П. Ласлетт

Л. Февр

Для представителей общественных наук история вообще является социаль­ной, независимо от того, называют ли ее историки социальной, политической, эко­номической или историей религии.

История исторической науки – это, прежде всего, история поисков, дискуссий по поводу «территории» историка, ее самооп­ределения и расширения. Все парадигмы исторического позна­ния на протяжении всей истории исторической науки так или иначе выражали свое отношение к этой проблеме. А для основа­телей школы «Анналов» она являла собой одним из ключевых эпистемологических положений.

В предыдущем параграфе в самом общем виде отмечалось, что новые взгляды на историю основателей школы «Анналов» представляло собой концепцию истории как целостной науки, выявляющей взаимосвязи всех сторон общественной жизни, изучающей жизнь людей во всем ее разнообразии, иначе говоря, историю человечества во всей полноте. Отсюда - и название «то­тальная история».

К.А. Агирре Рохас находит определенную перекличку между парадигмой «тотальной» истории «Анналов» и марксовым под­ходом к истории²²². Условность подобных утверждений очевид­на. Не следует забывать, что для теории под названием материа­листическое понимание истории, претендующей на всеохваты­вающую теоретическую реконструкцию истории общества, при­знание «только одной науки, науки истории» должно считаться естественным, и никоим образом не должно оцениваться как стремление к целостному видению истории в проповедуемом «Анналами» смысле, ибо формационная теория выделяла лишь один аспект истории - социально-экономический и в исследова­тельской практике акценты расставлялись только на экономиче­скую историю, а цементирующей основой являлась материаль­ная жизнь общества. Принцип «тотальной истории», провозгла­шенный школой «Анналов», значительно отличается и, по мне­нию А.Я. Гуревича, «предполагает прежде всего - и в этом суще­ство дела - новое исследование взаимоотношений между разны­ми сторонами исторической действительности, и в особенности соотношения материальной и идеальной сторон жизни. Такие сферы общественной реальности, которые традиционно рас­сматривались как не связанные между собой и независимые друг от друга, например, богатство и религия или отношения собст­венности и магия, могут при новом подходе оказаться внутренне тесно переплетенными»²²³.

Вызывает возражение также попытка И.Л. Честнова оправды­вать и подкреплять постулат о том, что «история права... невы­полнима по определению», что право не имеет собственной ис­тории²²⁴, со ссылкой на высказывание Л. Февра о том, что «эко­номической и социальной истории не существует. Существует история как таковая во всей своей целостности»²²⁵. Должен ска­зать, что здесь 1рзе сИхй явно не срабатывает.

Замечу, что в цитированном положении, как видно из кон­текста, Л. Февр речь ведет о научном способе познания прошло­го, т.е. о познавательном аспекте истории как таковой ²²⁶, еще точнее о предмете самой исторической науки в целом, который несмотря на затянувшиеся дискуссии в течение нескольких по­следних столетий не нашел своего удовлетворительного реше­ния. В разные времена предпочтение отдавалось тем или иным сторонам жизни общества: долгое время она была преимущест­венно историей войн, политической историей, затем экономиче­ской и, наконец, ей присвоили название «экономическая и соци­альная история». Возражая именно против подобного положе­ния вещей, Л. Февр отстаивал историю, предметом которой яв­ляется «не какой-нибудь фрагмент действительности, не один из обособленных аспектов человеческой деятельности»²²⁷, а все сферы исторического бытия, включая и самого человека. Именно в этом, по мнению ученого, и состоит смысл эпитета «социаль­ный». И в этом плане, конечно, нельзя не согласиться с тезисом Л. Февра о том, что «история... является социальной в силу самой своей природы»²²⁸.

____________________________________

²²² Агирре Рохас К.А. Указ. соч. - С. 102.

²²³ Гуревич А.Я. Об истории ментальностей к историческому синтезу. - С. 22.

