Историко-философские предпосылки 1 страница

И РОЛЬ ФРАНСА БОАСА В ФОРМИРОВАНИИ ШКОЛЫ

Таким образом, эволюционизм в американской этнографии был господствующим направлением еще в начале XX в. Однако, как показывают труды эволюционистов-этнографов конца XIX — на­чала XX в., их эволюционизм не представлял собой единого, од­нородного течения и значительно отличался от философско-исто- рической концепции Л. Г. Моргана. На него сильное влияние в 1890-е годы оказывал эволюционизм в спенсеровской его форме, представлявший собой разновидность позитивистского натурализ­ма. В эти же годы появляются уже выступления Ф. Боаса сна­чала против эволюционистов его современников — Пауэлла, Мэсона, Бринтона. С этих выступлений Боаса на рубеже XX в. в американской этнографии начала складываться антиэволюцио­нистская, так называемая историческая школа. Период ее станов­ления был связан с научной деятельностью Ф. Боаса, он счита­ется основателем этой школы. Складывалась она в период кризиса западноевропейской философии истории и под непосред­ственным ее воздействием.

Кризис в западноевропейской философии истории был вызван поворотом буржуазии промышленно развитых стран Европы и США, как писал В. И. Ленин, от демократии к «реакции по всем линиям» — в экономике, политике, идеологии.

Если позитивизм первой половины XIX в. был идеологией либеральной буржуазии, признававший идею прогресса и какие- то закономерности в истории человеческого общества, то во вто­рой половине XIX в. он стал формой идеологической борьбы буржуазии против марксизма и против всего прогрессивного, чего достигла историческая наука к тому времени. Господство­вавший в философии эмпириокритицизм Маха и. Авенариуса был развитием позитивизма, враждебного материализму, противопо­ставлявшего последнему философию «чистого опыта».

Идеи прогресса, поступательности и закономерности развития человеческого общества стали подвергаться критике с позиций «критического опыта», с позиций якобы новых, «эмпирических» знаний. Правда, накопление конкретных знаний о неевропей­ских отсталых народах мира в связи с колониальной экспансией империалистических держав порождало скептицизм в отношении абстрактных позитивистских трактовок истории человечества. Многие из них оказались несоответствующими новым данным о развитии неевропейских народов.

Возникшие из позитивизма школы неопозитивизма и праг­матизма, неокантианство, неогегельянство, «философия жизни» выступали якобы лишь против «абстрактных схем», против го­лого социологизма старого позитивизма, но фактически критике подвергалась марксистская философия истории. Позитивизм вто­рой половины XIX в. претендовал на роль единственно научной теории, которая-де преодолела односторонность и материализма, и идеализма. В. И. Ленин, критически анализируя влияние меж­дународного оппортунизма на русских социал-демократов (Бог­данова, Юшкевича), писал, что последние откровенно характе­ризовали махизм как замену диалектпко-материалистической фи­лософии Именно В. И. Лениным были убедительно вскрыты социальные, классовые корни махизма, реакционность махист- ской ревизии, марксизма. В своем философском труде «Материа­лизм и эмпириокритицизм» В. И. Ленин подверг уничтожающей критике попытки махистов подменить специфические закономер­ности общественного развития биологическими, географическими, космическими, психологическими.

Кризис в буржуазной философии нашел свое проявление и в состоянии европейской историографии, и сказался на развитии этнографической науки Запада. В последней позитивизм и неопо­зитивизм получили общее обозначение «антиэволюционизма». Но к «эволюционизму» относили все существовавшие попытки про­следить закономерную поступательность в историческом развитии отсталых народов мира. При этом эволюционизм' Э. Тэйлора, Г. Спенсера, Л. Г. Моргана нередко рассматривался как нечто единое. Сюда же относили и марксистское понимание истории, хотя имена основоположников его и не упоминались. Но вся острота полемики антиэволюционистов была направлена против монизма исторического материализма, изложенного в книге Эн­гельса «Происхождение семьи, частной собственности и госу­дарства».

