Т. Зелдин 2 страница

Прошлое нельзя рассматривать изолированно от общего хода истории, вне его связи с современностью, ведь прошлое существует для нас благодаря настоящему и взоры историка направлены от настоящего к прошлому, его интересуют происхождение, развитие и изменение явлений во времени. «История (История с большой буквы) не есть прошлое, это - прошлое и будущее в настоящем» (А$пев Н.А. ТЬеогу о^" Н1$1огу. - Е., 1982. - С. 216). М. Блок, возражая против высказывания «история - наука о прошлом», постулировал важный методологический принцип: понять настоящее с помощью прошлого и прошлое с помощью настоящего (см.: Блок М. Апо­логия истории или ремесло историка. - М., 1973. - С. 16-29).

Далее, не следует забывать, что прошлое вначале, т.е. для его современ­ников, участников происходящих событий было настоящим, и в этом плане между ними нет никакого принципиального различия, что ненаблюдае­мость присуща не только прошлому, но и настоящему. «Непосредственное наблюдение, - пишет М. Блок, - почти всегда иллюзия... всякое изучение человечества, каков бы ни был избранный для этого момент, всегда будет черпать большую часть своего содержания в свидетельствах других людей. Исследователю настоящего досталась в этом смысле не намного лучшая доля, чем историку прошлого» (Там же. - С. 31). В действительности иссле­дователь, занимающийся научными изысканиями в области современного права, скажем, проблемами борьбы с правонарушениями, в силу статично­сти и масштабности объекта познания не в состоянии охватить его в систе­ме своих индивидуальных непосредственных наблюдений и поэтому выну­жден прибегнуть к помощи статистических сведений, а равно иных источ­ников, составленных другими. По мнению Р. Арона, «всякое познание со­бытий ретроспективно. В крайнем случае наблюдают за событиями в тот момент, когда они совершаются, но в тот момент их не объясняют, их при­водят в порядок, чтобы понять, только после того, как они свершились» (Арон Р. Введение в философию истории // Арон Р. Избранное: Введение в философию истории / Пер. с фр. - М., 2000. - С. 280).

В дополнение к тем положениям, которые были изложены на предыдущих страницах настоящей работы, посвященных сис­темному подходу, хотелось бы заострить внимание еще на двух важнейших свойствах системы (системного объекта) - это ее це­лостность и самодостаточность. Целостность системы означает наличие у нее особого свойства, не сводимого к свойствам со­ставляющих ее элементов. А «самодостаточность всякой системыесть ее способность к самопроизводству и саморазвитию в рам­ках данной качественной определенности»¹⁴². Благодаря именно целостности и самодостаточности система как отдельное имеет относительно обособленное существование, т.е. локализуется. Как отмечает В.Н. Садовский, «наличие связей и отношений ме­жду элементами системы и порождаемые ими интегративные целостные свойства системы обеспечивают относительно само­стоятельное, обособленное существование, функционирование (а в некоторых случаях и развитие) системы»¹⁴³. Поскольку в сис­теме элементы участвуют в осуществлении единой цели, то их функционирование подчинено задачам общей системы, т.е. обеспечению ее устойчивости. В то же время в рамках системы все они осуществляют свои особые функции и поэтому обладают относительной самостоятельностью. Стало быть, материалисти­ческое воззрение об относительной самостоятельности только «надстроечных» явлений не может считаться исчерпывающим. С другой стороны, как справедливо пишет В. Лазарев, «понятием „относительная самостоятельность" подчеркивается именно тот факт, что „абсолютной самостоятельности" ни в природе, ни в обществе быть не может по причине всеобщей взаимосвязи процессов и явлений, а „абсолютная зависимость" несовместима с реальным бытием предмета»¹⁴⁴. Получается, что все явления общественной жизни, включая и экономические, имеют само­стоятельность относительную, но, пожалуй, с разной степенью, которая «представляет собой переменную величину, зависящую от условий, места и времени взаимодействия предметов»¹⁴⁵.

