Шаг — изданы учебники, написан­ные по-русски и созданные с опо­рой на отечественный опыт обу­чения глухих детей. 3 страница

Замысел Гаюи о введении совместного обучения мальчиков и девочек в силу некоторых особенностей официального помощника г-на Бушуева пришлось оставить, и в школу решили принимать мальчиков из бедных и богатых семей. Программы их обучения разнились меж собой, ибо по французским канонам строились со­образно материальному положению учеников: первых учили чте­нию, музыке, ручному труду и книгопечатанию; вторых, сверх на­званного минимума, — письму, истории, географии, поэзии; всем ученикам преподавался Закон Божий. Особого внимания заслужи­вают цели образования незрячих и задачи учреждаемых для них государственных институтов.

Гаюи считал важным:

дать возможность всем слепым учиться, избавив их от тяже­лого и опасного бремени праздности, которая способствует формированию дурных привычек и пороков; объединить незрячих общей работой, полезной и обществу, и им самим;

обеспечить неимущих слепцов заработком взамен жизни по­даянием;

предоставить талантливым слепым из состоятельных семей возможность заниматься интеллектуальным трудом; сделать их максимально независимыми, создать предпосылки для са­мообразования и саморазвития;

вернуть обществу праздные, но здоровые руки поводырей, живущих за счет благотворительности.

Выдвинутые Гаюи основания необходимости создания специаль­ных институтов свидетельствуют о том, что выдающийся тифлопеда-

Новосильцев Николай Николаевич (1761 —1838) — граф, государствен­ный деятель. В 1806—1809 гг. состоял при императоре. Слыл человеком ве­сьма образованным, в частной же жизни добродетелями не отличался. «Был человек ума необыкновенного, обладавший обширными сведениями и заме­чательным даром слова, но властолюбивый, коварный, бездушный и жесто­кий» [38, с. 142].

: ■...,.■■,..■■

гог опередил не только российское, но и западноевропейское время. Проживающие второй период россияне не могли принять аргумен­ты, убедительные для просвещенных парижан или образованных горожан протестантских стран, проживавших на тот момент следу­ющий, третий период эволюции отношения государства и об­щества к людям с физическими и умственными недостатками. Напомним, и во Франции многие замыслы Гаюи не находили понимания и поддержки даже среди образованных современни­ков, европейцы осознают их справедливость лишь в четвертом периоде.

Мало кто в начале XIX в. мог согласиться принять слепых об­разцом для зрячих, а именно эту идею отстаивал Гаюи. Он пола­гал, что результаты в обучении слепого станут убедительным дока­зательством образовательных потенций человека для молодежи, прежде всего той ее части, которую некоторые называли не спо­собной к наукам и ремеслам. Казалось, интеллектуальные успехи слепцов — тех, кого общество признавало исключительно объек­том жалости и милосердного призрения, позволят филантропам направлять свою благотворительность не на призрение, а на орга­низацию рабочих мест для слепых ремесленников. Отстаивая не­обходимость обучения незрячих, Гаюи доказывал государственную выгоду от этого предприятия тем, что за счет создания учебных и рабочих мест станет возможным расширить сферу деятельного призрения.

Россия не вняла страстным призывам парижанина, деятельное призрение не вызывало интереса, а о создании рабочих мест для слепцов и речи быть не могло. Казалось бы, у нас есть все основа­ния вслед за А. И. Скребицким и его единомышленниками подвер­гнуть нелицеприятной критике самодержавие и пассивность рос­сийской бюрократии, но мы не станем делать этого, поскольку видим иной причину случившегося. Стране, едва завершившей первый период эволюции отношения к инвалидам, Гаюи предло­жил ценности и институты еще далекого для нее третьего периода и тем самым обрек свой проект на провал, но сам прецедент по­пытки создать императорскую, т. е. государственную, школу для слепых заслуживает самого пристального внимания.

