М.І. ПАНЧЕНКО 28 страница

Решения по обоим делам имели поворотное значение, поскольку обратили вспять прежнюю тенденцию, господствовавшую с 1930-х годов, когда мнимые общественные интересы ставились обычно выше действительных частных интересов: “впер­вые за более чем 50 лет (Верховный суд) уравнял права собственности с личными правами, защищаемыми Первой по­правкой (свободы слова, печати, вероисповедания) и Четвертой поправкой (незаконные обыски и аресты имущест­ва)”*. Тем не менее некоторые авторитетные люди считают, что владельцы собственности одержали лишь частичную победу, поскольку суд ввел требование компенсации только для слу­чаев, когда правительственные правила не позволяют собст­веннику содержать или улучшать имущество116.

Сопротивление злоупотреблениям в деле охраны окру­жаю­щей среды нашло свое отражение и в законодательных предположениях. в 1994 году республиканцы выступили с программой “Контракт с Америкой”, которая, судя по поддержке, оказанной тогда избирателями кандидатам от этой партии, получила широкое народное одобрение; она содержала требование о возмещении собственникам потерь во всех случаях, когда правительственные установления сокращают (а не сводят к нулю) ценность принадлежащего им имущест­ва. Законопроект о правах частной собственности, принятый палатой представителей в 1995 году, требовал возмещения во всех случаях, когда правительственные действия сокращают стоимость имущества на 10 процентов или более117. Ни один из этих законопроектов не стал пока действующим законом.

Правительство — не единственное учреждение, ограничивающее права собственности на недвижимость. Тем же грешат и частные объединения домовладельцев, которые присваивают себе функции наподобие государственных. Число таких объединений, создаваемых для

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------

* Theodore J. Buotrous, Jr., in Wall Street Journal, June 29, 1994, p. A17. Об антисобственнической направленности решений Верховного суда в период с 1937 по 1985 год см.: Charles K. Rowley in Ni­cho­las Mercuro, Taking Property and Just Compensation (Boston etc., 1992), 79–124. Прежние тенденции Роули приписывает низкому уровню назначенных членов суда и давлению групп особых инте­ресов. Суд, по его мнению, “установил политически обусловленный двойной стандарт, который требовал строго соблюдать, хотя бы по видимости, личные и гражданские права, оставляя при этом без внимания — а на деле подавляя — права экономические, имеющие по меньшей мере такую же опору в конституции” (95).

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------

текущего управления жилищными товариществами, кооперативными квартирами и семейными особняками, не достигало и 500 в 1964 году, но поднялось до 150 тысяч в 1992-м; по существующимоценкам,их правила и требования касаются 32 миллионов человек118. Задача этих объединений — сохранять ценность при­надлежащей общине собственности путем введения строгих правил относительно внешнего вида и способов использования недвижимого имущества. Парадоксом является то, что, оберегая ценность принадлежащего общине имущества, они нарушают права собственности его владельцев. Многие уста­навливаемые ими ограничения уместны и разумны. Но иные общины ударяются в крайности: могут, скажем, запрещать выращивание овощей или установку кондиционеров, ограничивать приглашение в гости внуков, определять, какого цвета быть шторам на окнах, не позволять доставку газет на дом или водружение американского флага и т. д., и т. п.119Несоблюдение этих правил и требований может повлечь за собой наложение штрафа. Хотя теоретически селиться в таких общинах — дело добровольное, у многих семей просто нет иного выбора: цена, местоположение или другие серьезные обстоятельства вынуждают их покупать жилье именно в этих общинах120. Пойдя же на это, они в ощутимой мере теряют свободу и даже право на уединение.

8. Конфискации

По-видимому, в наиболее грубой форме права собственности в сегодняшних Соединенных Штатах юридически обоснованно попираются при конфискации имущества, либо призна­ваемого вовлеченным в акт преступления, либо принадлежащего человеку, в преступлении обвиненному. В первом случае с неким неодушевленным предметом обращаются так, будто он является соучастником преступления: собственнику не полагается никакого возмещения за его утрату121. Конфискация — древняя практика: в классической Греции наказывать причинившие вред неодушевленные предметы было обыч­ным делом, а в средневековой Европе за убийство человека судили и казнили животных. Английское обычное право тре­бовало конфискации повинных в причинении ущерба телег и лодок122. Мощный толчок развитию этой практики дала в последнее время борьба с незаконным оборотом наркотиче­ских средств. Она не вызывает широкого общественного возмущения, потому что конфискации проводятся с похвальной целью пресечь распространение наркотиков. Правовую основу для этих арестов собственности создал Верховный суд, вынесший в 1974 году постановление об изъятии у судо­ходной компании яхты стоимостью в несколько сот тысяч долларов после того, как правительственные агенты обна­ружили на борту окурок сигареты, набитой марихуаной123. Существуют и другие примеры таких, осуществленных с благословения Верховного суда, захватов имущества, владельцы которого не были лично причастны к совершенным преступлениям*.