В таком же ключе следует понимать детерминантный статус права. История на многих своих примерах показывает нам, что в разные периоды ее развития определяющими оказываются то материальные, то идеологические отношения. На той или другой стадии развития каждого конкретного общества главную роль играют то политические, то экономические, то культурные, то правовые, то религиозные отношения, и перевес оказывается то на одной стороне, то на другой, верх берет то материальное, то духовное. Ведь главными моментами в гражданской истории яв­лялись помимо других факторов также и коренные правовые реформы. Поэтому право «не может быть всецело сведено ни к материальным условиям того общества, которое его порождает, ни к соответствующей системе идей и ценностей. Следует также рассматривать право и как самостоятельный фактор, как одну из причин, а не только один из результатов целого ряда обществен­ных, экономических, политических, интеллектуальных, мораль­ных и религиозных явлений»¹⁴⁶. Стало быть, право, с одной сто­роны, есть результат предшествующей деятельности человека (общества), но с другой - оно выступает как один из детерми­нантов его дальнейшего развития. Именно такой подход, на мой взгляд, способен устранять недостатки догматизированного де­терминистического взгляда, заметно упрощающего сложный ха­рактер взаимоотношений различных подсистем общества, их взаимовлияния друг на друга и сводящего прогресс общества к развитию материального производства («базиса»), определяюще­го зрелость всех остальных элементов системы («надстройки»).

Системный подход как метод познания связан с принципом историзма. Всеобщее свойство бытия, которое фиксирует прин­цип историзма, состоит в том, что любая система развивается во времени и проходит в своем движении определенные этапы, иными словами, все системы историчны. Исторические общест­венные науки, по мнению И. Валлерстейна, могут развиваться только при условии, если это положение принимается как данность¹⁴⁷. С другой стороны, сам принцип историзма, как подчер­кивает Л.С. Мамут, это «способ рассмотрения и понимания ис­следуемых объектов, при котором они предстают системными образованиями, обусловленными рядом определенных внешних и внутренних обстоятельств - образованиями, претерпевающи­ми качественные изменения и переходящими со временем от одного состояния к другому под действием присущих им проти­воречий»¹⁴⁸. Коль скоро любая подсистема связей с другими явлениями. «История накладывает свою печать на связи права со всеми социальными реалиями»¹⁴⁹. Таким обра­зом, системный подход к анализу социальных систем требует учета не только функционирует в рамках системы более высокого порядка, ее становление и разви­тие происходит одновременно и в рамках одного процесса. Ис­торизм требует рассмотрения любого явления в контексте его

_________________________________

¹⁴³ См.: Фофанов В.П. Социальная деятельность как система. – С.53.

¹⁴³ Садовский В.Н. Основания общей теории систем. Логико-методологиеский анализ. - С. 84.

¹⁴⁴ Теория права и государства / Под ред. В.В. Лазарева. - М 1997. - С. 72.

¹⁴⁵ Там же. - С. 73.

¹⁴⁶ Берман Г.Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. - С. 57.

¹⁴⁷ См.: Валлерстейн И. Что после «Анналов»? (Судьбы и перспективы историографического направления) // Споры о главном: Дискуссии о на­стоящем и будущем исторической науки вокруг французской школы «Ан­налов». - С. 100.

¹⁴⁸ Мамут Л.С. Карл Маркс как теоретик государства. - М., 1979. - С. 127.

¹⁴⁹ Бержелъ Ж.-Л. Указ. соч. - С. 210.

связей и отношений составляющих его внутрен­них элементов, но и связи данной системы с внешней средой, с другими социальными системами на всех этапах ее истории.

Применительно к историко-правовой реальности сказанное позволяет рассматривать ее, с одной стороны, как целостную систему, обладающую некоторым единством составляющих час­тей, как относительно самостоятельную сферу социально-исто­рической реальности со своими особыми закономерностями, с другой - как составляющую системы более высокого порядка, становление и развитие которой происходит одновременно и в рамках одного процесса. В этом, последнем смысле, и только в этом смысле, можно согласиться с авторами, согласно мнению которых право и имеет, и не имеет своей истории¹⁵⁰.

