («Воля к вере») –написано легким языком, в отличие от Пирса. Говорит о Пирсе как родоначальнике прагматизма.

Если Пирс считал, что основной акцент надо делать на объективность, необходимо избегать субъективизма и психологизма, то у Джеймса – психологистско-волюнтаристский смысл. Он не противопоставлял свою позицию Пирсу, не отрицал его позицию, но когда он писал про прагматизм, выводил на первый план волюнтаристский момент, волевой выбор убеждений и верований. Это не то, что было важнейшим для Пирса.

С одной стороны, Пирс был польщен, что Джеймс его назвал родоначальником прагматизма. Но с другой, даже заменил слово «прагматизм» на «прагматицизм», чтобы отличалось от термина и позиции Джеймса. Т.е. в целом не негативно относился, но хотел отделять свою позицию от трактовки Джеймса.

Пирс был во многих отношениях ближе к критической традиции, отчасти связанной с Кантом.

У позитивистов – отрицательное отношение к метафизике.

У Пирса в ранних статьях можно встретить высказывания, к-рые могут быть так прочтены. Довольно критическое отношение к традиционной метафизике (но и Кант так относился), но тем не менее Пирс считал, что метафизику надо понимать как описание фундаментальной системы категорий, лежащей в основе действий нашего разума. Он разрабатывал свои системы категорий. В этом смысле Пирс достаточно негативно относился к позитивизму.

Джеймс очень близок к позитивизму. Для него прагматизм – в первую очередь способ борьбы с метафизикой, способ показать, что понятия и различия, вокруг к-рых спорят метафизики – на самом деле нечто несостоятельное. В ряде идей близок ко 2-му позитивизму (Мах, Авенариус). Джеймс критикует субъектно-объектное раздвоение, понятие сознания, говорит о чистом опыте и нейтральных элементах опыта – очень похоже на 2-й позитивизм.

[Из лекции 6.2 – Мах, Авенариус. Там есть немного про Джеймса]

Разделение на субъект и объект, удвоение реальности (существует как физическая реальность, так и психическая реальность) – такой подход искажает правильное понимание опыта. Все зависит от контекста, как мы рассматриваем.

Есть этот стол. – физическое понимание

Есть мое восприятие, я вижу стол – психическое

Но на самом деле нет раздвоения на внутренний опыт и внешний, опыт только один. Это на самом деле продумывание и углубление идей.

Мы интерпретируем по-разному: как часть моих восприятий, внутренний опыт или как физический предмет.

Пример: есть 2 пересекающиеся прямые a и b, у них есть точка пересечения. Мы можем интересоваться прямой а, тогда точка – это часть прямой а. Если рассматривать прямую b – точка принадлежит прямой b. Но из этого не следует, что точки стало две!

Цепочка физических связей либо цепочка психических состояний.

Примечание. Джон Дьюи – третий автор прагматизма (США). Различные общественные идеи, идеи в области реформы образования. 2-я половина XIX в – середины XX-го. Но ключевые идеи, отличные от Пирса и Джеймса, сложно обнаружить.

Людвиг Витгенштейн (Вена, XX в.)

Поздний Витгенштейн: в центре внимания – проблема языка. Все остальные проблемы – через призму того, как язык работает.

Философия к.XIX-н.XX: Linguistic turn – поворот к языку.

Идеи отчасти похожи на Пирса. Его разработка и концепция языка, знаковых систем – достаточно существенна. Проблемы познания неотделимы от проблем языка. Это вообще характерно для англоязычной философской традиции XX в.

Главное произведение этого периода у Витгенштейна – «Философские исследования»: пытается выяснить, как работает язык (тогда выясним все основные проблемы философии).

Представления, к-рые мы привыкли связывать с языком, несостоятельны.

Вопрос о значении слов: Витгенштейн показывает, что невозможно понимать значение слова как предмет, на который это слово указывает. Значение слова не есть предмет ни в эмпирическом смысле, ни в смысле, близком к платоновскому, это не есть нек-рое понятие. За словами, к-рые мы произносим, никакого понятия не стоит.