Обретятакую свободу действий, правительственные органы проявили необычайное рвение в битвах за имущество, которое, хотя бы и без ведома и одобрения его владельца, использовалось в преступных целях: “Согласно большинству гражданских правовых норм, регулирующих изъятие имущества, в отличие от норм уголовного права, чиновники — исполнители закона могут налагать арест на личную собст­венность, движимую или недвижимую, без предупреждения и разбиратеьства, на основании одностороннего указания на всего-навсего возможные обстоятельства, позволяющие предполагать, что это имущество было каким-то образом вовлечено в свершение преступления. Действуя, следовательно, in rem, то есть направляя преследования против собственности, а не против подозреваемого лица, правительство может обходиться без обвинения владельца имущества или кого-либо еще в преступлении, чтобы совершить действия против “собственности”. Утверждения насчет “вовлеченности” могут простираться от подозрений, что данное имущество есть контрабанда, до предположений, что оно представляет собой

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------

* “При рассмотрении любого гражданского иска, связанного с конфискацией, суд уклоняется от серьезного рассмотрения ущерба, причиненного правам собственности, потому что он не считает эти права достойными такого же уважения, как и права обвиняемого правонарушителя, представителя расового меньшинства или инако­мыслящего, прикрывающегося Первой поправкой. На принятой в судах шкале конституционных ценностей права собственности стоят гораздо ниже, чем гражданские права или гражданские свободы”. [Leonard W. Levy, A License to Steal (Chapel Hill, N. C. and London, 1996), 88.]

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------

надлежит лицу, в преступлении не подозреваемому), что оно является одним из орудий преступления, что оно как-то “способствовало” совершению преступных действий... Когда собственность изъята, на владельца, желающего получить ее обратно, перекладывается бремя доказательств его “невиновности”... До недавнего времени доказать это было почти не­возможно, потому что правонарушителем считается сама вещь. Наделяя неодушевленную вещь личностными качествами, о ней говорят, что она “запятнана” противозаконным использованием”124.

В порядке примера: одним из своих недавних решений Верховный суд постановил, что автомобиль, находящийся в совместной собственности супружеской пары и использованный мужем, чтобы подобрать проститутку, может быть конфискован. Жена заявила протест, указав, что ничего об этом не знала и поведения супруга не одобряла, а стало быть, имеет право на возмещение правительством утраченного ею автомобиля. однако главный судья Уильям Г. Ренквист, сославшись на прецеденты, относящиеся к началу девят­надцатого века, постановил что “принадлежащая данному собственнику часть имущества может быть изъята на основании того, каким образом оно было использовано, при том даже, что этот собственник не знал о таком его использо­вании”125.

Размах подобного присвоения имущества частных лиц го­сударственными учреждениями может быть показан статистически. В период с 1985 по 1993 год министерство юстиции провело 170 тысяч изъятий имущества и передало из вырученнных от них денег более 2 миллиардов долларов исполни­тельным судебным органам и другим учреждениям, занимающимся борьбой с организованной преступностью в штатах и на местах. Кроме того, вероятно, еще 2 миллиарда было по­лучено от реализации конфискованного имущества судеб­ными властями штатов и органами местного управления126.
В 1993 году в Фонде конфискованного имущества минис­терства юстиции числилось более 500 миллионов долларов наличными и свыше 27 тысяч единиц арестованной собст­венности на общую сумму более 1,9 миллиарда долларов127. Закон требует, чтобы выручка от продажи такого изъятого имущества шла исключительно на укрепление правопорядка; соответственно, значительная часть полученных таким путем денег передается местным органам полиции, которые извест­ны тем, что используют их в личных интересах, на устрой­ст­во, например, рождественских вечеринок и банкетов128. Некоторые для пополнения средств, нужных для этих целей, затевали “точечные операции” по обнаружению наркотиков в дорогих домах или в пределах приглянувшихся земельных владений. При выборе целей для такого рода произвольных действий особое значение отводится чернокожим и латиноамериканцам: если при них оказываются крупные суммы де­нег, сразу исходят из предположения, что своим источником эти деньги имеют сбыт наркотиков и, по всей вероятности, подлежат конфискации.