Таким образом, резюмируя изложенное, с полной уверенно­стью можно констатировать, что право имеет свою собственную историю, которая в онтологическом смысле, другими словами, в качестве объекта историко-правового познания как историче­ская правовая реальность выражается в имманентных ему осо­бенностях становления и развития, совершающихся в рамках общесоциального исторического процесса и обусловленных спе­цификой взаимоотношений с другими социальными явлениями, а в познавательном смысле - как историко-правовое познание - есть историко-правовая реальность, отражаемая системой специ­альных понятий и категорий.

Характеристика объекта историко-правового познания была бы неполной, если не обратить внимание на его соотношение с объектом исследования, тем более, что смешение их в историче­ской эпистемологии - явление широко распространенное. Задача осложняется еще тем, что в историческом познании в целом, в историко-правовом в частности, это соотношение носит слож­ный характер ввиду невозможности непосредственного наблю­дения изучаемого объекта и его опосредованное исторически­ми источниками, что и составляет одно из основных особенно­стей исторического познания. Тем не менее, и здесь определение указанного соотношения должно опираться на предложенное в первой главе настоящего раздела работы определение соотношения объекта познания (науки) и объекта исследования в силу его универсальности в том смысле, что оно применимо ко всем сфе­рам научного знания без исключения, так как при его разработке элиминировались специфические особенности той или иной науки.

Одним из редких исключений в специальной литературе яв­ляется попытка разграничить объект исторического познания и объект исторического исследования, предпринятая А.И. Ракито­вым. Так, он исходит из положений о том, что, во-первых, объ­ектом, к которому историк относит полученные знания, является объективная историческая реальность, которая отделена от ис­ториков непреодолимым барьером времени и поэтому оказыва­ется недоступной восприятию исследователя и не допускает ма­нипуляции с ней ни при каких обстоятельствах, во-вторых, то, с чем имеет дело в таком случае историк, это исторические источ­ники, которые относятся к объекту исследования¹⁵¹. С этими рас­суждениями ученого в принципе нельзя не согласиться. Однако наши позиции расходятся в следующем пункте. Несмотря на то, что А. Ракитов объект исследования признает как специфичес­кую и конкретную форму научного познания, у него объект зна­ния (или познания) и объект исследования в собственно эмпи­рической историографии оказываются качественно различимы­ми, суть которого заключается в том, что в отличие от объекта знания (объективная историческая реальность) объекты иссле­дования сводятся исключительно к историческим источникам. Не случайно, что в другой своей работе автор дает следующее определение объекту исследования: «Объектами, образующими онтологическую систему исследования, являются феномены, с которыми исследователь непосредственно имеет дело в процессе решения исследовательской задачи»¹⁵².

____________________________________

¹⁵⁰ В частности, такова позиция Р.И. Таллера. При этом он утверждает, что «право как любое историческое явление имеет свою историю... И на­столько, что история права не совпадает с историей общества, являясь по отношению к ней микроисторией, фрагментом ее» (Таллер Р.И. Философия как логика и методология познания права. - Куйбышев, 1989. - С. 116). Од­нако у Таллера такое обстоятельство, т.е. несовпадение истории права с ис­торией общества, связывается лишь с начальным этапом истории становле­ния и развития права: «начала права и общества не совпадают... право исторически появляется лишь на определенной стадии развития общества, и поэтому начало его связано с развитым этапом последнего» (Там же). И далее: «Применительно к началу конкретного явления (права) начало пред­ставляет собой единство непосредственного и опосредованного. Последнее проявляется в том, что данное явление опосредовано как историей станов­ления и развития целого, анализ которого только и позволит вскрыть сущ­ность права, так и его, уже права, будущего развития. Вот почему у права и есть и нет своей истории (курсив мой. - М.Д.)» (Там же. - С. 119. Примерно такой же позиции придерживается В.В. Лазарев (см.: Теория права и госу­дарства. - М., 1997. - Гл. VI «Относительная самостоятельность государства и права». - С. 71-81)). Эти слова созвучны со следующим высказыванием Пухты: «Право как член целого имеет в нем. и с ним свою историю (курсив мой. - М.Д.)» (Пухта Г.Ф. Из работы «Энциклопедия права» / История фи­лософии права. - СПб., 1998. - С. 378). В другом месте он пишет: «Организм развивается и изменяется частью в целом, частью в своих членах, так что каждый член, обладая своей, ему свойственной жизнью, существенно и не­разрывно связанною с жизнью целого, имеет также свою собственную ис­торию, но тесно соединенную с историей целого» (Там же. - С. 381).

