Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Наступала суббота. 8 страница




Я вдруг испытал блаженство — то чувство, которое искал и не находил в окружающих меня людях. Здесь, в лесу, все источало любовь!

Мыслей не было никаких, и я был открыт всему вокруг, ощущая одушевленность пространства, в которое погружался, все более углубляясь в безлюдный лес. Покой безмолвной природы проникал в меня, наполняя душу необъяснимой радостью и умиротворением.

Какая удивительная природа! Как удивительна природа! Что может быть прекраснее цветка и выше этих самых высоких деревьев? Цветок — само совершенство! У него есть все, и ему ни от кого ничего не нужно. Он распускается, и все восхищаются им. Почему мы не такие? Разве бесконечные попытки утвердить себя среди подобных не есть нечто абсолютно недостойное совершенства этой травы и полей, этой мудрой реки, спокойно бегущей из бесконечности в бесконечность, этого зовущего неба и благосклонного ко всему солнца? Только моя жизнь конечна и беспокойна, поскольку вся посвящена совершенно чуждой идее самоутверждения. Кому и что я хочу доказать? Цветы распускаются каждой весной, не требуя ни от кого признания и восхищения; они растут для себя, но все ими любуются, восторгаясь их красотой и совершенством. Нет среди этой травы и деревьев ничего чуждого им, кроме разве что людей с топорами.

Полностью растворившись во вседостаточности покоя и позабыв о себе, невозможно не почувствовать себя частичкой единого мира, своим среди родной природы — цветком или камнем в реке, дрожащим листком на осине или стебельком травы, безмятежно колышущимся вместе с порывами ветра. Здесь нет чужих. Даже в вывороченных корнях упавшей ольхи видны ростки другого дерева, и сама ольха не собирается умирать, а лежа продолжает цвести, рассеивая вокруг семена новой жизни. И никто здесь не чужой. Мы все живые!

Лодка остановилась, уткнувшись в островок незабудок.

Стоит ли торопиться? Кто знает, что ждет впереди? Быть может, именно бессмысленная спешка приведет к тому, что нависшее над рекой дерево упадет в тот самый момент, когда я буду проезжать под ним. Кого тогда винить?

Я замер, и почти сразу на руку села стрекоза. Время от времени она как-то странно поворачивала головой, крылья ее вздрагивали, а кончик хвоста ритмично пульсировал. Глядя на удивительное насекомое, я вспомнил, как в детстве приятели ловили стрекоз и отрывали им крылья, интересуясь тем, как будут вести себя те, кто привык летать. Вспомнив этот неприятный эпизод, я подумал о том, что люди есть лишенные крыльев создания, которые никак не могут отвыкнуть от привычки летать.

Стрекоза взлетала и вновь садилась на прежнее место. Казалось, она нисколечко меня не боится. И даже мое естественное шевеление затекшими конечностями не пугало ее.

На неподвижную ногу вскочил кузнечик и стал стрекотать. Прилетела еще одна стрекоза и, сев на руку, уставилась на меня. Было такое ощущение — нет, на самом деле! — она с любопытством разглядывала меня, и при этом никак не могла понять, что я такое и зачем здесь сижу. Кузнечик от движения ноги вспрыгнул и приземлился в траву. Я вдруг устрашился мысли, что могу нечаянно его раздавить. Это было все равно что раздавить себя. И почему мы, люди, такие бесчувственные!?

А стрекоза все сидела и сидела у меня на руке. Рядом с ней приземлилась ее подружка, и по всей видимости, они чувствовали себя достаточно уютно.

Стоило замереть на какие-то пять минут, как я стал частью природы, а ее представители сразу же приняли меня в свою семью. Ведь я не источал смерти!

Рассматривая стрекозу, я не мог избавиться от мысли, что это создание гораздо совершеннее меня. Может быть, они — эти стрекозы и бабочки, жуки и кузнечики — сменят человека после его самоубийственных войн. Воистину, достойная замена homo... sapiens как-то не поворачивался произнести язык.

И кто может утверждать, что стрекозы не размышляют? По тому, как вела себя моя гостья, трудно было не заключить, что ее поведение осмысленно. Ведь она даже установила со мной доверительные отношения и вела себя так, как я вел себя с нею.

