Билет на ковер-вертолет 16 страница

Получив конверт, сплетница ощутила прилив хорошего настроения. Данильченко очень любит деньги, они для нее лекарство от всех хворей, поэтому, решив махнуть рукой на Макаркина с его бабами, Данильченко отправилась в супермаркет и купила себе вкусный сыр, копченую колбаску и даже баночку икры. Конечно, ее старший сын очень не­внимателен, а его жена просто дура, но в жадности отпрыска упрекнуть нельзя: Сергей отлично зарабатывает и «отсыпает» матери десятину. Вот Володя, младший, тот чистый мерзавец, пьет…

– Эй! – окликнула я Веру. – Не увлекайся живописанием подробностей своей личной жизни. Что случилось дальше с Макаркиными?

– Так уже объясняла тебе! – округлила глаза Вера. – Пришла, вижу, у них дверь приоткрыта. Глянула – Анька стоит, в лапах пистолет, сама вся в крови, с волос капли льют красные, руки по локоть…

– «Руки по локоть в крови», – перебила я Веру, – это не про Аню, а про душителей свободы и демократии, всяких диктаторов, расхожий газетный штамп. Насколько помню, раньше ты вещала лишь об испачканных туфлях.

– …и потолок, и стены в кровище, – продолжала Вера, будто не слыша меня, потом осеклась. – Туфли? Да, точно! И баретки по колено!

– Ноги, – устало поправила я, – у ботинок колен нет!

– Чего ты ко мне придираешься? – обиженно надулась Вера.

– Лучше ответь, за что тебе Макаркин тысячи дал.

Вера дернула плечом.

– Ну… так…

– Говори!

Данильченко ухватила меня за локоть.

– Вилка, я же голову на плечах имею! Смотри, эта баба в капюшоне – любовница Антона. Она небось скандал Лизе устроила, и подрались они, вот как!

– То есть ты думаешь, что незнакомка убила Лизу?

Вера отшатнулась.

– Нет, нет! Ее Аня пристрелила! Я, после того как все случилось, вечером уже, пошла к Макаркину и решила его предостеречь.

…Данильченко змеей проникла в квартиру к мужчине и нагло заявила:

– Вы бы поосторожней были.

– А что случилось? – тихо спросил свежеиспеченный вдовец.

– Я, конечно, буду молчать, – пообещала Вера, – но ей пока лучше не приезжать.

– Кому? – прикинулся непонимающим Макаркин, и тут Вера выложила ему все про тетку в синих джинсах.

Антон посерел, потом воскликнул:

– Подождите!

Вера осталась на кухне, хозяин сбегал в глубь квартиры, принес стопку купюр и сказал:

– Вот, возьмите. Спасибо за заботу, только никакой любовницы не имею.

– Ага, – кивнула Вера.

– Не любитель я заводить шашни.

– Ага.

– Лизу убила Аня. Очень благодарен вам, что помогли взять ее с поличным. Насколько знаю, вы ремонт делать собрались. Вот хочу помочь, в благодарность за поимку мерзавки.

Вера огребла денежки и мирно ушла…

Я подскочила с табуретки.

– Данильченко, ты сволочь!

Сплетница сердито дернула головой.

– Я, конечно, являюсь простым человеком, всего лишь в метро контролером стою, книжек не пишу, мужа-генерала не имею, отца-артиста тоже. Куда мне до тебя. Только почему ты решила, что имеешь право оскорблять честную скромную женщину? Вот в какое мы время живем! Значит, раз ты богатая, то я сволочь? Нет уж, раньше-то, при коммунистах, лучше было, тогда равенство имелось, никто золотом не хвастался!

Меня затрясло от негодования.

– Нашлась бедная, честная женщина! Согласилась за тридцать сребреников покрыть настоящую убийцу!

