Наступала суббота. 2 страница

Все ждали, что ты принесешь народу освобождение, а ты вызвал лишь разочарование. И поэтому люди возненавидели тебя. Если бы ты действительно желал счастья своему народу, то стал бы как все, а не пугал людей своим небесным происхождением. Ты лишь призывал любить, но сам никого не любил, подразумевая при этом какую-то странную, несвойственную людям любовь. А к людям нужно относится по-человечески: когда нужно — соврать, если необходимо — и возненавидеть; иначе они просто ничего не поймут. Те, кто еще вчера шел за тобой, завтра откажутся от тебя и обрекут на смерть, потому что ты не оправдал ожиданий народа, разоблачил людской самообман, не ответил на любовь женщин. Но ты знал, на что шел! И потому закономерно, что вместо любви получил всеобщую неприязнь. Ты чужой своему народу, и сегодня убедишься в истинности моих слов, если не понял этого раньше. По обычаю на праздник Пасхи отпускают одного пленника. Так знай, народ отвергнет тебя, и выберет меня.

Пока Варавван говорит, я неотрывно смотрю на Иисуса, и вижу, как он слушает с улыбкой смирения, словно знает наперед, что должно произойти.

— Ты, может быть, думаешь, я не верю в Бога? Да я знаю писание не хуже первосвященников, и долго свято соблюдал все заповеди, а также правила, установленные фарисеями. Но вскоре понял, что это пустое идолопоклонство, наполненное лицемерным соблюдением многочисленных ненужных ритуалов, дающее возможность служителям церкви существовать за счет обмана доверчивых людей. Вначале я, как и все, верил, ходил в храм, однако вскоре убедился, что главное в храме — это торговля. Там, как и везде, делают деньги. Голуби и прочие святые вещи продаются для доверчивых простаков, стремящихся подкупить Бога и получить благосклонность церковников. Приобретая эти игрушки, наивные люди на самом деле содержат многочисленное семейство Анны и его приспешников. Каиафу, так же как и его тестя, интересуют прежде всего деньги — они все готовы выставить на продажу. Многие стремятся стать священником лишь потому, что это выгодно. Быть святым отцом весьма доходное занятие, и потому далеко не каждый может войти в клан фарисеев. Но Бог не в лицемерных таинствах первосвященников. Бог во мне!

Народу нужен царь, и я стану им. Я взялся за оружие, чтобы осуществить миссию освобождения моего народа. И если бы мне удалось довести до конца дело всей моей жизни, то я стал бы царем, а впоследствии был признан потомками мессией, дабы сбылось предсказанное пророками. Что ж, пусть будет так — “и к разбойникам причтен”. Но я уверен, народ меня никогда не забудет, потому что я пожертвовал своей жизнью ради счастья людей. И если завтра предложат освободить одного из нас, то я молю Бога, чтобы он выбрал именно меня. Я хотел стать спасителем народа Израиля — и стану им! Надеюсь, Господь услышит мои молитвы и увидит искреннее желание блага своему народу. Я верю, верю, что моя миссия не окончена, верю — сбудется реченное в писаниях и Бог спасет меня. Да минует меня чаша сия, Господи!

Темница все более наполняется светом. Наверно, восходит солнце.

— Раз ты молчишь, то вот что я тебе скажу. Ты просто не любишь людей, Иисус.

Вижу, как по щеке Иисуса скатывается слеза, и чувствую, как болью отозвался во мне гулкий стон этих слез страдания, упавших в бездонный колодец его души.

— Я ненавижу тебя, Назорей. Ненавижу твои плаксивые проповеди, ненавижу твои глупые заповеди, всего тебя ненавижу. Твои призывы не безвредны, они расслабляют людей, заставляя смириться со своей участью. Ты враг своему народу, а значит, и мне враг. А я ненавижу врагов!

И тот и другой Иисус по-своему прав. Но в ком из них истина?

Молчание повисает еще тягостнее, чем до появления новоявленного пророка. Остается только ждать своей участи, так и не получив ответа на вопрос, зачем я жил.