Вдруг стрекоза стремительно взлетела и, покружив у меня над головой, вновь села на свое привычное место. Я заметил, что во рту у нее зажата какая-то мошка. Стрекоза стала старательно пережевывать эту мошку, пока окончательно не проглотила ее. Тут от кончика хвоста стрекозы отделился маленький кусочек и упал в траву. По всей видимости, предположил я, она совершила то, что делают все живые существа не реже одного раза в день. Я неловко повернулся всем телом, тотчас стрекозы испуганно взлетели и стали кружить надо мной. Но как только я замер, они вновь приземлились на прежнее место.

Я достал тетрадь, и стрекоза тотчас уселась на раскрытые страницы прямо у моих пальцев. Только подумал, что движением руки могу задеть гостью, как она сразу же взлетела и пересела на другую страницу, уже исковерканную записями. Стрекоза сидела на моих каракулях, мотая головой, отчего я усмехнулся, подумав: “Читает”.

Мои движения руками и ногами уже не пугали двух других насекомых, сидящих на мне, и они продолжали как ни в чем не бывало греться на солнышке. И я грелся вместе с ними.

Глядя на стрекоз, я невольно и себя представил стрекозой, подумав о том, что поступал бы точно так же, как они. Ведь лишь среди себе подобных вспоминаешь, кто ты есть такой.

Я приблизил ладонь к лицу и увидел ажурные крылышки стрекоз, их ушки и усики и огромные глаза, внимательно смотрящие на меня.

Восхищаясь красотой стрекозы, я невольно подумал о том, что предел технического совершенствования — это совершенство самой природы. И почему люди, глядя на вертолет, восхищаются своим достижением, тогда как живое творение почему-то не наводит на мысль о Создателе. Разве стрекозы могли появиться из ничего, точнее, в результате долгой эволюции?

Трудно сказать, кто более совершенен. И чего это я вдруг решил, что человек высшее творение? Наши технические усовершенствования лишь жалкие попытки скопировать чудо живой природы. Быть может, мир насекомых, гораздо более многочисленный и разнообразный, чем мир млекопитающих, придет на смену человеческой цивилизации?

Приблизив руку вплотную к глазам, я очень удивился, обнаружив, как стрекоза, вращая своими глазками, рассматривает меня. Я смотрел на нее, а она разглядывала меня. И тут я подумал, что стрекоза наверняка не просто смотрит, но и рассуждает о том, что видит.

О чем она думала? Может быть, о том же, что и я?

Очевидно одно — ей интересно! Я ей интересен!!!

Стрекозы меня понимают. А я их?

Бабочки-красавицы, кто и зачем дал вам крылья?

Что это они делают?! Ах, да... Вот и мухи тоже, и лягушки. А что же я? Кому нужен я? И зачем?

Черно-желтые тона начинающего осенеть леса околдовывали своими изумительными оттенками. Запах упавших листьев пьянил. Не хотелось возвращаться. Склоняющееся солнце мелькало сквозь желтые листья и черные ветви, ослепляя своим сиянием. Я закрыл глаза, подставив всего себя под пронзающие лучи заходящего солнца, свет наполнил меня, и я замер, чувствуя, как очищаюсь его золотом.

Надо было двигаться дальше.

Надо? Нет, не надо, ничего не надо — мы только хотим или не хотим!

Если бы не препятствия, я бы ничего не понял. Случайностей не бывает, и все происходит как дόлжно. Но никто не знает, как именно.

Я приподнял ногу, чтобы не раздавить неподвижно сидевших стрекоз. Они даже не шелохнулись. Поднял руку, решив помахать на прощание. Стрекозы взлетели и тут же вновь уселись на мою ногу. Я махнул им рукой, но они не улетели, а возвратились на прежнее место.

Нет, они определенно все понимали!

Жаль было расставаться, ведь они так привыкли ко мне, а я к ним, и мы приручили друг друга. Разве люди способны так быстро довериться более сильному существу?

Я вдруг подумал, что чужой это тот, кто относится к окружающим с подозрением и страхом, тем самым делая себя чужим”.

Выгибая спину, вошел белый кот.

Дмитрий решил позвать гостя, и произнес традиционное “кис-кис-кис”. Кот медленно повернул голову и внимательно посмотрел на человека. От этого взгляда Дмитрию стало не по себе. Ему всегда нравились альбиносы, наверно, потому что сам чувствовал себя белой вороной. Однако этот кот был необычный. Один глаз у него был зеленый, другой голубой, а взгляд настолько понимающий, что Дмитрий подумал: “Вот и не верь после этого в переселение душ”.