– А что, – насторожилась Вера, – мало взяла? Так улик никаких, одни мысли. Впрочем, если Антон на этой куртке потом женится, то можно и еще стребовать. Да, ты права, надо его потрясти…

Перестав воспринимать звуки, я вылетела из квартиры Данильченко, побежала к себе, схватила телефон и начала лихорадочно нажимать на кнопки. Только бы Рита сидела на месте…

– Алло, – пропел из трубки веселый голосок, – Чердынцева у аппарата.

– Господи, Ритуля, – выдохнула я, – ты на службе! Вот удача!

– Привет, Вилка! – заорала Чердынцева, потом, сбавив тон, спросила: – А где же мне быть? Ясный перец, у компа тухну. Вяну, словно роза без навоза!

– Помоги!

– Случилась беда? – растеряла всю свою веселость Рита.

– Да!

– Какая?

– Нет времени объяснять.

– Что надо?

– Запиши число, адрес и время, – нервно попросила я и стала диктовать сведения.

– Ну и дальше? – поторопила Рита. – Чего делать-то?

– Узнай как можно скорей, кто занимается делом Галкиной. Имя, фамилия, телефоны, место жительства.

– И зачем тебе это?

– Надо!

– Очень?

– До смерти! Потом все расскажу, а сейчас умоляю: поторопись! Речь идет о жизни человека.

– Жди звонка, – коротко рявкнула Ритка и отсоединилась.

Я уставилась на аппарат. Чердынцева работает пресс-секретарем у очень высокого сотрудника МВД, потому способна получить необходимую мне информацию быстро. Надеюсь, Ритуся прониклась важностью момента и не станет тормозить.

Рита не подвела. Через четверть часа я набирала рабочий телефон Говоркова Филиппа Юрьевича.

– Куницын, слушаю, – булькнуло из трубки.

– Мне Говоркова.

– Отсутствует.

– Простите, а где он?

– По надобности пошел.

– Можно подождать у телефона?

– Кого?

– Говоркова. Он же не станет в туалете год сидеть! – воскликнула я.

– Вы чего? Какой сортир? Он по делам уехал!

– Но сами же только что сказали: «По надобности пошел», – напомнила я.

– Гражданочка, – каменным голосом заявил неизвестный мне Куницын, – Говорков по служебной надобности отлучился.

Из трубки понеслись гудки, и я мигом набрала цифры мобильного.

«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Ладно, рано сдаваться, у меня есть еще домашний номер и, между прочим, адрес. Если не сумею поймать парня на телефоне, просто поеду и сяду у двери. Когда-нибудь же он придет домой!

Глава 30

Спустя три часа я сидела на подоконнике в холодном подъезде простой блочной пятиэтажки. Дом, словно близнец, походил на тот, в котором сама я провела детство, юность и часть зрелости. Из разбитой форточки немилосердно дуло, а еще я одурела от ничегонеделанья и страшно жалела, что не догадалась прихватить с собой книгу.

В ту секунду, когда я уже готова была лопнуть от нетерпения, стукнула дверь подъезда, послышались бодрые шаги, смех, потом в поле моего зрения оказалась парочка: мужчина лет тридцати и хорошенькая девушка с волосами, выкрашенными в разные цвета радуги. За три часа мимо меня прошло много народу, поэтому, увидав новых людей, я особо не обрадовалась, но мужчина остановился около двери с номером 45 и начал доставать ключи. Сообразив, что вижу наконец Говоркова, я очумела от радости и, соскочив с подоконника, заорала:

– Филя!

Милиционер уронил связку и уставился на меня. Я подбежала к нему быстрее лани, живо наклонилась, подняла железное колечко с ключами, протянула растяпе и с чувством произнесла:

– Какое счастье! Наконец-то пришел! Вся издергалась! На работе отвечают: уехал, мобильный отключен, домашний молчит… Ну сколько можно гулять!

– У меня батарейка села, – ошарашенно ответил Филипп Юрьевич, потом спохватился, сделал строгое лицо и пробасил: – Гражданочка, вы кто?

Хорошенькая девчоночка с разноцветными волосами стала краснеть, а на меня от радости напало дурашливое настроение.

