Заказ 3210 12 страница

Обратившись к этику, герой наш нашел, следова­
тельно, чего искал: ему указали источник существо­
вания—труд, а в ответ на его требование для себя
высшей формы труда выяснили ему высокое значе­
ние всякого труда в смысле призвания. Ведь являясь
призванием каждого человека, труд является и при­
званием нашего героя, т. е. должен удовлетворить
все его личные нравственные запросы, делая: его
равным каждому человеку. Больше же он и не тре­
бует. «Если мое призвание, мой труд и скромен,—.го­
ворит он,— я все же могу быть и верным ему и вслед­
ствие этого равным даже тому, чье призвание имеет
величайшее значение, и измени я своему призванию,
я совершил бы такой же грех, как и человек с.вели­
чайшим призванием». _:-...'

Этическое воззрение на жизнь, согласно которому
у каждого человека есть свое призвание, имеет та­
ким образом двойное преимущество перед эстетичес­
ким, поддерживающим теорию о значении талантор.
Во-первых, оно занимается выяснением не случайных
явлений жизни, но общего закона ее, во-вторых,, вы-.
ясняет, что именно исполнение-то этого общего, заг,
кона и придает ей высшую истинную.красоту. Та­
лант становится прекрасным лишь тогда, когда.на
него смотрят как на призвание,.жизнь —прекрасна
лишь тогда, когда каждый человек. имеет...свое,
призвание.,

Итак,-герой наш нашел для себя_: высшую форму,; вернее высшее истолкование труда, нужное ему для личного своего удовлетворения; истолкование это: его труд — его призвание. Истолкование это являет^ ся для него своего рода вверительнрй.,грамотой, на, существование. Но теперь он хочет также,, чтобы егр, труд имел значение и для другдх; людей,_;иными _:слр-

Щ.

вами хочет совершить нечто. Здесь ему опять грозит опасность заблудиться. Эстетик, например; скажет ему, что главное — сознавать в себе талант, совер­шить же или не совершить при этом что-нибудь — вопрос второстепенный. Затем герой наш может на­толкнуться на человека, обладающего ограниченным практическим умом и воображающего, что он со своим бестолковым усердием совершает всё, что только вообще можно совершить. Может он встретит­ся и с другим высокомерным эстетиком, который по­лагает; что совершить нечто — удел немногих избран­ников, что только некоторые великие таланты совер­шают нечто, все же остальные люди существуют так себе, по причине излишней производительности или расточительности природы. Ни один из поименован­ных людей, однако, не удовлетворит нашего героя своими объяснениями.

Пусть же он обратится к этику. Этот скажет: «все, что совершает или может совершить каждый человек, это — делать свое дело в жизни». В самом деле, если бы совершать что-либо могли, благодаря своим случайным преимуществам, лишь некоторые избран­ники жизни, то скептическое воззрение на жизнь действительно восторжествовало бы. Дело, однако, в том, что каждый человек совершает в сущности одинакового много. Я не проповедую здесь безраз­личного отношения к жизни, но хочу лишь предосте­речь людей относительно неосторожного обращения со словом «совершать», которое всегда^: вызывает твои насмешки. Ты говоришь даже, «что изучал ин­тегралы, дифференциалы и учение о пределах спе­циально для того, чтобы иметь возможность вычис­лить, как много совершил для общего блага образ­цовый труженник, писарь в адмиралтействе». Сове­тую тебе, однако, направлять твои остроумные на­смешки на тех, кто вечно носится со своим «я» и выставляет его на показ,' а не употреблять их с целью исказить истинное значение понятий и слов.

Слово «совершать» обозначает отношение моей деятельности к чему-то, лежащему вне меня самого. Легко понять, что отношение это не во власти чело­века и что поэтому сказать: он не совершает ниче­го— можно с одинаковым правом и про человека с величайшими талантами и про самого незначитель-