С целью пресечь подобные нарушения прав собственности конгрессмен Генри Хайд внес в 1993 году законопроект о пересмотре положений о конфискации гражданского имущества. Ему еще предстоит стать законом.

9. Льготы и пособия

Рассмотренные нами случаи посягательства на собственность — налоги, правила защиты окружающей среды, конфискации — относятся к категории “изъятий”. В той мере, в какой права собственности представляют собой важную сторону свободы, такие действия суть нарушения свободы. Но, как ни парадоксально, можно утверждать, что в сегодняшнем государстве социального благоденствия угроза свободе исходит и от “выдач”, то есть от состояния зависимости, в которое попадают отдельные люди, коммерческие пред­приятия и образовательные учреждения, когда их существование оказывается в большой мере или даже исключительно зависимым от правительственных субсидий, контрактов и других видов поддержки, ибо никакие приносимые ими блага не становятся собственностью в ее истинном смысле. если свобода означает независимость, то зависимость ясно указывает на нечто противоположное.

В 1964 году профессор права Йельского университета Чарльз А. Райх выступил с получившим большой отклик эссе под названием “новая собственность”, которым он привлек внимание к появлению в современных Соединенных Штатах (и, по смыслу, в других промышленных демократиях) такой формы собственности, которая обладает чертами условного или “феодального” владения. Это, по его мнению, создает опас­­ность для личной свободы.

В поддержку своего мнения Райх перечислил восемь спосо­бов, какими правительство обеспечивает себе экономи­ческое воздействие на население129. Сопоставление при­ве­ден­ных им цифр с данными, относящимися к началу 1990-х годов, пока­зывает, насколько ощутимо за минувшие тридцать пять лет воз­росла зависимость граждан США от милости государства.

1. Доходы и социальные блага. Это средства, которые правительство выделяет гражданам, не занятым ни на какой государственной службе; они предоставляются в виде выплат, предусматриваемых системой социального обеспечения, по­со­бий по безработице и многообразных выдач деньгами и натурой по государственным программам социальной поддержки. С 1950 по 1980 год исчисленные в постоянных ценах расходы на социальную поддержку гражданских лиц выросли в двадцать раз, тогда как население лишь удвоилось130. Крупную статью расходов составляли до последнего времени вы­платы по закону о помощи семьям, имеющим на иждивении детей (25 миллиардов долларов были распределены среди три­надцати миллионов семей, в числе которых более четырех миллионов матерей-одиночек, в половине случаев никогда не бывших замужем)*. Еще существуют программы медицин­ской помощи, поддержки ветеранов, дополнительной социальной поддержки, выдачи талонов на питание и других видов помощи продовольствием, содействия с жильем для мало­имущих, предоставления муниципального жилья с низкими ставками квартплаты, пособий на учебу, программы профессиональной подготовки ущемленных в своих возможностях взрослых и детей, летней занятости молодежи и помощи малоимущим в оплате электроэнергии. Представление о том, в какой мере значительная часть населения США зависит от правительственных подачек, дает статистика, свидетельст­вующая, что в 1976 году беднейшие 20 процентов почти все

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------

* New York Times, August 9, 1996, p. A27. Программа, вошедшая составной частью в принятый в 1935 году закон о социальном обеспечении, первоначально предусматривала оказание помощи вдовам с малолетними детьми на руках, но со временем ее действие было распространено на матерей-одиночек. В результате проведенной в 1996 году реформы всей системы социальной поддержки эта программа теперь сворачивается.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------

свои доходы получали в виде правительственных выплат: их собственные заработки составили лишь 3,3 миллиарда долларов, к чему и были добавлены “трансфертные выплаты” на общую сумму 75,8 миллиарда долларов. У следующих 20 про­центов при собственных заработках в 75,8 миллиарда дол­ларов общие доходы были за счет государства подняты до 119,7 миллиарда, то есть более чем в полтора раза131. Эти циф­ры говорят о том, что пятая часть населения США почти целиком, а еще пятая существенным образом зависела от го­сударственных выплат. Иначе говоря, 60 процентов на­се­ления США, составляющие самую производительную его часть, полностью или частично содержали остальные 40 про­центов.