– Как? Не узнал? Это же я, Арина Виолова – Виола Тараканова! Стыдно не вычислить звезду!

Филипп заморгал.

– Значит… ты… ее… знаешь? – с расстановкой произнесла девушка.

– Нет, котик, – быстро ответил кавалер, – первый раз вижу.

– А не ври-ка, – заявила Котик. – Она тебя Филей назвала! Откуда ей имя известно?

– Сам теряюсь в догадках, – попытался купировать зреющую неприятность Говорков, но Котик легко переорала кавалера:

– И все телефоны у ней имеются!

– Врет! – убежденно парировал Филипп, кося глазом.

Я притихла. Кажется, втравила парня в неприятности. Похоже, Отелло по сравнению с Котиком – младенец.

– А ну назови его мобильный! – бесцеремонно ткнула в меня длиннющим гелевым ногтем Котик.

Я, по непонятной причине, повиновалась и выдала цифры.

– Точняк, – отметила Котик, прищурилась, потом, странно скрючив пальцы, ринулась на меня с воплем: – Ща узнаешь, как с чужими парнями трахаться!

Честно говоря, я растерялась, поэтому Котик ухитрилась вцепиться мне в волосы и пару раз стукнуть головой о грязную стену. Но мое замешательство прошло быстро, и в писательнице Арине Виоловой, восходящей звезде литературы, надежде издательства «Марко», любимом авторе киностудии «Шарашкин-фильм», проснулась дворовая хулиганка, все детство сражавшаяся с мальчишками. Я ловко вывернулась из пальцев Котика, уцепила ревнивицу за плечо, а потом отпихнула ее в сторону. Котик взвизгнула и снова кинулась вперед.

Филипп прыгал вокруг нас, периодически выкрикивая:

– Девочки, спокойно! Девочки, давайте побеседуем! Девочки, не надо драться!

Но мы с Котиком бились, словно войска Алой и Белой розы. В конце концов мне удалось стащить с драчуньи курточку и вышвырнуть одежду в окно.

– Ах ты дрянь! – завизжала Котик, явно намереваясь начать новый виток войны.

– Потом додерешься, – ухмыльнулась я, – беги во двор, а то твой полушубок из крашеной кошки бомжи унесут. А я пока к Филе в квартиру пойду, нам поговорить надо.

Говорков разинул рот, я повернулась к нему, и тут в моей голове разорвалась бомба. Яркий свет вспыхнул в закрытых глазах, я села и застонала, немилосердно болел затылок.

– Эй, ты как? – послышался сквозь звон незнакомый голос.

Я открыла веки, увидела небольшую, просто обставленную комнату и Говоркова, сидящего возле меня на диване.

– Жива? – поинтересовался он.

– Угу, – кивнула я. – Что случилось?

Филипп хмыкнул.

– Ленка тебя по башке сапогом огрела. Вмиг с ноги стащила, по твоей черепушке долбанула, а потом унеслась.

– Круто, – вздохнула я и стала ощупывать затылок.

– Да ран нет, – усмехнулся Говорков, – не боись, скоро пройдет. Ты вообще кто?

– Виола Тараканова.

– И что у нас с тобой было? – нахмурился Филипп. – Извини, конечно, если обижаю, но совсем тебя не помню. Мы ведь в этом году не встречались?

– Мы вообще не встречались, – вздохнула я.

– Никогда?

– Никогда.

– Чего же ты в драку полезла?

– Я? Это Котик твоя офигелая!

Говорков стал темнее тучи.

– Вы кто? – перешел он на официальный тон.

– Виола Тараканова, москвичка, жена вашего коллеги, Олега Куприна, под псевдонимом Арина Виолова пишу криминальные романы, – спокойно сообщила я, подхватив его тон, и добавила: – Может, когда встречали мои книги. К примеру, «Гнездо бегемота».