Тягостную тишину ожидания, наполненную безысходностью и пропитанную слезами, разрывают чьи-то осторожные шаги. Дверь со скрипом открывается.

Неужели это за нами? Как, уже пора? Но зачем, зачем я жил? В чем смысл моей жизни?

Кто-то вступает на пол темницы и становится посреди нас. Видимо, так и не разглядев, ради кого он пришел, таинственный посетитель спрашивает:

— Кто из вас Иисус?

— Какой? Тут два Иисуса.

Растерявшись, посетитель на мгновение замолкает, а потом тихо произносит:

— Христос.

Кто же этот человек с величавой осанкой и властным голосом? И почему он с такой осторожностью пришел сюда, стараясь остаться незамеченным? Лицо его скрыто, и узнать вошедшего невозможно. Но что-то есть в нем знакомое. Кто же он?

Все молчат. А таинственный посетитель, видимо, не привык повторять дважды. Проявляя признаки нетерпения, он раздраженно спрашивает:

— Кто из вас Иисус Назорей?

— Вон в углу лежит.

Незнакомец подходит к пророку из Вифлеема, ожидая, что тот, кто называет себя царем иудейским, встанет. Но Иисус не двигается. В величавой осанке таинственного посетителя видна привычка властвовать, однако в поступи его не чувствуется презрения к тому, ради кого он пришел. Чего может желать этот гордый и уверенный в своем могуществе человек от лежащего на холодном полу пленника, не способного даже встать?

— Я пришел к тебе, потому что не мог не прийти. Об этом никто не узнает. Вы все обречены и сегодня умрете. Но я хотел сказать тебе то, чего не мог сказать на допросе.

Так ведь это же Анна! Голос его невозможно спутать ни с чьим другим. Анна — тайный властелин и глава семьи, которая, сколько себя помню, господствует в храме. Из нее вышли все официально назначаемые первосвященники. Каиафа, нынешний глава синедриона, занял этот пост благодаря тому, что стал зятем Анны, и потому все свои действия согласовывает с тестем. Фактически реальная власть принадлежит именно Анне, хотя римские прокураторы по своей прихоти время от времени сменяют официального главу синедриона. По тому, как первосвященник обошелся с нами, сомневаться в его хитрости, коварстве и вероломстве не приходится. А ведь мы надеялись на его поддержку. Возможно, благодаря именно его вмешательству нас выдали римлянам. Единственное, что можно испытывать к такому человеку, это ненависть. Но что ему нужно от плененного пророка?

— Вот ты и к злодеям причтен. Никто никогда не посмеет спросить, почему я вынес тебе такой приговор. Но я хочу, чтобы ты понял, отчего именно так обошлись с мессией, тем более что тебе предстоит мучительная смерть на кресте. Многие полагают, будто я испугался твоего всевозрастающего влияния в народе. Но мне ли бояться бродячего проповедника, главе священного рода, видевшему на своем веку самых разных пророков и ни разу не испытавшему страха перед римскими прокураторами. Власть моя как никогда крепка, и если потребуется, я даже могу добиться смещения Понтия Пилата. Чернь распускает слухи, будто я обижен на тебя за то, что ты разбил мои лавки в храме, лишив меня существенной части дохода. Ерунда. Все будет как прежде, даже если придется на время убрать торговлю из храма. Зачем ты пришел в Иерусалим? Проповедовал бы в своей Галилее. Знаю, в своем отечестве тебя не приняли как пророка. Ты захотел большего — царства! Но когда пророки начинают вмешиваться в дела правителей, от них избавляются. Ты смущаешь умы людей своими никому не понятными притчами, возмущаешь души чудесами и проповедями; твои ученики нарушают священные правила, тем самым подстрекая к мятежу. Ты чужой своему народу, иначе бы не вел себя столь вызывающе по отношению к установившимся традициям. Ведь не мы, и даже не римский прокуратор управляет людьми, а именно традиции. Показав пример несоблюдения священных правил, ты покусился на самое дорогое, что есть у людей, — веру в истинность и незыблемость Закона, который дан Богом. Ты захотел отобрать последний оплот веры в Справедливость, предложив взамен себя. А подумал ли ты прежде, что будет, если все перестанут соблюдать Закон? Закон важнее всего, поскольку именно он гарантирует покой, порядок и уверенность в завтрашнем дне, без которой страх смерти давно бы сглодал человеческое стадо.