На основе идей неопозитивизма в западноевропейской этно­графии к концу XIX в. сформировались антиэволюционистские школы: антропогеографии в Германии., культурно-историческая в Австрии, школа крайнего диффузионизма в Англии. Все они выступали с попытками опровержения всякого рода «эволюцио­нистских схем» якобы на основе новых данных, фактически же это был поход против материалистического учения о первобыт-

I 'i)

ностж, разработанного в книге Энгельса «в связи с исследовани­ями» американского ученого JI. Г. Моргана. j

Под влиянием этих школ складывалась и историческая шко­ла в этнографии США. Историческая школа в американской эт- ' иографии часто называется школой Боаса, это в известной мере справедливо. Ф. Боас (1858—1942) сыграл роль моста между европейской этнографической мыслью и американской конца XIX — начала XX в.

Ф. Боас родился в 1858 г. в г. Миндене, Вестфалия (ФРГ). Образование физика и математика получил в Гейдельбергском, Боннском и Кильском университетах, защитив в г. Киле в 1881 г. диссертацию на тему «Цвет воды» ².

Историко-философские взгляды Ф. Боаса складывались в условиях идеологического климата Германии последней четвер­ти XIX в. Вопросу о формировании, этих взглядов были посвяще­ны уже несколько исследований³. - К. Клакхон и О. Пруфер в своей работе «Влияния в годы формирования» прослеживают непосредственное воздействие на Боаса немецких ученых: А. Гумбольдта, К. Риттера, Т. Фишера, А. Бастиана, Г. Фехнера, Р. Вирхова, А. Гельмгольца. Всех их объединяло подчеркивание первостепенности. изучения конкрет­ных явлений как таковых, на втором плане стояло признание ими «холизма феноменологии».

Особенно большое влияние на Ф. Боаса оказал А. Гумбольдт, настойчиво подчеркивавший необходимость прежде всего собира­ния фактов, изучения деталей, частностей для доказательства до­пускаемых исторических связей. В этом духе — сначала факты, а потом теория — высказывался и Боас почти на протяжении всей своей жизни.

В исследовании Дж. Стокинга привлечен богатый архивный материал, характеризующий процесс реориентации научных ин­тересов молодого Боаса после защиты диссертации.

Особенно интересны в этом отношении письма Боаса 1882— 1883 гг. В письме от 2 января 1882 г. Боас писал, например, о своем намерении оставить физику и психофизику, которыми он занимался, и посвятить себя географии и, в частности, изуче­нию таких вопросов, как взаимодействие между жизнью народа и его физической средой, влияние конфигурации земли на зна­ния народа о своих близких и дальних соседях⁴. Боас добивал­ся тогда стипендии в институте им. Дж. Хоикинса в США и пи­сал в связи с этим о своих научных планах, сообщая, что его подготовка- в области естественных наук, особенно физики, оказала сильное влияние на появление у него интереса к геогра­фии. Большой интерес представляет признание им в этом же письме своей теоретической реориентации. «С течением време­ни,— писал Боас,— я убедился, что мое" предшествующее мате­риалистическое мировоззрение — очень понятное для физиков — является несостоятельным, и я встал на новую точку зрения,

которая открыла для меня важность изучения взаимодействия между органической и неорганической природой и прежде всего между жизнью людей и их физической средой»⁵. При этом Боас отмечал, что для исследования этих проблем ему необходи­мы знания в области физиологии, психологии и социологии, что конкретно эту проблему он изучает на примере современных эскимосов. Таким образом, Боас сам фиксирует переход от ма­териализма к географическому детерминизму. Естествоиспытатели второй половины XIX в. стихийно стояли на позициях есте­ственнонаучного материализма. Именно эту стихийно материа­листическую тенденцию имел в виду Боас, когда писал о мате­риализме физиков, от которого он начал отходить с 1881 г.

Боас признавал, что на его мировоззрение оказали влияние идеи революции 1848 г., определив его леволиберальные позиции как ученого и политика. Однако в Германии Бисмарка эти взгля­ды не были популярны, господствовала реакция и антисеми­тизм, толкавшие Боаса на эмиграцию в США, где в 1851 г. по­селился его дядя после тюремного заключения за активное уча­стие в революции 1848 г. Через дядю Боас и пытался получить стипендию в "институте им. Хопкинса.