Часто, глядя на домашних животных, Дмитрий замечал, что он поступал бы точно так же, как поступают собаки или кошки, если бы обладал их телом. Невольно возникала мысль, что у людей просто иные возможности, поскольку иные тела, а все остальное примерно то же самое, и животные отнюдь не глупее людей.

Кот подошел к кровати и, мягко прыгнув, оказался возле рук Дмитрия. Предварительно тщательно обнюхав Димин нос, кот плавными движениями взобрался на плечо, а затем перебрался на голову, где и лег свернувшись. Дмитрия нисколько не смутило такое поведение кота, хотя отчасти и удивило. А кот, как ни в чем не бывало, лежал на голове Дмитрия, чувствуя, по всей видимости, себя весьма комфортно.

— Что это у тебя? — удивившись, спросил Женя, вошедший в палату первым.

— Не видишь что ли? Кот.

— А чего он у тебя на голове сидит?

— Наверно, воображает себя человеком.

— Кошку ему надо, вот и все, — присоединился к разговору вошедший Александр Иванович.

— Ничего-то вы не понимаете, — произнес за кота Дмитрий. — У меня, может быть, экзистенциальный вакуум, а вы мне кошку.

Видимо, оставшись недоволен обсуждением собственной персоны, кот соскочил с головы Дмитрия и грациозно исчез за дверью.

— Остался последний вопрос, на который никак не могу найти подходящий ответ, — сказал Женя, обращаясь к Дмитрию. — Может, знаешь? То, в чем нуждается каждый.

— Деньги, — подсказал Борис.

— Я сам так вначале подумал. Но не подходит, — с сожалением произнес Женя.

— Что же тогда это может быть? — в недоумении спросил Борис.

— Наверно, что-то наподобие сна или еды, — предположил Саша, вновь зашедший в гости. — А может, основной инстинкт?

— Букв сколько? — поинтересовался Александр Иванович.

— Шесть.

— Деньги, конечно, что еще может быть.

И хотя Дмитрий не размышлял вместе со всеми, ответ пришел неожиданно, причем безо всяких сомнений в его правильности.

— Любовь.

— Ерунда, — усомнился Боря.

— Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда, — сострил Саша.

— Подходит! — радостно воскликнул Женя.

— Мало ли, что подходит, — заметил Александр Иванович. — Наверно, что-то другое.

— Почему именно любовь? — вновь засомневался Борис. — Я лично много в чем нуждаюсь, и любовь отнюдь не самое необходимое.

— Да потому что благодаря любви существует все на земле, — не колеблясь, заявил Дмитрий неожиданно для самого себя. — Ведь если бы исчезла любовь, то прекратилась бы и жизнь. Любовь все побеждает, и ничто не может победить ее. Да и что вообще у нас есть в жизни кроме любви?

— Глупости, — парировал Женя. — Оставь свои иллюзии и посмотри на мир без розовых очков. Неужели ты не видишь, что жизнь вовсе не такая, какой ты ее себе представляешь?

— Вся наша жизнь состоит из иллюзий. И кто знает, какая она, жизнь?

— В ней полно жестокости и злобы, а потому глупо рассчитывать, что любовью можно что-либо изменить.

— А я уверен, существуют законы морали, которые люди могут не знать, но которым непременно следуют.

— Ты смешной. Какая может быть у убийцы мораль? Все только внешне созданы по подобию божьему, а на деле... Если бы люди придерживались заповедей, то были бы святые.

— Но это не значит, что закона не существует.

— Кто не признает морали, для того она и не существует. Убийца тоже полагает, что убивать можно.

— Скорее знает, что убивать нельзя, но чем-то себя оправдывает.

— Ты идеалист. Думаешь, если ты руководствуешься десятью заповедями, то и другие точно так же поступают. Нет, все люди разные и у каждого своя мораль. Если хочешь — подставляй другую щеку, я же не разделяю этого принципа.

— Но ведь другого способа нет. Зло можно победить только добром.

— Нет уж, с хамами нужно по-хамски.

— Но я не хочу отвечать на зло злом, понимаешь ты, не хочу!

— Значит, будешь бит.

— По-твоему, обманывай или обманут тебя, бей сам, если не хочешь быть битым. Так, что ли?

— Точно. Надо приспосабливаться. Лучше гнуться, чем переломиться.

— Но я не хочу поступаться принципами.