Филипп замер, потом ринулся к шкафу, громоздившемуся в углу комнаты, открыл дверки, и я увидела полки, забитые детективами. На самом почетном месте стояли опусы издательства «Марко», в том числе мои собственные. Говорков вытащил названную книгу, перевернул ее, глянул на меня, на фото с последней страницы обложки, на меня, на фото, на меня, на фото и заорал:

– Офигеть! Она!

Нельзя сказать, что я очень обрадовалась, когда Говорков узнал меня по этому снимку. Томик украшает невероятное изображение красномордой особы с всклокоченными волосами и по-лягушачьи выпученными глазами.

– Я вас так люблю! – продолжал радоваться Филипп. – Не передать словами! Сам, правда, ничего не читал, просто некогда, много дел сразу в производстве. Но моя мама, как только появляется ваше новое произведение, хватает его, садится в кресло и молчит. Прямо ни слова не говорит, рта не раскрывает, пока все не прочтет! Потом сунет книгу в шкаф и заявит: «Барахло! Вот уже которую ее книгу читаю, и все дрянь!» Мама у меня такая откровенная, она прокурором работала и только правду людям в глаза рубит. Только правду, одну правду, ничего, кроме правды! Представляете?

– Кошмар, – поежилась я.

– Но те часы, что вас читает, она молчит! Вот оно, счастье, и его мне дарите вы! – чуть не зарыдал Филипп. – Можно, я вас поцелую?

Я отползла к краю дивана.

– Лучше просто выслушайте меня.

– Зачем я вам понадобился? Как узнали адрес и телефоны? – опомнился Филипп.

– Рита Чердынцева дала.

– Рита, Рита, Рита… – забормотал Филипп. – Что у меня с ней было?

– Думаю, ничего, Ритуся пресс-секретарь самого…

Фамилию начальства я произнесла шепотом. Говорков икнул, снова сел на софу и, наклонив голову, повторил прежде заданный вопрос:

– Зачем я вам понадобился? Говорите, помогу, чем смогу!

– Дело Ани Галкиной у вас?

– Аня, Аня, Аня… Что у меня с ней было?

– Ничего! Она арестована. Галкина!

– Анна Галкина, – кивнул Филипп, – ага, есть такое дело.

Обрадовавшись, что у следователя просветлело в мозгах, я быстро продолжила:

– Она никого не убивала!

В глазах Филиппа появилось легкое удивление.

– Откуда знаете?

Я привалилась к подушке.

– Сейчас объясню. Только выслушайте меня! Делать вам все равно нечего, злобного Котика нет, ушла домой.

Говорков усмехнулся:

– Начинайте.

Я откашлялась.

– Чтобы написать детективный роман, надо иметь сюжет, скелет истории, который писатель может покрыть мясом своих рассуждений и размышлизмов. Кто-то из литераторов обладает буйной фантазией и легко придумывает никогда не существовавшие коллизии, другие имеют дар рассказчика, они лихо описывают уже случившиеся с кем-то ситуации. Я принадлежу ко второму типу прозаиков и считаю, что мне редкостно повезло, жизнь намного хитроумнее любой выдумки…

Надо отдать должное Филиппу – слушатель он был замечательный, ненужными вопросами монолог нежданной гостьи не прерывал, глупых замечаний не вставлял и перерывов на перекур не устраивал. В конце концов я довершила рассказ:

– Вам осталась чистая ерунда – допросить как следует Макаркина. Либо поставить у его квартиры наружное наблюдение. Надеюсь, сотрудники милиции окажутся более расторопными, чем Вера Данильченко, и легко выяснят координаты обожэ мануального терапевта. Вот! Отпускайте Аню, она не виновата. Готова дать письменные показания.

Говорков встал, походил по комнате, снова открыл зачем-то книжный шкаф, затем закрыл его и вдруг сказал:

– Насколько понимаю, это будет новая книга? Вы начинаете расследование, а потом описываете свои похождения?

– Примерно так.

– И никогда не ошибаетесь?

– В смысле?

– Всегда докапываетесь самостоятельно до истины, не сворачиваете на ложный путь?

