Малофеев. 4. 1 97

.««21

Видя пассивность подданных, императрица резко сокращает помощь московскому Воспитательному дому, всего через несколь­ко лет после открытия его пропагандистское предназначение утра­чивается, поднять волну частной благотворительности по царской прихоти не удалось. Государство выступило с почином, на кото­рый не торопились откликаться ни богатые аристократы, ни цер­ковные иерархи. Когда же рядовые жители небольшого городка Осташков, ссылаясь на закон, попросили помочь местным сиро­там, тотчас последовала отповедь и от церкви, и от знати, и от вла­сти. Что оставалось делать доверчивым осташковцам? Осенью 1773 г. горожане выступили с почином организовать частный Вос­питательный дом на собственные средства. Созданный на народ­ные деньги Осташковский дом просуществует вплоть до 1917 г.

Появление частных детских приютов (Олонец, Вытегра, село Капустинец Киевской губернии, Архангельск, Калуга, Смоленск, Старая Русса, Белозерск, Боровичи и т. д.)¹ имело уже мало обще­го с первоначальной идеей Екатерины II и И. И. Бецкого. Столич­ным заведениям покровительствовали монархи и знатные вельмо­жи, провинциальные же существовали за счет местных пожертво­ваний, однако ни те ни другие заведения не являлись воспитатель­ными, тем более учебно-воспитательными заведениями. Условия жизни в частных домах были таковы, что уровень детской смерт­ности постоянно оставался высоким. Так, в Воспитательный дом Гродненского приказа с 1823 по 1827 г. поступило 425 младенцев, из них умерло 341, за тот же срок в воспитательном доме Томско­го приказа из 511 младенцев умерло 485.

Правительство осознает бессмысленность, если не пагубность сохранения стихийно сложившейся сети Воспитательных домов и принимает решение об их упразднении. В 1828 г. выходит закон «О недозволении вновь утверждать воспитательные заведения под ведением Приказов общественного призрения».

Утвержденное Комитетом министров положение 1828 г. гласит: «Находя <...> существование по губерниям Воспитательных домов бесполезным и крайне неудобным [Комитет] положил: учреждение оных под ведением Приказов общественного призрения вновь не дозволять. <...> С 1812 г., замечая худое состояние по губерниям заведений сих, со стороны Министерства делаемы были предписа­ния о принятии мер и отвращению великой смертности в них детей и приведению самих заведений в благоустройство; но по недостат­ку способов Приказов и по разным неудобствам в содержании за­ведений сих, настояния о том не могли быть успешными. Между тем принос детей время от времени увеличивается и до того, что на содержание одних сих заведений в некоторых местах истрачива­лось почти столько же, сколько вообще на все прочие заведения и расходы в иных Приказах превышали доходы» [28].

¹ Наряду с Опекунским советом в разных точках России работало не­сколько десятков попечителей. Согласно архивным данным, не менее 12 че­ловек выступили организаторами частных Воспитательных домов (прию­тов).

ОБРЕТЕНИЕ ПРАВА НА ПРИЗРЕНИЕ

Итак, через полвека от своего начала бесславно угаснет пред­ложенная Екатериной II идея выращивания людей «полезной по­роды» из числа сирот. Это неудивительно, так как подлинное по­всеместное развитие светской благотворительности возможно при условии обретения свободы и гражданских прав большинством населения, признания ценности обра­зования. И все же Екатерина II Великая внесла подлинный вклад I! дело развития светской благотворительности в России — ею был создан прецедент организации филантропического учебно-воспи­тательного заведения для детей бедноты, включая малоуспешных учеников.

0 Попечение о сумасшедших,

или Долгое строительство долгауза

Со времен Ивана Грозного сумасшедших надлежало отсылать в монастыри. Петр I повелел заменить монастырское попечение лечением в госпиталях для душевнобольных, но далее указа дело не пошло, да и тот Анна Иоанновна отменила. Чиновники из Тай-пой канцелярии не знали, чьим распоряжениям следовать, и на­правили прошение о разъяснениях нынешней воли самодержца по данному вопросу в Сенат. Вынужденная решать судьбу «престаре­лых и в уме поврежденных колодников» Елизавета Петровна со­слалась на отцовский указ.