Прежде невозможный частный проект сам по себе результат либерализации общественной жизни, предпринятой Александ­ром I. Не окажись на российским троне монарха, с ранних лет вос­питываемого венценосной бабушкой-немкой «по законам разума и в принципе добродетели», не приехал бы в Санкт-Петербург Ва­лентин Гаюи и долго еще отечество не задумалось бы о школьном обучении слепых. Провидению было угодно привести к власти человека, выращенного «в общем благоволении к роду человеческо­му, доброжелательности ко всем людям, в ласковом и снисходи­тельном обхождении ко всякому», и вскоре его замыслом Россия встанет на путь деятельной благотворительности, обретет и учили­ще для слепых, и училище для глухих детей. Чрезвычайные труд­ности, сопровождавшие становление этих учреждений, объясняются тем, что европейская модель специального обучения, закономерная

для начала третьего периода эволюции отношения государства и общества к людям с физическими и умственными недостатками, реализовывалась в стране, не завершившей предшествующий пе­риод. Правительство не заботилось о вовлечении глухих и слепых в школьную науку, да что правительство, если даже образованные состоятельные родители подобных детей не видели смысла в их обучении. Модель специальной школы попала в Россию раньше, чем была воспроизведена в ряде европейских стран, где политиче­ские, экономические и социально-культурные предпосылки к ее появлению складывались столетиями.

ДЩСчастливый финал случайной встречи: России открывается императорское училище для глухих детей

Дата начала официального обучения глухих — дня рождения отечественной системы специального образования — 14 октября 1806 г. (по старому стилю). Именно она проставлена на повелении произвести первые опыты обучения глухонемых питомцев из Вос­питательных домов Ведомства императрицы Марии Федоровны, отобрав для того 12 детей, мальчиков и девочек поровну.

Известные нам успешные попытки индивидуального обучения глухих на Западе относятся к XVI в. (Испания, Педро Понсе де Леон), в 1620 г. опубликовано первое наставление по сурдопедаго­гике (Испания, Боннет), через полтора столетия учрежден Париж­ский королевский институт глухих (Франция, 1770). К описывае­мому моменту королевские (государственные) учебные заведения существовали не только во Франции, но и в Саксонии, Австрии, Англии, Чехии, Пруссии, Голландии, Бельгии, Дании, Испании, Венгрии. В России попыток обучения глухих вплоть до распоря­жения вдовствующей императрицы Марии Федоровны не зафик­сировано, по крайней мере, в доступных источниках подобных свидетельств найти не удалось. К моменту воцарения Александра I первая волна открытия школ для глухонемых в Европе уже про­шла, а потому эти учебные заведения, в отличие от Парижского института слепых, не попали в перечень «модных начинаний по­следних сезонов» и, соответственно, не привлекли внимания либе­рального самодержца. Зато монарх узнал о Парижском институте слепых, а узнав (честь и хвала Александру I), решил учредить не­что подобное в собственной столице. Не вина императора, что де­ло изначально пошло не так, как мечталось. Приглашение Гаюи писалось летом 1803 г., но, пока тот собирался, Россия объявила Франции войну, в Петербург же парижанин прибыл непосредст­венно после позорного для России Аустерлица, т. е. совсем не ко времени! Тем не менее Александр I все свои ранее данные обеща-

¹ В сражении под Аустерлицем 20 ноября 1805 г. (2 декабря по старому стилю) армия Наполеона I разгромила австро-русские войска.

'•'-'*-":.-;т*'х

ния исполнил: здание под размещение училища выделили, кварти­ру и денежный оклад приезжему тифлопедагогу дали, все пред­ставляемые им проекты и финансовые сметы государь утверждал. Императора трудно упрекнуть в нежелании помочь Гаюи, беда за­ключалась в другом: чиновники постоянно вмешивались в проект, руководили, вводили в дело «нужных людей», дотошно высчиты­вали целесообразность затрат, не понимая целей расходов, и совер­шенно не интересовались сутью педагогического замысла! К тому же служебное рвение бюрократов всех рангов строго соответство­вало степени монаршего интереса к проекту, и только тот угас, ку­раторы учебного заведения забыли и о школе, и о Гаюи.

