Индустриальная система и бедность

Если рассматривать объективно, вне торжества роста и изоби­лия, проблему индустриальной системы в целом, то видно, что все возможные позиции резюмируются в двух основных точках зрения.

1. Точка зрения Гэлбрейта (и многих других), будучи идеалисти­чески-магической, состоит в том, чтобы признать во внешних про­явлениях системы все негативные феномены: дисфункции, вред раз­ного рода, бедность, рассматривая их как действительно достойные сожаления, но второстепенные, остаточные и поддающиеся в конеч­ном счете исправлению, и тем самым сохранить чарующую орбиту роста.

2. Точка зрения, согласно которой система живет структурным неравновесием и нищетой, а ее логика не конъюнктурно, а структур­но в целом амбивалентна: система поддерживается, только произво­дя богатство и бедность, производя столько же неудовлетворения, сколько и удовлетворения, столько же вреда, сколько и прогресса. Ее единственная логика заключается в самосохранении, и в этом смыс­ле ее стратегия состоит в удержании человеческого общества в неус­тойчивом положении, в постоянном дефиците. Известно, что систе­ма традиционно и мощно помогает себе войной, чтобы выжить и восстановиться. Сегодня механизмы и функции войны интегрирова­ны в экономическую систему и в механизмы повседневной жизни.

Если принять этот структурный парадокс роста, из которого вы­текают противоречия и парадоксы изобилия, то наивным и мисти­фицирующим покажется объяснение существования бедных, 20%

«непривилегированных» и «неучтенных», в логике социальной не­доразвитости. Эта логика не имеет отношения к реальным личнос­тям, реальным местам, реальным группам. Она, следовательно, не может быть устранена посредством миллиардов долларов, которы­ми осыпаются низшие классы, посредством масштабного перерас­пределения с целью «изгнать бедность» и уравнять классы (рекла­мируя это как «новую границу»¹, социальный идеал, заставляющий плакать толпы). Нужно признать, что great-societistes* порой сами верят этому, их растерянность перед лицом поражения их «ожесто­ченного и великодушного» усилия делается от этого только более комичной.

Если бедность, отрицательные явления неистребимы, то это по­тому, что они порождаются совсем в другом месте, а не в бедных кварталах, трущобах или бидонвилях (жилищах бедняков); они за­рождаются в социоэкономической структуре. Однако именно здесь находится то, что нужно прятать, что не должно быть высказано; что­бы замаскировать это, нельзя жалеть миллиардов долларов (подобно тому как большие медицинские и фармацевтические издержки мо­гут быть необходимы, чтобы не думать, что зло находится в другом месте, например в психике, - это хорошо известный случай непри­знания). Общество, как и индивид, также может саморазрушаться, лишь бы ускользнуть от анализа. Правда, здесь анализ был бы смер­телен для самой системы. Поэтому оказывается возможным пожерт­вовать бесполезные миллиарды для борьбы против того, что являет­ся только видимым фантомом бедности, если этим спасают сам миф роста. Нужно идти еще дальше и признать, что реальная бедность есть миф, воодушевляющий миф роста, который якобы жестко на­правлен против бедности и тем не менее восстанавливает ее соответ­ственно своим тайным целям.

Сказанное не означает, что индустриальная или капиталистичес­кая система являются осознанно кровавыми и ужасными, и потому они постоянно восстанавливают бедность или включаются в гонку вооружений. Морализирующий анализ (которого не избегают ни ли­бералы, ни марксисты) всегда является ошибкой. Если бы система могла уравновеситься или выжить на иных основах, чем безработи­ца, слаборазвитость и военные расходы, она бы это сделала. Она это делает при случае; когда она может подтвердить свою силу с помо­щью благоприятных социальных результатов благодаря «изобилию», она этого не упускает. Она только не настроена a priori против соци­альных «перепадов» прогресса. В одно и то же время она безразлич­но ставит своей целью и благосостояние граждан, и ядерные силы: в

¹ Или как «Great Society» [«Великое Общество»], недавно импортированное во Францию.

81сущности они для нее равны именно по своему содержанию, тогда как ее главная цель лежит в другой плоскости.

Просто на стратегическом уровне оказывается, что, например, во­енные расходы более надежны, более контролируемы, более действен­ны для выживания и конечной цели всей системы, чем воспитание, -автомобиль более, чем больница, цветной телевизор более, чем пло­щадка для игр, и т. д. Но эта негативная избирательность касается не только коллективных услуг как таковых - все обстоит более серьезно: система признает только условия собственного выживания, она игно­рирует индивидуальные и коллективные цели. Это должно нас предос­теречь от некоторых иллюзий (типично социал-реформистских): от веры в возможность изменить систему, изменив ее содержание (пере­вести бюджет с военных расходов на воспитание и т. д.). Парадокс, впрочем, состоит в том, что все эти социальные требования медленно, но верно приняты и реализованы самой системой, они ускользают, та­ким образом, от тех, кто сделал из них политическую платформу. По­требление, информация, коммуникация, культура, изобилие - все это сегодня поставлено на свое место, открыто и организовано самой сис­темой в качестве новых производительных сил в целях ее большего процветания. Она также преобразовалась (относительно) из насиль­ственной структуры в ненасильственную, она заменила изобилием и потреблением эксплуатацию и войну. Но никто ей за это не мог бы быть благодарен, так как она в результате этого не меняется и подчи­няется при этом только своим собственным законам.

Дата добавления: 2015-05-06