«Которые люди мужского и женского пола <...> изумленные <...> посланы были <...> для исправления ума в разные дальние монастыри и были содержаны по указам; а ныне <...> донесено, что таких явившихся <...> в монастыри <...> не принимают. <...> Ея Им­ператорское Величество указала: оных колодников <...> в разные монастыри к <...> содержанию <...> отослать в Синод. <...> В уме поврежденных колодников для исправления принимать в монасты­ри по-прежнему»¹.

Правительство решение приняло, но денег Синоду, со времен Петровских реформ пребывавшему в статусе Министерства по де­лам религии, выделить не сочло нужным. А потому, когда возник­ла необходимость устроить некоего «безумствующего солдата», Синод не только уклонился от исполнения высочайшего распоря­жения, но издал ведомственный циркуляр «О непосылке в мона­стыри безумствующих для содержания и исправления» (1746) [28, т. XI, с. 673]. Не обременяя себя решением судьбы несчастного ратника, синодальные волокитчики предпочли обстоятельно объ­яснить невозможность своего участия: «Коллегии объявить, что о содержании таковых безумствующих в монастырях, кроме тех, кои по винам содержатся в Тайной канцелярии, точных Ея Импе-

Указ «О принимании в монастыри отправляемых из Тайной канцеля­рии престарелых и в уме поврежденных колодников для исправления» (1742). - ПСЗ. - № 8587 [28].

раторского Величества указов не имеется, к тому же Александров­ский монастырь и ограды не имеет, и к содержанию таковых бе­зумствующих весьма неудобен». Воспользовавшись неудачным выбором Военной коллегии конкретного монастыря, бюрократы в рясах от частного случая умело переходят к обобщению: «Испытанием и увещеванием по духовенству Святейший правя­щий синод над безумствующим способов не имеет; ибо по правилу 79 святых апостолов, донеле же он от безумствования не освобо­дится, на молитву к приятию допускать возбранено». Желание церкви уклониться от исполнения правительственного распоряже­ния вполне естественно — государство вменяло монастырю не­свойственную тому светскую функцию.

Ведомства перекладывали ответственность друг на друга, горы бумаг росли, а судьба безумцев не менялась, словно решали ее в присутственных местах думные чины боярской Руси. Неожиданно дело, казалось бы, с/щинулось с мертвой точки — в апреле 1762 г. рождается «Высочайше утвержденный доклад Сената «О постройке для безумных особых домов и об отдаче имений, принадлежащих безумным, под надзор наследников». Прогрессивную новацию пред­ложил «голштинец» на российском троне — император Петр III¹, о личности которого стоит сказать несколько слов.

«Косность и мелкость природы заставила внука Петра Велико­го остаться голштинским герцогом на императорском престоле, со всеми привычками и взглядами мелкого германского князька» [34]. «Россия навсегда осталась для Петра III страной чужой. <...> Он явно презирал все русское; вынужденный перейти в правосла­вие, не только остался в душе лютеранином, но высказывал явное пренебрежение к обрядам православной церкви. <...> Сама тетка, императрица Елизавета, призвавшая его в Россию <...> в минуты раздражения называла его «уродом» и «проклятым» [40, с. 477]. Не станем спорить с авторитетными суждениями историков, но в нашем случае именно «германские привычки и взгляды» обеспе­чили столь неожиданное для исполнителей, но важное для разре­шения наболевшей проблемы решение. Упомянутый прогрессив­ный указ — реакция Петра III на прошение Сената об отправке душевнобольных князей Козловских в монастырь.

Монаршая резолюция выдает в ее авторе лютеранина: «Безум­ных не в монастыри определять, но построить на то особый дом, как то обыкновенно и в иностранных государствах учреждены долга-узы». С этого распоряжения все и пошло, начавшись, правда, как дурной анекдот. Так как никто из придворных не понял, что подра­зумевал государь, употребив слово долгауз², пришлось Сенату обра-

¹ Петр III Федорович (Карл-Петр-Ульрих) (1728—1762) — император
всероссийский (с 25.12.1761 г. по 28.06.1762 г.). Сын герцога Карла-Фридри­
ха-ШлезвигТолштейнТотторпского и цесаревны Анны Петровны. Родился
в городе Киль, воспитывался в духе лютеранской религии и шведского пат­
риотизма. Приглашен в Россию императрицей Елизаветой (1742), при кре­
щении по православному обряду получил имя Петра Федоровича.

² Долгауз — от нем. ТоИкаиз/СоИ — душевнобольной, каш — дом.