¹⁵¹ См.: Ракитов ИЛ. Историческое познание: Системно-гносеологичес­кий подход. - С. 101-102.

¹⁵² Ракитов А.И. К вопросу о структуре исторического исследования // Философские проблемы исторической науки. – С.174.

Вызывает возражение, во-первых, положение о том, что объект познания и объект ис­следования в данном случае имеют качественное различие, во-вторых, сведение объекта исследования исключительно к историческим источникам. С таким решением вопроса вряд ли можно согласиться по следующим основаниям.

Прежде всего отмечу, что объект науки и объект научного ис­следования в данном случае (кстати, объекту науки в целом при­сущи такие качественные признаки, как большая степень объек­тивности, системности, чем объекту исследования) отличаются по объему, т.е. по количественному признаку, а не по качествен­ному. Как уже отмечалось, объект научного исследования - это часть объекта науки, порождающая проблемную ситуацию и из­бранная для конкретного исследования, а объект научного ис­следования вычленяется из объекта науки, и они соотносятся между собой как общее и частное. Отсюда следует, что и при конкретном исследовании, как и в научном познании в целом, основной целью остается все же получение знания об объектив­ной реальности, хотя не в целом, а об определенной его части, избранной для конкретного исследования, которая и является объектом данного исследования. Поэтому сведение объекта ис­следования всецело к историческим источникам неверно, тем более если учесть, что историческая реальность или ее опреде­ленная часть и исторический источник не совсем одно и то же. 'Хотя исторический источник, как и любое другое явление реаль­ности прошлого, является составной частью исторической ре­альности¹⁵³, «исторический источник - это еще не сама историче­ская реальность, а лишь ее идеальная (в случае письменного ис­точника) и притом частичная реконструкция. Историческую ре­альность еще предстоит реконструировать на основе научного анализа источников, которые образуют в историческом исследо­вании своеобразное связующее звено между субъектом и объектом познания»¹⁵⁴. Кроме того, исторический источник является лишь одной из многообразных форм исторической реальности в настоящем¹⁵⁵.

Суммируя все сказанное, следует отметить, что историка кон­кретного исследования, в конечном счете, интересует не сам исто­рический источник непосредственно, а фрагмент исторической реальности, явление или процесс, порождающий проблемную ситуацию и избранный для конкретного исследования. Иначе говоря, если исходить из цели исследования, то непосредствен­ным объектом для данного исследования выступает фрагмент исторической реальности. При этом исторический источник ока­зывается косвенным объектом исследования, который является отражением информации об этом фрагменте исторической ре­альности. Но, с другой стороны, объект исследования - фрагмент историко-правовой реальности, ставшей прошлым, не имеющей непосредственного чувственного аналога, доступен нашему вос­приятию только через исторический источник, т.е. опосредован­но. Иными словами, по способу познания фрагмент историче­ской реальности выступает как опосредованный объект исследо­вания, а исторический источник - как непосредственный объект исследования.

Таким образом, поскольку фрагмент исторической реально­сти по направленности цели исследования выступает в качестве непосредственного объекта исследования, а по способу - опосре­дованного, в суммированном виде его, на мой взгляд, правильно будет обозначить как непосредственно-опосредованный

_____________________________

¹⁵³ В этом плане оправданно определение исторического источника, данное М. Громыко: «Исторический источник (в точном значении этого термина) сам является для исследователя частицей, уцелевшим осколком изучаемого прошлого состояния общества. Историк оперирует источником как частью действительности» (Громыко М.М. О «непосредственных» и «косвенных» исторических источниках // Известия Сибирского отделения АН СССР. - Серия «Общественные науки». - Вып. 2. - 1968. - № 6. – С. 84).

