Приложенине 357

Год

Вениамин Фильштинский. Открытая педагогика

К В. И. Немировичу-Данченко. 1937 г.

Из черновика письма Демидова

«/.../ В свое время, как Вы знаете, я был знатоком и поборни­ком «системы», но за последние 15 лет жизнь и практика незамет­но, шаг за шагом, отвела меня от нее, во всяком случае, от основ­ных ее положений.

Это случилось просто. Когда мне не удавалось привести в нуж­ное состояние актера методами правоверной «системы», я припи­сывал неудачу своим ошибкам и неумению, начинал повертывать методы так и этак и, в конце концов, добивался того, что мне нуж­но, но обертываясь назад, я видел, что действовал, помимо своего

желания, ДРУГИМИ средствами. Я стал приглядываться и вспо­минать работы других режиссеров и увидел, что когда у них полу- ' чалось, они действовали совсем иными — своими способами или под видом приемов «системы» применяли незаметно для себя и прямо противоположные приемы (так как делал сам автор «систе­мы»).

Константин Сергеевич предложил мне редактировать его книгу. Я взялся. В продолжении двух с лишним лет занимался этим, час­то с ним споря и склоняя на многие уступки, но все-таки, в конце концов, в результате этих принципиальных споров, как выразился Константин Сергеевич, «творческие пути наши разошлись» (хоть внешне и формально я сейчас режиссер Оперного театра Станис­лавского). /.../

В сущности... какая разница между Станиславским и мной? Он хочет правды, и я хочу; он хочет творческого состояния, и я хочу. Может быть, разница та, что он изобретатель, а я — ученик его, и больше ничего? И как всякая синица мечтаю зажечь океан? Слава Богу, это не так. /.../

И теперь я понял разницу между тем, к чему стремлюсь я (и к чему уже имею первые пути), — и тем, к чему привык он. Именно привык. Раньше ведь и он хотел большего, да и теперь все время говорит об «актерской свободе творчества», о «большой правде», но на практике этого нигде около него нет: жизнь и театральный опыт это съели. Так же, как съела атмосфера радио мои слишком для них благие намерения.

Он с гениальным провидением выдумал для более скорой и вер­ной работы с актером над пьесой все эти свои «задачи», «общение», «я-есмь» и прочее, стал их разрабатывать, внес в них истинную жизнь... Но истинную жизнь надо, должно быть, начинать все-таки не с того конца, а со свободы. Вот тут-то и вкралась — лежит основная ошибка, а в результате ее — он толкует уже 35 лет акте­рам о правде — а они ограничиваются правдоподобием, он говорит о живой задаче, а у него задача переходит в старательность и на­жим. Он мечтал о творчестве на сцене (на самой сцене), а они забо­тятся только об «оправдании» режиссерских указок или, хотя бы и своих, репетиционных находок. Москвин на репетициях (пока ищет) гениален — а начинает играть — представляльщик и шту­карь.

Как же так случилось? Как совершился этот переход? Думаю, что вся беда — в публике. Начали с «производства» — со спектак­лей. Можно ли положиться на случайности? Вот и стали фиксиро­вать.

А раз фиксация — вот и недоверие к творчеству. А раз недове­рие, вот и смерть его. Живое «Я» действующего лица искали — это правда. Находили, это тоже правда. Но заставляли его делать одни и те же вещи, одни и те же действия, подчиняться одним и тем же толкованиям сцены, хотя бы им самим когда-то облюбованным — вот живой образ и мертвел. Понемногу, едва заметно, даже и со­всем неуловимо: он только лишался одного, самого маленького — все, кроме этого маленького, было незыблемо, а это маленькое: сво­бода. А в свободе — ответственность за все и за эту свободу в том числе. А творец всегда творит свой целый мир со своими законами. А тут законы чужие — вот я уже и не творец сегодня.

Актер мертвел, теряя свою душу. Но войдите в положение ре­жиссера, не имеющего под рукой таких надежных актеров, чтобы можно было их пустить на эту совершенную свободу. Как быть? Таких актеров не было. Таких актеров нет и сейчас. Таких актеров не будет никогда..., если мы пойдем по линии «кусков», «задач» и вообще отдач, а не восприятия. Таких актеров не будет никогда, если не изменить в главном принцип воспитания (актера); если не ввести в корень его СВОБОДУ, культуру «свободы», «пассивно­сти», «отдачи своим ощущениям», «своим мало осознаваемым дей­ствиям», «веры в себя». Если не поставить главной целью: воспита­ние интуиции на основах полной за нее ответственности.

Я делаю ставку на гениальность, сидящую в глубине каждого человека и появляющуюся только при абсолютной свободе и при чувстве абсолютной же ответственности. А у него — на способ­ность, отшлифованную подходящими приемами.

Дата добавления: 2015-03-31