титься за разъяснением к ученым мужам Академии наук, но и те не дали вразумительного ответа. Взамен находчивый историограф Ф. Миллер предложил собственный оригинальный проект органи­зации психиатрического заведения [15], одновременно попросив коллегу Августа Шлецера изучить постановку дела в Германии.

Иностранный почетный член Петербургской академии наук по­сетил один из долгаузов родной Саксонии (Люнебург) и предста­вил подробный отчет, не преминув завершить его на высокой ноте: «Все богоугодные заведения, число которых в Европе так значи­тельно и между которыми дома для помешанных суть весьма слож­ные учреждения, получили только после долгих опытов настоящее свое совершенство. <...> Богатая нация, подобная русской, не имею­щая недостатков благотворительности, скоро опередит все другие...» [15, с. 286]. Сенат сочиняет доклад «О постройке для безумных осо­бенных домов», первый из которых предполагается учредить на новгородских землях. Полагаем, выбор делался не без оглядки на известные добродеяния митрополита Иова. Однако оптимизм про­фессора Шлецера оказался преждевременным, на беду генеральный заказчик строительства Петр III гибнет от рук заговорщиков, и по­чин тотчас глохнет. Монаршая мечта начнет сбываться лет через двадцать, вряд ли князья Козловские, ради которых все затевалось, дождались помощи. По иронии судьбы исполнить волю ненавист­ного супруга выпадет свергнувшей его Екатерине II Великой.

Разбирая государственные бумаги мужа, Екатерина II нашла прошение с его исторической резолюцией и, как приверженец за­падной системы ценностей, сочла решение Петра III разумным, а потому оставила его в силе. Не часто случается, чтобы венценосец, взошедший на престол в результате заговора, столь благосклонно отнесся к начинаниям устраненного предшественника. В данном случае распоряжение, странное для россиян, оказалось единствен­но правильным с точки зрения двух самодержцев, равно воспитан­ных в канонах лютеранства. Так, 20 августа 1762 г. на свет появля­ется екатерининский указ «Об оставлении в своей силе указа 23 апреля сего года о постройке для безумных особого дома»¹. Ра­тифицированный документ гласит: «Велено безумных, ежели род­ственники иметь оных у себя не пожелают, не в монастыри их определять, но построить на то особый дом, как то обыкновенно и в иностранных государствах учинены долгаузы. <...> Токмо пока упомянутый долгауз построиться для таких безумных, Сенат рас­суждает назначить монастырь, к тому способный». Исполнители не уразумели, куда же следует отправлять сумасшедших, и госуда­рыне пришлось вносить в документ уточнения (ноябрь 1762 г.): «О помещении безумных, до устроения для них особенного дома, в имеющихся покоях при новгородском Зелеиецком монастыре и московском Андреевском; и о заведовании сего временного устройства для безумных Канцелярии синодального экономиче­ского правления»².

¹ ПСЗ Российской империи, 1762. - № 11647 [28].

² ПСЗ Российской империи, 1762. - № 11699 [28].

/''.;:....■ .:-А:^.,:^:..АМ Я^:Лм С:«%,?; /А^Щ

Проходит еще четыре года, и столичный генерал-полицмейстер объявляет горожанам очередной указ, обязывающий жителей Пе­тербурга письменно информировать полицию о наличии в их до­мах душевнобольных. Домовладельцев обязали подробно сооб­щать, «какой человек и давно ль сумасбродствует, какого б он звания ни был». За недоносительство грозило наказание: «Буде кто из обывателей о таком безумном человеке, держа его в своем доме, какого б он звания ни был, в Главной полиции не объявит, а тот безумный учинит какое зло или кому какой вред; за то те лю­ди, кто о таковых в Главной полиции не объявит, подвергнутся, как бы они сами то зло учинили, штрафу без упущения; а если у кого сумасшедший человек в доме через полицейских служите­лей или кого иного найдется, что он в полиции объявлен не был, то хотя б он какого и зла не учинил, взыщется за необъявление не­малый штраф». Легко увидеть, что суть устрашающего текста — за­бота о благополучии столичного града (государства), а не о здоро­вье сумасшедших или безопасности их близких. По духу екатерининский указ — точная копия карательно-изоляционных законов средневековой Европы. Не стоит высчитывать, на сколько столетий запоздала отечественная судебная норма, тем более сопо­ставлять ее с западноевропейской юрисдикцией второй половины XVIII в. При таком сравнении Россия явно окажется в проигрыше. Если же мы рассмотрим указ 1766 г. в контексте предложенной пе­риодизации, то увидим, что волею Екатерины Великой Россий­ская империя, едва вошедшая во второй период эволюции отноше­ния государства и общества к инвалидам, начинает стремительно проживать его. Долгое время единственным локомотивом этого движения оставалась государыня.