Судьба училища для глухонемых сложится не в пример удач­нее, его опекуном надолго станет вдовствующая императрица Ма­рия Федоровна и подчиненное ей ведомство. Петербургское учи­лище превратится в уникальный педагогический оазис, куда на протяжении всех лет его существования чиновникам Министерст­ва просвещения вход будет заказан. Начиналась же история учи­лища как в сказке: «Гуляла царица в саду и встретила глухого мальчика. Сжалилась государыня над несчастным и решила в школу отдать, для чего повелела пригласить из тридевятого цар­ства учителя...» Счастливым глухим мальчиком оказался один из шести детей генерал-майора Е. И. Мсллера¹ Александр, глухотой также страдали его брат и сестра.

Лето 1806 г. легендарный Саша Меллер проводил в Павлов­ске в гостях у родной тетки Екатерины Борисовны Ахвердовой, чей муж (генерал-лейтенант Н. И. Ахвердов²) состоял воспитателем великих князей Николая и Михаила Павловичей. Судьбе было угодно, чтобы в придворном парке, окружавшем романтический замок-крепость Бип³, пути глухого подростка и Марии Федоров­ны пересеклись. Хорошо знавшая супругу наставника цесареви­чей императрица сочла возможным вступить с Е. Б. Ахвердовой и ее юным спутником в беседу. Глухонемой мальчик ответить не мог, чем весьма расстроил императрицу, еще более ее опечалил рассказ Е. Б. Ахвердовой о горькой отцовской доле барона Меллера.

¹ Меллер-Закомельский Егор Иванович — барон (1767—1830), гене­
рал-лейтенант (1813), генерал-адъютант. В сражении при Аустерлице (1805)
был тяжело ранен и взят в плен. Отличился в сражениях при Тарутине, Ма­
лоярославце, Красном, Березине.

² Ахвердов Николай Исаевич (1754—1817) — генерал-лейтенант. «Гене­
рал Ахвердов назывался кавалером вдовствующей императрицы Марии Фе­
доровны и был учителем математики великих князей; он жил в Михайлов­
ском замке, занимал весь нижний этаж».

³ Бип — потешная крепость императора Павла I, построенная на месте
старых шведских укреплений (1795—1797). После кончины Павла I замок-
крепость Бип станет использоваться для размещения благотворительных уч­
реждений. Именно там императрица Мария Федоровна в 1807—1810 гг. от­
кроет первое в России учебное заведение для глухих детей. С 1833 г. потеш­
ная крепость станет лазаретом для нижних чинов Кавалерийского полка, а с
1869 г. — городским приходским училищем.

&-С^>р

■.;,.

.....:.,;, ■■.■■, ■.

ОБРЕТЕНИЕ ПРАВА НА ПРИЗРЕНИЕ

Потешная крепость Бип в Павловске

Из воспоминаний Александра Меллера: «Приняв положение се­мьи нашей близко к сердцу, со свойственным ей состраданием, [императрица] сказала: «За границею на участь подобных детей давно уже обращено внимание правительства, там для образования их учреждены специальные институты, а у нас, к сожалению, в этом отношении ничего не сделано». <...> Императрица предложила <...> отправить меня вместе с ее братом герцогом Вюртембергским за границу для поступления в институт» [5, с. 72—73].

Искреннее сетование одного из первых лиц империи па отсут­ствие в подвластной стране специальных школ может удивить только западного читателя. Взращенная на протестантской систе­ме ценностей Мария Федоровна, став первой дамой империи, не предполагала навязывать собственную мораль православным под­данным. Сменив страну проживания, она приняла правила поли­тической жизни новой родины и вовсе не предполагала, используя свое высокое положение, инициировать реформы. Супруг Павел I поставил Марию Федоровну во главе благотворительного ведом­ства, случай сделал возможным ее знакомство с глухим мальчи­ком. А вот дальше императрица, убежденная, что каждый ребенок (тем более из знатной семьи) обязан учиться и что выучить грамо­те можно и глухого, начинает действовать по немецким правилам, тем более что и мальчик, строго говоря, рос в лютеранской семье. Мария Федоровна нашла простой и необременительный способ помочь Саше Меллеру, придумав просить своего младшего брата Александра¹, благо тот ехал за границу, отвезти несчастного по­дростка в одно из приличных немецких училищ для глухих.