На самом деле, ты просто не любишь людей, Иисус, не любишь свой народ. Я не питаю к тебе ненависти, как полагают многие. Мне не за что тебя ненавидеть. Мы, священники, несем людям слово божие и олицетворяем собою Закон, являясь оплотом веры. Ты же, восстанавливая народ против священников, выступаешь не только против Закона, но и против власти вообще. А народу нужна власть, потому что без нее нет порядка. Мы взяли на себя груз ответственности, в котором больше проклятий, чем славы, и не можем отказаться, поскольку отвечаем за весь народ, а не только за самих себя, как обычные люди. Ты обвиняешь нас в лицемерии, но мы не можем руководствоваться простой человеческой моралью и следовать заповеди “не убий”, когда интересы народа требуют расправы над непокорными. У власти своя логика и правила, и они не всегда связаны с моралью. Здесь нет любви к ближнему, а только ненависть и страх; здесь, как на войне — победа важна любой ценой, и все средства достигнуть ее хороши. Нас считают жестокими и коварными, даже бесчеловечными. А все потому, что никто не хочет понять одной простой истины: мы должны делать то, от чего простой человек может оказаться. Ради общего блага я обязан поступить законным образом, даже если лично мне это неприятно. Я хотел бы отпустить тебя. Но не могу. Что подумают люди и что станет с порядком? Если простить одного, то прощения потребуют и другие. Закон превыше всего — даже человеческой жизни! Соблюсти его важнее, даже если для этого потребуется невинная жертва. Закон — главное в жизни, потому что именно он обеспечивает свободу. А потому, чтобы сохранить порядок и тем самым оградить людей от страха перед завтрашним днем, нужно безжалостно искоренять всякую ересь, всякое инакомыслие. Никакие благие изменения и дополнения не смогут поколебать сути: всякий пытающийся изменить культ стремится уничтожить его! Ты совершил самое тяжкое преступление, попытавшись улучшить то, что не нуждается в улучшении. Плата за это — смерть!

Это жестокая необходимость, дабы сохранить веру людей в Закон. Ты, наверно, думаешь, что больше других пострадал от власти. Нет, это я — жертва власти! Потому что не волен поступать так, как хочу. Власть — это тяжкое бремя, которое я должен нести. Всю жизнь я посвятил Богу и всегда желал только блага своему народу, ревностно исполняя обязанности и стараясь через строгое соблюдение заповедей удержать людей в повиновении. Ты нарушил заповеди, и я обязан перед людьми ради тех, кто верит в справедливость Закона, исполнить свой долг и совершить акт возмездия за совершенный тобой грех.

Нет, я не думаю о тебе так просто, как другие. Только я знаю, зачем ты пришел. Никто в действительности не поверил тому, что ты Мессия. Но я-то знаю! Только мы двое посвящены в Тайну, которая должна свершиться. Я знал о тебе все с того самого момента, когда волхвы разнесли весть о твоем рождении, и возрадовался, благодаря Господа за то, что он услышал мои молитвы и выбрал именно меня. И поскольку я призван Богом выполнить его волю, то исполню ее до конца, чего бы это ни стоило. Мне доносили обо всех творимых тобой чудесах, передавали записи проповедей. И я удивлен, что за свои тридцать три года ты так и не узнал людей. Поверь, знать людей невыносимо, их подлая сущность лишает желания жить. Они слабы и ничтожны, причем гораздо хуже, чем стараются казаться. Каются и тут же грешат, упиваясь при этом лицемерным самобичеванием. Они даже самое святое готовы к выгоде своей приспособить. Ты думаешь, среди посещающих храм и соблюдающих Закон все искренне верят Богу? Они не верят, а лишь хотят верить.