Как ребенок учит язык? Он подражает образцам, слышит, как другие люди употребляют, слова, и пытается копировать по сходству ситуации. Но это не дает механизма, к-рый сохранял бы понятия, стоящие за нек-рым словом.

Слово «игра»: понятие игры, есть набор признаков, к-рый определяет, что это такое. Но в реальном языке это не совсем так: человек называет данную ситуацию «игрой», а потом по аналогии так же называет другую ситуацию, похожую на 1-ю. Другой человек слышит это и тоже пытается использовать это слово.

Может быть так, что 2-е употребление слова «игра» похоже на 1-е по одному признаку, 3-е похоже на 2-е по какому-то другому признаку, и т.д. Поэтому, нет оснований полагать, что за всей этой преемственностью употребления слова стоит набор характерных признаков. Витгенштейн: они связаны между собой, «семейным сходством», подобно тому, как из множества коротеньких веревочек сплетаем канат: нет одной веревочки, которая тянется через весь канат, но они переплетены, поэтому образуется единое целое.

Единственный способ определить, что такое значение слова – это сказать, что значение слова есть его употребление. Что мы себе представляем, никакого отношения к значению слова не имеет.

Витгенштейн приводит упрощенные примеры «языковой игры».

Совместная деятельность мастера и подмастерья: мастер что-то делает с элементами строительных конструкций, а подмастерье должен ему подавать то, что он просит: плиту, блок, балку. Их язык сводится к общему набору слов. Когда мастер выкрикивает соответствующее слово, подмастерье подает мастеру требуемую вещь. Но это не означает, что оба одинаковым образом понимают, что такое блок, балка, … Например, может быть так, что есть 3 типа предметов, которые различаются, с одной стороны, геометрической формой, с другой стороны, цветами, причем есть взаимно однозначное соответствие между цветами и формами: все плиты – одного цвета, все блоки – другого, все балки – третьего. Представим, что мастер их различает только по форме, а подмастерье может различать только по цвету. Подмастерье думает, что слова, которые он слышит – это цвета. Мы видим, что в рамках данной узкой задачи – идеальная коммуникация, несмотря на то, что представления о предметах разные, никак не связанные между собой. Но в этой языковой игре они прекрасно друг друга понимают.

Проблема возникнет, если привезут другие блоки, балки и плиты, окрашенные по-другому. Подмастерье подаст мастеру не тот предмет, мастер отреагирует, и подмастерье поймет, что мастер ожидал чего-то другого. Представления обоих будут скорректированы. Но и теперь они не будут одинаково понимать, что такое блок, плита и балка.

Язык всегда неточен и работает приближенно. Мы корректируем свои представления о нем. (В таком видении языка есть сходство с идеями Пирса.) В принципе, нельзя называть позицию позднего Витгенштейна прагматизмом, но что-то общее есть. Его идеи для философии XX в. оказались очень влиятельными. Когда они стали в серед. XX в. проникать в США, то многие видели сходство с прагматизмом. Один мыслитель даже сказал: «Сначала я не оценил Вигенштейна. Я думал, что он просто пересказывает Дьюи», хотя на самом деле Витгенштейн, скорее всего, Дьюи и не читал.

Уиллард Вэн Орман Куайн -амер. философ XX в. Известен как логик, также известен в области теории познания. Его идеи сложились под влиянием идей логического позитивизма, был учеником Карнапа (один из идеологов Венского кружка). Тем не менее он выступил с критикой логического позитивизма, которая во многом носила прагматический характер.

Статья «Две догмы эмпиризма» – к.50-х гг.

У логического позитивизма важнейшая опора для его позиции – ряд жестких дихотомий. Логические эмпирики полагали, что можно четко разделить предложения на осмысленные и бессмысленные; осмысленные четко делятся на аналитические (предложения, которые говорят, как устроен наш язык, по системе языковых правил), и синтетические (суждения, являющиеся эмпирическими и говорящие о том, как устроен мир).