— Иначе не выживешь. Жизнь состоит из вранья. Если все честно, как положено, поступать будут, то и жизни никакой не будет. Например, инспектор знает, что ты врешь, но делает вид, будто верит; и ты ему за это платишь. Все играют в эту игру. В ней и заключена сермяжная правда жизни.

— Неужели невозможно жить честно?!

— Кому нужна твоя честность?!

— Прежде всего мне самому.

— Честные долго не живут.

— Неужели нужно все время хитрить? Разве нельзя по правде?

— Да ты что, вчера родился? Не витай в облаках. Честными могут быть только дураки.

— Ну почему, если видят, что человек порядочный, непременно наровят его обмануть?

— Дураков учат. Меня вот недавно обсчитали в магазине. Я говорю продавщице: “Чего вы меня обсчитываете, как вам не стыдно”. Она стала извиняться, но я-то вижу — она сожалеет, что не удалось ей меня объегорить. Тогда я ей решил объяснить: “А если бы я решил вас обмануть, как бы вы поступили?” Она: “Простите, извините, я не хотела”, — а по глазам видать, нисколечко ей не стыдно, только не знает, как от меня избавиться. Тогда я решил ее присовестить и говорю: “Неужели нельзя честно, по совести?” А она, глядя мне в глаза, отвечает: “Вы что, с луны свалились? Да где вы видели честно и чтоб по правде? Меня все обманывают, вот и самой приходится обсчитывать. А не обманешь — не проживешь”. Вот и получается: как с тобой поступают, так и сам поступай.

— А я слышал иначе: чего себе не желаешь, того и другим не делай.

— Это правило известно давным-давно, только люди все равно поступают иначе.

— Не все.

— Все! Вот недавно купил я картошки, а дома обнаружил, что она гнилая. Вернулся, и говорю продавщице, которая, к тому же, моя знакомая: “Как же можно своих обманывать?”

— А у нее “свои” только деньги.

— Точно. В честных нуждаются, чтобы было кого обмануть. Все врут, и тот, кто не захочет обманывать, вряд ли сможет выжить среди привыкших врать. Его примут за дурака или за идиота. Так что все твои, Дима, рассуждения — оторванная от жизни философия.

— Если мои представления не соответствуют общепризнанным, это еще не свидетельствует об их неистинности. Да и что есть жизнь как не набор установленных правил? Твое понимание действительности есть не что иное, как узаконенное подавляющим большинством представление о том, что является наиболее ценным в жизни, что составляет цель и смысл человеческого существования. Вот, например, какие у тебя принципы?

— А у меня их нет.

— Как же можно жить без принципов?

— Принципы мои все материальные: чтоб деньги платили, больше мне ничего не надо. А будут все сыты, значит, будут и довольны.

— Но человек не животное; ему, чтобы быть довольным, недостаточно быть сытым.

— Меня лично это вполне устраивает.

— Дело нужно делать и деньги зарабатывать, а не болтать.

— Но разве деньги способны принести счастье?

— Сами по себе, конечно, нет, но работа придает смысл каждому дню.

— Любая работа?

— Конечно, только та, что по душе. Когда работаешь, некогда задумываться над смыслом жизни, да и незачем.

— Некогда не означает незачем.

— А тебе разве деньги не нужны?

— Как не нужны?! Только не в них счастье.

— Знаю-знаю, не в деньгах счастье, а в их количестве.

— Именно так. Мне не нужно много, точнее, столько, чтобы не быть голодным и бездомным, потому что покой и любовь живут не в богатых домах, а там, где радость не связывается с количеством вещей. Счастье приходит с солнцем, дождем, улыбкой ребенка, осенним листопадом, а не со счетом в банке. Главное в деньгах — это твое к ним отношение. И хотя деньги отчасти выражают зависимость от жизни, именно поэтому относится к ним нужно нематериально. Вообще, работать ради накопительства — значит работать против себя. Чем больше денег, тем больше беспокойства. Радость не увеличивается от количества приобретаемых вещей. Счастье ведь купить невозможно.

— Да, но и без денег счастья нет.

— А сколько тебе нужно, чтобы быть счастливым?

— Много.