Интенсивная работа Правительственной канцелярии, разо­славшей за четыре года четыре закона о душевнобольных, не по­влияла на реальное положение дел никоим образом. На местах по-прежнему не понимали, как поступать с сумасшедшими. Дабы внести ясность, Сенат издал указ «Об отсылке оказывающихся в Сибирской губернии сумасшедших людей, не имеющих своего пропитания, в те монастыри, где неполное число по штатам мона­хов»¹. Если бы не дата на документе — 1768 г., можно предполо­жить, что его автор — Иван Грозный. Иными словами, в сфере государственного призрения сумасшедших за двести лет все оста­лось без изменений.

Видя, что ситуация сама по себе не разрешается, императрица пишет указ «О назначении в Санкт-Петербурге, Москве и Казани мест для содержания безумных» (1773). Первой его исполнит Москва, обеспечив прием душевнобольных в богадельне на терри­тории Екатерининской больницы (1776)1 Из-за нехватки мест

¹ ПСЗ Российской империи, 1768. -№ 13143 [28].

² ПСЗ Российской империи, 1773. - № 14061 [28].

³ Екатерининская больница учреждена в 1775 г. указом императрицы
Екатерины II вместе с Екатерининским богадельным домом. Открыта
в 1776 г. в здании бывшего Карантинного двора на 3-й Мещанской улице.

.'^ЯОц^*^

ОБРЕТЕНИЕ ПРАВА НА ПРИЗРЕНИЕ

большая часть городских сумасшедших, опекать которых родст­венники отказывались, по-прежнему останется по смирительным домам вперемешку с преступниками. При ведомственном перепод­чинении больницы в 1789 г. душевнобольных переведут в инва­лидный дом, устроенный графом И. П. Салтыковым в подмосков­ной усадьбе Марфино.

Петербургский долгауз для «пользования сумасшедших» от­крылся в 1779 г. Обуховская больница¹, официально именуемая «первым в отечестве психиатрическим заведением», заняла несколько деревянных построек в центре города и располагала всего 60 койками, часть из которых и выделили для душевно­больных.

Почему же строительство долгауза затянулось на многие годы? На протяжении столетия три полновластных самодержца — Петр I, Петр III, Екатерина II — говорили о необходимости строи­тельства сумасшедших домов, да что там говорили, повелевали, но все оставалось по-прежнему. Нерасторопность чиновников в изве­стной мере провоцировалась нетвердой позицией по вопросу о ду­шевнобольных самих коронованных заказчиков. Так, Екатерина II, согласившись с целесообразностью учреждения сумасшедших до­мов в год своего коронования, не предусмотрела средств на реали­зацию одобренного ею прожекта. Может быть, государыня не счи­тала проблему первоочередной, а потому, периодически вспоминая о ней, каждый раз забывала выделять деньги из казны. Возможно, она, как чуткий правитель, осознавала, что идея изоляции безум­цев плохо согласуется с российской традицией отношения к юро­дивым, или планировала решить государственную задачу за счет церковных средств и лишь выжидала удобный момент. Как бы то ни было, но в 1786 г. Синод получает Именной указ «Об обраще­нии состоящего в Новгородско-Северской епархии Максаковскаго монастыря в больницу для лишенных ума; об устроении в Межи-горском монастыре госпиталя, а в Киевском Кирилловском — ин­валидного дома».

Взамен затратного строительства светского долгауза Екатери­на II повелевает использовать (перепрофилировать, сказали бы се­годня) три монастыря. Сколь просто решился вопрос, видно из текста указа: «Состоящий в Новгородско-Северской епархии Мак-саковский монастырь, оставшийся за штатом, обратить для содер­жания несчастных в уме поврежденных, производя на содержание их по 956 рублей на год». Об условиях содержания и финансиро­вании в государственном решении не сказано ни слова, вероятно, расходы в очередной раз возложили на Синод.