¹⁵⁴ Козин Н.Г. Познание и историческая наука (Эмпирический и теоре­тический уровни знания и познания и историческая наука). - Саратов, 1980. - С. 65.

¹⁵⁵ Проявления формы исторической реальности в настоящем бывают двоякого рода: непосредственными и опосредованными. К первым относят­ся: 1) проявление прошлым своей реальности в современности путем непо­средственного присутствия в настоящем в форме многочисленных истори­ческих остатков и пережитков; 2) проявление исторической реальности в современности, выступающей как составная часть истории, между которы­ми (прошлым и настоящим) «существует прямая генетическая зависимость, которая выявляет реальность прошлого в настоящем через реализацию тех возможностей в развитии явления, которые содержатся в этом прошлом». Опосредованными формами являются: 1) проявление исторической реаль­ности в современности «как реальная основа всех реальных процессов со­временной непосредственной исторической действительности. В этом смысле человечество живет историей, ибо то, что есть в настоящем, - это ее резуль­тат»; 2) проявление исторической реальности в форме субъективной исто­рической реальности, знания собственной истории, т.е. «более-менее значи­тельное в истории не исчезает бесследно, а было, есть и всегда будет частич­кой исторического самосознания человечества» (см.: Там же. - С. 62-64).

объект исследования, а исторический источник - как опосредованно-непосредственный объект исследования в силу того, что по перво­му критерию он выступает в качестве опосредованного объекта исследования, а по второму - непосредственного.

2.2.2. Обобщенная характеристика предмета историко-правового познания

Понятие предмета не является при­родным нашим достоянием. Каждый че­ловек обладает пальцами, может получить в свое распоряжение кисть и краски, но это еще не делает его живописцем. Точно так же обстоит дело и с мышлением. Мысль о праве не есть нечто такое, чем каждый обладает непосредственно; лишь правильное мышление есть знание и по­знание предмета, и наше познание долж­но быть поэтому научным.

Г.Ф. Гегель

Проблема определения предмета, как уже неоднократно от­мечалось, за всю историю дисциплинарно организованной исто­рико-правовой науки находилась в центре внимания ученых. На­чиная с 40-х годов, особенности в 60-80-х годах XX века вышли специальные исследования по теоретико-методологическим проб­лемам исторического познания, написанные как философами и историками, так и историками-правоведами, среди которых од­но из центральных мест занимала проблема его предмета. Тем не менее, до сих пор не удалось в полной мере решить проблему оп­ределения предметной специфики исторического познания в целом и историко-правового познания в частности. Здесь остает­ся еще немало дискуссионных вопросов.

При этом для некоторых ученых характерно не выделение, а, наоборот, смешение объекта и предмета историко-правовой науки и, соответственно, определение ее предмета всего лишь с указанием объекта, рассмотренного в возникновении и разви­тии¹⁵⁶. К сожалению, примерно такой же точки зрения придерживается, в частности, автор одного из последних учебников по всеобщей истории права и государства В.Г. Графский, в пред­ставлении которого историко-правовая наука выступает как нау­ка, изучающая «возникновение, оформление и функционирова­ние правовых обычаев и законов, а также их последующие изме­нения»¹⁵⁷. Здесь налицо наряду с отмеченным обстоятельством (смешение объекта и предмета) прежде всего сужение объекта историко-правового познания¹⁵⁸, сведение его лишь к правовым обычаям и законам, с чем нельзя согласиться по известным уже читателю основаниям. Более того, определение предмета лишь с указанием объекта, взятого в возникновении, оформлении, функ­ционировании и последующем изменении не позволяет рас­крыть специфику историко-правовой науки, отграничить ее от других правовых дисциплин, в особенности от теории права.