— А вот мне для счастья деньги не нужны. У человека всего достаточно. Проблемы возникают, когда хочется еще больше. Поэтому нужно научиться довольствоваться тем, что имеешь. Вопрос лишь в том, чего ты хочешь от жизни. Сложности возникают, когда люди начинают что-то делить, и при этом каждый тащит одеяло на себя. Когда деньги делаются эквивалентом человеческих отношений, то, сами того не замечая, люди превращаются в кошельки. Деньги портят отношения между людьми. И вообще, ради чего живет человек и в чем видит смысл своего существования, легко понять из того, как и на что он тратит заработанное.

— Но ведь без денег никуда ни денешься.

— Дело не в деньгах, а в свободе от них.

— Один из вас материалист, а другой идеалист, — заметил молчавший до этого Александр Иванович.

— Но ведь нужно добывать средства к существованию.

— А зачем вообще существование?

— Но что-то ты ешь?

— Конечно. Однако работа ради хлеба насущного не должна противоречить главному. А ради главного можно пожертвовать всем. Живем ведь не для того чтобы жрать.

— Однако приходиться уделять время и на добывание куска хлеба.

— На самом деле, человеку не так уж много нужно.

— А если нет необходимого?

— Кому что надо. Я вот, например, все свое ношу с собой.

— Я так не могу!

— Можешь. Попробуй отбросить ненужное.

— Мне много нужно.

— Но необходимого, как правило, не оказывается в трудный момент. Поэтому важно понять: в чем нуждаешься постоянно и что может потребоваться тебе в экстремальной ситуации, а без чего сможешь обойтись.

— Мне элементарно необходимого требуется много.

— Ты сам придумываешь себе потребности. Счастлив тот, кто свободен, потому что свобода есть умение признать нужное ненужным. Именно зависимость от потребностей делает человека несвободным, тогда как способность отказаться от необходимого дает ощущение независимости.

— А мне именно деньги дают независимость.

— Это заблуждение. Деньги не дают свободы, потому что свобода не деньгами покупается.

— Демагогия! Чтобы выйти из тюрьмы под залог, нужны немалые средства. А что касается свободы, то ее не существует — всегда есть обстоятельства, от которых зависишь.

— Но обстоятельства можно либо принимать, либо не принимать в расчет.

— Демагогия!

— Полная свобода только у бога. И то его заставили полюбить человека, — вставил молчавший до этого Саша.

— А мне кажется, что свобода не самоцель. Она всегда для чего-то. Поэтому абсолютная свобода никому не нужна.

— Любая цель это уже несвобода.

— Если свобода для себя самой, то зачем она.

— А я вам вот что скажу: необходимость жить заставляет заниматься тем, что дает средства к существованию.

— А по мне, хоть умирать буду, а торговать не пойду. Я получил образование, всю жизнь честно работал, и менять образ жизни на старости лет для меня непосильно. Торговать — это совсем другая психология.

— Так всегда бывает: какая-то работа является самореализацией, а какая-то ее обеспечением. Но когда работаешь для души, то можно и без денег, потому что такой труд сам по себе доставляет удовольствие. Ведь то, что мы стремимся приобрести с помощью денег, на самом деле дается совершенно бесплатно. Однако мы привыкли покупать удовольствия, вместо того чтобы взять радость даром, причем безо всяких хлопот.

— Ты что, можешь прожить без денег?

— Нет, конечно. Но деньги, которые достаются ценой уступок собственной совести, мне не нужны.

— А если совесть дала добро?

— Каждый отличает деньги, которые не приносят уважения себе. Если сможешь вернуть их и почувствуешь при этом облегчение, значит, это были неправые деньги. Сколько раз бывало: стоило мне только отказаться от претензий на спорную собственность, как сразу же менялось отношение к человеку, покушавшемуся на мое имущество; я начинал чувствовать себя свободным, и на смену враждебности приходила любовь.

— Но ведь каждый стремится к достатку и лучшей жизни. Разве не так?

— Достаток это когда достаточно, а лучшая жизнь — отнюдь не материальный комфорт. И вообще, работать ради материальных благ все равно что совершать духовное самоубийство. Давно известно — невозможно служить одновременно Богу и маммоне. Вот скажи, чем ты будешь заниматься, когда не будет нужды зарабатывать деньги? Чего вообще хочет человек, когда у него есть все?

— По-твоему, нельзя заниматься бизнесом и быть при этом нравственным человеком?