¹ Александр-Фридрих Вюртембергский (1771 —1833) — герцог, генерал-лейтенант австрийских войск. По рекомендации А. В. Суворова принят в русскую службу в чине генерал-лейтенанта (1800).

«#>»

I ^{: :} |;

<ф$*укм^

_,,,;. {.:(•»-• '....................... Щ^"г

'-•■•■--- ■-..::. '^

Случись подобное в западной стране, все бы разрешилось изве­стным образом к общему удовольствию. Ее Императорское Вели­чество исполнила благотворительную миссию в строгом соответст­вии со своим высоким положением и в рамках западной культуры, пополнив перечень королевских благодеяний еще одним человеко­любивым волеизъявлением. До того в силу исключительных об­стоятельств не учившие своего больного ребенка родители-аристо­краты благодаря монаршему жесту милосердия предоставленную возможность тотчас использовали бы, не забыв при этом засвиде­тельствовать глубочайшую признательность государыне. Мальчик же уехал бы в школу, на том бы все и завершилось. Но в россий­ских реалиях подобное (естественное для Запада) развитие собы­тий оказалось невозможным, напротив, мимолетная встреча вызва­ла просто революционные последствия — страна обрела училище

для глухих

Учитывая важность события, расскажем о нем несколько по­дробнее. По сути немецкое, но обрусевшее и чтящее традиции но­вой родины семейство Меллеров не пришло в восторг от предло­жения отправить сына на чужбину, напротив, родители слезно попросили императрицу не забирать у них глухого ребенка. Сжалив­шись, государыня удовлетворила желание матери оставить мальчика в России, но не переменила решения организовать его обучение, найдя оригинальный способ исполнить задуманное. Мария Федо­ровна дает поручение срочно «выписать из заграницы одного из более известных профессоров, чтоб учредить в Петербурге Учили­ще глухонемых», дабы предоставить глухим братьям Меллерам возможность получить образование, не покидая пределов родины. Не располагая точными данными о том, как определялся выбор ад­ресатов, заметим, что француза пригласить не могли — Россия пре­бывала в состоянии войны с Францией, а уже упоминавшийся брат императрицы герцог Вюртембергский военную карьеру соста­вил в австрийской армии и о венских сурдопедагогических дости­жениях вполне мог знать. Во всяком случае, поручение Марии Фе­доровны в российскую столицу прибыл исполнять польский ксендз Зигмунд Анзельм, обладавший опытом практической рабо­ты в Венском институте глухонемых. Во многих современных ис­точниках именно его с легкой руки Саши Меллера¹ числят первым

¹ В 1901 г. русский врач М. В. Богданов-Березовский опубликовал книгу «Положение глухонемых в России», приведя в ней фрагменты воспомина­ний А. Меллера, глухого выпускника Павловского училища. Сегодня многие авторы, так или иначе касающиеся обстоятельств открытия первого россий­ского училища глухих, опираются на отрывочные детские впечатления как на официальный документ. К сожалению, даже профессиональные публика­ции по истории дефектологии грешат неточностью при перечислении педа­гогов, стоявших у истоков первого российского специального учебного заве­дения. Его научным предтечей являлся Гаюи, по тот факт советские историки сурдопедагогики почему-то не упоминают, отдавая пальму первен­ства Анзельму (Сигмунду). К моменту прибытия польского ксендза в Пав­ловск Мария Федоровна уже получила ряд профессиональных рекоменда­ций от Гаюи.