Люди несовершенны — ты знаешь это. Так зачем требовать от них того, что под силу тебе одному? Как все было просто и понятно: око за око, зуб за зуб. Ты же учишь не ненавидеть, а любить врага своего. Поверь, люди не способны на это. Они не смогут уподобиться тебе и пойти за тобой. Потому что они люди! Твоим бредовым идеям о прощении и смирении они предпочитают конкретный результат силового воздействия. Ведь очевидно, что на силу нужно отвечать силой. Ты же предлагаешь любить. Но эта Божья любовь. Она недоступна людям и недостойна их. Человек не может благословлять проклинающих его. Ты говоришь, что Бог —это Любовь. Но люди видят Бога таким, каким они могут его видеть, представляя по своему образу и подобию. Он кажется им всемогущим и справедливым. Но разве не в том состоит справедливость, чтобы покарать грешника? А если всех прощать, как ты предлагаешь, то что удержит человека от совершения нового греха? Без наказания нет справедливости, а без справедливости нет веры. Ты пришел людям дать новую веру? Но в чем ее суть? В любви? Но любовь ни к чему хорошему не приводит. Человек слаб и восприимчив к греху. Он должен бояться возмездия, иначе не сможет устоять перед искушением. Именно страх заставляет человека бороться с засильем Дьявола в себе. Иначе Сатану победить невозможно. Да, со злом нужно бороться, но не любовью, как ты призываешь, а тем же оружием, которым хотят одолеть тебя. А если подставить другую щеку, то враг обязательно нападет вновь. Ты указываешь путь, не задумываясь, смогут ли люди пойти по нему. То, что можешь ты, недоступно для них. Возможно, кто-то на словах и согласится с тобой, но мало у кого найдутся силы изменить свою жизнь. Ученики скорее предадут тебя, чем согласятся пойти на крест.

Твоя безгрешность делает невозможным общение с тобой, ведь человек не может не лгать, не льстить и не заискивать. Своей праведностью ты поставил себя выше всех, и люди никогда не смогут тебе этого простить. Требовать от них подобной непогрешимости бесчеловечно. Глядя на тебя, как в зеркало, люди увидели, что они не так хороши, как себя представляли. Таким образом, ты покусился на самое ценное, что есть у человека, — на его самопредставление. Человек может отдать собственность, потерять свободу, пожертвовать семьей, но никогда не перестанет считать себя лучше, чем он есть на самом деле. И всякий, кто попытается разоблачить этот самообман, будет повержен. Ты обвинил людей в лицемерии, а они просто не могут без лжи. Вся наша жизнь состоит из самообмана и попыток оправдать себя. Это без правды человек может прожить, а без лжи не может обойтись и дня. Если спросить, что человеку важнее: правда или ложь, то большинство ответят — ложь. Люди с бόльшим умением и удовольствием врут, нежели говорят правду. Такова уж натура человека! И все твои благие призывы канут в пустоту, потому что человек лишь обращается к Богу, а живет с такими же, как он, людьми. Публичное изобличение лицемерия — вот чего невозможно простить! Нам даже не придется подговаривать людей, собравшихся на казнь. Они сделают выбор по собственному желанию и свободной воле. И я уверен, они предпочтут его!

Первосвященник внезапно оборачивается, и я замечаю, как в глазах Анны полыхнули две кровавые молнии; пальцем он указывает на Варавву.

— Ты сам создал свой крест. Захотел научить людей любить, а они способны только ненавидеть. В этом ты скоро убедишься. Тебя погубит твоя же любовь! Люди не смогли стать подобными тебе, а потому возненавидели тебя. Любовь —это обоюдоострое оружие; она может не только исцелять, но и убивать. Ты захотел подарить людям огонь своего сердца, но многочисленные поклонники раздуют его в пламя, которое и поглотит тебя. Твоей любви не хватит на всех. Ведь каждый хочет, чтобы ты принадлежал ему одному. Ты предлагаешь им божественную любовь, а они всего лишь люди. Ты любишь всех, но никого в частности, а потому сгоришь в костре всеобщей любви, который разожжет неудовлетворенная страсть твоих почитателей. Впрочем, все мои слова бестолку. Ты и без меня все прекрасно понимаешь. Но если обо всем ты этом знал, тогда зачем, ответь мне, зачем? Зачем?