Проведенная Екатериной Великой административная реформа сыграла важную роль в организации призрения душевнобольных, однако стремительно изменить ситуацию с их попечением не мог­ла. Частное свидетельство тому — участь отставного капитана

¹ Обуховская больница (Санкт-Петербург, набережная р. Фонтанки,
106) —первое в России психиатрическое учреждение (1779).

² ПСЗ Российской империи, 1786. - № 16411 [28].

,..*^«ф*

Ефимовича, «зарезавшего в безумстве жену свою»¹ (1776), опреде­ленная лично императрицей. История такова. Из Смоленской гу­бернской канцелярии в Сенат пришел запрос: как поступать с от­ставным офицером, убившим жену, если тот официально признан душевнобольным? Высочайшая резолюция гласит: «Оного содер­жать, до постройки для таких домов, в монастыре по смерть его, <...> отослать <...> под караулом в смоленский Аврамьев мона­стырь». В очередной раз дело — строительство сумасшедшего до­ма — провинциальные бюрократы попытались подменить долгой бумажной волокитой. Ни губернатор, ни губернский Приказ обще­ственного призрения не стремились помочь несчастному, тем бо­лее построить для подобных смолян долгауз, предпочитая перепо­ручить поиск решения Сенату.

И все же екатерининская реформа со временем начала прино­сить плоды: к началу XIX в. Приказы общественного призрения появятся в 13 губернских городах, число домов для умалишенных достигнет к 1892 г. восемнадцати. Дабы улучшить ситуацию в це­лом, императрица решает поручить контроль исполнения законо­дательства относительно городских нищих, душевнобольных и ин­валидов конкретному должностному лицу — частному приставу (1782). Непосредственно ему предписывается «попечение и при­зрение убогих его части». Отныне от лица государства пристав «оных покровительствует и защищает от обид, притеснений и на­силия и доставляет неимущим честное пропитание, отдаляя их от распутной и праздной жизни, старается устроить их к месту, или к пропитанию, или прокормлению работою, промыслом, рукодели­ем или ремеслом». Если же исполнение предписанных мер превы­шает полномочия частного пристава, ему следует обращаться за содействием в Полицейскую управу благочиния [Полицейский устав, 1782]².

Итак, Иван Грозный повелел сумасшедших отсылать в мона­стыри, Петр I предписал заменить монастырское попечение лече­нием в госпиталях для душевнобольных, Анна Иоанновна отменит распоряжение Петра I, позже три русских императора на протяже­нии столетия станут издавать указы о создании лечебно-благотво­рительных заведений для душевнобольных, пытаясь построить в России долгаузы, однако слово по-прежнему не подтверждалось делом. Только вследствие административной реформы, проведенной Екатериной II в последней четверти XVIII в., в структуре управления городом появляется должностное лицо (частный пристав), непосредственно отвечающее за исполнение государственной политики в сфере призрения нищих, душевнобольных и инвалидов. К началу XIX в. в губернских городах появятся Приказы обще­ственного призрения, а число домов для умалишенных достигнет к 1892 г. восемнадцати.

¹ ПСЗ Российской империи, 1776. -№ 14539 [28].

² ПСЗ Российской империи, 1782. - № 15379 [28].

Ц|| Административная реформа Екатерины II и показательная модель общественного призрения в Москве

Фундамент для будущих позитивных перемен в деле организа­ции светского призрения в России заложит екатерининская админи­стративная реформа 1775 г. Монаршее «Учреждение для управления губерний Всероссийской империи»¹ установило административное деление державы и правила управления ею. Именно тогда создается Приказ общественного призрения, в ведение которого попадает на­родное просвещение, медицинская помощь, а также заведения обще­ственного призрения (богадельни, сумасшедшие дома, приюты и пр.). Деятельную благотворительность Екатерина II вменила должност­ным лицам в обязанность.

Из «Учреждения для управления губерний Всероссийской империи (1775)

«Часть I. Глава XVIII. О должности земского исправника или капитана.

<...> 252. Земский капитан должен иметь особое попечение о прокормлении нищих и убогих в уезде и стараться, чтоб всякий приход, помещик или селение своих нищих и убогих и по телесным недугам работать не могущих, прокормил и оных отнюдь не до­пускал до такой крайности, чтоб от голода и холода принуждены были по миру шататься, и стыдным и позорным образом докучать людям под окошками или на улицах и дорогах прошением милосты­ни. Если же под видом нищих набредут из других уездов праздно­шатающиеся люди, то таковых, изловя, высылать вон из уезда; если же беглые и беспаспортные, то отсылать куда принадлежат, а пока не отошлются (если работать могут), заставить чинить дороги и мосты вместо обывателей, кои им за то дадут дневную нужную пищу...