²²⁴ См.: Честное Л.И. Право как диалог: к формированию новой онтоло­гии правовой реальности. - С. 34.

²² Февр Л. Как жить историей // Февр Л. Бои за историю. - С. 25.

²²⁶ См.: Там же. - С. 24-26.

²²⁷ Там же. - С. 27.

²²⁸ Там же. - С 25.

Основатели школы «Анналов» с самого начала стремились до­биться для истории привилегированного положения на поле об­щественных наук. «Отстаивая поворот истории в сторону других общественных наук, утверждая их глубинное единство и необхо­димость взаимосвязи, - пишет А. Про, - они («Анналы». - М.Д.)

в то же время постановляли, чтобы местом такой связи была именно история. Они таким образом признавали за ней своего рода превосходство: будучи единственной наукой, способной обеспечить конвергенцию общественных наук, история станови­лась главенствующей дисциплиной - та!ег е! та§151га... внешняя стратегия Анналов в отношении других общественных наук ук­репляла их внутреннюю стратегию в отношении иных форм ис­тории»²²⁹. Именно в таком ключе и следует воспринять недобро­желательное отношение основателей школы «Анналов» к спе­циализации в рамках исторической науки²³⁰. Между тем они по­добной специализации вовсе не исключали.

В этом плане значительный интерес составляют взгляды М. Бло­ка. По его мнению, «каждому типу явлений присуща своя, особая мера плотности измерения» ²³¹, что и по всей очевидности может быть достаточным основанием для выделения специальных ис­торических дисциплин. Неслучайно ряд работ самого М. Блока посвящен отдельным аспектам, явлениям истории экономиче­ских отношений. Это нетрудно заметить, обратив внимание даже на название этих работ: «Характерные черты французской аграр­ной истории», «Очерк истории денег в Европе» и т.д. «Чтобы сле­довать жизни в ее постоянном переплетении действий и проти­водействий, - писал М. Блок, - вовсе нет надобности пытаться охватить ее всю целиком, для чего требуются силы, намного пре­восходящие возможности одного ученого. Самое оправданное и нередко самое полезное - сосредоточиться при изучении обще­ства на одном из его частных аспектов или, еще лучше, на одной из четких проблем, возникающих в том или ином его аспекте: верованиях, экономике, структуре классов или групп, политиче­ских кризисах... При таком разумном выборе не только пробле­мы будут поставлены более четко, но даже факты связей и влияний получат более яркое освещение. Конечно, при условии, что мы пожелаем их раскрыть (курсив мой. - М.Д.)»²³².

Французский историк, косвенно признавая необходимость спе­циализации в рамках исторической науки (что явно видно из приведенной цитаты), между тем опасался другой крайности: «Наука расчленяет действительность лишь для того, чтобы луч­ше рассмотреть ее благодаря перекрестным огням, лучи которых непрестанно сходятся и пересекаются. Опасность возникает толь­ко с того момента, когда каждый прожектор начинает претендо­вать на то, что он один видит все, когда каждый кантон знания воображает себя целым государством»²³³.

Хотя в основу разделения истории права как самостоятельной дисциплины М. Блок кладет умственную деятельность юристов (с чем, конечно, нельзя согласиться безоговорочно), он не отри­цал познавательное значение истории права, ибо она «проливает свет на очень различные, но подчиненные единой человеческой дея­тельности феномены, свет, хотя неизбежно и ограниченный опре­деленной областью, но многое проясняющий (курсив мой. - М.Д.)» ²³⁴.

Итак, мы уточнили отношение мэтров школы «Анналов» к специализации в рамках исторической науки, обусловленной главным образом программным положением этой школы о то­тальной истории, которая выступала чаще всего под эгидой со­циальной истории, что нашло свое отражение в изменении на­звания журнала с «Анналы экономической и социальной исто­рии» (1929-1938) на «Анналы социальной истории» (1939-1941). Теперь опять вернемся к вопросу о «территории» историка.