Народ ждет Мессию. Но ты пришел освободить людей не от тирании римлян, а от самих себя. Римский прокуратор по неведению надеется тебя спасти, но он ошибается, — народ выберет Варавву! Для людей ты чужой и непонятный сын бога, а он — Варавва — такой же как они, грешник. Он не будет никого уличать во лжи и лицемерии, потому что сам такой. На словах вы оба желаете людям счастья, а на деле только и мечтаете стать царями. Но ни ты, ни Варавва не знаете своего народа. Сытые люди готовы оправдать любую власть, тогда как голодные недовольны всем. Народу не нужна свобода, народу нужен покой. Своими проповедями ты захотел уберечь людей от греха. Но они грешили, грешат и будут грешить. Так было и будет всегда. И даже смерть твоя не остановит их! Ты желаешь людям добра, не так ли? Я так же, как и ты, люблю свой народ, и ради него совершу грех. Сегодня ты умрешь.

Хочешь ли ты, чтобы я спас тебя? Нет. Ведь ты мечтаешь, чтобы именно в отношении тебя сбылось все предсказанное пророками. Вряд ли ты пожелаешь остаться жить, даже если тебя освободят. Ты ведь хочешь стать Христом, не так ли? Я помогу тебе сыграть роль, которую ты избрал себе. Если ты действительно Сын Божий, то моя задача предать тебя на смерть, а после стать у основания новой веры, чтобы имя мое сохранилось вместе с твоим. А больше мне нечего и желать.

Я много раз спрашивал себя: что есть Истина? и от Истины ли я? Но не нашел ответа. Ты говоришь: “Я есть Истина”. Однако люди предали тебя вчера и предадут сегодня. А все потому, что им не нужна Истина. Они предпочитают ложь. Так ведь жить легче. Ложь спасает в трудные минуты, а вранье властителей лишает людей необходимости лгать себе. Народ не хочет и не должен знать всей правды. Зачем простым людям это тяжкое бремя? В неведении они находят желанный покой. Пусть знают лишь те, кто несет ответственность за народ. Но если человек познает Истину, то уподобиться Богу, ибо перестанет бояться смерти. Ведь именно страх перед смертью, внезапной и неодолимой, заставляет людей грешить. Человек грешит и радуется греху, стараясь забыть о том, что ждет его в конце жизни. Люди сознательно делают себя рабами наслаждений, поскольку, выбирая земные удовольствия, они избегают поисков смысла жизни, а значит — перестают бояться смерти. Жить в постоянном страхе люди просто не смогли бы. Ты же хочешь лишить их маленьких греховных радостей, отобрав смерть и обрекая на вечное существование. Нет, не твое царство небесное, а именно всякий грех есть избавление от страха смерти. Зачем им обещанная тобою вечная жизнь? Еще неизвестно, есть ли она. Зато есть нужда, которая каждый день и час напоминает о себе, подчиняя человека. Разве не страшна вечная жизнь, наполненная любовью? Это все равно что питаться исключительно сладким. Счастье без слез и страданий не воспринимается. Нужна ли вообще людям, привыкшим к страху смерти, вечная жизнь? Нет, нужно, чтобы человек был привязан к земле, к своей семье, к дому, дорожил приобретенным, а также радостями, которые дарит ему повседневность. Но если люди более всего возжелают Твоего Царства Небесного, то перестанут бояться смерти. Как же можно будет тогда управлять?! Бессмертие — вот истина, которая может сделать людей свободными. Но им не нужна свобода. Народу нужен порядок! А значит, и власть!