учителем отечественной школы глухих, однако Саша ошибся! Паль­ма первенства принадлежит великому Валентину Гаюи. Долгое время никому в Петербурге не нужный и уже отчаявшийся тифло­педагог в силу случайной оказии пришелся «ко двору»! Вспомнить о нем высокородную челядь вынудила прихоть государыни от­крыть Училище глухонемых. Так же как предшественникам выпа­ло биться над загадкой долгауза, новой генерации бюрократов пришлось срочно решать задачу создания заведения, о котором ни­кто из них толком не знал. Единственным человеком, способным исполнить традиционное для Руси царское повеление предоста­вить «неведомо что», оказался настырный парижанин, докучавший просьбами об институте слепых. Бывшему волонтеру Парижского института глухих¹ судьба определила на короткое время стать кон­сультантом Марии Федоровны и даже в какой-то мере взять на се­бя организацию нового для России дела. «Первоучитель, непоня­тый окружающими, попав во враждебную ему обстановку, отравляющую его существование, старался, — пишет А. И. Скре-бицкий, — и на чужбине быть полезным, как верный долгу настав­ник» [35, с. 707]. Еще до приглашения к императрице тифлопеда­гог занялся индивидуальным обучением глухонемых детей, сохранились упоминания о его занятиях с дочерью генерала Михель-сона и юным Польнером. Не считая себя достаточно компетент­ным в вопросах сурдопедагогики, Гаюи обратился за помощью к Сикару, и тот прислал из Парижа свою последнюю научную пуб­ликацию. Неожиданное поручение императрицы заставит Гаюи во­зобновить переписку.

Проявляя личное участие и милосердие, желая помочь конк­ретным людям, Мария Федоровна, в поле зрения которой удачно оказался талантливый иноземный ученый, не только «милостиво повелела» основать при царской резиденции в Павловске училище «в малом виде и притом как опытное», но и выделила на его устройство деньги из личных средств. Образованная и по-немецки практичная Мария Федоровна не стала обращаться в недавно со­зданное Министерство просвещения, предпочтя воспользоваться опытом лучших западных учебных заведений. Главным очным со­ветником императрицы, как мы знаем, оказался Гаюи, а заочным, по его же рекомендации, ректор Парижского института Роже Си-кар. Опытный сурдопедагог делегирует в Россию для постановки учебного дела должным, т. е. французским, образом своего молодо­го единомышленника — учителя Жоффре. Что касается Анзельма, то тот прошел стажировку не в Парижском, а в Венском институте глухих, а потому являлся сторонником венской методики обуче­ния неслышащих. Здесь необходимо сделать два принципиальных уточнения, одно о сурдопедагогических пристрастиях Анзельма, другое о его проекте.

¹ Гаюи присутствовал при первых опытах индивидуального обучения глухонемых, предпринятых Эпе и Сикаром, хорошо знал их методики. До­статочно сказать, что Эпе доверил Гаюи воспитание глухонемого мальчика (1784).

.;-'.-^','.;;1:Ч,.~:г:'¹

1 г/

. й-Аеи-.,

и^--^ ^г^Ы &Ж& АХ

?^:"'^::Л

&»

Во-первых, о «венском методе». Его создатели, И. Май и Ф. Шторк, успешно пройдя подготовку в Париже у самого Шар­ля Эпе, по возвращении на родину становятся штатными сотруд­никами незадолго до того учрежденного Венского Королевского института глухих. Освоив мимический (французский) метод обу­чения неслышащих непосредственно под руководством его созда­теля, австрийские специалисты «пришли к убеждению в том, что система мимического метода искусственна и сложна. <...> И. Май и Ф. Шторк видоиреобразовали систему, заменяя жесты дактиль-ной азбукой. <...> Основным же средством обучения глухих стала дактильная речь» [3, с. 51]. Скорее всего, Гаюи и Анзельм не схо­дились во взглядах на методы обучения воспитанников придвор­ной школы, что, полагаем, породило жаркую научную дискуссию между педагогами и заставило Марию Федоровну обратиться к Сикару как к третейскому судье. На протяжении двух лет (1808—1810) императрица переписывалась с ректором главного французского училища, обсуждая с ним вопросы сурдопедагогики. Не полагаясь исключительно на иностранных специалистов, пре­дусмотрительная Мария Федоровна задумала отправить в Париж на выучку нескольких русских людей, уже получивших педагоги­ческое образование.