2. Работа в государственном секторе. В 1961 году девять миллионов американцев были непосредственно заняты работой на государство. Добавив к этому еще от трех до четырех миллионов человек, работавших тогда в оборонных отраслях промышленности, которые опираются в основном на государственное финансирование, Райх предложил свою оценку, что от 15 до 20 процентов рабочей силы США черпали основную часть своих доходов из государственных фондов. Как отмечено выше, к 1995 году численность государственных гражданских служащих удвоилась и достигла 10,5 миллиона, из которых около трех миллионов работали на федеральное правительство132. В некоторых частях страны большинство жителей работало в государственных органах; так, в Аляске треть населения состоит в списках занятых на государственной службе, а в Джуно, столице штата, от половины до двух третей жителей работают либо на федеральное правительство, либо на власти штата, либо на городские органы управления133.

Эти слои населения, включающие в себя бедняков, госслужащих и значительную часть престарелых, образуют группу, получившую название “коалиции высоких налогов”, то есть группу давления, заинтересованную в самом крутом по возможности повышении налогов. В 1975 году их удельный вес в электорате оценивался в 44,8 процента134.

3. Лицензии на профессиональную деятельность, то есть разрешения заниматься своим видом труда широкому кругу лиц — от врачей до ростовщиков и распорядителей похоронами. (Говорят, что эти лицензии, хотя и были учреждены якобы в интересах общества, на деле служат самим их держателям, позволяя им не допускать в свою сферу конкурентов*.)

4. Франшизы, современная разновидность существовавших в шестнадцатом — восемнадцатом веках монополий, ко­торые дают своим обладателям определенные экономические привилегии. их сегодняшними примерами могут служить ли­цензии на теле- и радиовещание, выделение воздушных кори­доров и выдача разрешений на производство алкоголя. Ныне государство признает лицензии как частную собственность, поскольку обладатель лицензии может ее продать.

5. Правительственные контракты, значение которых особенно велико в оборонной промышленности. В 1996 году ассигнования на национальную оборону достигли 265,7 миллиарда долларов и составили 17 процентов федерального бюджета; при этом 48,9 процента всей суммы было выделено на военные закупки135.

6. Субсидии (дотации) сельскому хозяйству, судоходым компаниям, местным авиалиниям и жилищному строительству.

7. Доступ к государственным ресурсам. государству принадлежат солидная часть американской экономики: в его руках сотни миллионов акров земли со всеми возможностями, которые открыты здесь для добычи полезных ископаемых, выпаса скота, лесозаготовок и проведения досуга; государст­во же является собственником транспортных путей и линий связи, радио- и телевизионных частот и т. д. Часть этой соб­ственности передается частным пользователям бесплатно или по сниженным за счет субсидий ценам136.

8. Услуги, в том числе многие, имеющие коммерческое зна­чение, как пересылка по почте находящихся в частной собственности печатных изданий и страхование домостроителей.

Ко всему этому могут быть добавлены новые виды льгот и пособий, введенные уже после того, как Райх написал свою

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------

* Paul T. Heyne, Private Keepers of the Public Interest (New York etc., 1968), 82–84. Лицензирование медицинской практики докторов восходит к 1519 году, когда Генрих VIII выдал лондонским врачам подтвержденную палатой общин хартию, наделявшую их правом судить о квалификации других лекарей в городе и окрест­ностях. [John R. Commons, Legal Foundations of Capitalism (New York, 1942), 227–28.] В семнадцатом веке английские суды отменили эти ограничительные правила. [Ibid., 228.]

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------

статью, — например, по программам медицинского обслуживания (Medicare) и медицинской помощи (Medicaid).

Райх задался вопросом о том, какова доля государственно распределяемого богатства в национальной экономике, и по­лучил вот какой ответ: “В 1961 году, когда личные доходы составляли 416 432 миллионов долларов, расходы государст­венных учреждений всех уровней равнялись 164 875 миллио­нам долларов. Только на жалованье своим служащим государство тратило около 45 миллиардов долларов. И в этих цифрах не учитывается огромное неосязаемое богатство, представленное лицензиями, франшизами, услугами и ресурсами. Более того, доля богатства, находящегося в руках государст­ва, возрастает. Едва ли найдется гражданин, жизнь которого не зависела хотя бы частично от благ, поступающих к нему из гигантского правительственного насоса”137.