– Всякое случается, – туманно ответила я, – порой забредаю в непролазную чащу.

– Но читателю потом все равно сообщаете свою версию? Даже если она неправильная? Хотя если подтасовать факты, то ложь станет истиной… – задумчиво протянул Филипп.

– Нет, я пишу только правду, отсюда и проблемы. Иногда просто хочется купить билет на ковер-вертолет и улететь подальше от этой правды куда глаза глядят. Но сейчас мне необходимо дорыться до сути.

– В одном вы правы, – вдруг улыбнулся Говорков, – жизнь более хитроумна, чем выдумка. Ладно, сейчас расскажу вам много чего интересного, но в обмен на одну услугу.

– Какую?

Филипп взял в руки мою книгу.

– Когда издадут ваш новый роман, пусть вот тут, на первой странице, будет написано: «В основу сюжета положено дело, которое блестяще размотал…», ну и мои фамилия, имя и отчество.

– Могу еще указать и год рождения вместе с адресом!

– Это слишком, хватит имени. Моя мама будет счастлива. Значит, обещаете?

– Конечно.

– Тогда слушайте! – воодушевленно воскликнул жаждавший славы следователь. – Кстати, у нас недавно про Мишу Поварова в газете упоминали, так его потом в звании повысили. Да! Ничего мне за разглашение служебной тайны не будет, если вы укажете: «Все фамилии изменены». Впрочем, о деталях потом.

Я обхватила руками колени и вся превратилась в слух. А Говорков, мечтавший о новом звании, славе и материнском одобрении, завел рассказ.

Жила-была на свете девочка Марина Константинова. Тихая, послушная, спокойная мечтательница, больше всего на свете любившая сидеть на подоконнике и смотреть вдаль. Школьница хорошо училась и никаких проблем ни родителям, ни учителям не доставляла. С младшей сестрой Лизой Марина поддерживала ровные отношения, никаких драк у девочек не случалось. В общем, образцово-показательный подросток. Но это лишь внешне.

Под маской милой, слегка апатичной деточки скрывался вулкан страстей. Очень рано Марина начала задавать себе совсем не детские вопросы. Например: зачем родители произвели ее на свет? Особой любви у папы и мамы к дочери нет. Он занят лишь коллекционированием, она живет интересами супруга, в сердце предков нет места для любви к детям. Так какого черта они их с сестрой родили? Не наскребли средств на аборты?

Кстати, почему в семье постоянно не хватает денег? Вон сколько ценностей понавешано и наставлено в комнатах, а Марина четвертый год ходит в одной куртке, рукава уже скоро перестанут прикрывать локти, просто стыдно появляться в школе в подобном виде. Отчего на столе у Константиновых нет фруктов, мяса и конфет, а есть одна дешевая вермишель да хлеб?

Чем дольше размышляла на разные темы Марина, тем яснее понимала: ее не любят, относятся к ней как к стулу. Нет, неверно. Вот как раз стулья в гостиной папа обожает, а Маришкино место в доме за гнутым эмалированным тазом, который висит в сортире.

Иногда девочке хотелось превратиться в таракана, потому что при виде противного насекомого Розалия принималась кричать. Прусак вызывал хоть какие-то эмоции у жены профессора, а к дочери мать относилась абсолютно равнодушно, просто не замечала девочку.

Сидя на подоконнике, Марина строила воздушные замки. Вот она закончит школу и уйдет из дома, станет знаменитой, утрет нос маме и папе. О Лизе Марина не думала, младшая сестра воспринималась ею как ваза в гостиной – стоит и не мешает. Никакой привязанности к Лизе Марина не испытывала. Иногда, правда, она думала: «Кабы не Лизка, мне бы купили два платья к Новому году».

Но потом, слегка повзрослев, Марина поняла: обновку, не имей она сестры, все равно приобрели бы одну, и перестала воспринимать Лизу как соперницу.

Жизнь текла размеренно: утром девочка ходила в школу, потом бежала в спортивную секцию, а вечер проходил на подоконнике. И именно там, на окне, Марина нашла свое счастье.