— Если прибыль для тебя не главное, то это уже не бизнес, а благотворительность. Но если ты предприниматель, то обязательно руководствуешься законом выгоды, а значит, рано или поздно окажешься перед выбором: либо быть честным, либо иметь как можно больший доход. Кто делает деньги, часто не способен заметить того, что не имеет цены. По себе знаю: когда поступаешь бескорыстно, это часто вызывает большее подозрение и недоверие, чем когда пытаешься обмануть.

— Ты просто работать не хочешь.

— Хочу, но только честно.

— Если бы хотел, давно бы нашел работу.

— Не могу. Я желаю работать без обмана, а меня почему-то всегда наровят обхитрить. Видят, что перед ними честный человек, значит, думают, дурак, и пытаются обмануть. А я вовсе не дурак, и то, что меня надуть хотят, вижу. Когда же даю понять, что хитрости для меня белыми нитками шиты и обмануть себя не дам, то почему-то от меня сразу стараются избавиться. Если не соглашаешься быть обманутым, в любом случае уходи по собственному желанию. Причем еще обижаются, когда не позволяешь себя обвести вокруг пальца.

— С волками жить — по-волчьи выть.

— Все только и думают, как нажиться друг на друге. Я потому не могу нигде устроиться, что везде требуются лишь исполнители. Меня интересует прежде всего сама работа, а не сколько за нее платят. Важны не деньги, а возможность реализовать себя. Что толку в деньгах, если на них нельзя купить главное.

— А что главное? — спросил Боря.

— Каждому свое. Для меня лично это любовь.

— Будут деньги, будет и любовь.

— За деньги можно купить наслаждение, но не радость, так же как покупается секс, но не любовь. Просто зарабатывать деньги — неинтересно. Можно подумать, что на большее, чем высчитывать прибыль, человек не способен. Для ума это всего лишь арифметика.

— А ты кем работаешь? — спросил Борис у Димы.

— Какая разница?

— А такая. Я руками работаю, а ты языком. Причем зарабатываю больше твоего раз, наверно, в десять. И мне не хватает. Дочка приходит, просит, хотя сама зарабатывает прилично. Ей тоже мало. Ты, Дима, просто завидуешь тем, кто умеет делать деньги, и потому все твои разглагольствования есть не что иное, как попытка оправдать собственную никчемность.

— Ум состоит не только в умении зарабатывать деньги, но и в умении от них отказываться.

— Но ведь, в конце концов, работать нужно, чтобы приносить обществу какую-то пользу.

— Какую-то меня не устраивает. Разве жизнь измеряется временем или оценивается деньгами?

— Вместо того чтобы демагогию разводить, поехали лучше с нами на прииски золото намывать.

— Зачем оно мне? Золото еще никого не сделало счастливым, скорее наоборот.

— Может оно и так, только без эквивалента — никуда!

— Настоящий эквивалент — то, что одновременно цель и средство. Люди сами отказываются от счастья, предпочитая своей любви чужие вещи. А потому каждый имеет то, что выбирает.

— Бросьте, сейчас главное выжить, — заявил Александр Иванович.

— Нет, никогда и ни у кого выживание не было главной целью существования. Когда требовалось, то умирали ради других, сохраняя жизнь детям или же будучи не в силах предать.

— Вот я вас слушаю и удивляюсь. Вместо того чтобы дело делать и деньги зарабатывать, вы производите какой-то словесный понос. Время работает на тех, кто работает. Вы же только философствуете. Ты, Дима, просто неудачник. Ты мало думаешь о своей жене и ребенке. Ведь для того, чтобы обеспечить своей семье достойное существование, нужно иметь приличную зарплату. А то ты хорошую позицию занял: мне денег не надо, а то что ребенок будет получать мизерные алименты, это тебя вполне устраивает.

— Деньги может дать любой, а вот отцовскую любовь ничто и никто не заменит.

— Да ладно, знаю я все это. Сам, когда разводился с первой женой, такие хитрости придумывал. Ты разглагольствуешь о любви, а сам при этом оставляешь своего ребенка в нищете. Неужели тебе хватит тех денег, которые ты будешь получать по инвалидской пенсии? Нет, конечно. А ты еще обязан содержать жену и детей, чтобы они ни в чем не нуждались.

— Главное, в чем нуждается ребенок, это любовь. Все остальное приложится.

— Приложится?! Одежда и обувь стоят больших денег, а чтобы заплатить за образование детей, нужно вкалывать, не покладая рук.

— Как ты думаешь, что труднее: дарить вещи или любить?