Во-вторых, о «проекте Анзельма». За несколько лет до опи­сываемых событий польский ксендз получил епископский наказ взяться за обучение глухих¹, но ему, полагаем, не могло прийти в голову, что воплотить поручение придется не в родном Вильно, а в далеком и чужом Павловске. Польские земли, где начинал свою сурдопедагогическую деятельность Зигмунд Анзельм, в кон­це XVIII в. отходят России, «выписанный из заграницы профес­сор» являлся российским подданным! Ничего парадоксального в этом курьезном факте мы уже не видим. Сами по себе инициати­вы католических священников, как и не свойственное коренным россиянам отношение населения присоединенных Виленских зе­мель к возможности обучения глухонемых, не могли заинтересо­вать ни русского монарха, ни созданное им Министерство просве­щения. Анзельм попал в поле зрения столичных чиновников вынужденно, разыскать его их понудило монаршее желание пере­нести в отечество плоды западной учености. Иными словами, до­бейся Анзельм или любой другой россиянин невиданных успехов

¹ Вдохновленный примером Людовика XVI, польский король Станислав Август Понятовский (1764—1795) повелел ксендзу Я. Непомук-Коссаковско-му организовать обучение глухих детей (1778). Исполнение задуманного растянется на десятилетия, согласно международным конвенциям 1795— 1797 гг. Виленские земли из-под польской короны перешли в подчинение российскому императору. Непомук-Коссаковский становится епископом вновь образованной Виленской губернии и поручает ксендзу Анзельму со­здать учебное заведение по образцу Парижского Королевского института. Зигмунд Анзельм в течение года (1804—1805) готовит проект, но не успевает реализовать его, так как призван в Павловск. Примерно тогда же попытку устроить частную школу для глухих в Романове под Ровно (1803) предпри­нимает Август Ильинский.

,:, >-■■'

ОБРЕТЕНИЕ ПРАВА НА ПРИЗРЕНИЕ

в индивидуальном обучении детей-инвалидов, соотечественники («верхи» и «низы») оставили бы это событие без внимания. Так что не станем все сводить к пассивности чиновников, петербурж­цы проявили не меньшую, если не большую индифферентность к поступку вдовствующей императрицы. «Русское общество, — пи­сал М. В. Богданов-Березовский, — с умилением встретило новый акт монаршего человеколюбия, но и тогда дальше благих намере­ний оно не пошло» [5, с. 2].

Как бы то ни было, но страна наконец получила специальное образовательное заведение, правда, задумывалось оно копией па­рижского, Анзельм же не вполне принимал французский мимиче­ский метод обучения! Самостоятельность педагога не могла понра­виться императрице, мечтавшей не об обучении глухих вообще, а лишь о повторении западного образчика в собственных (в букваль­ном смысле слова при загородном доме в Павловске) владениях. Как мы помним, начиналось все с желания добросердечной Марии Федоровны помочь одному конкретному подростку, а вылилось в создание императорского общедоступного благотворительного училища для глухонемых детей. Итак, уникальное учебное заведе­ние возникло в России по инициативе не говорящих по-рус­ски — императрицы-немки Марии Федоровны, под наблюдением французского тифлопедагога Гаюи, при участии польского ксендза Анзельма.

В 1807 г. Валентин Гаюи, полагаем, не без помощи государыни, откроет в Гатчине (неподалеку от Павловского училища глухих) и столь долгожданную школу для слепых.