Один раз девочка, как всегда, маячила в проеме, несмотря на то что часы пробили полночь. Ей не хотелось спать. Глаза подростка бездумно глядели на улицу, и тут она увидела парня, который крался вдоль тротуара, прижимаясь к стене дома. Марине стало интересно. Она вытянула шею. Неожиданно юноша оказался прямо у нее под окном, явно не подозревая, что чуть выше сидит молчаливый свидетель происходящего.

Послышался шум, показалась машина, из нее выскочили два мужика.

– Где он? – спросил один.

– Кажется, в свой подъезд утек, – ответил второй.

– Ты беги туда, а я здесь покараулю, – заявил первый и замер у «Волги».

И тут Марина, сама не понимая почему, совершила поступок, который перевернул всю ее жизнь. Видя, что преследователь стоит спиной к ее окну, она прошептала:

– Эй, рама открыта, влезай!

Парень услышал тихий голос и в мгновение ока оказался в комнате.

– Спасибо, – бормотнул он. – Ты одна?

– Нет, родители и сестра дома.

Юноша схватился за подоконник.

– Не бойся, – усмехнулась Марина, – они сюда не заходят, даже в случае пожара не заглянут.

– Давай знакомиться, – улыбнулся парень. – Меня зовут Павел. Между прочим, живу напротив. Ты библиотеку знаешь?

– Ага, – кивнула Марина.

– Если туда ходишь, то могла мою мать видеть, Теодору Вольфовну Блюм, – продолжил юноша.

– Нет, – помотала головой Марина, – я с ней незнакома, книги не беру.

Вот так и началась великая любовь.

Глава 31

Когда маленькая Лиза принеслась к сестре с известием о том, что папа собрался продать квартиру, а дочерей отправить в приют, Марина испугалась не на шутку. В отличие от все еще наивной сестры она великолепно понимала: отец, если речь идет о пополнении коллекции, не остановится ни перед чем.

Велев Лизе идти к себе, Марина пошла к гостиной и стала подслушивать разговор родителей. Очень скоро она поняла: в руки папы попала крайне ценная вещь, и отец на самом деле станет обменивать шикарную квартиру на крохотную конуру. Мама полностью на его стороне, она готова поместить дочек в интернат и забыть о них.

Марине стало страшно. Меньше всего ей хотелось очутиться в приюте на правах сироты при живых родителях.

Отношения с Павлом у девочки давно перешагнули за грань обычной подростковой влюбленности. Теперь Павел, великолепно знавший о том, что ни Розалия, ни Федор, ни Лиза в спальню к Марине не суются, частенько навещал возлюбленную. Они жили словно Ромео и Джульетта, только юноше не требовалось лазить на балкон. Павел делал любовнице подарки: то туфли купит, то колечко. В тот вечер Марина дождалась юношу и со слезами на глазах рассказала ему ситуацию.

– Мы отсюда уедем, – шептала девочка, обнимая парня за шею, – окажемся в интернате. Фиг бы с родителями, я их видеть совсем не хочу, но меня разлучат с тобой.

Павел прижал к себе любовницу и сказал:

– Меня мои тоже достали. Прямо сил нет! Отец совсем задавил, а мать лишь бормочет, будто молится. Слушай, а давай смоемся…

– Как? – горько спросила Марина.

Павел потер руки.

– Точно, все замечательно складывается. Слушай, фигурки твой отец получил от моего отца, кошки и впрямь бешеных денег стоят. Уж не знаю, правда то или нет, но моя мать рассказала такую сказку… Это ее семейная история.

Выслушав легенду про проклятие, Марина слегка испугалась.

– Ой, не надо их брать!

– Почему? Стырим и уйдем. У меня есть нужные знакомые, – начал пояснять Павел, – продадим и устроимся. Куплю тебе и себе новые паспорта, и заживем.

– Страшно.