ного субъекта. Нечего искать в моих словах выраже­ния недоверия к жизни, в них скрывается, напротив, признание моей собственной незначительности и ува­жение к значению всех людей вообще. Исполнить свое дело может одинаково хорошо и великий талант и самый незначительный человек, точно так же, как исполнить что-либо сверх того не в состоянии ни тот, ни другой. ₍Совершить что-либо, следовательно, не во власти человека, но помешать себе совершить что-' либо — вполне. Итак, пусть каждый откажется от высокомерной мысли совершить что-либо, пусть не тратит времени на тщеславные попытки и проверки себя, а просто и скромно делает свое дело; удастся ему совершить этим что-либо — его счастье, пусть он радуется ему, но не ставит себе в заслугу. Пусть также никто не ропщет на судьбу, не отчаивается, если счастье это, так сказать, не дается ему в руки. Представим себе бук; его дело расти, пускать от­прыски, выгонять листья и доставлять людям прият­ную тень. И вдруг бы он сказал себе самому: «сюда, где мне приходится расти, некому и незачем прихо­дить; и вечно буду стоять один,' к чему же мне расти, к чему выгонять листья, что я совершу этим?» и пере­стал бы делать свое дело. А между тем, со временем пришел бы какой-нибудь путник и сказал:—«вот если бы это дерево было погуще, я мог бы отдохнуть в его тени!» Каково было бы дереву слышать это, будь оно вообще в состоянии слышать?

Каждый человек может таким образом совершить нечто:—каждый человек может делать свое дело. Дело одного человека может существенно разниться от дела другого, но это ничуть не изменяет самого положения вещей, на основании которого, у всякого человека есть свое дело, и которое объединяет и рав­няет между собой всех людей. Поэтому даже тот, чье дело в жизни ограничивается развитием его соб­ственной личности, даже он совершает в сущности не меньше всякого другого. «Но в таком случае»,—ска­жут мне, пожалуй,— «был прав и эстетик, высказав­шийся за удовлетворение человека одним сознанием своего таланта?» — Нет; его ошибка состояла в том, что он остановился на эгоистичном определении сущ­ности таланта, самовольно причислил себя к избран­ным, не хотел совершить общечеловеческого, не смот-

рел на свой.талант, как на призвание. Подтверждаю поэтому высказанное. мною убеждение ссылкой на любую молодую девушку: девушки, как известно, меньше всего предназначены совершать что-либо;' пусть даже взятая нами в пример девушка будет не­счастлива в любви, пусть, следовательно, у нее отни­мут последнюю возможность совершить что-либо, но пусть только она развивает свою личность, и — она делает свое дело, т, е. совершает не меньше всякого другого.

Итак, слово «совершать» тождественно со словами «исполнять свое дело». Вообрази же себе человека, движимого глубокими и искренними чувствами, ко­торому никогда и в голову не приходит размышлять о том, должен ли он н удастся ли ему совершить что-либо: упомянутые чувства бьют в нем ключом и проявляются в деятельности сами собой. Пусть, например, он будет оратором, проповедником или чем тебе угодно. Он говорит не для толпы, не для того, чтобы совершить нечто, нет, затаенные в груди его дивные звуки сами собой рвутся на свободу и, лишь удовлетворяя их стремление, может он чувст­вовать себя счастливым. Думаешь ли ты, что такой человек совершает меньше того, кто вырастает в своих собственных глазах при одной мысли о том, что он призван совершить нечто, кто постоянно подо­гревает этой мыслью свою энергию? Возьми затем автора, никогда не думающего о том, будут ли у не­го читатели или удастся ли ему совершить что-либо своим сочинением, но имеющего в виду одну истину, преследующего лишь выяснение истины,— совершит ли такой писатель меньше того, чье перо работает под непрестанным надзором и руководством мысли о том, что он совершает или намерен совершить нечто?

Странно, однако, в самом деле, что ни ты, ни я, ни сам герой наш, ни даже тот хитроумный эстетик не заметили, что и у нашего героя есть талант; но он у него есть, раз талант —призвание, а призвание есть у каждого человека. Выясняется это впрочем только теперь, когда герой усвоил себе верный взгляд на труд, на талант и на призвание. Да, вот как дол­го могут таиться в человеке несозревшие еще духов­ные способности; достигнув же известной точки раз­вития, они проявляются сразу, во всей своей силе.