На самом деле, те, кто верят, или делают вид, что верят в Твое Царство Небесное, боятся смерти. Людям необходима смерть! Обещанная же тобой вечная жизнь может стать мучительной перспективой, лишающей человека свободы. Да, нельзя отбирать свободу выбора, хотя она и не всегда на пользу человеку. Если уж прародители отказались от рая, то что говорить о нас! Человек не может выбрать себе во благо, а потому выбирает несвободу, отказываясь от тяжкого бремени ответственности. Жить в грехе проще и легче. Людей укрощает даже не страх смерти, а страх неведомого. Поэтому Смерть, как и Бог, должна оставаться Тайной. И мы, посвященные, должны строго хранить эту Тайну. Ты же пытаешься передать всем то, что предназначено лишь для избранных. Но посвятив людей в тайный смысл Предопределения, Ты тем самым украдешь их свободу. Подчинив земную жизнь жизни вечной, люди утратят выбор, зная наперед, что их ждет. Раскрывая перед людьми суть смерти, ты лишаешь их не только радостей земного существования, но и права умереть. Это бесчеловечно! Даже мы не делаем этого.

Ты знаешь, что смерти нет, а потому смело выбираешь распятие. Но как можно требовать того же от непосвященных? Кто из людей пойдет за тобой на крест? Никто! Для них недоступно то, что подвластно Тебе. Эта жизнь кажется им единственно возможной, и потому они дорожат ею. Люди не верят тебе, потому что боятся вечной жизни. Здесь, по крайней мере, все просто и ясно. Для многих самым страшным открытием может оказаться именно то, что смерти нет. В действительности, люди не боятся смерти, а жаждут ее, поскольку для них она конец всего: мучений, сомнений, тревог, лжи, и даже свободы. Во что превратится человеческая жизнь, если лишить ее конца? Не принимая твоего царства небесного, люди не хотят лишать себя права последнего выбора. Но если смерти нет, значит, человек несвободен. Как устроится жизнь, когда в ней не будет смерти, страха и бегства от страха, если люди перестанут ценить прелесть мимолетных мгновений, а существование будет казаться изматывающей дорогой без конца? Только смерть как конец всего, а не как переход в новую жизнь, открывает неповторимые радости земного существования. Разве можно требовать от людей отказаться от всего того, что они имеют, ради неизвестности, столь же пленительной, сколь и сомнительной. Человек хочет наслаждаться всем, что ему доступно, и краткие мгновение земной реальности ему дороже грядущей вечной жизни, пусть даже самой распрекрасной. Люди не столько не верят, сколько не хотят верить тебе при всем своем показном желании. Земные удовольствия им ближе и слаще, чем мечтания о райской любви. В тебе мало человеческого, если ты этого не понимаешь.

Я пришел потому, что только у тебя могу найти понимание и сочувствие. Ты жертвуешь собой ради людей, принимая на себя их грехи, то же делаю и я: чтобы соблюсти Закон, а значит сохранить мир и спокойствие, необходимо пожертвовать одним человеком, дабы спасти весь народ. Но не подумай, что мне было легко применить смертный приговор. Ты знаешь, на мне нет вины, я лишь исполняю предсказанное пророками. Ты хочешь пострадать за людей, зная, что кровь освятит бессмертием твои идеи. Я помогу тебе. Ты умрешь именно так, как хочешь и как должен умереть. Я сделаю все, чтобы свершилось реченное в Писаниях. Но пусть это останется тайной. Человеку нужна Тайна, чтобы он чувствовал свою ничтожность перед ее непостижимостью. В страхе перед сокрытым в Тайне могуществом маленький человек находит свое место в этом мире, обретая смысл в вере в Высшую Справедливость, имя которой Бог.

Людям нужен Бог! Человек не может жить без веры! Он хочет верить в добрую и справедливую целесообразность, способную защитить его перед всевластием грядущего. Без веры в Бога трудно найти смысл своей жизни. А Бог — это Тайна. Но своим утверждением, что ты есть сын божий, ты разрушаешь величие этой Тайны. А человек должен бояться Бога, чувствуя собственную ничтожность перед его величием. Люди живут в страхе и должны жить страхом. Но чтобы поклоняться Богу, он должен быть мертв. Живой Бог никому не нужен.