Надо заметить, что интенция к тотальности всегда присутст­вовала в историографии начиная с древности, с ее отца-осно­вателя. Как известно, в сферу изучения исторической науки включается общество в целом, все составляющие его подсистемы: политическая, экономическая, социальная (в узком смысле), духовная и т.д. Однако, как уже отмечалось, в разные времена, различными авторами предпочтение отдавалось тем или иным сторонам жизни общества. А в современных дискуссиях вокруг «территории»

_____________________________________

²²⁹ Про А. Указ. соч. - С. 44.

²³⁰ Известно пренебрежительное отношение «Анналов» к отдельным ас­пектам истории (например, к политической, биографической и т.д. исто­рии) со времен ее основателей (см.: Бессмертный Ю.Л. Кризис «Анналов»? // Споры о главном: Дискуссии о настоящем и будущем исторической науки вокруг французской школы «Анналов». - С. 109).

²³¹ Блок М Апология истории или ремесло историка. - С. 99.

²³² Там же. - С. 85.

Сходные же положения находим у Л. Февра. В частности, он пишет: «Че­ловек в нашем понимании является средоточием всех присущих ему видов деятельности; историку позволительно с особенным интересом относиться к одному из этих видов, скажем, к деятельности экономической. Но при единственном условии: нельзя забывать, что любой из этих видов всегда затрагивает целиком всего человека - в рамках обществ, созданных им са­мим» (Февр Л. Как жить историей. - С. 27).

²³³ Блок М. Апология истории или ремесло историка. - С. 82.

²³⁴ Там же.

историка центральное место занимают проблемы определения предмета социальной истории, что связано, по всей очевидности, с тем, что термин «социальная» в силу своей емко­сти нередко воспринимается в предельно широком смысле слова, включая в себя все или почти все явления социальной реально­сти, выступая как синоним понятия «общественная».

При этом импульсами, вызвавшими к жизни социальную ис­торию, по мнению Т. Зелдина, в нижеуказанной исторической последовательности являлись: первое - стремление к демократи­зации истории (история, отвлекая внимание от «гениев» - коро­лей, политиков и т.д., сосредоточивается на изучении истории других людей, т.е. «массы»); второе - попытка подорвать господ­ство политической истории (господство политической истории заменяется господством экономической истории); третье - бунт против выделения истории в особую дисциплину (в связи с кон­струированием истории как самостоятельный дисциплины в XIX в. она, с одной стороны, становится корпоративным духом для всех гуманитарных наук, а с другой - способствует закреплению кон­сервативных стереотипов; это вызывает протест у независимых умов; с бурным развитием социальных наук в начале XX в., в пе­риод первой мировой войны история начинает терять популяр­ность из-за ее боязни переходить к обобщениям, в связи с чем начинаются призывы историков бросить вызов общественным наукам, превратить историю в синтезирующую дисциплину, в роли которой могла бы выступать социальная история)²³⁵.

Требование целостности исторической науки неоднократно выдвигается и на протяжении XX в., причем не только основате­лями школы «Анналов», но также их последователями²³⁶ и историками других течений. Однако опыт исторических исследова­ний показывает, что оно не было реализовано, исследовать про­шлые общества в целом, нерасчлененно оказалось непосильной задачей для историков, и развитие ее пошло другим путем, путем жесткого разграничения отдельных исторических дисциплин, вследствие чего микроистория вышла на первый план²³⁷. Тем не менее, и в наши дни поиски по конструированию социальной истории продолжаются. Замечу, что в разных странах традиции социальной истории развиты в разной степени²³⁸.