Растущая роль государства в национальной экономике по видимости не оказывает отрицательного влияния на основные права и свободы граждан США. свобода слова, свобода выбора тех, кто будет ими управлять, свобода решать, где им работать, где жить, куда ездить, гарантируются конституцией и защищаются судами. Правительство не конфискует имущество, находящееся в их частной собственности (кроме случа­ев уголовного преследования), как это делалось в коммуни­-
стической России и нацистской Германии. Так что по всем внешним приметам принципы, провозглашенные в Билле о правах, строго соблюдаются. Это наводит на мысль, что тради­ционная взаимосвязь между частной собственностью и свобо­дой, возможно, устарела: правительство может, по-видимому, на законных основаниях по собственному усмотрению присваивать и распределять существенную часть богатства граждан и тем не менее воздерживаться от посягательств на их свободы. Дело выглядит так, что сегодняшний американский гражданин живет в наилучшем из миров, где он сохраняет свои права и свободы, черпая вместе с тем многообразные блага из правительственных закромов.

Но внешность здесь обманчива. Современное демократическое государство устанавливает высокую степень контроля над своими гражданами, достигая его посредством перераспре­деления богатства, ограничения различными сомнительными с конституционной точки зрения способами прав граждан на пользование их имуществом и в то же время создавая опасную степень зависимости получателей его благ и милостей. О положении в Великобритании, которое во многих отношениях сходно с тем, что имеет место в Соединенных Штатах, историк права Атийя говорит: “Те, кто выгадывает на сниженных за счет субсидий ставках квартплаты, кто пользуется благами бесплатных школьных завтраков, кто радуется вдвое сокращенной плате за проезд в автобусах и льготным тарифам на электроэнергию, — все они (включая богатых) одина­ково лишаются свободы выбора в том, как распорядиться на-
значаемыми субсидиями. Государство выделяет средства, но не позволяет отдельному человеку самому выбрать способ их использования, как не разрешает и продать доставшееся ему благо”138.

Принимая блага, которые государство распределяет перечисленными выше способами, частные лица и организации не оставляют себе иного выбора, кроме как подчиниться усло­виям, вводимым правительством, целью которого, по его собственному определению, является благополучие не частного лица, а общества. Когда использование права ставится в зависимость от внешней инстанции, право обращается в условную привилегию, что на деле лишает собственника его прав собственности, поскольку безусловность есть одна из важных отличительных черт собственности. Эти факты заставили Райха утверждать, что в Соединенных Штатах госу­дарственные “выдачи” создали современный вид фео­дализма*. Для решения проблемы он предложил прави­тельственные “щедроты” объявить “новой собственностью”, а получаемые блага признать “правом”, а не привилегией; соответственно, отмена их должна преследоваться по закону и сопровождаться компенсационными выплатами**.

* Reich in Yale Law Journal 73, No.5 (April 1964), 770. “Особенности государств, посвящающих себя заботам об общественном благе, различны, но все они объединены одной основополагающей философией. Это доктрина, согласно которой богатствами, поступающими от правительства, его получатели пользуются на определенных условиях, и их могут отобрать, если того потребует высший государственный интерес”. [Ibid., 768.]

** Ibid., 785–87. ibid, 75, No. 8 (July 1966), 770. Роберт Нельсон утверждает, однако, что процесс “приватизации” преобразует уже значительную часть райховой “новой собственности”, воспроизводя то, что произошло в позднем средневековье, когда условное вла­дение развилось в полную собственность. [Robert H. Nelson in Public Lands and Private Rights (Lanham, Md., 1995), 334–37.]

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------

10. Контракты

Право договаривающихся между собой в частном порядке сторон заключать взаимообязывающие контракты есть одно из прав собственности, имеющих определяющее значение. Особенно это относится к современным индустриальным об­ществам, где собственность представлена по большей час­ти не физическими объектами, а кредитом и другим неосязае­мым имуществом.