Глава XIX. О городничем и его должности.

<...> 275. Городничий о прокормлении нищих и убогих в городе особливое попечение иметь долженствует и т. д. (см. выше).

Глава XXV. О Приказе общественного призрения и его дол­жности.

380. Приказу общественного призрения поручается попечение и надзирание об установлении и прочном основании:

народных школ,

установление и надзирание сиротских домов для призрения и воспитания сирот мужского и женского пола, оставшихся после ро­дителей без пропитания,

установление и надзирание госпиталей и больниц для излече­ния больных,

установление и надзирание богаделен для мужскаго и женскаго пола убогих, увечных и престарелых, кои пропитания не имеют,

установление и надзирание особого дома для неизлечимых боль­ных, кои пропитания не имеют,

установление и надзирание дома для сумасшедших,

¹ ПСЗ Российской империи, 1775. - № 14392 [28].

установление и надзирание работных домов для обоего пола,

установление и надзирание смирительных домов для обоего же пола людей.

391. <...> Смирительный дом устанавливается ради таких людей обоего пола, которые непотребного и невоздержного жития, яко:

сыновья или дочери, кои родителям своим непослушны, или пребывают злого жития, или ни к чему доброму не склонны;

люди, которые впадут в непотребное житие, начнут расточать имение, долги накоплять вдвое против имения, дом разорять и чи­нить непотребности, противные чести;

люди, которые начнут без стыда и зазора иметь явно поведе­ние, добронравию и благочестию противное;

рабы непотребные, которых никто в службу не принимает;

рабы ленивые и гуляки, кои все пропивают или проматывают;

люди, которые не хотят трудиться для своего пропитания, едят хлеб вотще, и сим подобные;

непотребного, неистового и соблазнительного жития женского пола.

<...> В смирительный же дом <...> принимают на время или на­всегда вышеописанных людей, обществу стыд и зазор наносящих, как по повелению (губернскаго) наместническаго правления, или по приговору прочих судов, или же по прошению в Приказе обще­ственного призрения отцов, или матерей, или по прошению трех родственников (сим представить свидетельство, для чего), или по требованию помещика или хозяина, с прописанием причины, для которой ссылают человека в смирительный дом...

389. <...> Держать сумасшедших по состоянию сумасшествия, или каждого особо запертым, или же в таком месте, где от него ни опасности, ни вреда учиниться не может, и приложить старание об их излечении. Сумасшедших неимущих принимают безденежно, а имущих имение принимают в дом не иначе, как за годовую плату на содержание, присмотр и на приставников...» [ПСЗ Российской империи, 1775 г., № 1439] [28].

В 1775 г. самодержица решает «на примере Москвы создать универсальную показательную модель системы общественного призрения для других губерний России» [7, с. 22]. Дело в том, что преобразования мало затронули патриархальный быт древней сто­лицы, продолжавшей хранить традиции и обычаи седой старины. Невзирая на петровские указы, в московских домах по-прежнему привечали «странных» людей, Первопрестольная являла собой «огромный странноприимный дом». Придворный сатирический журнал екатерининской эпохи «Всякая всячина» насмехался над характерной московской причудой. Один из его номеров украсила карикатура, изображавшая молодого щеголя-племянника, лишен­ного возможности подойти к тетке-старухе. Все пространство гос­тиной занимали старинные, вышедшие из моды вещи и чудные гости: «слепая между двумя карлицами, странница да дура» [31, с. 6]. По мнению авторов журнала, присутствие в дворянском доме конца XVIII столетия калек и убогих являло собой, наравне с де­довскими ларчиками и коваными сундуками, анахронизм, нелепый и неуместный.

Насмешливый карикатурист достаточно точно отразил умона­строение соотечественников — горожан европейской ориентации. Калеки (люди с физическими и умственными недостатками) неин­тересны образованному человеку, приглашать их в дом, как в ста­рину, неприлично. Сатира 90-х гг. XVIII столетия, живописующая нелепость внутренних покоев имения московской старухи, полуве­ком раньше выглядела бы документальной зарисовкой быта импе­ратрицы Анны Иоанновны. Казалось, еще вчера даже самодержцы не чурались общения с калеками и убогими, но по прошествии чуть более сорока лет люди «просвещения», «цивилизации» могли считать подобное поведение некультурным, хотя, вполне вероятно, таили в душе русское нищелюбие и сострадание к убогим.