В современной историографии в понимании «социальной ис­тории» нет единства среди историков²³⁹ и она понимается, как минимум, двояко: в узком и широком смысле²⁴⁰. В узком смысле она воспринимается как одна из дисциплин исторической науки, однако предмет ее трактуется по-разному. В частности, согласно немецкому ученому Ю. Кокку, социальная история «в более уз­ком смысле» занимается «историей социальных общностей (со­словий, классов, групп и т.д.); их положением и составом, опы­том, позициями,

___________________________

²³⁵ См.: Зелдин Т. Социальная история как история всеобъемлющая // ТНЕ515. - 1993. - Т. 1. - Вып. 1. - С 155-156.

²³⁶ Попытки основателей школы «Анналов» сделать социальную исто­рию целостной историей - главным стержнем гуманитарных наук не увен­чались успехом. Даже у такого мэтра, как Ф. Бродель, его знаменитый труд о Средиземноморье, хотя охватил почти все аспекты изучаемой темы (гео­графию, демографию, экономическую и социальную жизнь, политические структуры), но и он не дотягивает до уровня тотальной истории, поскольку, как утверждают многие критики, различные аспекты, подходы не интегри­рованы здесь друг с другом, а находят отражение в его отдельных частях (см.: Тош Д. Стремление к истине. Как овладеть мастерством историка / Пер. с англ. - М., 2000. - С. 126).

Третье поколение «Анналов» в редакционной статье 1989 г. журнала «Анналы» вновь заговорило о первостепенной важности изучения целост­ной истории, выступая за понимание истории в виде «всеобщих систем», где взаимодействуют различные явления общественной жизни. При этом предполагалось осуществить исторический синтез через расширение числа исследовательских объектов (Ье$ Аппа1е$. ТеШопз 1/ехрепеше // Аппа1е§: Е.5.С - 1989. - № 6. - Р. 1321). Ж.Ле Гофф считал, что история - наука об общественном человеке во времени, поэтому должна охватить все аспекты человеческой жизни, причем одним из важнейших средств в постижении общего хода исторического процесса является, по его мнению, изучение ментальностей, т.е. совокупности образов и представлений, которой руко­водствуются в своем поведении члены той или иной социальной группы, она и представляет собой то «посредствующее звено», связующее социаль­ные процессы и духовную жизнь, которое должно было привести к целост­ному пониманию истории (см.: Споры о главном: Дискуссии о настоящем и будущем исторической науки вокруг французской школы «Анналов». - С. 9). А. Бюргьер в своей статье «О понимании истории» также подчеркивал первостепенную важность уяснения исторической целостности, изучения конкретных феноменов прошлого в общем социальном контексте (см.: Виг$шйге А. Ве 1а сотргеЬепзюп еп Ы$(о1ге // Аппа1ез: Е.5.С. - 1990. - № 1).

А другие последователи этого направления считали (и считают) социаль­ную историю лишь одной областью истории.

²³⁷ См.: Савельева ИМ., Полетаев А.В. Указ. соч. - С. 39-40.

²³⁸ Подробно об этом см.: Зидер Р. Указ. соч. - С. 163-175; Огурцов А.П. Социальная история науки: две стратегии исследований // Философия, нау­ка, цивилизация / Под ред. В.В. Казютинского. - М., 1999. - С. 66-68.

²³⁹ Как справедливо отмечают И.М. Савельева и А.В Полетаев, «предмет социальной истории едва ли поддается определению, ибо в рамках самой общей дефиниции (социальная история - это история общества или история социальных структур, процессов и явлений) диапазон ее тематики то безгранично расширяется, то оказывается предельно узким. В какой-то ме­ре это объясняется характером самого понятия «социальный». В нем уже заложена способность к почти неограниченному распространению» (Са­вельева И.М., Полетаев А.В. Указ. соч. - С. 114-115).

²⁴⁰ Сm.: Ritter G.A Die neuere Sozialgeschichte in der Bundesrepublik Deutschland // Kocka J. (Hg.) Sozialgeschichte im internationalen Überblick. Er­gebnisse und Tendenzen der Forschung. - Darmstadt, 1989. - S. 19-88.