Наиболее распространенными являются попытки определе­ния предмета исторических наук и, в частности, историко-правовых наук, на фоне разграничения предмета исторической нау­ки и социологии, историко-правовой науки и теории права.

При этом одна точка зрения, акцентируя внимание именно на указанном разграничении, предмет первых сводит к выявлению и воспроизведению конкретной исторической действительности, конкретного неповторимого своеобразия в историческом разви­тии объекта познания¹⁵⁹. Тем самым констатируется, что исто­рия - это наука о конкретном, об уникальном, а не закономер­ном. В частности, Р. Лукич пишет: «История права, как и любая история, - это наука о частностях, что является ее первой и ос­новной чертой. Это означает, что она исследует конкретные, ча­стные события, взятые во времени и пространстве, изолирован­но от остальных, и пытается объяснить их на основании кон­кретных обстоятельств... В отличие от истории социология стремится к тому, чтобы быть обобщающей наукой; изучая от­дельные социальные события и пытаясь их социологически объ­яснить, она стремится на основе изучения ряда однородных событий вывести общие социальные закономерности, с помощью которых можно объяснить каждое отдельное событие такого рода. С этой целью социология, конечно, широко пользуется ре­зультатами,

____________________________

¹⁵⁶ См., напр.: Титов Ю.Я., Чистяков О.И. Некоторые вопросы истории государства и права СССР. - С. 31.

¹⁵⁷ Графский В.Г. Всеобщая история права и государства. - С. 4. Хотя объект и предмет историко-правовой науки автором отождествляются, в его взгляде заслуживает внимание видение познавательного поля этой нау­ки в широком контексте, т.е. во взаимосвязи изучаемых явлений «с власт­ными учреждениями государства, общества или цивилизационной культу­ры (язык, обряды, мировосприятие, а также одежда, жилище, технические знания и умения, произведения искусства)» (Там же).

¹⁵⁸ Таковым является, на мой взгляд, также определение предмета исто­рико-правовой науки как исторической смены типов и форм государства и правовых систем (см.: Чистяков О.И. Введение в историко-правовые науки // Вести. Моск. ун-та. Сер. 11. Право. - 1996. - № 4. - С. 8).

¹⁵⁹ См.: Овчинников В.В. О взаимоотношении исторического материа­лизма и исторической науки. - Л., 1956; Приписное В.И. О соотношении ис­торического материализма и исторической науки // Вопросы философии. -1961. - № 1. - С. 103-113; Теория государства и права / Под ред. В.М. Корельского и В.Д. Перевалова. - М., 1997. - С. 23.

полученными в рамках социальной истории на ос­нове социологического объяснение частных событий, которые составляют ее предмет»¹⁶⁰. Как не трудно заметить, при таком подходе историческое познание сводится лишь к фиксации мно­гообразия явлений, т. е. лишается критерия научности.

В рамках разграничения истории и теории широкое распро­странение получила точка зрения, в соответствии с которой, ис­тория, изучая законы общественного развития, ограничивается лишь раскрытием этих законов в их конкретно-исторических проявлениях¹⁶¹. Аналогичную мысль высказывают придерживающиеся этой же позиции ученые-юристы, полагающие, что историко-правовые науки призваны раскрыть конкретно-исто­рические проявления специфических закономерностей развития правовой жизни; они должны отображать и объяснять истори­ческий ход развития правовой действительности во всей конкретности и хронологической последовательности¹⁶². При этом другие авторы считают, что историко-правовая наука свой объ­ект изучает в процессе «возникновения и развития в определенной конкретно-исторической обстановке, в хронологической пос­ледовательности, на основе выявления как общеисторических закономерностей этих процессов, так и закономерностей, дейст­вующих в рамках тех исторических эпох, которые являются важнейшими ступенями в развитии конкретных обществ»¹⁶³.