Но, не добившись стипендии, Боас в конце 1882 г. едет в Берлин для подготовки к поездке в Арктику. Там он работал в этнографическом музее Берлина, общаясь с Г. Вирховым, А. Бастианом и Т. Фишером — учеником К. Риттера. Здесь изу­чал философскую литературу, которая, по его словам, «стимули­ровала новые пути мышления». Боас знакомится с философией Канта, влияние которой начало возрождаться через неокантиан­цев Б. Эрдмана, Рудольфа Лемана и др. Труды самого Канта Боас читал в Арктике ⁶.

Среди этнографов США распространено мнение, что поездка Боаса в Арктику была своего рода «посвящением» его в этногра­фы и что она положила конец его географическому детерминиз­му⁷. Дж. Стокинг обоснованно считает эти мнения ошибочны­ми. Ни в дневниках-письмах этой поездки, ни в первой моногра­фии, написанной после поездки, он не находит указаний на переориентацию взглядов и научных интересов Боаса ⁸. В моно­графии Ф. Боаса «Баффинова земля» * жизнь эскимосов объяс­нялась влиянием географической среды. Самую большую главу он назвал, следуя Ф. Ратцелю, «Антропогеографией».

Переход к этнологии, произошел позже, когда в 1884 г. Боас ' написал свою вторую монографию «Центральные эскимосы». Это была публикация собранных Боасом этнографических материа­лов Он работал тогда в Берлинском Королевском этнографи­ческом музее под руководством А. Бастиана и Р. Вирхова, в содружестве с несколькими этнографами.

Влияние Бастиана было настолько сильным, что «последую­щая этнология Боаса, по словам Стокинга, была изучением пси­хологии... объектом его исследования была психическая жизнь каждого народа как органического целого» Но в некоторых отношениях Боас отошел от Бастиана. Более сложной представ­лялась Боасу связь между «элементарными идеями» и«представ- лениямк народов». Хотя он признавал возможность выделения географических провинций по культурным сходствам, но отошел от географического детерминизма Бастиана. От географического детерминизма Боас перешел к подчеркиванию процессов диффу­зии. В этом смысле он и понимал историзм этнических явлений. Здесь сказалось влияние «философии истории» В. Дилтея.

В 1886 г. состоялась первая поездка Ф. Боаса к квакиютлям о-ва Ванкувер в Британской Колумбии Канады. В ней Боас уже преследовал цели этнографического исследования этого индей­ского народа. Оттуда он приехал в Нью-Йорк, получил пост редактора отдела географии в журнале «Наука» и поселился в США. В 1887 г. в этом журнале он опубликовал свою статью «Изучение географии», которая оказалась последней работой Боаса в области географии¹². Статья представляет большой теоретический интерес. В ней Боас в известной мере подводил итог своих идейных реориентаций после 1880 г. Он противопо­ставлял в ней два способа исследования: научный, логический способ, характерный для физиков, стремящихся к установлению общих законов взаимосвязи явлений, и эмпирический способ ис­следования историков, считающих, что каждое отдельное явление заслуживает внимания. «Историка интересуют факты,—писал Боас,— он погружен в изучение фактов... Знания о явлении, о его существовании в пространстве и во времени полностью удовлет­воряют исследователя, независимо от законов, которые это явле­ние подтверждают или которые могут быть из него выведены» ¹³.

Боас подверг критике позитивистский социологизм О. Конта как пример научного способа исследования. Главной задачей нау­ки О. Конт считал открытие «неизменных естественных законов» и отвергал эмпиризм историков. О. Конту Боас противопоставил космографию А. Гумбольдта как идеальный пример «историче­ского» исследования. Космограф, по Боасу, изучает отдельное явление независимо от его места в системе, связь явлений, счи­тал он, возникает лишь в уме исследователя. Хотя Боас и допу­скал, что оба подхода «одинаково важны», однако считал, что космограф должен предшествовать физику Но, критикуя социо­логизм О. Конта и восхваляя эмпиризм А. Гумбольдта, Боас не увидел общего для их философии порока, состоявшего в непони­мании диалектики общего, особенного и частного. У Конта оно порождало пренебрежение к эмпирическим данным, у Гумбольд­та — пренебрежение теоретическими обобщениями. Это же непо­нимание диалектики общего и частного пронизывало и философию истории самого Боаса. В указанной статье по существу высказа­ны исходные теоретические посылки, ставшие основой всей по­следующей научной деятельности Боаса и сближавшие его взгля­ды с феноменологией В. Дилтея и других неопозитивистов.