3?8

Эстетик скажет, пожалуй-: «Поздно! Уж успели со­вратить человека; жаль!» Этик же, напротив, скажет: «Хорошо, что случилась именно так: теперь можно надеяться, что талант не будет для него камнем преткновения; он поймет, что человеку не нужно ни независимого положения в жизни, ни пятичасового подневольного труда, чтобы сберечь свой талант от враждебных влияний, иными словами — отнесется к своему таланту, как к призванию». Итак, герой наш трудится, зарабатывает себе сред­ства к жизни, и этот труд вполне удовлетворяет его, доставляет ему удовольствие; он следует своему призванию, делает свое дело, одним словом — сло­вом, наводящим на тебя ужас — иметь свой кусок хлеба. Не раздражайся, в устах поэта это звучит ку­да красивее: «вместо позолоченных пряников дет­ства» он получил «честный кусок хлеба». Затем... А затем что? Ты улыбаешься, ты уже подозреваешь что-то и ужасаешься в моей прозаичности. «Да» — говоришь ты: «остается только женить его; сделай одолжение! Я ничего не имею против такого благо­честивого намерения! Удивительно, какая благора­зумная последовательность соблюдается в жизни! Сначала «кусок хлеба», затем жена. Что до меня, то я, лишь Протестую против одного: пожалуйста, не величай своего клиента героем! До сих пор я все ждал, надеялся, не хотел еще махнуть на него рукой, но теперь!.. Извини, я вам не товарищ и не хочу больше слушать твоей истории! Человек у которого есть верный кусок хлеба и жена, может быть очень почтенным господином, но, надеюсь, он не претен­дует на имя героя!»

Итак, по-твоему, чтобы заслужить имя героя, че­ловек должен совершить что-нибудь необычайное? В таком случае перед тобой открывается блестящая перспектива! Представь, однако, что надо ммого му­жества для того, чтобы решиться остаться обыкно­венным человеком и делать самое обыкновенное де­ло; тот же, кто обнаруживает много мужества, мне кажется, имеет все права назваться героем. Вообще при выдаче диплома на звание героя следует обра­щать внимание не столько на то, что совершает че­ловек, сколько на то, как он совершает. Один может покорить целые народы и царства и все-таки не быть.

в, сущности, героем, другой может выказать герой­ство, победив только самого себя. Один проявляет свое мужество в деяниях необычайных, другой"— в самых обыкновенных. Вся суть в том, как он делает свое дело.

>■ 1. Ты не станешь, конечно, отрицать, что герой наш уже проявил предыдущими своими поступками на­клонность быть несовсем обыкновенным человеком, и поэтому я еще не могу быть за него вполне спокой­ным. На этой наклонности, ты, вероятно, и основал свою, надежду на то, что.он окажется в конце концов настоящим героем, а я по той же причине опасался, чтобы из него не вышло сумасброда. Я был к нему, таким образом, так же снисходителен, как и ты,—я надеялся на него настолько, что с самого начала'на­звал его «героем», хотя и не раз боялся, что он ока­жется недостойным этого титула. Если же мне удаст­ся женить его, я спокойно и радостно сдам его с рук на руки жене. Он вполне заслужил своей преды­дущей строптивостью, чтобы его отдали под особый надзор. Надзор этот как раз и возьмет на себя его жена, и все пойдет хорошо: стоит ему только выка­зать поползновение быть необыкновенным челове­ком, жена живо вернет его на надлежащую дорогу и .(ему таким образом удастся /(заслужить имя Фроя без всякого шума. Женив моего героя, я могу и покончить с ним, если впрочем, он сам не почувствует особенного влечения и дружбы, на которые я охотно отвечу под условием, что он будет продолжать свое геройское шествие по пути жизни. Он увидит тогда во мне вер­ного друга, и наши отношения не будут лишены из­вестного значения. С тем, что ты к этому времени окончательно махнешь на него рукой, он, вероятно, сумеет примириться тем легче, что сам почувствует насколько было бы неестественно и потому подозри­тельно твое участие к нему после того, как он не одравдал твоих надежд и женился. Мне же останет­ся только поздравить его с таким счастьем, какого от души желаю всем женатым людям.

Мы, однако, несколько поторопились. предупре­дить события. У тебя еще довольно времени питать твои надежды, а у меня — мои опасения,— герой наш еще не женат! Являясь человеком, как и все, и имея поэтому склонность ко всему необыкновенному,

,330

он Ж; тому несколько неблагодарен и опять пойдет, пожалуй,. = за, советом к эстетику. Разумеется, он по­старается как-нибудь замаскировать свою неблаго­дарность:—- «Этик, действительно, помог мне уяснить мои отношения и обязанности к самому себе; ему же обязан,.я своим серьезным воззрением на труд, кото­рое облагораживает и скрашивает мою жизнь. Но что касается любви, я желал бы следовать свободно­му влечению сердца; любовь и строгие требования этики мало гармонируют друг с другом; любовь от­носится уже к чудной, полной свободы, непринуж­денности и красоты, области эстетики.