поведением; такими институтами, как семья, производство, партии, союзы; социальными отношениями -родством, условиями труда, коммуникативными отношениями, социальными альянсами и конфликтами; процессами урбаниза­ции, индустриализации и рационализации, социальными движе­ниями, различнейшими аспектами социального неравенства и мобильности, а также социальными предпосылками и последст­виями политических, культурных и экономических явлений и их многообразными связями с хозяйственной, политической и куль­турной историей»²⁴¹.

В широком смысле социальная история - это вся история с социальной точки зрения или история общества. Например, по мнению американского историка Редфорда, «социальная исто­рия - это не часть историй. Это вся история с социальной точки зрения»²⁴². То же самое имел в виду, на мой взгляд, английский историк Э. Хобсбоум, когда размышлял о необходимости пере­хода от социальной истории к истории общества²⁴³. По его мнению, «социальная история никогда не сможет стать специализи­рованной дисциплиной, как, например, экономическая или лю­бая иная история, так как ее предмет невозможно изолиро­вать»²⁴⁴. Потому и он считает резонным говорить об истории общества, с чем и полностью солидарен автор этих строк. Неслу­чайно, что и тотальная история, согласно мнению французского медиевиста А. Буро, выступает сегодня чаще всего под эгидой со­циальной истории, назначение которой состоит не в анализе ка­кой-то особой социальной сферы, а в описании отношения меж­ду объектами и между различными сферами исторического 6ытия²⁴⁵.

Иногда некоторые ученые опасаются того, будто существова­ние отдельных исторических дисциплин приводит к утрате пред­мета исторической науки. В этой связи А. Гуревич совершенно верно подчеркивает: «Странно сказать, традиционная историче­ская наука в процессе естественной и неизбежной внутренней дифференциации утратила свой главный предмет. В самом деле, социальная история (несомненно, здесь «социальная история» подразумевается в узком смысле. - М.Д.) изучает общественные структуры, экономическая история занята производством и рас­пределением, история искусства сосредоточена на эстетических идеях и произведениях, история религии углубляется в догмати­ку и доктрину и т.д.»²⁴⁶. Дополняя приведенный перечень, отме­чу: а история права занята изучением своего предмета. Поэтому нет оснований для опасения по поводу утраты предмета истори­ческой науки. Другое дело - соотношения отдельных историче­ских дисциплин с общеисторической наукой.

В этой связи историческое изучение права резонно рассмат­ривать двояко: (1) как тип исторических исследований, с точки зрения исторической науки и (2) как тип правовых исследова­ний, с точки зрения правоведения, в рамках специальных правовых наук исторического профиля. Несмотря на то, эти два типа знания соединяют единые познавательные цели, они отличаются. В первом случае историческое исследование права наряду с дру­гими социальными явлениями входит в объект исторической науки. Классическим образцом подобного рода исследования мо­жет считаться мастерски выполненное сочинение М. Блока «Фео­дальное общество», где пятая глава («Основы права») второй кни­ги первой части первого тома посвящена историческому изуче­нию права²⁴⁷.

Однако необходимо заметить, что в исторической науке при моделировании объекта познания (общества) историки вынуж­дены заниматься анализом преимущественно какой-то отдель­ной подсистемы той или иной эпохи, как пишет английский ис­торик Э. Хобсбоум, «выбрать один из комплексов отношений как центральный и характерный для данного общества, а весь остальной материал группировать вокруг него»²⁴⁸. Этот момент подметил и сам М. Блок: «И все же у любого исследования есть своя собственная ось»²⁴⁹. В таком качестве он выбрал для своего исследования «Феодальное общество» анализ экономики и пси­хологии²⁵⁰.

______________________________

²⁴¹ Цит. по: Зидер Р. Указ. соч. - С 172.

²⁴² Цит. по: Савельева ИМ., Полетаев А.В. Указ. соч. - С. 114.