Так, следуя им, Боас отделил философию истории от историо­графии, понимая последнюю как описательную, фактособираю- щую науку и отводя ей первостепенное значение. Трактуя эти два научных подхода как свойственные человеческому уму фун­даментальные тенденции, Боас писал, что каждый ученый «субъ­ективно» выбирает один из двух подходов в соответствии со склон­ностями своего ума. Этот волюнтаризм, крайний идеализм Боаса в оценке двух подходов в науке — обобщающего и эмпирическо­го — был, несомненно, следствием воздействия на него неоканти­анства. Уже в этой статье Боасом высказано понимание истории как фактособирающей дисциплины, которое легло в основу сфор­мулированного им позднее, в 1896 г., «исторического метода» как антитезы «сравнительно-исторического метода» эволюциони­стов.

По существу эта статья Боаса представляет собой попытку обосновать правомерность эмпирического фактособйрания, утвер­дить принципиальный эмпиризм. От нее же начинаются атаки его против теоретического мышления вообще, мишенью которых становятся представители господствовавшей в то время эволюци­онной школы в американской этнографии. В том же 1887 г. его выступления против эволюционистов начались в форме писем к Отису Мэсону и Дж. У. Пауэллу (и их ответов), публиковавших­ся в журнале «Наука» ¹⁵, и, казалось бы, по частному вопросу — о принципах музейной экспозиции. Мэсон и Пауэлл считали, что в музейных экспозициях должна найти отражение последователь­ность эволюционного развития человеческого общества, и, в част­ности, экспозиции орудий должны показать ход развития техники. Боас же сомневался в возможности сопоставления орудий труда или других музейных предметов, собранных у раз­личных народов. Он настаивал на группировке предметов по пле­менам или «племенным ареалам». Он обвинял в связи с этой дис­куссией Мэсона и Пауэлла в том, что их «схемы» идут против «общего двин?ения науки, стремящейся во все большей мере огра­ничивать господство дедуктивных методов». Этим Воас подтвер­ждал свою сопричастность к модным в Европе феноменологиче­ским течениям неопозитивизма.

Современные критики Ф. Боаса часто утверждают, что Боас не интересовался теоретическими проблемами науки и не внес своего вклада в ее теоретическое наследство. Эти утверждения, как видим, необоснованны.

Свои теоретические взгляды Боас высказывал в ряде статей, вышедших из-под его пера, Начиная с упомянутой статьи 1887 г. Но он не всегда был последователен в своих теоретических взгля­дах, особенно в ранний период. Большой интерес в историографи­ческом плане представляет выступление Ф. Боаса в 1888 г., по­священное уже теоретическим проблемам этнографической науки. Это была его лекция «Задачи этнологии», прочитанная на немец­ком языке в научном немецком обществе Нью-Йорка ¹⁶. Англий­ский текст лекции был опубликован в сборнике работ Боаса (1940 г.) ¹⁷ с предпосланным ей примечанием о том, что в ней высказаны его ранние взгляды. Действительно, высказанные в этой лекции мысли Боаса кардинально отличались от его после­дующих теоретических позиций по всем проблемам и задачам эт­нографической науки. Немецкий текст лекции рисует раннего Боаса как сторонника эволюционного учения Л. Г. Моргана. В ней он признавал, что «эволюционная теория внесла историческую перспективу в естественные науки и революционизировала ее ме­тоды... Развитие этнологии также,— говорил он,— в большой сте­пени является следствием эволюционной точки зрения» ¹⁸.

Определяя этнологию как историю первобытности, Боас под­черкивал, что без знания этой истории нельзя познать историю цивилизации. «История культуры,— говорил он,— учит последо­вательности идей и изобретений, начиная со стадий, на которых мы находим примитивные племена наших дней. История науки, изобретений и религии должна быть основана на изучении перво­бытных племен» ¹⁹. История человечества — «главный предмет этнологии» ²⁰.