– Ерунда, – твердо заявил Павел, – это единственный шанс. Сейчас дождемся глубокой ночи, ты возьмешь кошек, и уйдем через окно. Раньше завтрашнего обеда нас не хватятся, успеем спрятаться. Чего трусить? Если сейчас сопли распустить, тебя в приют упекут.

– Вдруг кошки и впрямь горе приносят? – прошептала Марина. – Они же чертовы помощницы!

– Не будь дурой, – ласково ответил Павлик. – Тебе-то уж точно не навредят, если верить кретинской сказке, они только фамилии Блюм мстят.

– Но ты наполовину Блюм, – напомнила Марина, – а если у нас дети родятся, им четверть от Теодоры достанется.

– Хорош идиотствовать! – слегка рассердился Па­вел. Потом он поцеловал Марину и сказал: – Маленькая моя, не дрейфь. Удрать с деньгами лучше, чем улепетывать с пустыми руками. Надо действовать.

И девочка решилась. Около трех утра она вошла в гостиную… и обнаружила, что кошек там нет. Пришлось входить в родительскую спальню. И тут Марина испытала глубокое разочарование – фигурки мама засунула себе под подушку. Трясясь от страха, девочка сумела вытащить одну статуэтку, но, когда она решила добыть вторую, мама шумно вздохнула и повернулась. Марина буквально упала под кровать.

– Кто тут? – свистящим голосом поинтересовалась Розалия, потом она зевнула и снова погрузилась в сон.

Марина встала и поняла, что остальные кошки недоступны, мама так накрыла их подушкой, что достать статуэтки невозможно.

Девочка вернулась к себе и показала любовнику добычу.

– Вот, – грустно сказала она, – только эта, остальные не вытянуть.

– Ничего, – одобрил Павел, – хватит. Там принц. Видишь, кусочек пластилина? Хорошо, что тебе не досталась пустышка.

Парочка перелезла через подоконник и была такова.

Марина не знала, куда ее любовник дел статуэтку, но то, что он ее весьма удачно продал, было очевидно. Сначала Марина и Павел жили в Подмосковье, потом перебрались в столицу. Год они провели, практически ничего не делая, проедали полученный «гонорар», потом стопка ассигнаций иссякла, пришлось снова съезжать в область, ютиться по баракам. Марину подобная жизнь не угнетала, главное, что Павел был рядом и они любили друг друга. Девушка не знала ни о смерти папы, ни о том, что мать поместили в сумасшедший дом, судьба родителей, как и судьба Лизы, не волновала ее. Марина не понимала, что фактически стала бомжихой, лишилась жилья. Спустя еще некоторое время дочь профессора Константинова начала вместе с любовником грабить квартиры, и в конце концов парочка попалась.

Павла отправили в мужскую зону, Марину определили к женщинам. Уже за колючей проволокой Константинова родила дочь Анну, которую по закону забрали в приют.

Примерно через полгода после приезда на зону Павла убили заключенные, а судьба Марины покрыта мраком. Известно лишь одно: она освободилась и растворилась на просторах Родины, в Москву не возвращалась, прописана там не была. Где сейчас находится Константинова, жива ли она, неизвестно…

Говорков сел в кресло.

– Пока понятно?

– Да, – кивнула я.

– Теперь посмотрим на историю с иной стороны, – усмехнулся Филипп, – опустим ряд неинтересных деталей и вернемся в нынешние времена.

В симпатичной квартире, в неплохом районе вблизи проспекта Вернадского обитает Ирина Галкина. У женщины имеется дочь Аня, которую мать тянет без отца. В общем, абсолютно стандартная ситуация, ничего в ней особо примечательного нет. Ирина спокойно работает, не пьет, не курит, по мужикам не носится, хоть и является еще относительно молодой женщиной, пытается баловать своего ребенка.