— Если бы ты любил своего ребенка, то не обрекал его на нищенские алименты, а постарался побольше заработать, чтобы у него было все не хуже, чем у других.

— Мне кажется, что ребенку не так важно, во что его одевают, гораздо важнее, любят его или нет.

— Ну, это само собой разумеется.

— Многие родители предпочитают больше думать о том, во что одеть свое дитя и чем его накормить, стараются одарить множеством подарков, не давая при этом главного — своей любви.

— В подарках и заключена любовь!

— Лично я из своего детства вынес не столько воспоминание о подарках, сколько сожаление о том, что родители уделяли мне мало времени. Те редкие минуты, когда отец и мать были со мной, их забота и внимание, остались в памяти навсегда.

— Нет, ты неисправимый идеалист.

— Да, я живу идеей. А чем живешь ты?

— Наверно, подумал, что я скажу — желудком, так нет, — заботами о своих близких. У меня есть жена, которую я люблю, дети, в которых души не чаю. Разве это не главное в жизни? Ради них я работаю от зари до зари и, в отличие от тебя, проявляю свою любовь к ребенку тем, что обеспечиваю его всем необходимым, а не занимаюсь словоблудием.

— Как бы мы ни были ответственны за своих близких, у каждого из нас своя судьба. И хотя человеческая жизнь состоит из участия в жизни других людей, каждый прежде всего отвечает за реализацию своего собственного предназначения.

— Это все философия. На самом же деле ты стараешься оправдать свое нежелание зарабатывать как можно больше денег, чтобы обеспечить своему ребенку достойное существование.

— Я хочу дать ему то, что невозможно купить ни за какие деньги. Если не будет любви и ласки, то вряд ли их отсутствие можно будет компенсировать подарками.

— Все эти твои идеальные схемы развалятся, как только столкнутся с реальной действительностью. Вот выселит тебя жена из твоей отдельной квартиры, присудят ей алименты, а ребенка своего как не видел, так и не увидишь. И никакой суд тебе не поможет. А когда захочешь встретиться с ребенком, то мать так ее подговорит, что услышишь нечто вроде того, что и мне пришлось услышать: “Скажи папе, что не хочешь его видеть и тебе с мамой лучше”. Вот тогда посмотрим, какой будет твоя любовь.

— А почему я должен платить алименты, если мне не дают видеться с дочерью и на мои деньги жена содержит любовников? — с горечью произнес Дмитрий.

— Вот то-то и оно, — сказал Боря, ухмыльнувшись. — Где же твое всепрощение?

Дмитрий почувствовал, что ему нечего возразить.

“Борис прав. Если жена обрушится на меня со всей своей злобой, то не знаю, смогу ли я ответить на ее ненависть любовью. А без этого все слова прощения чушь”.

Дверь отворилась, и в палату вошли двое незнакомых мужчин. У одного, явно южной национальности, рука была на перевязи, у другого забинтована голова.

— Все спорите, глотки понапрасну дерете.

— Это мои новые соседи по палате, — представил вошедших Саша. — Валера коммерсант, а это Рафик, тоже из “новых”.

— Об чем базар? — спросил Рафик.

— Да об смысле жизни, — усмехнулся Борис.

— Давайте лучше выпьем, — предложил Валера.

— Вот это дело, — потер руки обрадованный Саша. — А то от ваших философий голова болит.

Присутствующие стали доставать стаканы и кружки.

— А ты что же? — обратился к Дмитрию Валера.

— Не хочу, спасибо.

— Нехорошо от коллектива отбиваться.

Присутствующие, чокнувшись, выпили.

— А он у нас не как все, — с усмешкой сказал Борис. — Он у нас правильный: не пьет, не курит, бабами не интересуется; только философствует.

— Такие типы всегда подозрительны.

— Я просто хочу быть самим собой, — попытался объяснить Дима.

— Человек, в натуре, всегда от кого-нибудь или от чего-либо зависит, — заметил Валера.

— А мне кажется, всюду можно быть независимым, даже будучи несвободным, — парировал Дмитрий.

— Если сам не выпьешь, то можешь нас заложить. Так что пей.

— Нет, спасибо, не хочу.

— А мы хочем. Правда, ребята?

Гости стали разливать по кружкам вино. Дима почувствовал себя чужим среди хмельного веселья. Он хотел сказать, что пьянство это попытка заглушить голос в себе, но сдержался и только спросил:




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-05-09; Просмотров: 366; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.113 сек.