• Если сельскохозяйственная экономика есть экономика “собственности” в точном смысле этого слова, основанная на прямом обладании осязаемыми благами, то промышленная экономика есть, в отличие от этого, экономика “контрактов”, основанная на разделении труда между многочисленными индивидуумами, которые посвящают либо себя лично, либо свои ресурсы достижению некой общей цели в надежде на будущий выигрыш, не связанный непо­средственно с их собственной деятельностью. “Производственные цепочки” вытягиваются. Надо финансировать покупку оборудования, сырья, выделять средства на содер­жание запасов готовой продукции, на зарплату рабочим — и все это прежде, чем позволено будет думать о том, как распорядиться прибылями, поступающими от продажи произведенного. Все используют кредит. Промышленная экономика это одновременно и “экономика ожиданий”, и “экономика долгов”. Богатство не привязано больше к ося­заемому и несокрушимому благу, каковым является земля; теперь оно опирается на новую “собственность”, представленную ее бесплотным родственником по имени кредит: индустриальная экономика есть экономика кредита139*.

В девятнадцатом и начале двадцатого века Верховный суд США неоднократно утверждал, что свобода заключения конт­ракта является “частью прав личной свободы и частной собственности”140, и заявлял на этом основании о неконститу­ционности любой попытки вмешаться в договорные отношения. Но в течение двадцатого столетия отношение к свободе контрактов изменилось, потому что государство присвоило себе право вмешиваться и выступать в пользу более слабого,

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------

* По словам Роскоу Паунда, в мире бизнеса “богатство создается по большей части из обещаний”. [Roscoe Pound, Introduction to the Philosophy of Law (New Haven, Conn., 1922/1954), 133.]

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------

по его мнению, участника договора. Это представляет собой возврат к средневековым порядкам, когда городские власти, а порой и национальные правительства устанавливали “справедливые” цены и “справедливые” зарплаты*. В современном государстве социальной поддержки правительство посягает на свободу участников договора на всех уровнях общественной и экономической жизни: оно устанавливает минимум зарплаты, которую частный работодатель должен платить частным же лицам — наемным работникам; оно указывает до­мовладельцам, кому сдавать квартиры, а иногда даже, ка­кую назначать за них плату; оно вводит квоты по признакам расы и пола при наборе персонала частных предприятий и при зачислениии в частные заведения высшей школы; оно оказы­вает давление на частные банки, заставляя их кредитовать оби­тателей определенной местности и определенные группы стесненных в своих возможностях граждан. Как след­ствие, под угрозой оказываются свобода частных договорных отношений, а вместе с ней и институт собственности.

А. Минимальная зарплата

В Соединенных Штатах практика законодательного вме­шательства в соглашения между работодателем и наемным работником восходит к принятому в 1898 году решению Верховного суда, которым была признана правовая сила закона, введенного законодательным собранием штата Юта и ограничившего шестью часами рабочий день в шахтах. Хотя прежде подобные ограничения признавались нару­шениями свободы договорных отношений, на сей раз суд, признав силы хозяев и работников неравными, постановил считать такие законы соответствующими конституции.
В 1912 году Массачусетс стал первым штатом, принявшим закон о минимальной заработной плате, оговорив, правда, что исполнение его — дело добровольное. Иначе обстояло де­ло с законами о минимальной зарплате, принятыми впо­следствии другими штатами. Эти законы были направлены главным образом против “выжимания пота”, каковым термином обозначались обычные условия оплаты труда женщин и

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------

* В Англии времен Тюдоров судьи на местах устанавливали размеры оплаты труда. [Keith Feiling, History of England, 509–13; Atiyah, Rise and Fall, 74.]

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------

детей, причем имелось в виду, что получаемой наемным работником зарплаты недостаточно для покупки предметов жиз­ненной необходимости.

В 1923 году Верховный суд сделал эти законы штатов не­действительными, поддержав решение суда округа Колумбия в деле Детская больница против Адкинса, каковым решени­ем определялось, что законы о минимальной зарплате “пред­ставляют собой противоконституционное вмешательство в свободу контрактных отношений, входящую в число гарантий, предусматриваемых Пятой поправкой, а именно ее по­ложением об обязательности судебного разбирательства”141. Но вскоре условия изменились, а вместе с ними изменились и представления суда о конституционности. В 1937 году, ког­да страна находилась еще в глубокой депрессии, откликаясь на запрос о принятом штатом Вашингтон законе о минимальной оплате женского труда, суд объявил, что законы о мини­мальной зарплате согласуются с конституцией142. В следующем году конгресс принял закон о справедливых условиях труда, который стал с тех пор основой законодательства о минимальной оплате труда.

Дата добавления: 2015-05-10