Ф. Боас признавал в этой работе и наличие общих закономер­ностей в развитии человеческого общества, устанавливаемых с помощью историко-сравнительного метода. «Сравнения социаль­ной жизни различных народов,— говорил он,— показывают, что основы их культурного развития удивительно сходны. Из этого следует, что существуют законы, которым подчиняется их раз­витие» ²¹.

Диалектически ставился здесь Боасом вопрос о соотношений общего и частного. «Общий закон проявляется в отдельном явле­нии так же, как отдельное явление интерпретируется как прояв­ление общего закона» ²². Он подчеркивал, что открытие закогоь мерного и случайного в особенном возможно лишь с помощью сравнительно-исторического метода.

«Мы должны сравнивать социальные явления различных ареа­лов и основывать наши выводы на их сходствах и различиях, ус­танавливать, являются ли сходства следствием исторических контактов или общих законов развития человеческого ума»²³. В этом высказывании очевидно воздействие на Боаса идеализма многих эволюционистов.

Он анализирует эти общие положения на примере развития семьи. И в этом вопросе он следовал учению Моргана о материн- ско-родовом устройстве как этапе, предшествовавшем патриар­хально-родовому строю. В этой работе он отмечал, что с точки зрения патриархальной теории, распространенной в Европе, кото­рую он сам позднее защищал, странными казались матрилиней- ные порядки, о которых писали Геродот у ликшщев, Тацит jy афинян, легенды об амазонках. «Эти обычаи, с точки зрения на­шей культуры, были необъяснимы, но когда стали известны обы­чаи примитивных народов, история развития семьи стала более понятной»²ⁱ. Но дальше к этой фразе (в издании 4940 г.) Боас дает весьма характерное примечание: «Следующий абзац изменен, потому что в нем принималась распространенная в то время точка зрения о необходимом предшествовании матрили- нейных форм семьи. Этот взгляд неприемлем, поскольку нельзя выводить все формы семейной организации из одного источ­ника» ^2!.

В этом примечании 1940 г. Боас отказался не только от уче­ния о материнском роде, но и от самой идеи «истории развития семьи», ставя на одну историческую плоскость «все формы семей­ной организации». В новом тексте Боас высказывает популярную в американской этнографии первой половины XX в. идею об из- начальности билатерального счета происхождения, сводившую самую сущность рода к счету происхождения ²⁶.

После этой вставки первоначальный текст лекции остается не­изменным. Боас подчеркивал далее, что важнейшей задачей эт­нологии является открытие общих законов развития человече­ского разума²⁷ и что основа этих исследований заложена труда­ми таких людей, как Тэйлор, Бастиан, Морган, Бахофен. Он подверг критике вульгарно-натуралистические концепции исто­рии человеческого общества, основанные на географическом де­терминизме или на принципах биологической эволюции.

В этом выступлении Боаса высказана мысль, неоднократно повторявшаяся им и позднее, о том, что эмпирические исследо­вания отдельных племен и народов и отдельных явлений их со­циальной жизни не есть конечная цель этнологии. Второй и важ­нейшей задачей этой науки, по словам Боаса, является открытие на основе собранных эмпирических данных законов развития че­ловеческого общества²⁸.

Влияние учения Моргана проявилось также в попытке Боаса в работе 1888 г. проследить смену семейно-родственных форм у индейцев северо-западного побережья ²⁹.

Однако в статье (1896 г.) теоретического характера «Об огра­ниченности сравнительного метода»³⁰ Боас делает крутой пово­рот от признания заслуг эволюционистов к критике их взглядов.