²⁴³ См.: Хобсбоум Э.Дж. От социальной истории к истории общества // Философия и методология истории. Сборник переводов. - Благовещенск, 2000.-С. 289-321.

Э.Дж. Хобсбоум выделяет три, иногда, по его мнению, перекрывающих­ся смысла термина «социальная история», использующихся в современной исторической науке: (1) история низших классов или история движений бедноты («социальные движения»); (2) исторические исследования по са­мым разнообразным вопросам человеческой деятельности; (3) историче­ские исследования, где термин «социальная история» используется в совокупности с термином «экономическая история», причем экономическая половина в такой комбинации явно доминировала

(Там же. - С. 290-291).

²⁴⁴ Там же. - С. 295.

²⁴⁵ См.: Буро А. Предложения к ограниченной истории ментальностей // История ментальностей, историческая антропология. Зарубежные исследо­вания в обзорах и рефератах. - М., 1996. - С. 66.

²⁴⁶ Гуревич А.Я. От истории ментальностей к историческому синтезу. - С. 28.

²⁴⁷ См.: Блок М. Феодальное общество // Блок М. Апология истории или ремесло историка. - С. 159-169.

²⁴⁸ Хобсбоум ЭДж. Указ. соч. - С. 305.

²⁴⁹ Блок М. Феодальное общество. - С. 115-116.

²⁵⁰ Там же.

Историк при исследовании отдельных подсистем общества, хочет он этого или нет, должен использовать теории, категори­альный аппарат и методы общественных наук. Однако этот мо­мент, подмеченный П. Ласлеттом в его работе «История и обще­ственные науки», не всегда имеет место. Его замечание, сделанное еще в 1968 г., что большинство традиционных исторических ис­следований осуществляется в отрыве от соответствующих тео­рий, понятий и исследовательской техники общественных наук²⁵¹, все еще остается актуальным в отношении исследования права в рамках исторической науки.

С точки зрения правовой науки историческое изучение права, которое оформилось в качестве самостоятельных правовых наук исторического профиля или историко-правовых наук, что одно и то же, для изучения своего объекта - относительно обособленной области социальной реальности - правовой реальности, прежде всего основывается на специфике своего объекта и зависящем от него своеобразии логического аппарата, и стремится к тому, что­бы использовать теорию и метод правовой науки, ибо «в опреде­ление любой признанной общественной науки (таковым, безус­ловно, является и правоведение. - М.Д.) входит требование, что­бы она обладала своей собственной теорией и методом исследо­вания»²⁵². Как и всякая специальная дисциплина исторического профиля, историко-правовые науки опираются на характерные для них типы исторических источников (памятников права) и эти источники нуждаются в специальной обработке историко-правовыми науками, прежде чем они могут быть использованы историком общеисторической науки²⁵³. Исследуя специфиче­скую сферу социальной реальности, историки права со своей стороны содействуют решению задач исторической науки. Ведь историки общеисторической науки только с помощью истори­ков права смогут выявить весь спектр важных вопросов, кото­рые необходимо поставить при анализе источников - памятни­ков права.

Право и другие подсистемы общества объединяются в рамках общеисторической науки благодаря их качеству социальности. Ибо социальная история (в ее широком смысле) рассматривает все социальное, а не только определенные сферы и аспекты со­циальной реальности. Но право и в рамках историко-правовой науки должно изучаться как составная часть социальной реаль­ности.

Здесь хороший повод, на мой взгляд, для перехода к рассмот­рению вопроса об одном измерении онтологического статуса объекта историко-правового познания.

Право - прежде всего явление социальное в широком смысле этого слова, соответственно, социальна вся правовая реальность. Нет права вне социума. 11Ы 5оае*а$, 1Ы)Ш ез! (где есть общество, там есть и право) - гласит древнеримское изречение. Принад­лежность к обществу - необходимое условие существования пра­ва. С другой стороны, и без права невозможно нормальное суще­ствование цивилизованного общества. «Мы живем и действуем, рождаемся и умираем, радуемся и страдаем окруженные „возду­хом права"; в этом смысле право проникает во все поры общест­венной жизни»²⁵⁴.