Но вот Анечка у нее невероятная пройда. Девочка обладает ярко выраженными криминальными задатками. Она связывается с компанией малоподходящих для ребенка из приличной семьи людей, и Ирина пугается. Некоторое время она пытается вытащить неразумную школьницу из болота, но потом принимает соломоново решение: меняет жилплощадь. Ира полагает, что Аня моментально забудет о глупостях, но совершает весьма распространенную родительскую ошибку: мать считает свою девочку невинным ангелом, которого портят дурное окружение, плохие приятели. «Вот переедем, заведет себе Анечка хороших друзей и думать забудет про то, что было», – думает наивная женщина.

Ирина решает не тянуть кота за хвост и моментально совершает обмен, она соглашается на первый попавшийся вариант, ее не смущает нижний этаж, меньший метраж и неудобная кухня. Ведь речь идет не об улучшении жилищных условий, а о том, чтобы вытащить дочь из ямы, ждать более подходящей квартиры, теряя время, опасно.

Но, увы, если в человеке имеются семена гадких поступков, они обязательно прорастут, в любых условиях. Люди сами выбирают себе судьбу, а Аню неудержимо манило к криминальным личностям.

Знай Ирина, каких демонов выпускает наружу этим обменом, то никогда бы не начинала операцию с недвижимостью. К тому же особых денег у женщины нет, и несколько лет Галкины живут в новых комнатах, ничего не меняя. Но потом Ира затеяла обновление жилья.

Вы когда-нибудь начинали ремонт? Если имеете подобный опыт, то очень хорошо представляете, какой бардак воцаряется в еще недавно уютной квартире. Как ни складывай аккуратно вещи в коробку, как ни подписывай их, все равно возникнут кутерьма и безобразие. Но рано или поздно любое испытание приходит к концу.

Когда последний рабочий ушел, мать приказала:

– Значит, так, я разбираю кухню, библиотеку, постельное белье, а ты, будь добра, займись своими вещами.

– Ну, ма, – заныла Аня, как маленькая, – я хочу пойти погулять.

– Потом! – отрезала Ирина.

– Ма, – стонала Аня, – ну, пожалуйста! Тебе че, жалко?

– Во-первых, не «че», а «что», говори правильно, – не упустила момента повоспитывать дочь Ирина, – а во-вторых, у нас прислуги нет. Все, закончили разговоры, я на кухню, ты к себе, начинаем.

Страшно недовольная школьница поплелась в свою обновленную комнату и нехотя принялась вскрывать ящик с надписью «Аня. Барахло». Развесив платья, девочка села на кровать, и тут же в спальню всунулась Ирина.

– Мечтаешь? – спросила она. – Я сбегаю на работу, ненадолго, а ты ступай на кухню, расставляй чашки. Давай, давай, не ленись!

Что оставалось делать Ане? Бурча под нос нечто типа: «Я устала и хочу отдохнуть», подросток переместился поближе к плите. Вздыхая и охая, Анечка отыскала картонный ящик с надписью «Посуда», разрезала веревку и увидела, что коробка набита всякой ерундой из маминого шкафа.

Аня была любопытна, словно сорока, а Ирина никогда не разрешала дочери рыться в своих вещах. Наверное, поэтому девушка использовала любую возможность, дабы засунуть нос к маме в гардероб. Одна беда – Ирина всегда непостижимым образом узнавала о набегах Ани и наказывала ее, так что всласть пошарить в маминых секретах девочка побаивалась. А тут такой шанс! Мать ей велела заниматься посудой… Кто ж виноват, что сама с коробками напутала?

С горящими от возбуждения глазами Аня принялась перебирать бумаги и очень скоро выяснила совершенно шокирующую деталь.

Ирина и впрямь одно время была замужем за неким Алексеем Галкиным. Правда, брак был недолгим и, судя по всему, несчастливым, потому что женщина получила развод и стала в одиночестве воспитывать дочь. Но не факт распада семьи мамы травмировал Аню, девочка знала, что родители давно разбежались, и папой не интересовалась, – на самом дне коробки отыскались документы, имевшие непосредственное отношение к самой девочке. В частности, там лежала ее детская история болезни.

Дата добавления: 2015-05-08