Под действием идей эмпириков-неопозитивистов Боас начиная с выступления 1896 г. объявил критический поход против всякого рода теорий об общественном прогрессе, называя их «социологи­ческими схемами». К ним он относил и позитивистские схемы истории общества Г. Спенсера* и стихийно материалистическое понимание истории общества Л. Г. Моргана, и марксизм, подводя их под общее понятие «однолинейного эволюционизма». Выска­зывая крайний скептицизм ко всякого рода обобщениям, острие своей критики он направил прежде всего против эволюционной школы в американской этнографии. Отвергая «социологические схемы» эволюционистов как якобы не обоснованные фактами, как субъективную игру ума своих предшественников, он настаи­вал на необходимости точных этнографических знаний, «объектив-

иуйг» и «научной осторожности» в выведении законов. Реальны лько факты. Статья «Об ограниченности сравнительного мето­да» направлена была на ниспровержение научной значимости сравнительно-исторического метода, а вместе с ним и идей един­ства мировой истории. Именно с этой статьи и начинаются критические выступления Боаса по всем коренным вопросам философии истории. Под сомнение были поставлены и проблема закономерности общественного развития, и идея единства миро­вого исторического процесса, п его поступательный характер.

Справедливо вскрывая поверхностность буржуазного паралле­лизма в работах А. Бастиана, Д. Бринтона и других представите­лей буржуазных социологических школ, Боас пытался с позиций индуктивной логики доказать несостоятельность сравнительно-ис­торического метода вообще, а вместе с ним и основанных на этом методе общетеоретических выводов.

Единый сравнительно-исторический метод, в котором индук­ция и дедукция как методы исследования выступали как диалек­тически связанные, Боас метафизически разъединил и противо­поставил сравнительному методу «дедукций» индуктивный «исто­рический» метод. Если в статье 1888 г. он справедливо отмечал, что чисто исторический метод без сравнительного будет непол­ным³¹, то через 8 лет он уже констатировал, что «сравнительный и исторический методы долгое время борются за господство, но мы можем надеяться, что каждый из них найдет свое определен­ное место и значение» ^зг. Боас не пишет о том, что эта борьба между двумя методами была борьбой, ведшейся в западноевропей­ской философии истории второй половины XIX в. эмпириками с диалектико-материалистическим пониманием истории. Это убеди­тельно было вскрыто в философском труде В. И. Ленина³³.

Сущность сравнительного метода Боас видел в выведении об­щего характера гипотез на основе простого установления сходств между явлениями. Но для научной обоснованности этих гипотез необходимо, по мнению Боаса, доказать, что сходства между явле­ниями не поверхностны и что сходные явления — лишь следствие сходных причин.

«Однако самый общий обзор показывает,— писал он,— что сходные явления часто возникают... в силу разных причин... и пока не доказана общность причин... великая система эволюции общества вызывает сомнения» ³\ Очевидно, Боас отождествлял причинность с закономерностью. Невозможность установления однозначной детерминированности сходных явлений, по его мне­нию, ставит под сомнение вероятность общих гипотез.

Вместе с тем Боас допускал существование общих законов развития общества, но считал, что их можно открыть лишь с по­мощью индуктивного исторического метода. Преимущество этого метода он видел в том, что «его применение прежде всего основа­но на четко ограниченной, небольшой географической территории, и сравнения не выходят за границы культурного ареала, являю­щегося основой исследования. Только когда достигнуты опреде­ленные результаты исследования этого ареала, позволительно расширить область за пределы его границ, но с большими осто- рожностями... чтобы ие принять сходные явления за следствия сходных причин или заимствований... Непосредственным следст­вием применения исторического метода,— писал он далее,— явля­ются истории культур различных подвергнутых изучению наро­дов. Я полностью согласен с теми антропологами, которые счита­ют, что это не есть конечная цель нашей науки, потому что общие законы, хотя и подразумеваемые в этих описаниях, не мо­гут быть четко сформулированы, не может быть также оценена сравнительная их зависимость без тщательных сопоставлений их проявлений в различных культурах. Но я считаю применение исторического метода необходимым условием здорового развития пауки... Он более надежен, чем сравнительный метод, в его обыч­ном применении...» ³⁵

Так был сформулирован индуктивный аналитических! метод исследований, положенный в основу «исторической школы» в аме­риканской этнографии и означавший поворот науки к голому эм­пиризму и фактособирательству. Исторический метод этнографи­ческих исследований состоял, по определению Боаса, в скрупу­лезном изучении отдельных институтов, обычаев и обрядов конкретных племен и небольших географических ареалов. Назы­вая этнографию исторической наукой, Боас понимал историю как науку собирания фактов. Историзм трактовался Боасом как рас­смотрение отдельного явления в его изменении. Исторический анализ понимался Боасом как прослеживание конкретных про­цессов изменений отдельных институтов и черт культуры в их современные формы. Большинство работ Боаса и его учеников посвящены были именно изучению изменений отдельных элемен­тов культуры.