Видишь, мне еще придется порядком повозиться с нашим героем. Он, по-видимому, даже не вполне понял предыдущие уроки. Он все еще думает, что этика исключает эстетику, хотя сам же должен был сознаться, что этическое воззрение придало его жиз­ни красоту.

Хотя ты никогда, ни устно, ни письменно, не отве­чал на мое предыдущее письмо¹, ты, вероятно, все-таки не забыл его содержание и того, как я старался выяснить в нем этико-зстетическое значение брака: именно этическое начало и делает брак эстетическим выражением любви. Ты, конечно, согласишься с тем, что если я мало-мальски сумел выяснить этот вопрос тебе, то сумею в случае надобности выяснить его и нашему герою. Он, как сказано, обратился к эстети­ку, но уйдет от него скорее с отрицательными, неже­ли с положительными познаниями, т. е. не узнает, что ему нужно делать, а узнает только чего ему не нужно делать. И недолго захочет он быть свидетелем вероломства обольстителя, прислушиваться к его сладко льстивым речам, но скоро научится презирать его искусство, увидит этого лжеца насквозь, поймет, что он только притворяется любящим и вечно под­крашивает свои чувства, которые может быть и бы­ли бы правдой, если бы он действительно принадле­жал, всем сердцем одной избраннице; поймет, что он лжец вдвойне, так как обманывает и свою жертву и ту, которой по праву должна была бы принадлежать его любовь! Да, герой наш научится презирать этого лжеца, воображающего, что только он один умеет наслаждаться любовью, что только в его наслаждении есть к ра сота; научится презирать этого дерзкого на-

¹ «О браке» — первая статья второй части «Или-или».

33»

сМешйика, желающего превратить любовь в легкую и веселую забаву. На минуту его насмешки, может быть, й оледенят кровь в жилах нашего героя, но скоро струя истинного чувства вновь заставит бить­ся его сердце, и он сознает, что это чувство — жиз­ненное начало его души, главная артерия его орга­низма, что тот, кто перерезал ее у себя, мертв и без погребения и не воскреснет. Наш герой позволит се­бя¹ увлечь¹ учёниём^; скептицизма лишь на весьма ко­роткое¹ время й недолго будет убаюкивать'^; себя рас­суждениями вроде "того; что «все на свете суета¹, что время все изменяет, что не на чем остановиться в жизни, и что поэтому нечего и утруждать себя, нече­го стараться составить себе определенный план жиз­ни или намечать себе определенную цель» и т. д. От­рицательные стороны его природы — лень и трусость, правда, охотно отзовутся на эти рассуждения и впол­не готовы будут укрыться под удобным и таким при­влекательным на людской взгляд плащем скепти­цизма, но, вдумавшись в эти рассуждения поглубже, он увидит, что ими прикрывается сладострастный ли­цемер, и научится презирать их. Он поймет, что смот-рёть'на любовь, как на какое-то загадочное и не про­извольное чувство, оправдывать себя словами: «я не виноват, что разлюбил, чувство не во власти челове­ка» ^—значит оскорблять любовь и прекрасное. Такое же оскорбление и поругание увидит он в желании эстетика любить не всей душой, но только частицей ее, считать любовь только моментом и в то же вре­мя овладевать всем существом другого. То же оскорб­ление увидит он и в желании изображать из себя при этом какое-то загадочное существо, облекать себя какой-то таинственностью. Он увидит то же оскорб­ление и поругание в желании эстетика обладать сот­ней рук, чтобы иметь возможность прижимать к сво­ей труди сотни возлюбленных за раз: у -человека лишь одна грудь, и он должен желать прижать к ней лишь одну избранницу. Он увидит оскорбление и поругание в той легкости и случайности, с какой связывает эстетик свою жизнь с жизнью женщины, в его взгляде на эту связь, как на нечто временное и условное, которое в Случае нужды всегда можно из--менйть или прямо уничтожить. Он считает невозмож­ным, чтобы любимое им существо могло измениться

иначе, как к лучшему, и верит, что сила любви мо­жет исправить даже изменения к худшему. Он соз­нает, что дань, платимая любви, подобно священно­му налогу у древних, вносившемуся особой моне­той,— даже все богатства мира не в состоянии заме­нить самой малой дани, если будут представлены в монете с фальшивой чеканкой.