Ты пришел в этот мир умереть. Ты уйдешь, а нам оставаться здесь и пожинать посеянные тобою семена раздора. Ведь ты знал, что иначе быть не могло! Как же можно было лишать людей покоя и уверенности в той истине, которой жили они и их предки? Ты оставляешь после себя множество несчастных, пораженных сомнением людей. Как теперь им жить? Ты украл у людей веру! Нет, ты не любишь свой народ! Ты чужой своему народу, и люди ненавидят тебя! Но я знаю Тебя и люблю, а потому помогу Тебе умереть, устроив казнь, которой дόлжно свершится!

— Лицемер.

Иисус поднимает голову и долго неотрывно смотрит Анне в глаза. Никто не смог бы выдержать этого взгляда укора и прощения.

В зловещей тишине еле слышно раздаются тихие вымученные слова.

— Прости меня, Господи.

Не может этого быть!

— Прощаю, — медленно произносит Христос.

Я не могу сдержать слез. Но кто это всхлипывает в темноте? Варавван? Не может быть. Неужели Анна?

Первосвященник медленно выходит. В нем уже нет прежней самоуверенности.

Анна хочет казаться справедливым, однако нет в нем главного — любви и сострадания. Он лишь высказал свою правду. Но почему-то, говоря о народе, первосвященник все время поглядывал на меня, словно я и есть народ — разбойник, которого нужно постоянно держать в узде. А мне хотелось крикнуть, что такое мнение от слепоты высокомерия, — простые люди позволяют обманывать себя не потому, что глупы, а потому, что им лучше выглядеть обманутыми, нежели лезть в выгребную яму, которая зовется властью. Нет, простые люди не слабые и не глупые уже только потому, что терпят своих не всегда умных и всегда безнравственных правителей. Это правители вынуждены все время лгать ради сохранения своего положения, тогда как правда — удел мудрых и сильных. Я давно уже понял: все зло оттого, что один хочет казаться выше и умнее других. Мудрый человек никогда не рвется к власти; ему легче быть в подчинении, но оставаться честным. Я всегда с ненавистью и презрением относился к священникам, превратившим веру в доходный промысел, готовых распять даже Истину ради сохранения своей власти и получаемых благодаря власти денег.

Но неужели Иисус Назорей умрет вместе с нами? Не знаю, что он сделал, но почему-то меня охватывает чувство сострадания к этому праведнику. Что же он совершил? За что оказался среди нас? Почему добровольно пошел на крест? Зачем?

Ответа нет.

Все молчат. Каждый в одиночестве готовится к предстоящей казни.

Ожидание неминуемой смерти подобно стремительному скольжению по наклонной плоскости: внутри все немеет, руки и ноги холодеют, а спину покрывает противный липкий пот, и что бы ни делал, гибели избежать не удастся. Остается только ждать. И это самое мучительное.

Но неужели все, что говорил Анна, правда? Неужели смерти нет?

Странный человек этот Иисус. А может быть, он и в самом деле Христос, Сын Божий? А если действительно смерти нет? Что же тогда есть Истина?

Распятие уже почему-то не кажется страшным. Ведь умереть предстоит вместе с Ним!

— Проклятый Ханан, — раздается отчаянный крик, — Он думает только о том, как сохранить свою власть.

— Замолчи, Иуда, — говорит Варавва, — ты ничем не хуже и не лучше нас. Но сейчас, перед лицом смерти, я должен признаться, что втайне от вас поддерживал отношения с Анной. Однажды через своего человека он выследил меня и предложил союз против римлян. С вашей помощью я помогал ему подготавливать возмущение толпы и организовывал беспорядки. Помните, как мы были среди зачинщиков народного недовольства, когда в Иерусалим ночью перенесли из Кесарии серебряных орлов и другие значки легионов, когда римский прокуратор решил устроить водопровод, а также когда во дворце Ирода по приказанию Пилата вывесили несколько позолоченных щитов, посвященных императору Тиберию.