Под социальностью права при этом понимается его особое качество как среза социального мира, как структуры социеталь-ной системы, где оно связано с нерасторжимыми узами с дру­гими социальными явлениями. Это означает, что независимо от того, перед словосочетанием «правовая реальность» (и значит «историко-правовая реальность») будем употреблять (подобно, например, профессору Эдинбургского университета Э. Хардин-гу²⁵) или нет слово «социальная», она по существу таковой явля­ется. Это понимание онтологического статуса объекта историко-правового познания позволяет констатировать, что история пра­ва (в широком смысле, как правовая история) - это всегда социаль­ная история права. Этот вывод совпадает с мыслью П. Ласлетта, выбранной эпиграфом для настоящего параграфа о том, что «для представителей общественных наук история вообще является со­циальной, независимо от того, называют ли ее историки соци­альной, политической, экономической или историей религии»²⁵⁷.

Повторю еще раз: история права - это всегда социальная ис­тория права. Таким образом понимаемая история права предста­ет перед нами в совершенно ином образе: не просто как история «законов», «законодательства», а как наука, постигающая свой объект в широком социально-историческом контексте - как реа­лия, тесно связанная разнообразными зависимостями с окру­жающими ее всеми социальными (а не только с отдельными, выбранными в качестве основных по тем или иным критериям) феноменами в

_______________________________

²⁵¹ См.: Ласлетт П. История и общественные науки // Философия и ме­тодология истории. - Благовещенск, 2000.- С. 209.

²⁵² Там же. - С. 205.

²⁵³ См. об этом подробнее: Питц 3. Исторические структуры (К вопросу о так называемом кризисе методологических основ исторической науки) // Философия и методология истории. - Благовещенск, 2000. - С. 172.

²⁵⁴ Сорокин П.А. Элементарный учебник общей теории права в связи с теорией государства. - Ярославль, 1919. - С. 29.

⁵⁵ В социологической науке социетальной считается система, которая на высшем (общественном) уровне объединяет в единое функциональное це­лое социальные структуры и объекты, социальные связи и отношения меж­ду индивидами и группами индивидов (см.: Осипов Г.В. Социология и со­циализм. - М., 1990. - Гл. 3,4)

²⁵⁶ См.: Нагс1гп$А.А. 5ос1а1 Ызйэгу ог"Еп§Н$Ь 1а\у. - ВаШтоге, 1966.

²⁵⁷ Ласлетт П. Указ. соч. - С. 199.

пределах социальной реальности; как наука, спо­собная улавливать механизмы исторических изменений права в реальной жизни. Такой подход позволит избавиться от факто­графической, описательной историко-правовой науки, «коллек­ционирующей», «расклеивающей» отдельные положения норма­тивно-правовых актов.

Поскольку историко-правовая реальность, как и любой срез социально-исторической реальности, может быть всестороннее познана лишь с учетом системных связей, историю права можно понять как часть истории общества, и историк права, игнори­рующий историю общества, «может получить только самые три­виальные результаты в своих исследованиях»²⁵⁸. Одна из важных задач историко-правового познания - это уточнение места права в общей истории человечества, истории цивилизаций.

Право является многомерным явлением, что обусловливает другие измерения онтологического статуса объекта историко-пра­вового познания, о которых речь пойдет ниже.

2.3.3. Предметное поле историко-правового познания в свете

антропологизации в правопознании

Увы, историки привыкли изучать сле­ды, забывая о тех, кто их оставил, памят­ники - помимо тех, кто на них смотрел и ради кого их творил художник, филосо­фемы, а не реакцию на них современни­ков.

Дата добавления: 2015-05-10