Екатерина II желала истребить в москвичах любовное почита­ние дедовских обычаев, тягу к «преданьям старины глубокой», мечтала вселить в Москву европейский дух, а потому сознательно избрала патриархальную столицу ареной для экспериментов в сфере общественного призрения. В 1763 г. здесь создается госу­дарственная Медицинская коллегия, положившая начало карди­нальным преобразованиям в лечебном деле. Усилиями первого президента коллегии, европейски образованного А. И. Черкасова¹ организуется подготовка российских врачебных кадров, заклады­вается фундамент народного здравоохранения.

Тогда же в Москве открывается Павловская больница (1763) и медицинский факультет при университете. При факультете пред­полагалось «учредить клинический, хирургический и повивальный институты», но из-за финансовых трудностей их открытие при­шлось отложить. Правда, и желающих изучать медицину первона­чально нашлось немного: «В 1769 г. медицинский факультет вы­нужден был отменить студенческий диспут на том основании, что «в нем всего один студент и дискутировать ему не с кем» [7, с. 193].

В 1776 г. открывается вторая больница для лечения лиц всех сословий — Екатерининская (на 150 коек), при ней богадельня (на 100 мест) и отделение для душевнобольных. В 1771 г. город пере­жил нашествие моровой язвы (чумы), половина жителей вымерла, градоначальник бежал, началась паника, перешедшая в народный бунт. Руководство обезумевшим городом взял на себя отставной генерал П. Д. Еропкин, учредивший санитарные участки, каран­тинные зоны и тем самым спасший Москву от вымирания.

Общая беда в ситуации политического безвластия способство­вала возникновению частной деятельной благотворительности, бо-

¹ Черкасов Александр Иванович (1728—1788) — барон, действительный тайный советник. Получил домашнее воспитание; в 1742 г. вместе с братом был отправлен в Англию для завершения образования (слушал лекции в Кембриджском университете). Пользовался доверием Екатерины II. По ее поручению подготовил проект создания Медицинской коллегии (утвержден в 1762 г.); вскоре назначен президентом вновь учрежденной коллегии. Чер­касов поставил своей целью поднять уровень медицинского образования в России и подготовить отечественных специалистов. Учредил первый меди­цинский штат в Смольном монастыре (1764). Черкасов был одним из орга­низаторов Вольного экономического общества.

лее того, в Москве появились очаги общественной благотворитель­ности — прежде всего это Преображенская и Рогожская старообряд­ческие богадельни.

Возникшая из-за чумы паника оказалась столь сильной, что го­рожане разбегались из столицы, разнося заразу за ее пределы. Се­верная столица отгородилась от Первопрестольной карантинными заставами, помогая исключительно советами, например городско­му купечеству предлагалось организовать на собственные средства карантины и чумные кладбища. На царский призыв откликнулся один из духовных лидеров московского старообрядчества федосе-евского согласия, богатый купец старообрядец Илья Алексеевич Ковылин¹. Он арендовал землю в районе села Черкизово и постро­ил на ней больницу с приютом. Тогда же старообрядцы-поповцы организовали богадельню, приют, дом умалишенных и кладбище за Рогожской заставой.

Веротерпимость императрицы-немки, требовавшей, «чтобы каждый поступал по предписанным государственным узаконени­ям» [24, с. 88], и трагическое положение горожан в дни эпидемии привели к тому, что ярые оппоненты официальной церкви, давние враги самодержца — старообрядцы — выполнили правительствен­ный заказ на деятельное милосердие. В результате раскольники неожиданно получили высочайшее разрешение на создание в Мо­скве собственных религиозных центров. Свершилось то, о чем за всю предшествующую историю борьбы властей со старообрядчест­вом невозможно было и помыслить. Вот на какие политические уступки оказалась способна идти императрица, дабы переложить финансовое бремя государственного призрения на чужие плечи!