— Не может быть!

— Я вступил в тайный сговор с Анной, потому что мы одинаково ненавидим оккупантов, и наши цели освобождения народа от владычества римлян совпали. Он обещал мне помощь, но обманул. Проклятый чужеземец! Ему интересы своей семьи, поставляющей первосвященников синедриону, дороже свободы народа, который навсегда останется для него чужим. Но почему, почему он выдал нас римлянам накануне восстания? Ведь Анна ничего не делает просто так, я-то уж знаю. Он и меня спрашивал, не Христос ли я, ведь предки мои из рода царя Давида, а родители живут в Вифлееме. Анна может казаться сумасшедшим, но только не глупцом. Зачем, зачем ему выдавать нас накануне праздника, когда все уже было готово?

Но что это?!

Третий раз за эту длинную ночь дверь открывается, и на пороге появляется сам римский прокуратор. Как странно, однако, выглядит сегодня Пилат. В нем уже нет того равнодушия, с каким он разбирал наши дела, осуждая на казнь. Лицо его бледно, а поступь неуверенна. Неужели прокуратор волнуется? С чего бы это?

— Я пришел, чтобы еще раз повторить свой вопрос.

Голос прокуратора слегка дрожит. Неужели это могущественный Понтий Пилат, который, даже не расспрашивая нас по существу совершенных преступлений, менее чем за минуту решил нашу участь.

— Прошу, скажи мне, как поступить. В тебе нет вины, я знаю, и потому хочу спасти тебя. Но ненависть первосвященников сильна как никогда. Они из страха и зависти обрекли тебя на казнь. Я ненавижу и презираю этих лицемеров с их Законом, этот фанатичный народ и весь этот город. Здесь все мне чужое, и я здесь всем чужой. А ведь я хотел только добра, когда решил построить водопровод. Но никто не понял или не захотел понять мотивы моих поступков. Этот народ возмущает все, что я делаю. Первосвященники и раньше посылали жалобы на меня, а сейчас угрожают обратиться к самому кесарю. Ты тоже желал людям добра. Но вот как они отплатили за любовь. Так же, как и я, ты чужой среди этих людей — в этом мы схожи. Я всегда в любой схватке старался держаться правды. Тот, кто на войне не чувствует своей правоты, обязательно погибнет. Я искал, старался понять, что есть Истина, но никто не мог мне помочь. И вот я встретил тебя. Но почему ты не дал ответа на мой вопрос? Почему ты молчишь?

Как римский гражданин я всегда свято соблюдал все законные установления, руководствуясь здравым смыслом. Рационально строя свою жизнь, мне удалось добиться успеха, хотя я никогда не стремился обладать тем, что имею сейчас. И вот когда я достиг всего, чему мог бы позавидовать любой человек, мне хочется от всего этого избавиться. Мне ненавистна моя власть, хотя я всегда старался использовать ее на благо людей. Я мечтаю бросить эту должность, благодаря которой вынужден осуждать людей на казнь. Я жажду уединения и покоя, а должен постоянно вникать в конфликты различных религиозных сект этого фанатичного народа. Мне хотелось бы посвятить остатки своих дней философии и искусству, а приходится заниматься судебными делами, верша приговоры. Никогда мое желание разрешить возникший спор с позиций здравого смысла не приводило к успеху, а только еще больше восстанавливало этот чужой и непонятный мне народ против власти Рима. Этих людей можно удержать только в страхе. Как они могут меня любить, и как могу любить их я, будучи оккупантом? Я ненавижу их всех, а потому хочу отомстить им и спасти тебя, чего бы мне это ни стоило. По обычаю на праздник Пасхи принято отпускать одного узника, приговоренного к смерти. Я предложу тебя. Они должны будут выбрать тебя или Варавву. Хотя народ вряд ли сможет отличить добро от зла. Ведь толпой верховодят первосвященники. Но я сделаю все от меня зависящее, чтобы ты избежал позорной казни. Умереть должен не ты, а они.

Дата добавления: 2015-05-09