Куайн показывает, что эти жесткие дихотомии просто не имеют места. Тем самым, как только отказываемся признавать возможность провести четкие различия, оказывается несостоятельной вся концепция Венского кружка.

1-я догма: догма о наличии четкого различия между аналитическими и синтетическими истинами.

2-я догма: редукционизм – сведéние. Убеждение, что каждое значимое высказывание эквивалентно некоторой конструкции из терминов, указывающих на непосредственный опыт.

Логические эмпирики: научная теория (не логическая или математическая) должна быть эмпирической. В результате логического анализа можно показать, каким образом осуществляется редукция, т.е. сведение теоретических утверждений к эмпирическим утверждениям. Это принцип верификации – принцип установления истинности соответствующих положений теории путем сведения к протокольным предложениям, т.е. предложениям, фиксирующим опыт.

Куайн: догмы недостаточно обоснованы (но не говорит, что ложны).

Одно из следствий отказа от них – стирание границ между спекулятивной метафизикой и естественной наукой.

Если не можем отличить аналитическое суждение от синтетического, то не можем отличить язык от эмпирического содержания, не можем понять, сводим мы к нему или нет.

Другое следствие – сдвиг к прагматизму.

Куайн: анализ аналитических суждений (понимает их как относящиеся к языку) – показывает, что все способы их отличить от синтетических суждений не работают. Поэтому мы не умеем это делать. Т.е. логические позитивисты лишь хотят это сделать, но на самом деле никому это сделать не удалось.

Отсюда вытекает невозможность осуществить редукцию. Невозможно сказать, где проходит граница между языком и опытом, и невозможно верифицировать теорию путем сведения к чистому опыту (редуцировать).

Куайн считает себя эмпириком, но он формулирует по-другому. Это он пишет в статье: «Эмпиризм без догм».

Формулирует положение, к-рое называют «тезисом Дюгема-Куайна». Пьер Дюэм (Дюгем) – французский физик и историк науки (к.XIX – н.XX в.). Книга «Физическая теория» - посвящена тому, что представляет теория физики.

Куайн обнаруживает там сходные идеи и говорит: Мы не можем отделить различные компоненты знания: это логика, это язык, это в чистом виде опыт. Есть научная теория как целое. Дюгем: не можем подтвердить или опровергнуть теорию в опыте. Если что-то не получилось, мы все равно не знаем, за счет чего. Куайн формулирует более четко: перед судом опыта – не отдельная гипотеза, а целостная научная теория. Теория работает или не очень хорошо работает. Эксперимент не может однозначно сказать, что именно в теории надо изменить: эмпирическую гипотезу, математический аппарат, логику.

Вопросы существования мы можем решать только одним способом. Если мы говорим о теоретических сущностях, которые могут использоваться в наших теориях (математика: числа, множества, функции, операторы): существуют они или нет, и если да, то в каком смысле? Если мы как физики применяем этот аппарат, добавляются сущности другого рода, например, элементарные частицы. Как быть с ними? (вопрос онтологии)

Куайн: Статья «On what there is» – «О том, что есть». Не имеет смысла говорить, например, про квантовую физику: «Я эту теорию принимаю, но считаю, что электрон в действительности не существует».

Тезис Дюгема-Куайна – холистический тезис (от слова whole): или признаем теорию целиком, или нет. Если принимаем, следовательно, принимаем и некоторые онтологические обязательства (ontological commitments). Если мы используем эту теорию, то должны принимать все ее положения. Это прагматический ход, именно так надо понимать существование, так определяется смысл значений, понятий.

Логические позитивисты: формальные математические конструкции – их много, выбираем ту, которая эффективнее, проще (это прагматический подход), но этот прагматистский подход у них не распространяется на эмпирические науки. Поскольку границы, по мнению Куайна, нет, у них нет никаких оснований так поступать.

Дата добавления: 2015-04-24