Екатерина II во благо российского народа строила систему го­сударственного закрытого призрения по западному образцу с большим увлечением, но с весьма скромными бюджетными за­тратами, алкала благотворительных деяний купечества и дворян-

¹ Ковылин Илья Алексеевич (1731—1809) — купец 1-й гильдии, один из известнейших деятелей староверия, благотворитель. Во время эпидемии чу­мы в 1771 г. выхлопотал высочайшее разрешение, дозволяющее старообряд­цам устройство карантина для ухода за больными и кладбища для захороне­ния умерших. Впоследствии, после прекращения моровой язвы, это место было преобразовано в староверческую Преображенскую обитель. Ковылин имел обширные знакомства в среде русской интеллигенции, вельмож и госу­дарственных сановников. Неоднократно был представляем Екатерине II, Павлу I и Александру I. <...> На землях Преображенской обители Ковылин построил здания богаделен и часовен. Главным попечением Ковылина была забота о лучшем положении сирот и престарелых, призреваемых в богадель­не, устройство общих бесплатных столов для ежедневного кормления неиму­щих, независимо от их вероисповедания. Своей заботой Ковылин считал и религиозно-нравственное воспитание детей-сирот в духе древлеправосла-вия. Этому своему начинанию он придал вид постоянного училища, в кото­ром под руководством опытных наставников подростки, достигая более зре­лого возраста, кроме общих дисциплин, обучались традиции переписывания книг в духе древнерусской книжности, солевому пению, иконописи [Ьйр://\у\у\\^Ыа§оуе5Тлп1о/ас1иШоп/].

ства, но не всякую филантропию поощряла. Так, не поддержала самодержица филантропические устремления масонов, которые в тяжелейшие времена голода (1787) помогали страдающим лю­дям хлебом и деньгами, причем делали это не в силу традиционно­го русского нищелюбия, а стремясь насадить столь любезную мо­наршему сердцу благотворительность европейского толка.

Сенатор И. В. Лопухин, архитектор В. И. Баженов, князь Н. Н. Трубецкой, другие члены масонского кружка «на свое ижди­вение воспитывали бедных молодых людей, учили их в школах и университетах». Близкий друг и единомышленник основателя об­щества Н. И. Новикова Г. М. Походяшин¹, человек весьма зажи­точный, имевший 60 тысяч годового дохода, истратил на благотво­рительность все свое состояние и умер в нищете. Вот, казалось бы, столь желаемые монархом примеры, на которых возможно воспи­тывать общество, формировать в нем европейское отношение к не­имущим, увечным и больным. Увы, самодержец не терпит ничьих инициатив, довольствуясь собственными прихотями и замыслами. Филантропический порыв масонов одобрен императрицей не был, более того, понимался ею как вызов, как попытка покуситься на верховное милосердие, умалить исключительную монаршую забо­ту о несчастных подданных.

В очередной раз отечественная история преподала урок: в Рос­сии отношение к инвалидам может меняться исключительно во­лею первых лиц империи. «Просвещенная деспотия» видит необ­ходимость в филантропии, но вершиться той надлежит в офи­циально заданных рамках, исключительно в установленных фор­мах, строго регламептировапно и, главное, с известными прави­тельству целями. Государственная благотворительность не имеет ничего общего с традицией милости и милостыни, пе случайно фи­лантропические акции сочетались с продолжением наступления на нищенство. Список ранее изданных карательных указов Екатери­на II пополнила дюжиной собственных. Выходившие почти еже­годно постановления во многом повторяли друг друга, но по-преж­нему оказывали малое влияние на происходящее. Почвенная Русь не меняла свои привычки:

Бредут слепцы Калужскою дорогой, — Калужской — песенной — привычной, и она Смывает и смывает имена Смиренных странников, во тьме поющих Бога. М. И. Цветаева. «Стихи о Москве», 1916

Жесткими и последовательными законодательными мерами обрусевшая, по лишенная российского нищелюбия ученица Воль-

Походяшин Григорий Максимович (1760—1820) — гвардейский офи­цер, мартинист и филантроп XVIII в. Сын уральского миллионера-горноза­водчика и откупщика. Тронутый речью Н. И. Новикова по поводу голода 1787 г., Походяшин, скрывая свое имя, передал ему более 300 000 р. для по­купки хлеба и даровой раздачи его беднейшим жителям Москвы и подмос­ковных сел. Отдал в распоряжение Новикова все свое громадное состояние.

^; ^Л^р^у^ ЫшШ ^А^

Дата добавления: 2015-03-31