Анализируя историю открытия двух первых отечественных специальных школ, мы попытались отыскать если не прямые, то хотя бы косвенные свидетельства трансформации отношения рос­сиян к людям с нарушением слуха и зрения. Длительная и кропот­ливая работа с архивными документами, историческими исследо­ваниями, хрониками и мемуарной литературой не дает оснований говорить о заметных изменениях в сознании даже столичного на­селения. За исключением упомянутых лиц мало кто видел смысл в деятельной благотворительности. «Картина русского попечения об обездоленных настолько мрачна; общественная и государствен­ная Россия настолько безучастна к вопросам гуманитарное™, настолько безжалостна к страдающим и беззащитным, что самый сдержанный отчет о положении дела призрения вызывает обвине­ние в злонамеренном пессимизме» [42, с. 105—106]. Тем неожидан­нее появление на фоне «мрачной картины» двух специальных училищ.

Их рождению способствовал курс на либерализацию обще­ственной жизни, проводимый Александром I, и внутренней по­требностью в деятельной благотворительности, которую испыты­вала его мать, императрица Мария Федоровна. Никто другой в империи, кроме высочайших особ, всерьез проблемой обучения слепых и глухонемых детей не интересовался. Волей просвещен­ного императора модель специальной школы попала в Россию прежде, чем получила распространение даже в тех европейских

странах, где политические, экономические и социально-культур­ные предпосылки к ее возникновению складывались столетиями. Открытие королевских училищ для глухих и слепых в Европе явилось результатом политических и экономических реформ, се­куляризации общественной жизни, законотворчества в области гражданских и имущественных прав, развития науки (философии, медицины, педагогики), университетской традиции, неуклонного роста числа светских школ, книгопечатания, переосмысления прав людей с сенсорными нарушениями, накопления успешного опыта их индивидуального обучения.

И за рубежом опытные специальные институты возникали по воле первого лица государства, но в Европе то был ответ просве­щенного монарха на инициативы снизу. Тамошнее общество (об­разованная его часть) поднялось до понимания необходимости распространить законодательство об образовании на детей-инва­лидов. В отличие от европейских венценосных особ рос­сийский монарх, учреждая первые специальные школы в родном отечестве, не мог опереться в полной мере ни на один из слоев населения, исключая, возможно, некото­рых обрусевших иноземцев да выученных на Западе дво­рян. На тот момент в России еще не сложились все необходимые социально-культурные предпосылки для развития практики спе­циального обучения, вследствие чего и трудности, сопровождав­шие создание образцовых школ для глухих и слепых детей, оказа­лись из ряда вон выходящими.

Условной верхней границей второго периода эволюции служат прецеденты открытия специальных школ для глухих и слепых де­тей. Эти события как в Европе, так и в России пришлись на конец XVIII — начало XIX в. Стартовавший на пять веков позже, чем в Европе, второй период эволюции в нашей стране формально за­вершился в сопоставимые хронологические сроки аналогичными прецедентами. Практика специального обучения возникает в Рос­сии под влиянием западного опыта и при отсутствии всех необхо­димых социально-культурных предпосылок, тем не менее преце­дент был создан, рубеж, отделяющий второй период от третьего, перейден.

Итак, благодаря курсу Александра I на либерализацию общественной жизни, ориентации монарха на европей­ские ценности и новинки оказалось возможным заимст­вование и перенос на российскую почву западного опыта создания специальных школ. Невзирая на отсутствие всех не­обходимых предпосылок, в России в сопоставимое с Западной Ев­ропой время учреждаются училища для глухонемых (1806) и сле­пых детей (1807). Созданное стараниями великого французского тифлопедагога Гаюи училище для слепых, лишенное монаршей поддержки, ненужное ни государству, ни петербуржцам, тихо угас­нет и будет преобразовано в богадельню. Петербургскому же учи­лищу глухих выпадет счастливая судьба: его заботливой и влия­тельной патронессой станет вдовствующая императрица Мария Федоровна.

До Петровских реформ отношение власти и населения страны к калекам и немощным совпадало, в годы лихолетья они претерпе­вали те же невзгоды, что и все, но почти не подвергались созна­тельным гонениям. Верхи и низы испытывали равное нищелюбие и сочувствие к убогим, нередко проявляя к ним личную милость и сострадание.

Дата добавления: 2015-03-31