И вот, герой наш выходит на верную дорогу,—он перестал разделять веру закоснелых эстетиков в не­произвольность и загадочность чувства любви, слиш^: ком будто бы нежного и эфирного для того, чтобы на него можно было наложить цепи долга. Он удов­летворяется объяснением этика, говорящего ему, что долг каждого человека — сделаться семьянином, и верно понимает это объяснение, понимает, что чело­век грешит лишь в тех случаях, если произвольно уклоняется от этого долга, так как уклоняется тогда от выполнения общечеловеческой задачи или назна­чения. Далее этого этик не может уже вести нашего героя: указать последнему, на ком ему следует же­ниться, он не в состоянии,—для этого нужно более подробное знакомство с личностью героя. Да и в слу­чае такого знакомства этик все-таки не рискнул бы оказать давление на выбор другого человека,— этим он нарушил бы свою теорию о свободе выбора. Ко­гда же наш герой сделает свой выбор сам, этическое" отношение к любви санкционирует последней и воз­высит самую любовь. Этическое же отношение к люб­ви окажет нашему герою известное содействие и при самом выборе, поможет ему избавиться от слепой веры в судьбу или случай; между тем чисто эстети­ческое отношение к любви не только содействует, но прямо затрудняет выбор, так как эстетический выбор в сущности не выбор, а бесконечное выбирание.

«Да, человека с такими превосходными принципа­ми можно смело пустить вперед одного»,—говоришь ты: «от него позволительно ожидать всего великого!» Я согласен с тобой и надеюсь, что его принципы вы­держат твое глумление. И все-таки, нам с ним оста­ется миновать еще один подводный камень прежде, чем он достигнет верной пристани. Видишь ли герой наш узнал от человека, мнение которого Ставит очень высоко, что готовясь соединиться брачными узами на всю жизнь, надо быть чрезвычайно осторожным в

выборе, найти необыкновенную девушку, так как-де ее необыкновенные качества именно и послужат на­дежным ручательством за будущее. Не начинаешь ли ты снова надеяться на нашего героя? Я, по край­ней мере, начинаю снова опасаться за него.

Разберем же этот вопрос по существу. Ты вот го­воришь, что в безмолвной чаще леса обитает нимфа, чудное существо, девушка. Хорошо; пусть же она появится в Копенгагене или в Нюрнберге, подобно Каспару Гаузеру,— дело ведь не в месте действия, а в самом действии, т. е. в ее появлении перед очами героя. «Вот это так подруга жизни!» — скажет он.: Предоставляю тебе затем дополнить остальное: ты ведь отлично сумел бы написать роман под загла­вием: «Нимфа, необыкновенное существо, чудная лесная дева в pendant к известному роману «Урна уединенной долины». Итак, положим, что она появит лась и наш герой оказался тем счастливцем, которо­му дарит она свою любовь. Согласиться ли нам на это? С моей стороны препятствий, пожалуй, нет,— я ведь женат, но ты, как раз, оскорбишься, что тебе предпочли такого обыкновенного человека. Прими, однако, участие в моем клиенте, согласись, что лишь таким путем он может еще оправдать твои надеж­ды— стать героем, и потому не мешай его счастью. Посмотрим же теперь насколько будут прекрасны его любовь и его брак. Основанием, как его любви, так и брака, служит ведь то обстоятельство, что его возлюбленная — единственная в своем роде девушка во вселенной. Вся суть, следовательно, в ее исклю­чительности, сулящей ему, как он воображает, не­обыкновенное счастье, и в этом то воображение его, собственно говоря, и заключается самое счастье. Не раздумает ли он поэтому жениться на ней? В самом деле, дать подобной любви такое обыденное вульгар­ное выражение, как брак, как будто унизительно?.. Более того, не дерзко ли вообще требовать от двух таких необыкновенных влюбленных банального вступ­ления в брак, как будто они только на то и годятся, чтобы увеличить собой огромное число супружеских пар, или чтобы о них можно было сказать, как и © всякой другой чете: они женаты?! Ты найдешь, по­жалуй, подобные размышления вполне основатель­ными и со своей стороны присоединишь разве возра-

жения вроде того, что не следовало бы вообще та­кой необыкновенной девушке доставаться такой без­дарной посредственности, как наш герой, что будь он, напротив, таким же необыкновенным субъектом, как она (или таким, как ты?), все пошло бы как сле­дует, и нельзя было бы даже представить себе более совершенных любовных отношений.