Предмет науки. Ко времени начала этнографической деятель­ности Ф. Боаса в западноевропейской этнографии уже сложилось представление о том, что предметом этой науки является куль­тура отсталых народов мира, не имеющих письменной истории. Классическое определение культуры как предмета этнологии было дано Э. Тэйлором. Культура определялась им как культура чело­вечества в целом. Так же понимал культуру и ранний Боас. Определяя этнологию как историческую науку в статье 1888 г., он видел ее задачи в изучении культуры примитивных наро­дов современности как «средстве изучения древней истории наро­дов» ^зв. Так же трактовалась им культура и в статье того же года «Развитие культуры на северо-западном побережье Америки» ³⁷.

В статье «Задачи этнологии» он ставил перед этнологией две одинаково важные и взаимосвязанные задачи:. 1) критический анализ характеристик каждого народа, 2) выведение законов, управляющих социальной жизнью³⁸. Но уже в статье 1896 г. Боас подчеркивал первостепенное значение первой из этих двух задач этнографии: изучение конкретных процессов «роста» инди­видуальных обычаев и культур, допуская отдаленную возмож­ность выведения из конкретных процессов общих законов, уп­равляющих ростом культуры вообще³⁹. Здесь термин этнология уже заменен понятием антропология, а в вышедшей в 1907 г. работе «Антропология» ⁴⁰ он писал о двух аспектах «общей ант­ропологической науки»: биологическом и психологическом. «Био­логическая антропология занимается классификацией рас, уста­новлением их родства со своими предкам и высшими живот­ными».

Психологическая антропология «реконструирует раннюю исто­рию человечества, она своими методами освещает мрак прошлых веков и отдаленных частей света» Психологическая антропо­логия в свою очередь, по Боасу, имела две задачи: общетеоре­тическую — изучение культуры человечества вообще и практи­ческую. «Практическое поле, деятельность антрополога,— писал ои,— значительно уже. Специальной задачей антрополога явля­ется изучение культуры примитивных народов, не имеющих пи­санной истории» ⁴².

В результате определения культуры как предмета этнографи­ческой науки за нею в США закрепилось название «культурная антропология». Но как это название науки, так и понимание ее предмета утвердились в США лишь к 1919 г. в итоге острой по­лемики Боаса и его учеников с собственно антропологами, биоло­гами, психологами США, возражавшими против сведения предме­та этнографической науки к культуре» ⁴³.

Культура рассматривалась Боасом как случайное сочетание элементов, как следствие диффузии и аккультурации. Сам исто­рический метод понимался Боасом как кропотливое прослежива­ние диффузии и заимствований конкретных элементов культуры или их комплексов.

Настаивая на строгой объективности изучения процессов диф­фузии и аккультурации, Боас воздерживался даже от допущения относительно источника распространения тех или иных черт культуры. Предполагалось, что отдельные элементы культуры имели свою независимую историю, т. е. свое независимое распро­странение. Результаты такого рода исследования приводили к крайнему атомизму в понимании культуры.

Особенно велико было увлечение Боаса этими заимствования­ми в ранний период его научной деятельности. В своих первых этнографических работах он писал о широкой Диффузии элемен­тов культуры уже в первобытную эпоху, и способствовал широ­ким исследованиям этнографами распространения черт культуры индейских групп по континенту. «Не будет преувеличением ска­зать,— писал он,— что нет народа, обычаи которого не подверга­лись бы влияниям других культур»

Каждый народ, по убеждению Боаса, склонен воспринимать элементы чужих культур, но «гений каждого народа» перераба­тывает их, приспосабливая к своим традициям. В этом заключа­лась суть понимания Боасом процесса аккультурации.

Дата добавления: 2015-05-09