Неверным, на мой взгляд, является часто встречающееся в литературе понимание логического способа лишь как способа получения абстрактного, теоретического знания, а исторического - как конкретного, исторического. Подобная позиция особенно противоречивой оказывается в случае признания за историко-правовой наукой задачи выявления закономерностей. В то же время в исторической эпистемологии некоторыми учеными при­знается сложный, многоуровневый характер отражения истори­ческой действительности как синтеза конкретного и абстрактно­го знания.

Затрагивая проблему соотношения истории государства и права и общей теории государства и права, многие авторы рас­сматривают его как соотношение различных способов научного познания (логического и исторического). При этом логический способ признается специфическим для теорий, а исторический -для истории. Такая точка зрения высказывается в частности К.И. Батыром, когда он отмечает, что история государства и права выявляет конкретно-исторические закономерности, т.е. «исто­рическое», тогда как теория государства и права формулирует наиболее общие закономерности, т.е. «логическое»¹⁶⁴. В результате подобного подхода история права остается наукой эмпирической (вспомним наивный позитивистский взгляд на историю как «чистую науку о фактах»), не способной к достаточно широким обобщениям. Подобное отчуждение логического, теоретического ослабляло и ослабляет историко-правовые науки и приводит к снижению качества результатов исследований.

В данном вопросе в какой-то мере предпочтительна позиция Г.Б. Гальперина. В принципе и в целом правильно определяя со­отношение исторического и логического, их диалектическое единство¹⁶⁵, он пишет:

_________________________

¹⁶⁰ Лукич Р. Методология права / Пер. с сербскохорватского; Под ред. и с вступ. статьей Д.А. Керимова. - М., 1981. - С. 198.

¹⁶¹ См.: Кон И.С. 1) Философский идеализм и кризис буржуазной исто­рической мысли. - М., 1959; 2) Закономерность историческая // Советская историческая энциклопедия. - Т. 5. - М., 1964. - С. 603-605; Глезерман Г.Е. 1) К вопросу о предмете исторического материализма // Вопросы философии. - 1960. - № 3. - С. 8-22; 2) О законах общественного развития. - М., 1960; Гулыга А.В. О характере исторического знания // Вопросы философии -1962.₂-№9.-С32.

¹⁶² См.: Общая теория государства и права. Академический курс в 2-х то­мах / Под ред. М.Н. Марченко. Т. 1. Теория государства. -М., 1998. - С. 11.

¹⁶³ История государства и права зарубежных стран. Ч. 1. / Под ред. Н.А. Крашенинниковой и О.А. Жидкова. - М., 1998. - С. X.

¹⁶⁴ См.: Всеобщая история государства и права / Под ред. К.И. Батыра. -М., 1998. - С. 8-9.

Важно отметить, что вопрос о выделении наряду с понятием «социоло­гическая закономерность» и понятия «историческая закономерность», ко­торое впервые использовано в 50-х гг. XX в. И.С. Коном, а в качестве пред­мета науки выдвинуто в 1964 г. П.Н. Федосеевым и Ю.П. Францевым, стал предметом многочисленных дискуссий в литературе по философии, социо­логии и исторической эпистемологии. Основным аргументом сторонников существования исторических закономерностей как особого типа социоло­гических закономерностей сводится к тому, что без исторических законо­мерностей историческая наука теряет свой научный статус (ведь ориента­ция на поиск законов есть характерная черта всякого научного познания и основная задача науки), в лучшем случае за ней может быть признан статус описательной науки. Учитывая, что данному вопросу посвящено огромная литература, не вдаваясь в подробный анализ, отмечу, что я придерживаюсь мнения, согласно которому, использование категории «историческая зако­номерность» правомерно лишь в том смысле, что все социальные законо­мерности носят исторический характер, поскольку согласно принципу ис­торизма вся реальность исторична, и историчны все закономерности этой реальности, т.е. они функционируют в социальном времени. Поэтому поня­тие «историческая закономерность» тождественно понятию «социологиче­ская закономерность», рассматриваемому во временном аспекте, а это озна­чает, что их следует употреблять как синонимы.

Дата добавления: 2015-05-10