Оказывается таким образом, что герой наш опять очутился в критическом положении. Все единогласно говорят, что его возлюбленная необыкновенная де­вушка; я сам, женатый человек, скажу слова донны Клары: «Молва ничего на этот раз не преувеличила, и прелестная Проциоза —- чудо создания!» Не муд­рено в таком случае увлечься призрачной прелестью Необыкновенных отношений к такой необыкновенной девушке и упустить из виду общечеловеческую зада­чу. А между тем, герой наш ведь уже узнал от этика, что брак не только лишает жизнь красоты, но, на­против, придает ей высшую красоту. В самом деле, разве брак отнимает что-либо у него, уменьшает кра­соту или уничтожает хоть какое-либо из исключи­тельных достоинств ее? Ничуть. Брак только учит его смотреть на все это, как на случайные и несу­щественные обстоятельства; пока он не вступит в са­мый брак, т. е. пока не обратит всех этих исключи­тельных достоинств в средство достижения или осу­ществления общечеловеческой задачи. Этическое воз­зрение на любовь и брак учит его, что лишь брачные отношения являются абсолютным выражением люб­ви, что, лишь благодаря им, любовь ведет человека к осуществлению общечеловеческой задачи. Брак, правда, лишает его суетного удовольствия сознавать себя необыкновенным человеком, но за то доставляет ему действительную радость — быть обыкновенным человеком, олицетворить собой общечеловеческое. Брак восстанавливает в его глазах гармонию всего существующего, учит его быть довольным жизнью, радоваться ею, тогда как противоположное отноше­ние к любви из желания быть необыкновенным чело­веком, сиречь исключением, приводит только к неми­нуемому столкновению с жизнью, основывая свое счастье на необыкновенном, он поневоле стал бы смотреть на свою обыденную жизнь, как на мучение. Кроме того, будь даже такое счастье действительным,

а не воображаемым, и тогда его следовало бы наз­вать скорее несчастьем, так как оно ставит человека в исключительное перед другими людьми положение, благодаря чему, если его жизнь и приобретает кра­соту случайную* то утрачивает зато красоту истин­ную. Наш герой поймет все это и вновь осознает ис­тину слов этика: «долг каждого человека — женить­ся»; осознает и то, что брак придает жизни высшую, истинную красоту и значение. Пусть в таком случае ему достанется в супруги чудо создания, он не будет уже основывать свое счастье на исключительности ее натуры, хотя и от души будет радоваться ее кра­соте, ее прелести, богатству ее чувств и ума: «в глав­ном»,— скажет он себе:—«и мое положение не отли­чается от положения всякого другого человека,— вся суть ведь в самом браке, который один является аб­солютным выражением любви». Или пусть ему до­станется девушка, менее богато одаренная природой, он все-таки будет радоваться своему счастью; «хотя она и уступает другим женщинам во многом»,— ска­жет он: — «я все-таки счастлив, так как вся суть в самом браке». Он не будет уже так пристрастен ко всему исключительному, ко всему необыкновенному, и поймет, что как не существует абстрактного при­звания для всех людей, а у каждого есть свое, так не существует и абстрактного брака. Этик поэтому может сказать ему, что он должен жениться, но не' может сказать на ком именно. Этическое отношение к любви поможет, следовательно, нашему герою уяснить себе общечеловеческое значение упомянутых исключительных достоинств невесты, и он сам уже займется уяснением себе различных оттенков и осо­бенностей в исполнении общечеловеческого долга.

Этическое воззрение на любовь имеет таким об­разом много преимуществ перед всяким эстетичес­ким,— оно обращает внимание человека на общее, а не на случайное: оно не показывает, каким образом мо­жет быть счастлива отдельная чета людей обыкно^ь венных, но каким образом может достигнуть счастья каждая супружеская чета. Оно рассматривает брак, как нечто, имеющее абсолютное значение в жизни; оно не принимает упомянутых исключительных свойств или достоинств героя и героини за гарантию счастья, но относится к ним, как к задачам или дол-

говым обязательствам человека; словом, оно смотри* ва любовь с точки зрения истинной красоты и свободы.

Так вот, герой наш живет своим трудом, в кото­ром видит к тому же свое призвание, так что рабо­тает весело и охотно и вполне довольствуется своим положением среди других людей: делая свое дело, он совершает то, что вообще только мог бы поже­лать совершать на этом свете. Кроме того, он женат, доволен своим семейным очагом, и время идет для него незаметно и весело; ему даже непонятно, что время может быть для человека бременем или вра­гом его счастья; напротив, время кажется ему истин­ной благодатью и в этом отношении он считает себя в большом долгу у своей подруги жизни. Кстати, я, кажется, забыл сказать, что не он был тем счастлив­цем, которому досталась лесная нимфа,— ему при­шлось удовольствоваться более обыкновенной девуш­кой, то есть такой, какая 1была ему под пару. Тем не менее он очень счастлив — да, он сам сознался мне в этом — и думает, что так оно, пожалуй, и лучше: как знать, может быть, та задача оказалась бы ему не по силам? Так легко ведь испортить всякое совер­шенство! Теперь зато он полон мужества, доверия к жизни* надежды и даже энтузиазма; он с восторгом говорит, что вся суть в браке, что в брачных отноше­ниях скрыта сила, которая может подвигнуть девуш­ку на все великое и прекрасное; и жена его, при всей' своей скромности, того же мнения. Да, юный друг мой, на свете творится много удивительного,— я, на­пример, и верить не хотел, что существует на свете такая чудо-девушка, о которой говорил ты, теперь же почти стыжусь своего неверия: ведь эта-то самая обыкновенная девушка, со своей великой верой в свою миссию, и есть то чудо создания; ее вера доро­же золота и всех сокровищ мира. В одном отноше­нии я, однако, остаюсь при своем неверии: такого чуда создания не найдется в уединенной чаще леса.

Ну что же, разве ты откажешь теперь моему ге­рою в праве зваться героем. Разве мужество, с кото­рым он не боится верить в возможность превратить самую обыкновенную девушку в чудо создания, не­дает ему этого права? Особенно благодарен герой мой своей жене за то, что время получило для нега теперь такое прекрасное значение, так как приписы-

вает это до известной степени именно браку, в чем согласен с ним, как женатый человек, и я. Достань­ся же ему та прекрасная лесная нимфа, и не женись

он — ему пришлось бы опасаться, что их любовь вспыхивала бы лишь время от времени, озаряя сво­им чудным блеском отдельные мгновения и оставляя между ними тусклые промежутки. Они, может быть, чувствовали бы желание видеть друг друга лишь тог­да, когда их свидание обещало быть полным особо­го значения; случись же им хоть раз потерпеть в этом смысле неудачу, ему пришлось бы бояться, что их отношения грозят обратиться в ничто..Скромный же брак, вменяя мужу с женой в обязанность видет1 друг друга ежедневно, и в богатстве, и в бедности, придает их отношениям ту простоту и законченность, в которых и заключается, по мнению нашего геро» особая прелесть брака. Прозаические брачные отно­шения скрывают в себе в сущности столько поэзии, что не только освещают и согревают собою отдель­ные моменты жизни, но и всю жизнь, наполняют гар­монией даже самые бедные содержанием минуты жизни.

Я со своей стороны вполне разделяю мнение мо­его героя относительно того, что брак имеет,.преиму­щество не только перед одинокой жизнью, но й перед всякой чисто эротической связью. Преимущество брака перед последней только что доказано моим новым другом, о первом же я скажу несколько слов сам. Каким бы светлым углом ни. обладал _; человек, как бы ни был он трудолюбив, предан идее, и для него выдаются в жизни минуты, когда время кажет­ся ему чересчур длинным. Ты вообще постоянно на­смехаешься над слабой половиной рода человеческо­го, и я уже не раз просил тебя прекратить эти на­смешки, теперь же прибавлю: недаром говорится — «мудрец поучись мудрости у муравья»,— каким бы совершенным существом ты ни считал молодую де­вушку, поучись у нее искусству заставлять время ле­теть стрелою; она настоящий виртуоз в этом искус­стве. Она, может быть, не имеет надлежащего поня­тия о строгом и последовательном труде, какое име­ет мужчина, но она никогда не бывает праздной, а всегда занятой, и время никогда не кажется ей длин­ным. Я говорю это по опыту. Бывает иногда — (те-

Дата добавления: 2015-05-08